А все потому, что двор заполонили иностранцы и король гораздо лучше говорит по-французски, чем по-английски. Ну да ладно, сегодня ночью я за все расквитаюсь.
Дона кинула взгляд на часы, висевшие над лестницей. Они показывали без двадцати двенадцать.
– А вы, милорд, – с улыбкой обратилась она к Годолфину, – вы тоже были свидетелем того, как мистер Рэшли лишился своего корабля?
– Да, сударыня, – сурово ответил он.
– Надеюсь, вы не пострадали?
– Нет, к счастью, все обошлось. Негодяи быстро сообразили, что с нами шутки плохи, и, как истинные французы, предпочли удрать с поля боя.
– А их предводитель – он действительно так ужасен, как вы говорили?
– В тысячу раз ужасней, сударыня. Я в жизни не видывал более наглого и свирепого бандита. Поговаривают, что, отправляясь на разбой, он всегда берет с собой женщин. Должно быть, это те несчастные созданья, которых он похитил в окрестных деревнях. Чудовищно, просто чудовищно! Я даже не рискнул пересказывать это жене.
– Еще бы, – пробормотала Дона, – кто знает, к каким последствиям это может привести… в ее положении.
– Он и на "Удачливый" взял с собой женщину, – подтвердил Филип Рэшли.
– Я сам ее видел, так же ясно, как вижу вас. Она стояла на палубе: глазищи бешеные, на подбородке краснеет ссадина, волосы развеваются по ветру – типичная французская портовая шлюха.
– А помнишь того маленького оборванца, который постучал к тебе в дверь?
– спросил Годолфин. – Готов поспорить, что он тоже из их шайки. У него был противный писклявый голос и до отвращения смазливая физиономия.
– Говорят, французы вообще очень странный народ, – обронила Дона.
– Если бы не ветер, они бы от нас не ускользнули, – пропыхтел Рэшли.
– Но в самый неподходящий момент с берега вдруг налетел сильный шквал, и они стрелой понеслись вперед. Можно подумать, что им помогал сам дьявол.
Джордж почти в упор выстрелил в главаря и все равно умудрился промахнуться.
– Это правда, милорд? – обратилась Дона к Годолфину.
– Обстоятельства сложились таким образом, сударыня… – покраснев до корней волос, начал Годолфин, но Гарри прервал его, хлопнув рукой по колену и проорав с другого конца стола:
– Брось, Джордж, всем известно, что этот подлый лягушатник стащил у тебя с головы парик!
Все посмотрели на Годолфина, который застыл, не поднимая глаз от бокала.
– Не обращайте на них внимания, дорогой Годолфин, – проговорила Дона.
– Выпейте лучше вина. Стоит ли так сокрушаться о каком-то парике. Ведь вы могли лишиться гораздо большего. Подумайте, какое горе вы причинили бы бедной леди Годолфин!
Карнтик, сидящий слева от Рэшли, вдруг поперхнулся вином и закашлялся.
Время шло. Часы показывали без четверти двенадцать, без десяти, без пяти… Гости по-прежнему сидели за столом. Тремейн и Пенроуз из Трегони обсуждали подробности петушиных боев; гость, прибывший из Бомина, – Дона не расслышала его имени – шепотом рассказывал Рокингему скабрезные анекдоты, то и дело толкая его локтем в бок; Карнтик таращился на нее голодным взглядом; Филип Рэшли ел виноград, отщипывая его морщинистыми волосатыми пальцами; Гарри развалился на стуле и мурлыкал какой-то нескладный мотив, одной рукой вцепившись в стакан, а другой поглаживая сидящего на коленях спаниеля. Неожиданно Юстик посмотрел на часы, вскочил со своего места и громогласно возвестил:
– Господа, хватит терять время! Не забывайте, что мы приехали сюда по важному делу!
В зале мгновенно воцарилась тишина. Тремейн покраснел и опустил глаза в тарелку, Карнтик вытер губы кружевным платком и уставился прямо перед собой.
Кто-то осторожно кашлянул, кто-то скрипнул стулом, и все стихло, слышался только голос Гарри, который продолжал, улыбаясь, тянуть свой пьяный напев, да звон конюшенных часов, отбивающих полночь. Юстик выразительно посмотрел на Дону. Она поднялась.
– Вы хотите, чтобы я ушла, господа?
– Глупости, – рявкнул Гарри, приоткрывая один глаз. – Оставьте мою жену в покое. Без нее весь вечер пойдет насмарку, уж я-то знаю. Твое здоровье, дорогая! Видишь, я на тебя больше не сержусь, я простил тебя за то, что ты потакаешь этому наглому лакею.
– Гарри, угомонись, сейчас не время для шуток, – одернул его Годолфин и, повернувшись к Доне, прибавил:
– Извините, сударыня, но в вашем присутствии мы не сможем говорить так свободно, как хотелось бы. Юстик прав, мы потеряли слишком много времени.
– Конечно-конечно, – ответила Дона. – Я не собираюсь вам мешать.
Она направилась к двери. Гости встали, провожая хозяйку. И тут во дворе неожиданно зазвонил колокол.
– Кого там еще принесло? – зевнув, пробурчал Гарри. – Что за манера являться в гости с опозданием на два часа? Ну, так уж и быть, откупорьте еще одну бутылку!
– Разве мы кого-то ждем? – удивился Юстик. – Годолфин, вы кого-нибудь приглашали?
– Нет, – нахмурился тот. – Я не хуже вас понимаю, что мы должны соблюдать секретность.
Снова зазвонил колокол.
– Да откройте же, в конце концов! – заорал Гарри. – Что вы там, оглохли?
Спаниель соскочил с его колен и с лаем кинулся к двери.
– Черт побери, куда провалились все слуги? – продолжал надрываться Гарри. – Эй, Томас, ты что, не слышишь? Открой дверь, тебе говорят!
Рокингем встал и, подойдя к двери, ведущей на кухню, широко распахнул ее.
– Есть тут кто-нибудь? – крикнул он.
Ему никто не ответил. В кухне было темно и тихо.
– Спят они, что ли? – удивился он. – Свечи везде потушены, темнота – – хоть глаз выколи. Эй, Томас! – снова позвал он.
– Гарри, может быть, ты отослал их спать? – спросил Годолфин, отодвигая стул.
– Спать? Какого черта? Нет! – пробормотал Гарри, с трудом поднимаясь на ноги. – Заболтались, наверное, и не слышат, что мы их зовем. Ну-ка, Роки, крикни еще разок.
– Говорят тебе, здесь никого нет, – ответил Рокингем. – В кухне темно как в преисподней.
Колокол ударил в третий раз. Юстик, чертыхнувшись, подошел к двери и стал возиться с засовами.
– Может быть, это один из часовых, оставленных в лесу? – предположил Рэшли. – Может быть, бандиты что-то пронюхали и схватка уже началась?
Юстик наконец отпер дверь и, остановившись на пороге, крикнул в темноту:
– Кто там? Кто явился в такой поздний час?
– Жан-Бенуа Обери, к вашим услугам, господа! – послышался ответ, и в зал неспешной походкой вошел француз. На лице его играла улыбка, в руке поблескивала шпага. – Не двигайтесь, Юстик, – приказал он и добавил, обращаясь к остальным:
– Всем оставаться на своих местах. Вы окружены, господа. Первый, кто пошевелится, получит пулю в лоб!
Дона подняла голову: на лестнице, ведущей на галерею, стояли Пьер Блан и Эдмон Вакье, оба с пистолетами в руках, а из кухонной двери выходил Уильям. Лицо его было бледно, но спокойно, одна рука беспомощно висела вдоль тела, в другой блестел острый кинжал, нацеленный прямо в горло Рокингему.
– Садитесь, господа, – проговорил француз. – Не беспокойтесь, я не задержу вас надолго. А вы, сударыня, можете идти. Впрочем, нет, постойте…
Сначала отдайте мне ваши рубиновые серьги, я поспорил на них со своим юнгой.
И он подошел к ней, поигрывая шпагой, а двенадцать мужчин с ненавистью и страхом следили за ним из-за стола.
Глава 19
Они словно оцепенели. Ни один не двинулся с места, ни один не проронил ни слова – все сидели как вкопанные и смотрели на француза, который с улыбкой протягивал руку за драгоценностями.
Их было двенадцать, двенадцать против пяти, но пятеро держали в руках пистолеты, а двенадцать только что плотно поужинали и понимали, что шпаги, висящие в ножнах на боку, вряд ли будут для них хорошим подспорьем. Юстик, правда, все еще стоял в дверях, но после того, как Люк Дюмон подошел к нему и ткнул пистолетом под ребра, он волей-неволей вынужден был закрыть дверь и запереть ее на засов. А с галереи уже спускался Пьер Блан со своим напарником. Разойдясь в противоположные концы длинного зала, они застыли по углам, готовые, как и обещал их главарь, уложить на месте любого, кто осмелится вытащить оружие. Рокингем стоял, привалившись к стене, и не отрываясь смотрел на кинжал, направленный на него. Он молчал и лишь время от времени проводил языком по губам. Спокойней всех был, казалось, сам хозяин: плюхнувшись обратно на стул, он поднес ко рту полупустой стакан и с легким недоумением уставился на вошедших.
Дона вынула из ушей серьги и вложила их в протянутую руку пирата.
– Все? – спросила она.
Он показал концом шпаги на ожерелье.
– Еще вот это, с вашего позволенья, – сказал он, слегка приподнимая одну бровь. – А то, боюсь, мой юнга останется недоволен. И браслет тоже, если не возражаете.
Она сняла браслет и ожерелье и молча, без улыбки, протянула ему.
– Благодарю, – сказал он. – Судя по всему, вы уже оправились от болезни?
– Мне казалось, что да, – ответила она, – но не удивлюсь, если после вашего вторжения разболеюсь снова.
– В самом деле? – сочувственно произнес он. – Какая жалость, я себе этого не прощу. Мой юнга тоже иногда страдает от простуды, но стоит ему подышать морским воздухом, все как рукой снимает. Отличное средство, советую вам попробовать.
Он сунул драгоценности в карман, поклонился и отвернулся от нее.
– Лорд Годолфин, если не ошибаюсь, – проговорил он, останавливаясь перед его светлостью. – Очень рад. Когда мы виделись в последний раз, я, помнится, одолжил у вас парик. Что поделаешь, я и на него поспорил со своим юнгой. Зато теперь можно ограничиться чем-нибудь менее существенным.
С этими словами он поднял шпагу и срезал орденскую ленту со звездой, висящую на груди Годолфина.
– Оружие, к сожалению, я тоже вынужден у вас забрать, – заявил он, и шпага Годолфина вместе с ножнами упала на пол. А француз отвесил поклон и повернулся к Филипу Рэшли. – Добрый вечер, сэр, – проговорил он. – Надеюсь, вы немного поостыли с прошлого раза. Благодарю вас за "Удачливый".
Чудесный корабль! Боюсь только, что теперь вам его не узнать: наши мастера оснастили его заново и покрасили в другой цвет. Вашу шпагу, сэр. И потрудитесь вывернуть карманы.
На лбу у Рэшли вздулись жилы. Он тяжело пропыхтел:
– Вам это даром не пройдет, черт возьми.
– Возможно, – ответил француз. – Ничто в этом мире не дается даром.
Но платить пока приходится вам.
И он пересыпал золотые монеты из кармана Рэшли в кошелек, висящий у него на поясе.
Затем он медленно двинулся вокруг стола, и каждый из гостей по очереди отдавал ему свое оружие, вручал деньги, снимал с пальцев перстни, вытаскивал из галстуков булавки. А француз, посвистывая, переходил от одного к другому и, наклоняясь время от времени к вазе с фруктами, отщипывал несколько виноградин. Один раз, когда толстяк из Бомина замешкался, стягивая перстни с заплывших жиром пальцев, он даже присел на край стола, уставленного серебром и фарфором, и налил себе вина из графина.
– У вас неплохой погреб, сэр Гарри, – промолвил он. – Однако, если бы вы дали этому вину полежать еще несколько лет, оно только выиграло бы. У меня в Бретани было с полдюжины таких бутылок, но я имел глупость выпить их раньше срока.
– Какого черта!.. – заплетающимся языком проговорил Гарри. – Да как вы…
– Не беспокойтесь, – улыбнулся француз, – я мог бы, конечно, взять у Уильяма ключ от погреба, но мне не хочется лишать вас удовольствия отведать это вино лет через пять.
Он почесал ухо и покосился на перстень, сиявший на руке сэра Гарри.
– Какой красивый камень, – заметил он.
Вместо ответа Гарри сдернул перстень с пальца и швырнул французу в лицо. Тот поймал его на лету и поднес к свету.
– Ни единого изъяна, – сказал он. – Большая редкость для изумруда.
Впрочем, отнимать его у вас было бы просто грешно. Вы и так отдали мне слишком много.
И он с поклоном вернул перстень супругу Доны.
– Ну а теперь, господа, – проговорил он, – у меня к вам последняя просьба. Возможно, кому-то она покажется неделикатной, но выбирать, как говорится, не приходится. Мне, видите ли, хотелось бы вернуться на корабль, но боюсь, что это не удастся, если я позволю вам созвать часовых и устроить за мной погоню. Поэтому, господа, извольте снять ваши штаны и передать их моим друзьям. А заодно и чулки с башмаками.
– Боже всемогущий! – простонал Юстик. – Неужели вам мало наших унижений!
– Сожалею, господа, – улыбнулся француз, – но таковы мои условия. Да вы не беспокойтесь, ночи сейчас теплые – как-никак середина лета. Не угодно ли пройти в гостиную, леди Сент-Колам? Думаю, что господа не захотят раздеваться при вас, хотя наедине каждый из них наверняка проделал бы это с огромным удовольствием.
Он распахнул перед ней дверь и, обернувшись, крикнул в зал:
– Даю вам пять минут, господа, и ни секундой больше. Пьер Блан, Жюль, Люк, Уильям, проследите, чтобы все было в порядке, пока мы с ее светлостью обсудим кое-какие важные вопросы.
Он вышел в гостиную и плотно прикрыл за собой дверь.
– Итак, леди Сент-Колам, гордая хозяйка Нэврона, – произнес он, – не хотите ли и вы последовать примеру ваших гостей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Дона кинула взгляд на часы, висевшие над лестницей. Они показывали без двадцати двенадцать.
– А вы, милорд, – с улыбкой обратилась она к Годолфину, – вы тоже были свидетелем того, как мистер Рэшли лишился своего корабля?
– Да, сударыня, – сурово ответил он.
– Надеюсь, вы не пострадали?
– Нет, к счастью, все обошлось. Негодяи быстро сообразили, что с нами шутки плохи, и, как истинные французы, предпочли удрать с поля боя.
– А их предводитель – он действительно так ужасен, как вы говорили?
– В тысячу раз ужасней, сударыня. Я в жизни не видывал более наглого и свирепого бандита. Поговаривают, что, отправляясь на разбой, он всегда берет с собой женщин. Должно быть, это те несчастные созданья, которых он похитил в окрестных деревнях. Чудовищно, просто чудовищно! Я даже не рискнул пересказывать это жене.
– Еще бы, – пробормотала Дона, – кто знает, к каким последствиям это может привести… в ее положении.
– Он и на "Удачливый" взял с собой женщину, – подтвердил Филип Рэшли.
– Я сам ее видел, так же ясно, как вижу вас. Она стояла на палубе: глазищи бешеные, на подбородке краснеет ссадина, волосы развеваются по ветру – типичная французская портовая шлюха.
– А помнишь того маленького оборванца, который постучал к тебе в дверь?
– спросил Годолфин. – Готов поспорить, что он тоже из их шайки. У него был противный писклявый голос и до отвращения смазливая физиономия.
– Говорят, французы вообще очень странный народ, – обронила Дона.
– Если бы не ветер, они бы от нас не ускользнули, – пропыхтел Рэшли.
– Но в самый неподходящий момент с берега вдруг налетел сильный шквал, и они стрелой понеслись вперед. Можно подумать, что им помогал сам дьявол.
Джордж почти в упор выстрелил в главаря и все равно умудрился промахнуться.
– Это правда, милорд? – обратилась Дона к Годолфину.
– Обстоятельства сложились таким образом, сударыня… – покраснев до корней волос, начал Годолфин, но Гарри прервал его, хлопнув рукой по колену и проорав с другого конца стола:
– Брось, Джордж, всем известно, что этот подлый лягушатник стащил у тебя с головы парик!
Все посмотрели на Годолфина, который застыл, не поднимая глаз от бокала.
– Не обращайте на них внимания, дорогой Годолфин, – проговорила Дона.
– Выпейте лучше вина. Стоит ли так сокрушаться о каком-то парике. Ведь вы могли лишиться гораздо большего. Подумайте, какое горе вы причинили бы бедной леди Годолфин!
Карнтик, сидящий слева от Рэшли, вдруг поперхнулся вином и закашлялся.
Время шло. Часы показывали без четверти двенадцать, без десяти, без пяти… Гости по-прежнему сидели за столом. Тремейн и Пенроуз из Трегони обсуждали подробности петушиных боев; гость, прибывший из Бомина, – Дона не расслышала его имени – шепотом рассказывал Рокингему скабрезные анекдоты, то и дело толкая его локтем в бок; Карнтик таращился на нее голодным взглядом; Филип Рэшли ел виноград, отщипывая его морщинистыми волосатыми пальцами; Гарри развалился на стуле и мурлыкал какой-то нескладный мотив, одной рукой вцепившись в стакан, а другой поглаживая сидящего на коленях спаниеля. Неожиданно Юстик посмотрел на часы, вскочил со своего места и громогласно возвестил:
– Господа, хватит терять время! Не забывайте, что мы приехали сюда по важному делу!
В зале мгновенно воцарилась тишина. Тремейн покраснел и опустил глаза в тарелку, Карнтик вытер губы кружевным платком и уставился прямо перед собой.
Кто-то осторожно кашлянул, кто-то скрипнул стулом, и все стихло, слышался только голос Гарри, который продолжал, улыбаясь, тянуть свой пьяный напев, да звон конюшенных часов, отбивающих полночь. Юстик выразительно посмотрел на Дону. Она поднялась.
– Вы хотите, чтобы я ушла, господа?
– Глупости, – рявкнул Гарри, приоткрывая один глаз. – Оставьте мою жену в покое. Без нее весь вечер пойдет насмарку, уж я-то знаю. Твое здоровье, дорогая! Видишь, я на тебя больше не сержусь, я простил тебя за то, что ты потакаешь этому наглому лакею.
– Гарри, угомонись, сейчас не время для шуток, – одернул его Годолфин и, повернувшись к Доне, прибавил:
– Извините, сударыня, но в вашем присутствии мы не сможем говорить так свободно, как хотелось бы. Юстик прав, мы потеряли слишком много времени.
– Конечно-конечно, – ответила Дона. – Я не собираюсь вам мешать.
Она направилась к двери. Гости встали, провожая хозяйку. И тут во дворе неожиданно зазвонил колокол.
– Кого там еще принесло? – зевнув, пробурчал Гарри. – Что за манера являться в гости с опозданием на два часа? Ну, так уж и быть, откупорьте еще одну бутылку!
– Разве мы кого-то ждем? – удивился Юстик. – Годолфин, вы кого-нибудь приглашали?
– Нет, – нахмурился тот. – Я не хуже вас понимаю, что мы должны соблюдать секретность.
Снова зазвонил колокол.
– Да откройте же, в конце концов! – заорал Гарри. – Что вы там, оглохли?
Спаниель соскочил с его колен и с лаем кинулся к двери.
– Черт побери, куда провалились все слуги? – продолжал надрываться Гарри. – Эй, Томас, ты что, не слышишь? Открой дверь, тебе говорят!
Рокингем встал и, подойдя к двери, ведущей на кухню, широко распахнул ее.
– Есть тут кто-нибудь? – крикнул он.
Ему никто не ответил. В кухне было темно и тихо.
– Спят они, что ли? – удивился он. – Свечи везде потушены, темнота – – хоть глаз выколи. Эй, Томас! – снова позвал он.
– Гарри, может быть, ты отослал их спать? – спросил Годолфин, отодвигая стул.
– Спать? Какого черта? Нет! – пробормотал Гарри, с трудом поднимаясь на ноги. – Заболтались, наверное, и не слышат, что мы их зовем. Ну-ка, Роки, крикни еще разок.
– Говорят тебе, здесь никого нет, – ответил Рокингем. – В кухне темно как в преисподней.
Колокол ударил в третий раз. Юстик, чертыхнувшись, подошел к двери и стал возиться с засовами.
– Может быть, это один из часовых, оставленных в лесу? – предположил Рэшли. – Может быть, бандиты что-то пронюхали и схватка уже началась?
Юстик наконец отпер дверь и, остановившись на пороге, крикнул в темноту:
– Кто там? Кто явился в такой поздний час?
– Жан-Бенуа Обери, к вашим услугам, господа! – послышался ответ, и в зал неспешной походкой вошел француз. На лице его играла улыбка, в руке поблескивала шпага. – Не двигайтесь, Юстик, – приказал он и добавил, обращаясь к остальным:
– Всем оставаться на своих местах. Вы окружены, господа. Первый, кто пошевелится, получит пулю в лоб!
Дона подняла голову: на лестнице, ведущей на галерею, стояли Пьер Блан и Эдмон Вакье, оба с пистолетами в руках, а из кухонной двери выходил Уильям. Лицо его было бледно, но спокойно, одна рука беспомощно висела вдоль тела, в другой блестел острый кинжал, нацеленный прямо в горло Рокингему.
– Садитесь, господа, – проговорил француз. – Не беспокойтесь, я не задержу вас надолго. А вы, сударыня, можете идти. Впрочем, нет, постойте…
Сначала отдайте мне ваши рубиновые серьги, я поспорил на них со своим юнгой.
И он подошел к ней, поигрывая шпагой, а двенадцать мужчин с ненавистью и страхом следили за ним из-за стола.
Глава 19
Они словно оцепенели. Ни один не двинулся с места, ни один не проронил ни слова – все сидели как вкопанные и смотрели на француза, который с улыбкой протягивал руку за драгоценностями.
Их было двенадцать, двенадцать против пяти, но пятеро держали в руках пистолеты, а двенадцать только что плотно поужинали и понимали, что шпаги, висящие в ножнах на боку, вряд ли будут для них хорошим подспорьем. Юстик, правда, все еще стоял в дверях, но после того, как Люк Дюмон подошел к нему и ткнул пистолетом под ребра, он волей-неволей вынужден был закрыть дверь и запереть ее на засов. А с галереи уже спускался Пьер Блан со своим напарником. Разойдясь в противоположные концы длинного зала, они застыли по углам, готовые, как и обещал их главарь, уложить на месте любого, кто осмелится вытащить оружие. Рокингем стоял, привалившись к стене, и не отрываясь смотрел на кинжал, направленный на него. Он молчал и лишь время от времени проводил языком по губам. Спокойней всех был, казалось, сам хозяин: плюхнувшись обратно на стул, он поднес ко рту полупустой стакан и с легким недоумением уставился на вошедших.
Дона вынула из ушей серьги и вложила их в протянутую руку пирата.
– Все? – спросила она.
Он показал концом шпаги на ожерелье.
– Еще вот это, с вашего позволенья, – сказал он, слегка приподнимая одну бровь. – А то, боюсь, мой юнга останется недоволен. И браслет тоже, если не возражаете.
Она сняла браслет и ожерелье и молча, без улыбки, протянула ему.
– Благодарю, – сказал он. – Судя по всему, вы уже оправились от болезни?
– Мне казалось, что да, – ответила она, – но не удивлюсь, если после вашего вторжения разболеюсь снова.
– В самом деле? – сочувственно произнес он. – Какая жалость, я себе этого не прощу. Мой юнга тоже иногда страдает от простуды, но стоит ему подышать морским воздухом, все как рукой снимает. Отличное средство, советую вам попробовать.
Он сунул драгоценности в карман, поклонился и отвернулся от нее.
– Лорд Годолфин, если не ошибаюсь, – проговорил он, останавливаясь перед его светлостью. – Очень рад. Когда мы виделись в последний раз, я, помнится, одолжил у вас парик. Что поделаешь, я и на него поспорил со своим юнгой. Зато теперь можно ограничиться чем-нибудь менее существенным.
С этими словами он поднял шпагу и срезал орденскую ленту со звездой, висящую на груди Годолфина.
– Оружие, к сожалению, я тоже вынужден у вас забрать, – заявил он, и шпага Годолфина вместе с ножнами упала на пол. А француз отвесил поклон и повернулся к Филипу Рэшли. – Добрый вечер, сэр, – проговорил он. – Надеюсь, вы немного поостыли с прошлого раза. Благодарю вас за "Удачливый".
Чудесный корабль! Боюсь только, что теперь вам его не узнать: наши мастера оснастили его заново и покрасили в другой цвет. Вашу шпагу, сэр. И потрудитесь вывернуть карманы.
На лбу у Рэшли вздулись жилы. Он тяжело пропыхтел:
– Вам это даром не пройдет, черт возьми.
– Возможно, – ответил француз. – Ничто в этом мире не дается даром.
Но платить пока приходится вам.
И он пересыпал золотые монеты из кармана Рэшли в кошелек, висящий у него на поясе.
Затем он медленно двинулся вокруг стола, и каждый из гостей по очереди отдавал ему свое оружие, вручал деньги, снимал с пальцев перстни, вытаскивал из галстуков булавки. А француз, посвистывая, переходил от одного к другому и, наклоняясь время от времени к вазе с фруктами, отщипывал несколько виноградин. Один раз, когда толстяк из Бомина замешкался, стягивая перстни с заплывших жиром пальцев, он даже присел на край стола, уставленного серебром и фарфором, и налил себе вина из графина.
– У вас неплохой погреб, сэр Гарри, – промолвил он. – Однако, если бы вы дали этому вину полежать еще несколько лет, оно только выиграло бы. У меня в Бретани было с полдюжины таких бутылок, но я имел глупость выпить их раньше срока.
– Какого черта!.. – заплетающимся языком проговорил Гарри. – Да как вы…
– Не беспокойтесь, – улыбнулся француз, – я мог бы, конечно, взять у Уильяма ключ от погреба, но мне не хочется лишать вас удовольствия отведать это вино лет через пять.
Он почесал ухо и покосился на перстень, сиявший на руке сэра Гарри.
– Какой красивый камень, – заметил он.
Вместо ответа Гарри сдернул перстень с пальца и швырнул французу в лицо. Тот поймал его на лету и поднес к свету.
– Ни единого изъяна, – сказал он. – Большая редкость для изумруда.
Впрочем, отнимать его у вас было бы просто грешно. Вы и так отдали мне слишком много.
И он с поклоном вернул перстень супругу Доны.
– Ну а теперь, господа, – проговорил он, – у меня к вам последняя просьба. Возможно, кому-то она покажется неделикатной, но выбирать, как говорится, не приходится. Мне, видите ли, хотелось бы вернуться на корабль, но боюсь, что это не удастся, если я позволю вам созвать часовых и устроить за мной погоню. Поэтому, господа, извольте снять ваши штаны и передать их моим друзьям. А заодно и чулки с башмаками.
– Боже всемогущий! – простонал Юстик. – Неужели вам мало наших унижений!
– Сожалею, господа, – улыбнулся француз, – но таковы мои условия. Да вы не беспокойтесь, ночи сейчас теплые – как-никак середина лета. Не угодно ли пройти в гостиную, леди Сент-Колам? Думаю, что господа не захотят раздеваться при вас, хотя наедине каждый из них наверняка проделал бы это с огромным удовольствием.
Он распахнул перед ней дверь и, обернувшись, крикнул в зал:
– Даю вам пять минут, господа, и ни секундой больше. Пьер Блан, Жюль, Люк, Уильям, проследите, чтобы все было в порядке, пока мы с ее светлостью обсудим кое-какие важные вопросы.
Он вышел в гостиную и плотно прикрыл за собой дверь.
– Итак, леди Сент-Колам, гордая хозяйка Нэврона, – произнес он, – не хотите ли и вы последовать примеру ваших гостей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35