Даже вспомнилось окно в болотной трясине, заросшее весёленькими цветами. Когда всё очень уж ладно, гладко и складно, следует остеречься. Кто-то мягко стелил ему, да вот каково будет спать…
Бусый откуда-то со стороны увидел Белый Яр и себя самого, сидящего на краю обрыва. Этот бездумно замерший Бусый – охотник вроде бы, лесовик – не замечал, что сзади к нему приближались люди. Пятеро незнакомых мужчин, вооружённых луками и копьями, подкрадывались в отдалении, близко был только один. Он прижимал к губам что-то вроде длинной свирели и мягким крадущимся шагом заходил Бусому за спину…
Бусый встряхнулся, выныривая из морока, оглянулся через плечо… и в самом деле увидел у себя за спиной незнакомца.
Сидеть, когда приближается кто-то из старших, считалось у веннов зазорным. Вскакивая, мальчишка сразу начал прикидывать, как следовало приветствовать незнакомца.
Быть может, именно это стремление угадать, кто таков, и спасло Бусому жизнь.
Миг наития приоткрыл ему мысли чужака, и были эти мысли похожи на гнойную паутину. Вроде той, что тянулась когда-то от Резоуста. Липкие щупальца и клубки тянулись от незнакомца к нему, Бусому.
«Тьфу, пропасть!…»
Бусый не испугался, просто не успел, настолько всё случилось быстро и неожиданно. Мерзкая паутина тянулась оплести его, захлестнуть шею, залепить лицо… Бусый гадливо отпрянул назад, к самому краю. Летящая паутина растянулась, пытаясь захватить ускользающую жертву, стала распадаться на куски. Один из обрывков почти сумел дотянуться до мальчишки. Изогнувшись, Бусый поднырнул под вертящийся клок, как в пляске крутнулся посолонь и отскочил в сторону… Паутина вспыхнула ядовито-зелёным пламенем и растаяла, оставив витать в воздухе лишь затхлый запах.
Для пятерых вооружённых мужчин всё выглядело иначе.
Их главарь, раздосадованный тем, что его всё же заметили, ринулся на мальчишку, хватая его за горло. Гибкий Бельчонок увернулся от растопыренной пятерни, и главарь ударил его. Наотмашь, так, чтобы оглушить наверняка и надолго… Но маленького лесного дикаря уже не было там, куда пришёлся удар. Человек со скверными мыслями выгнулся дугой, хватая руками воздух, но воздух не дал ему опоры, и он спиной вперёд рухнул с нависшей над рекой скалы…
Прямо туда, где вода омута плескала о выглаженные течением валуны. Чужак не перелетел их, как перелетали веннские парни, прыгавшие с разбегу. Речные струи стали мутно-красными и потянули кровавый след вниз по течению, чистые воды не спешили с ним смешиваться.
Бусый увидел луки в руках товарищей погибшего и стрелы, нацеленные в свою грудь. Мир съезжал набекрень, казавшееся незыблемым вставало на дыбы и громоздилось торосами.
«За что?… Почему?…»
Он увидел ядовитый плевок намерения, исторгнутый одним из стрелков, и следом за намерением полетела стрела. Пущена она была в ногу, с тем, чтобы не убить, но обездвижить, не позволить удрать. Бусый увернулся, стрела свистнула мимо.
Тут же к нему устремилась целая сеть липких тяжёлых нитей, сотканная так, что на сей раз никак уберечься не удавалось. Разве что…
Стрелы, выпущенные убить, пропели песнь смерти над пустой кромкой обрыва. Бусый уже летел вниз головой к воде.
И ещё на лету понял, что пропал всё равно. Вынырнешь – застрелят, как утку. Пятью стрелами враз.
Когда тело стиснули холодные объятия глубины, Бусый вместо того, чтобы всплыть, устремился дальше вниз.
На самом деле это тоже было бессмысленно. Скоро кончится воздух в груди, и хочешь не хочешь, а придётся подниматься к поверхности. «Я же не из рода Тайменя. Я не смогу, как они…»
А ещё можно занырнуть так глубоко, что всплыть попросту не успеешь. Захлебнёшься на глубине. Вдохнёшь воду, и она разорвёт лёгкие.
«Ну и что… Всё равно меня не возьмёте…»
Вниз, вниз!
Глаза начало заволакивать кроваво-чёрным туманом. Уже теряя сознание, мальчишка сумел сделать ещё один, последний гребок. И успел почувствовать, что вместе с водой падает, проваливается в какую-то пропасть, что его бешено крутит и швыряет из стороны в сторону, словно щепку в водовороте…
У водопада
Очнулся Бусый почти сразу. Он лежал в густой зелёной траве, которой на самом деле неоткуда было взяться, да и трава была, какой он никогда не видал. Рядом пенилась и оглушительно ревела вода. Белый поток падал со страшной высоты и кипел в огромной каменной чаше. Падун был так величествен, что Бусый долго не мог отвести от него глаз. Самое занятное – вода низвергалась не равномерно, поток то ослабевал, то вздувался, словно там, наверху, орудовал ковшом великан.
Вот выплеснулся очередной ковш, каменная чаша переполнилась, вода хлынула через край. Водяная пыль оросила роскошную траву и лежащего в ней Бусого…
Он обрадовался прохладе. Было жарко. Солнце стояло непривычно высоко и не просто грело, оно пекло.
Бусый приподнялся на локтях и завертел головой…
Ни Крупца, ни Белого Яра. Это была не просто незнакомая поляна в том же лесу. Это была совсем чужая страна.
Над плюющимся водопадом громоздились, нависали, возносились в ярко-синее небо и растворялась в нём ледяные неприступные горы. В другую сторону зелёными волнами катились холмы, и воздушная дымка не давала рассмотреть горизонт. Непривычное, красивое место.
«А что, если это виллы меня всё-таки подхватили и к себе унесли?…»
Поднявшись, Бусый отошёл немного от водопада, разделся и разложил мокрые порты на сухих горячих камнях.
Здесь ему попалась на глаза едва заметная тропка, что тянулась вдоль реки, спускаясь со скал. Видно было, что по ней и в лучшие времена мало кто ходил, а скоро она и вообще зарастёт. Бусый немного прошёл по ней вниз по течению, вернулся к одежде, которую, наверное, пора уже было перевернуть, и даже вздрогнул, увидев… Нет, не симурана. У озера смирно пасся серенький ослик, а рядом сидел на камне старик.
Сидел с таким видом, будто давным-давно дожидался его.
Откуда и как он здесь появился, было неясно. Место выглядело довольно открытым, и Бусый не сомневался, что уж как-нибудь да уловил бы чужое присутствие. А впрочем, экая важность. Было бы чему дивиться после тех чудес, которые сегодня он уже повидал…
Старик был одет в просторные серые шаровары и стёганую безрукавку. Какому языку и обычаю соответствовал подобный наряд, Бусый не знал. И поклонился старику по веннскому правилу, как почтительный внук.
– И тебе поздорову, сын славной матери, – прозвучало в ответ.
Дед говорил по-веннски с чужим отзвуком, но понятно и чисто. В седой бороде пряталась лёгкая усмешка. В ней не было ничего обидного, старик явно знал, откуда и как попал сюда Бусый. И конечно, сам появился возле этого места тоже совсем не случайно.
«Соболь иногда тоже так улыбается. А потом говорит, что устал, что слишком долго живёт…»
– Ты печалишься, дедушка, – сказал Бусый. – Чем тебе помочь?
Старик с насмешливым интересом взглянул на юного венна. Потом стал говорить, и было не вполне понятно, отвечал ли он Бусому или по привычке многолетнего отшельничества размышлял вслух.
– Учтивая речь, добрая душа, храброе сердце… Да, звёзды привели ко мне именно того, кого обещали… Почему, спрашиваешь, печалюсь? Радость бытия – удел молодых и глупых, таких, как ты, а чему радоваться старику, видевшему жизнь?… С пониманием приходит мудрость, а с мудростью и печаль. Тебе ещё предстоит это… Впрочем, ты в своей короткой жизни успел уже кое-что испытать. И как, малыш? То, что ты испытал, добавило тебе радости?
Бусый честно задумался, стоя голым на солнышке. Дед был прав: последнее время он почти не смеялся. День кулачного боя стал рубежом, прежде которого он был маленьким, весёлым и глупым. Теперь…
Ох. Как когда-то его тянуло вернуться в совсем уже раннее младенчество, в тепло, уют и запах горного мёда, так теперь он, кажется, отдал бы всё за минувшую осень с её смешными детскими хлопотами, когда в небе не летали страшные птицы и был жив Колояр.
«Я дурак. Я всё-таки увернулся от стрел и даже не утонул. И солнце греет, и старик вроде не злой. На что жаловаться? И домой я уж как-нибудь да вернусь…»
– Я не знаю пока, буду ли помогать тебе, – продолжал между тем отшельник. – Сколько я зарекался вмешиваться в людские дела и в особенности – пытаться делать добро… Тебе этого ещё не понять… Ладно уж, коли так вышло, пойдём, поживёшь у меня. Приглядимся друг к другу, тогда и решу, помогать ли тебе добраться до дома. Ну как, маленький путешественник?
Бусый не сразу нашёлся, что ответить. Странный дед говорил сплошными загадками.
«А может, я всё-таки умер и на Остров Жизни попал? – вдруг осенило мальчишку. – То-то здесь травка больно уж шёлковая да мягкая…»
Он попытался присмотреться к старику внутренним взором, но тот сделал движение, которого Бусый не успел рассмотреть, и перед мысленным оком повисла непроницаемая пелена.
– А ты не так прост! – Лицо отшельника слегка оживилось, теряя налёт привычного безразличия. – Ну, пойдём. Знаешь, я вообще-то очень редко зову кого-нибудь в гости…
Бусый медленно одевался.
«Ну и дед. Ещё и гостей не любит…»
– Я люблю Истину, – ответил старик. – И не трачу своё время на тех, кто не озабочен её постижением.
– Истину? – удивился Бусый. – Какую истину?
– Она многолика, – улыбнулся отшельник. – К ней можно стремиться всю жизнь, причём Путь у каждого свой. Кого-то он приводит, скажем, к высотам богатства. Или к власти, могуществу, возможности решать судьбы других. Кому-то даёт воинское мастерство. Кому-то ещё – мастерство врачевания или составления ядов. Строительства и разрушения. Любви… Ненависти…
Старик и мальчишка, беседуя, медленно шли по тропе, и за ними неторопливо трусил ослик.
Девочка из снов
По жаре Бусый не стал надевать сапожки и вязаную безрукавку, шёл босиком, в длинной льняной рубахе, перешитой, как водилось у веннов, из отцовской. Надел её – и показалось, что Летобор обнял его, невидимо зашагал рядом…
Путь оказался недолог. Забравшись по тропинке на скалу, с которой летел поток, Горный Кузнец – так велел называть себя дед – шагнул вдруг прямо под водопад, в маленькую пещерку, скрытую густой завесой брызг и водяного тумана. Узкий лаз уходил в глубь скалы, Бусый приготовился к темноте, но почти сразу заметил впереди отблески света. Ещё несколько шагов, и лаз оказался сквозным.
Удивительные дела!
Там, где полагалось быть глубоким недрам горы, лежала залитая солнцем долина. И в ней – озеро с зоркой, по-настоящему хрустальной водой, холодной даже на вид. После рёва падуна тишина показалась Бусому оглушительной. Её нарушали только птичий щебет да еле слышный шум ветра в далёкой вышине.
Над озером прямо на скале был выстроен маленький дом, где, похоже, и обитал Горный Кузнец.
Что это был за дом!… Бусый привык к добрым избам, настоящим домам из брёвен, под тёплыми земляными крышами, с углами, с коньками над дверью и мочальными хвостиками позади. Здесь лепилось какое-то воронье гнездо из веток, жердей, коры, громадных высохших листьев и редких тонких брёвен. И даже бумаги, пропитанной маслом.
Бусый оторопело пригляделся, и неожиданно в постройке проглянуло изящество. Бусый попробовал мысленно завалить домишко снегом, напустил на него мороз. Домик устоял, храня уют и тепло. Бусый наслал на него бесконечный дождь, подгоняемый завывающим ветром. Домик и ему не поддался.
«А и правда… – удивился мальчишка. – Ни убавить, ни прибавить…»
И, что самое занятное, дом Горного Кузнеца был плотью от плоти красоты, что окружала его. Как и веннская изба – в далёких отсюда лесах. Как домики вилл на медоносных лугах, куда нет пешей тропы…
Вблизи ноздрей Бусого коснулся чудесный запах. Запах только что испечённого хлеба. Испечённого с умением и любовью. Женскими руками.
«А говоришь, один живёшь, гостей не привечаешь. Ну-ну…»
– Можно всю жизнь идти путём познания Истины, но совершенство недостижимо, – улыбнулся старик. – Таемлу!
«Таемлу?…»
Имя показалось знакомым, Бусый определённо слышал его, но сообразить ничего не успел. Из дома, вытирая руки о передник, выпорхнула девчонка, и вот тут Бусый остолбенел окончательно.
Почему он ждал, что хозяйкой в доме окажется если не старуха-жена, то пожилая дочь Горного Кузнеца?…
Смуглое лицо, со вздёрнутым носом и широкими скулами… Чёрные волосы, разлетевшиеся по спине… Отчаянные смешинки в раскосых ярко-зелёных глазах. Ещё по-мальчишески угловатая, порывистая в движениях, тонкая и лёгкая, с нетерпеливой, летящей походкой…
Таемлу. Девочка из его снов.
Правда, во сне он никогда раньше не видел, чтобы на правой руке она носила лубок, зато всё остальное было на месте. В том числе и цветущие ромашки кругом. И казалось – ещё немного, и девчонка оторвётся от земли, чтобы улететь куда-то, словно порывом ветра подхваченная собственным весельем.
Таемлу…
– Это облако.
Весёлый заливистый смех, до того заразительный, что и Бусый, не в силах удержаться, тоже начинает смеяться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Бусый откуда-то со стороны увидел Белый Яр и себя самого, сидящего на краю обрыва. Этот бездумно замерший Бусый – охотник вроде бы, лесовик – не замечал, что сзади к нему приближались люди. Пятеро незнакомых мужчин, вооружённых луками и копьями, подкрадывались в отдалении, близко был только один. Он прижимал к губам что-то вроде длинной свирели и мягким крадущимся шагом заходил Бусому за спину…
Бусый встряхнулся, выныривая из морока, оглянулся через плечо… и в самом деле увидел у себя за спиной незнакомца.
Сидеть, когда приближается кто-то из старших, считалось у веннов зазорным. Вскакивая, мальчишка сразу начал прикидывать, как следовало приветствовать незнакомца.
Быть может, именно это стремление угадать, кто таков, и спасло Бусому жизнь.
Миг наития приоткрыл ему мысли чужака, и были эти мысли похожи на гнойную паутину. Вроде той, что тянулась когда-то от Резоуста. Липкие щупальца и клубки тянулись от незнакомца к нему, Бусому.
«Тьфу, пропасть!…»
Бусый не испугался, просто не успел, настолько всё случилось быстро и неожиданно. Мерзкая паутина тянулась оплести его, захлестнуть шею, залепить лицо… Бусый гадливо отпрянул назад, к самому краю. Летящая паутина растянулась, пытаясь захватить ускользающую жертву, стала распадаться на куски. Один из обрывков почти сумел дотянуться до мальчишки. Изогнувшись, Бусый поднырнул под вертящийся клок, как в пляске крутнулся посолонь и отскочил в сторону… Паутина вспыхнула ядовито-зелёным пламенем и растаяла, оставив витать в воздухе лишь затхлый запах.
Для пятерых вооружённых мужчин всё выглядело иначе.
Их главарь, раздосадованный тем, что его всё же заметили, ринулся на мальчишку, хватая его за горло. Гибкий Бельчонок увернулся от растопыренной пятерни, и главарь ударил его. Наотмашь, так, чтобы оглушить наверняка и надолго… Но маленького лесного дикаря уже не было там, куда пришёлся удар. Человек со скверными мыслями выгнулся дугой, хватая руками воздух, но воздух не дал ему опоры, и он спиной вперёд рухнул с нависшей над рекой скалы…
Прямо туда, где вода омута плескала о выглаженные течением валуны. Чужак не перелетел их, как перелетали веннские парни, прыгавшие с разбегу. Речные струи стали мутно-красными и потянули кровавый след вниз по течению, чистые воды не спешили с ним смешиваться.
Бусый увидел луки в руках товарищей погибшего и стрелы, нацеленные в свою грудь. Мир съезжал набекрень, казавшееся незыблемым вставало на дыбы и громоздилось торосами.
«За что?… Почему?…»
Он увидел ядовитый плевок намерения, исторгнутый одним из стрелков, и следом за намерением полетела стрела. Пущена она была в ногу, с тем, чтобы не убить, но обездвижить, не позволить удрать. Бусый увернулся, стрела свистнула мимо.
Тут же к нему устремилась целая сеть липких тяжёлых нитей, сотканная так, что на сей раз никак уберечься не удавалось. Разве что…
Стрелы, выпущенные убить, пропели песнь смерти над пустой кромкой обрыва. Бусый уже летел вниз головой к воде.
И ещё на лету понял, что пропал всё равно. Вынырнешь – застрелят, как утку. Пятью стрелами враз.
Когда тело стиснули холодные объятия глубины, Бусый вместо того, чтобы всплыть, устремился дальше вниз.
На самом деле это тоже было бессмысленно. Скоро кончится воздух в груди, и хочешь не хочешь, а придётся подниматься к поверхности. «Я же не из рода Тайменя. Я не смогу, как они…»
А ещё можно занырнуть так глубоко, что всплыть попросту не успеешь. Захлебнёшься на глубине. Вдохнёшь воду, и она разорвёт лёгкие.
«Ну и что… Всё равно меня не возьмёте…»
Вниз, вниз!
Глаза начало заволакивать кроваво-чёрным туманом. Уже теряя сознание, мальчишка сумел сделать ещё один, последний гребок. И успел почувствовать, что вместе с водой падает, проваливается в какую-то пропасть, что его бешено крутит и швыряет из стороны в сторону, словно щепку в водовороте…
У водопада
Очнулся Бусый почти сразу. Он лежал в густой зелёной траве, которой на самом деле неоткуда было взяться, да и трава была, какой он никогда не видал. Рядом пенилась и оглушительно ревела вода. Белый поток падал со страшной высоты и кипел в огромной каменной чаше. Падун был так величествен, что Бусый долго не мог отвести от него глаз. Самое занятное – вода низвергалась не равномерно, поток то ослабевал, то вздувался, словно там, наверху, орудовал ковшом великан.
Вот выплеснулся очередной ковш, каменная чаша переполнилась, вода хлынула через край. Водяная пыль оросила роскошную траву и лежащего в ней Бусого…
Он обрадовался прохладе. Было жарко. Солнце стояло непривычно высоко и не просто грело, оно пекло.
Бусый приподнялся на локтях и завертел головой…
Ни Крупца, ни Белого Яра. Это была не просто незнакомая поляна в том же лесу. Это была совсем чужая страна.
Над плюющимся водопадом громоздились, нависали, возносились в ярко-синее небо и растворялась в нём ледяные неприступные горы. В другую сторону зелёными волнами катились холмы, и воздушная дымка не давала рассмотреть горизонт. Непривычное, красивое место.
«А что, если это виллы меня всё-таки подхватили и к себе унесли?…»
Поднявшись, Бусый отошёл немного от водопада, разделся и разложил мокрые порты на сухих горячих камнях.
Здесь ему попалась на глаза едва заметная тропка, что тянулась вдоль реки, спускаясь со скал. Видно было, что по ней и в лучшие времена мало кто ходил, а скоро она и вообще зарастёт. Бусый немного прошёл по ней вниз по течению, вернулся к одежде, которую, наверное, пора уже было перевернуть, и даже вздрогнул, увидев… Нет, не симурана. У озера смирно пасся серенький ослик, а рядом сидел на камне старик.
Сидел с таким видом, будто давным-давно дожидался его.
Откуда и как он здесь появился, было неясно. Место выглядело довольно открытым, и Бусый не сомневался, что уж как-нибудь да уловил бы чужое присутствие. А впрочем, экая важность. Было бы чему дивиться после тех чудес, которые сегодня он уже повидал…
Старик был одет в просторные серые шаровары и стёганую безрукавку. Какому языку и обычаю соответствовал подобный наряд, Бусый не знал. И поклонился старику по веннскому правилу, как почтительный внук.
– И тебе поздорову, сын славной матери, – прозвучало в ответ.
Дед говорил по-веннски с чужим отзвуком, но понятно и чисто. В седой бороде пряталась лёгкая усмешка. В ней не было ничего обидного, старик явно знал, откуда и как попал сюда Бусый. И конечно, сам появился возле этого места тоже совсем не случайно.
«Соболь иногда тоже так улыбается. А потом говорит, что устал, что слишком долго живёт…»
– Ты печалишься, дедушка, – сказал Бусый. – Чем тебе помочь?
Старик с насмешливым интересом взглянул на юного венна. Потом стал говорить, и было не вполне понятно, отвечал ли он Бусому или по привычке многолетнего отшельничества размышлял вслух.
– Учтивая речь, добрая душа, храброе сердце… Да, звёзды привели ко мне именно того, кого обещали… Почему, спрашиваешь, печалюсь? Радость бытия – удел молодых и глупых, таких, как ты, а чему радоваться старику, видевшему жизнь?… С пониманием приходит мудрость, а с мудростью и печаль. Тебе ещё предстоит это… Впрочем, ты в своей короткой жизни успел уже кое-что испытать. И как, малыш? То, что ты испытал, добавило тебе радости?
Бусый честно задумался, стоя голым на солнышке. Дед был прав: последнее время он почти не смеялся. День кулачного боя стал рубежом, прежде которого он был маленьким, весёлым и глупым. Теперь…
Ох. Как когда-то его тянуло вернуться в совсем уже раннее младенчество, в тепло, уют и запах горного мёда, так теперь он, кажется, отдал бы всё за минувшую осень с её смешными детскими хлопотами, когда в небе не летали страшные птицы и был жив Колояр.
«Я дурак. Я всё-таки увернулся от стрел и даже не утонул. И солнце греет, и старик вроде не злой. На что жаловаться? И домой я уж как-нибудь да вернусь…»
– Я не знаю пока, буду ли помогать тебе, – продолжал между тем отшельник. – Сколько я зарекался вмешиваться в людские дела и в особенности – пытаться делать добро… Тебе этого ещё не понять… Ладно уж, коли так вышло, пойдём, поживёшь у меня. Приглядимся друг к другу, тогда и решу, помогать ли тебе добраться до дома. Ну как, маленький путешественник?
Бусый не сразу нашёлся, что ответить. Странный дед говорил сплошными загадками.
«А может, я всё-таки умер и на Остров Жизни попал? – вдруг осенило мальчишку. – То-то здесь травка больно уж шёлковая да мягкая…»
Он попытался присмотреться к старику внутренним взором, но тот сделал движение, которого Бусый не успел рассмотреть, и перед мысленным оком повисла непроницаемая пелена.
– А ты не так прост! – Лицо отшельника слегка оживилось, теряя налёт привычного безразличия. – Ну, пойдём. Знаешь, я вообще-то очень редко зову кого-нибудь в гости…
Бусый медленно одевался.
«Ну и дед. Ещё и гостей не любит…»
– Я люблю Истину, – ответил старик. – И не трачу своё время на тех, кто не озабочен её постижением.
– Истину? – удивился Бусый. – Какую истину?
– Она многолика, – улыбнулся отшельник. – К ней можно стремиться всю жизнь, причём Путь у каждого свой. Кого-то он приводит, скажем, к высотам богатства. Или к власти, могуществу, возможности решать судьбы других. Кому-то даёт воинское мастерство. Кому-то ещё – мастерство врачевания или составления ядов. Строительства и разрушения. Любви… Ненависти…
Старик и мальчишка, беседуя, медленно шли по тропе, и за ними неторопливо трусил ослик.
Девочка из снов
По жаре Бусый не стал надевать сапожки и вязаную безрукавку, шёл босиком, в длинной льняной рубахе, перешитой, как водилось у веннов, из отцовской. Надел её – и показалось, что Летобор обнял его, невидимо зашагал рядом…
Путь оказался недолог. Забравшись по тропинке на скалу, с которой летел поток, Горный Кузнец – так велел называть себя дед – шагнул вдруг прямо под водопад, в маленькую пещерку, скрытую густой завесой брызг и водяного тумана. Узкий лаз уходил в глубь скалы, Бусый приготовился к темноте, но почти сразу заметил впереди отблески света. Ещё несколько шагов, и лаз оказался сквозным.
Удивительные дела!
Там, где полагалось быть глубоким недрам горы, лежала залитая солнцем долина. И в ней – озеро с зоркой, по-настоящему хрустальной водой, холодной даже на вид. После рёва падуна тишина показалась Бусому оглушительной. Её нарушали только птичий щебет да еле слышный шум ветра в далёкой вышине.
Над озером прямо на скале был выстроен маленький дом, где, похоже, и обитал Горный Кузнец.
Что это был за дом!… Бусый привык к добрым избам, настоящим домам из брёвен, под тёплыми земляными крышами, с углами, с коньками над дверью и мочальными хвостиками позади. Здесь лепилось какое-то воронье гнездо из веток, жердей, коры, громадных высохших листьев и редких тонких брёвен. И даже бумаги, пропитанной маслом.
Бусый оторопело пригляделся, и неожиданно в постройке проглянуло изящество. Бусый попробовал мысленно завалить домишко снегом, напустил на него мороз. Домик устоял, храня уют и тепло. Бусый наслал на него бесконечный дождь, подгоняемый завывающим ветром. Домик и ему не поддался.
«А и правда… – удивился мальчишка. – Ни убавить, ни прибавить…»
И, что самое занятное, дом Горного Кузнеца был плотью от плоти красоты, что окружала его. Как и веннская изба – в далёких отсюда лесах. Как домики вилл на медоносных лугах, куда нет пешей тропы…
Вблизи ноздрей Бусого коснулся чудесный запах. Запах только что испечённого хлеба. Испечённого с умением и любовью. Женскими руками.
«А говоришь, один живёшь, гостей не привечаешь. Ну-ну…»
– Можно всю жизнь идти путём познания Истины, но совершенство недостижимо, – улыбнулся старик. – Таемлу!
«Таемлу?…»
Имя показалось знакомым, Бусый определённо слышал его, но сообразить ничего не успел. Из дома, вытирая руки о передник, выпорхнула девчонка, и вот тут Бусый остолбенел окончательно.
Почему он ждал, что хозяйкой в доме окажется если не старуха-жена, то пожилая дочь Горного Кузнеца?…
Смуглое лицо, со вздёрнутым носом и широкими скулами… Чёрные волосы, разлетевшиеся по спине… Отчаянные смешинки в раскосых ярко-зелёных глазах. Ещё по-мальчишески угловатая, порывистая в движениях, тонкая и лёгкая, с нетерпеливой, летящей походкой…
Таемлу. Девочка из его снов.
Правда, во сне он никогда раньше не видел, чтобы на правой руке она носила лубок, зато всё остальное было на месте. В том числе и цветущие ромашки кругом. И казалось – ещё немного, и девчонка оторвётся от земли, чтобы улететь куда-то, словно порывом ветра подхваченная собственным весельем.
Таемлу…
– Это облако.
Весёлый заливистый смех, до того заразительный, что и Бусый, не в силах удержаться, тоже начинает смеяться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31