В своем стихотворении поэт сравнивал Марджи Райдер с воробушком, бесхитростно налетевшим на неожиданное препятствие, которое сокрушило крошечное тельце, так что он "уже не взлетит". Потом он опустил лист бумаги со стихотворением, опустил глаза, опустил голову. Последовала краткая пауза, и Мейер совершенно серьезно ждал, что все начнут аплодировать. Он был почти благодарен им за проявленное благородство, за то, что они не етали это делать. Второй поэт назвал свое стихотворение "Голос", и в нем говорилось о невероятно очаровательном голосе, который заставили замолчать.
После того, как он закончил декламировать, последовала новая пауза. Хейвс хотел высморкаться, но боялся это сделать. Луи-Иосафат-Гарзон заиграл короткую жалобную импровизацию на гитаре, чтобы заполнить паузу, вызванную запоздалым выходом третьего поэта, высокого тощего юноши в темных очках, с усами и бородой. Его стихотворение, Хейвс почувствовал это, было как минимум третьим отваром чего-то не слишком оригинального, тем не менее публика слушала с уважением, а во время декламации то тут, то там раздавался плач.
Декламация продолжалась подобным образом в течение всей этой странной послеполуночной панихиды. В отличие от поэтов, которые, как считается, должны быть такими, вовсе не казалось, что публика состоит преимущественно из индивидуалов, смахивающих на хиппи. Мимолетного взгляда на собравшихся хватило, чтобы Хейвс и Мейер узнали хорошо знакомые типичные лица, какие можно найти по-соседству: торговцы, домохозяйки, люди свободных профессий и даже один патрульный из их собственного полицейского участка, который сидел в штатском и внимательно слушал. Хейвс и Мейер находились здесь, естественно, не для фона, а пришли с намерением хорошенько посмотреть вблизи на "десять самых близких друзей Марджи", кто-то из которых мог быть убийцей женщины, которую они любили.
Если временно не принимать во внимание таинственного мужчину, с которым Марджи познакомилась в баре "У Перри" на Дебак-авеню и который позднее вернулся в заведение и отчаянно попытался выяснить ее фамилию, если временно не принимать во внимание его как главного подозреваемого, поскольку вокруг этого эпизода было слишком много "если" (если он наконец вспомнил ее фамилию, если он отправился к ней домой, если она впустила его в квартиру в столь ранний час), оставалась вероятность, что человек, пронзивший ножом Марджи, в действительности принадлежал к ее хорошим друзьям, что это был некто, кто мог находиться у нес в квартире в четыре часа утра или еще позже. Поэтому Мейер и Хейвс, хочешь не хочешь, выдержали два часа и десять минут плохой поэзии (включая несколько стихотворений, которые якобы написала сама Маргарет Райдер) и выглядели так, словно они на полицейском осмотре подозрительных мечтателей, развлечении, которое в наше время уже не устраивают, и ни один из них никогда с таким не сталкивался.
Поэты действительно отличались большой пестротой, но вряд ли им это о чем-то говорило. Когда декламация закончилась, Мейер и Хейвс отправились за кулисы, чтобы поговорить с десятью подающими надежды рифмоплетами и гитаристом Гарзоном. К огромному удивлению, они выяснили, что в ту ночь, когда убили Марджи, дома у Гарзона была вечеринка и "большая часть деток" (как выразился Гарзон на своем курьезном английском языке) принимала в ней участие.
— Марджи Райдер была там? — спросил Хейвс.
— Конечно,— ответил Гарзон.
— Сколько было времени, когда она ушла?
— Она пробыла недолго.
— Как долго?
— Она пришла около десяти, а ушла где-то около полуночи.
— Одна?
— Perdonе?
— Она ушла с вечеринки одна?
— Ах, si, si. Solo. Одна.
— Она не уделяла внимания кому-то из гостей больше, чем другим?
— Ну, она прохаживалась. Comprende? Там были в основном друзья. Она ходила взад-вперед, останавливалась, пила, смеялась, она, Марджи, была muy ком-па-ней-ская... Ее вес любили.
Мейср и Хейвс поблагодарили всех и вышли на улицу немного подышать свежей ноябрьской прозой.Стив Карелла должен был снимать занавески, но вместо этого он решил посетить квартиру Лейденов и поэтому схлопотал по голове. Разумеется, ушибить голову он с таким же успехом мог, снимая занавески, но в работе полицейского имеется четкая граница между возможностью и вероятностью, и шансы были почти шестьдесят к одному, что он не ощупывал бы в этот вечер шишку на макушке, если бы посвятил день текущему ремонту семейного очага и не отправияся в город шарить в чужой квартире.
Поводом совершить новый визит в квартиру убитых не оыло, как полагала Тедди, желание уклониться от снимания занавесок. (Да, верно, он не находил снимание занавесок особо приятным развлечением, точно так же,
как и их развешивание, однако меньше всего его развлекло бы, если бы его ударили по голове). За долголетнюю службу в полиции он понял, что очень часто человек не видит лес за деревьями, следовательно, справедлива старая и затертая банальная формула, что иногда человек должен отступить на шаг, чтобы получить лучше обзор, либо подойти на шаг ближе, чтобы не упустить ни одной детали, если он хочет видеть дело в истинной перспективе.
В мозгу Кареллы убийство было безмолвно зафиксировано как импульс, приводящий в действие дискредитированную рутину полицейского аппарата. Частенько, когда он разбирался в рапортах, написанных в трех экземплярах, когда разгадывал каббалистическую медицинскую терминологию в протоколах вскрытия, когда задерживал подозреваемого или допрашивал свидетеля, когда сосредоточенно изучал соответствующие документы, либо данные балластической экспертизы, он был способен совершенно забыть, зачем занимается всеми этими делами, почему, собственно, все это делает; забыть, что вначале действительно был труп, который как следует запустил весь этот механизм. И когда с ним происходило нечто такое, то он считал полезным вернуться на место преступления и попытаться представить себе во всех деталях, что могло произойти в действительности, когда было совершено преступление.
Кроме того, он не любил снимать занавески.Лифт поднял его на третий этаж. Лифтера здесь не было, и убийца мог с удобствами и безопасно воспользоваться им в любое время дня и ночи — но воспользовался ли? Он стал бы рисковать, если его может увидеть — предположим какая-нибудь супружеская пара, возвращающаяся домой с затянувшейся вечеринки? Или, что намного правдоподобнее, он воспользовался лестницей, ведущей прямо к кухонной двери квартиры, лестницей, предназначенной для уборщиц и доставщиков продуктов. В конце концов молочник Новелло обнаружил открытую кухонную дверь. Разве не было правдоподобно, что убийца вошел и вышел в ту же дверь? Карелла остановился в коридоре, посмотрел на закрытую дверь квартиры миссис Лейбовиц, и услышал, как за ней поет ее чернокожая служанка, потом направился по коридору к квартире супругов Пимм. У двери он прислушался. В квартире было тихо.
Он вернулся на лестничную площадку к квартире Лейденов, но решил, что будет лучше, если он войдет через кухонную дверь, и направился к маленькому cul-de-sac в конце коридора. На небольшой площадке стояли мусорные бачки для всех трех квартир. Задние двери в квартиру миссис Лейбовиц и квартиру супругов Пимм находились по одну сторону площадки, задняя дверь в квартиру Лейденов — напротив. Не размышляя долго над тем, как выглядит сложный архитектурный план дома, Карелла полез в карман за ключом, который под расписку взял в прокуратуре еще вчера (с заранее обдуманным намерением, как квалифицировала бы это Тедди: 'Так, значит, ты уже знал, что уклонишься от снимания занавесок"), и подошел к двери, за которой находилась кухня Лсйдснов. Повернуть ключ в замке оказалось довольно трудно (если бы я мог взять с собой мою старую проверенную отмычку, подумал он), но в конце концов ему удалось открыть дверь. Ему пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вытащить ключ из замка, наконец он выдернул ключ, положил его обратно в карман и закрыл дверь за собой.
В квартире было тихо.Здесь должен был стоять убийца, подумал он. Убийца должен был войти в эту дверь и немного постоять в кухне, прежде чем смог точно определить, где находятся жертвы. Несомненно, Роза Лейден что-то услышала и вошла в гостиную, чтобы выяснить, что происходит; в этот момент убийца дважды выстрелил в нес в упор и разнес ей лицо.
Карелла перешел в гостиную.На ковре по-прежнему были пятна, однако кровь высохла и была теперь грязно-коричневого цвета. Он посмотрел на огромное пятно в том месте, где лежала голова Розы Лейден, а потом взглянул в сторону спальни. Эндрю Лейден, очевидно, спал, утомленный долгой дорогой домой, но его вырвали из сна два громких выстрела, убивших его жену. Судя по всему, он вскочил с постели, возможно, позвал се по имени (это был тот крик, который слышал один из жильцов) и побежал в гостиную, а убийца встретил его в дверях спальни.
Карелла кивнул и пересек комнату.Вероятно, убийца остановился именно здесь, подумал он, и выстрелил Лейдену в лицо. Человек действительно должен смертельно ненавидеть кого-то, чтобы выстрелить ему прямо в лицо практически с нулевого расстояния. Причем выстрелить дважды. Карелла вошел в спальню. Он заметил, что верхний ящик комода выдвинут и тут же вспомнил, что утром после убийства ящик был закрыт. Он подумал, что, возможно, его оставили открытым ребята из лаборатории, и направился к комоду, чтобы взглянуть вблизи, но в этот момент кто-то выскочил из-за двери и ударил его по голове.
Когда он падал на пол в спальне, у него еще успела промелькнуть мысль, что человек становится дураком, если его слишком часто бить по голове, а потом, совершенно одурев, он потерял сознание.
Можно легко расследовать дело об убийстве,. если человек бодр.Однако с такой же легкостью можно получить порядочною взбучку, если человек теряет осторожность. В этот день Берт Клинг не отличался особенной бодростью, так что неудивительно, что он не продвинулся ни на шаг в расследовании дела Лсйдснов. А поскольку он был неосторожен, то получил взбучку.
Эту взбучку ему устроила женщина.Энн Гилрой вошла в полицейский участок без десяти три. На ней была красно-синяя полосатая миниюбка, длинные светлые волосы она стянула на затылке красной лентой с бантом. Она была в синих туфлях, блестящих на ноябрьском солнце, когда она поднималась на крыльцо и проходила мимо зеленых шаров с двух сторон входной двери. Она направилась прямо к высокой стойке, за которой сидел сержант Дэйв Мэрчисон, одарила его солнечной улыбкой, превратила свои синие глаза в семафор, понятный даже находящемуся при исполнении служебных обязанностей сержанту, и мелодичным голосом спросила: — Детектив Клинг на месте?
— Да,— ответил Мэрчисон.
— Простите, могла бы я увидеть его?
— Как мне доложить? — спросил Мэрчисон.
— Энн Гилрой,— сказала она и отплыла от стола, чтобы взглянуть на объявления о розыске, вывешенные на стене, а йотом на настенные часы. Наконец, она уселась на деревянную скамью напротив барьера, вытащила из синей сумочки сигарету и бросила вопросительный взгляд на Мэрчисона перед тем, как закурить (он показал кивком, что она может курить), а потом, чтобы предложить ему какое-нибудь зрелище, положила ногу на ногу и спокойно курила, в то время как сержант пытался дозвониться до Клинга, который в настоящий момент находился в кабинете лейтенанта.
— Он сейчас очень занят,— сказал Мэрчисон.— Вы можете немного подождать?
— Конечно, благодарю вас,— ответила Энн Гилрой и покачала ногой в синей туфле. Мэрчисон посмотрел на ее ноги и принялся размышлять над тем, куда идет весь этот мир и позволит ли он своей двенадцатилетней дочери, подающему надежды худющему подростку, носить такую короткую юбку, когда она достигнет критического возраста. Ведь у этой женщины почти все на виду, подумал он, потом нахмурил брови и вставил штеккер в гнездо коммутатора, на котором загорелась лампочка. После краткого разговора он разъединился и снова посмотрел на Энн Гилрой, на се провокационно скрещенные ноги и светлые волосы, увенчанные короной из сигаретного дыма, и сообщил: — Он уже спускается вниз, мисс.
— Значит, мне нельзя подняться к нему?
— Он сказал, что спустится вниз.
— Я надеялась увидеть, как выглядит служебный кабинет полицейского.
— Ага,— сказал Мэрчисон, наклонил голову набок и подумал: "Черт возьми, что ты надеялась увидеть там, кроме нескольких полицейских, отсиживающих себе задницы?". На коммутаторе опять загорелась лампочка. Мэрчисон взял трубку и услышал голос разъяренного патрульного с третьей авеню, который был возмущен тем, что уже полчаса назад вызвал машину скорой помощи, что у него там на тротуаре лежит женщина, у которой кровотечение, так когда же собирается приехать эта чертова машина? Мэрчисон сказал ему, чтобы он успокоился, но патрульный заявил, что столько крови он еще ни разу в жизни не видел, что эта женщина вот-вот умрет и что толпа ругает его последними словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
После того, как он закончил декламировать, последовала новая пауза. Хейвс хотел высморкаться, но боялся это сделать. Луи-Иосафат-Гарзон заиграл короткую жалобную импровизацию на гитаре, чтобы заполнить паузу, вызванную запоздалым выходом третьего поэта, высокого тощего юноши в темных очках, с усами и бородой. Его стихотворение, Хейвс почувствовал это, было как минимум третьим отваром чего-то не слишком оригинального, тем не менее публика слушала с уважением, а во время декламации то тут, то там раздавался плач.
Декламация продолжалась подобным образом в течение всей этой странной послеполуночной панихиды. В отличие от поэтов, которые, как считается, должны быть такими, вовсе не казалось, что публика состоит преимущественно из индивидуалов, смахивающих на хиппи. Мимолетного взгляда на собравшихся хватило, чтобы Хейвс и Мейер узнали хорошо знакомые типичные лица, какие можно найти по-соседству: торговцы, домохозяйки, люди свободных профессий и даже один патрульный из их собственного полицейского участка, который сидел в штатском и внимательно слушал. Хейвс и Мейер находились здесь, естественно, не для фона, а пришли с намерением хорошенько посмотреть вблизи на "десять самых близких друзей Марджи", кто-то из которых мог быть убийцей женщины, которую они любили.
Если временно не принимать во внимание таинственного мужчину, с которым Марджи познакомилась в баре "У Перри" на Дебак-авеню и который позднее вернулся в заведение и отчаянно попытался выяснить ее фамилию, если временно не принимать во внимание его как главного подозреваемого, поскольку вокруг этого эпизода было слишком много "если" (если он наконец вспомнил ее фамилию, если он отправился к ней домой, если она впустила его в квартиру в столь ранний час), оставалась вероятность, что человек, пронзивший ножом Марджи, в действительности принадлежал к ее хорошим друзьям, что это был некто, кто мог находиться у нес в квартире в четыре часа утра или еще позже. Поэтому Мейер и Хейвс, хочешь не хочешь, выдержали два часа и десять минут плохой поэзии (включая несколько стихотворений, которые якобы написала сама Маргарет Райдер) и выглядели так, словно они на полицейском осмотре подозрительных мечтателей, развлечении, которое в наше время уже не устраивают, и ни один из них никогда с таким не сталкивался.
Поэты действительно отличались большой пестротой, но вряд ли им это о чем-то говорило. Когда декламация закончилась, Мейер и Хейвс отправились за кулисы, чтобы поговорить с десятью подающими надежды рифмоплетами и гитаристом Гарзоном. К огромному удивлению, они выяснили, что в ту ночь, когда убили Марджи, дома у Гарзона была вечеринка и "большая часть деток" (как выразился Гарзон на своем курьезном английском языке) принимала в ней участие.
— Марджи Райдер была там? — спросил Хейвс.
— Конечно,— ответил Гарзон.
— Сколько было времени, когда она ушла?
— Она пробыла недолго.
— Как долго?
— Она пришла около десяти, а ушла где-то около полуночи.
— Одна?
— Perdonе?
— Она ушла с вечеринки одна?
— Ах, si, si. Solo. Одна.
— Она не уделяла внимания кому-то из гостей больше, чем другим?
— Ну, она прохаживалась. Comprende? Там были в основном друзья. Она ходила взад-вперед, останавливалась, пила, смеялась, она, Марджи, была muy ком-па-ней-ская... Ее вес любили.
Мейср и Хейвс поблагодарили всех и вышли на улицу немного подышать свежей ноябрьской прозой.Стив Карелла должен был снимать занавески, но вместо этого он решил посетить квартиру Лейденов и поэтому схлопотал по голове. Разумеется, ушибить голову он с таким же успехом мог, снимая занавески, но в работе полицейского имеется четкая граница между возможностью и вероятностью, и шансы были почти шестьдесят к одному, что он не ощупывал бы в этот вечер шишку на макушке, если бы посвятил день текущему ремонту семейного очага и не отправияся в город шарить в чужой квартире.
Поводом совершить новый визит в квартиру убитых не оыло, как полагала Тедди, желание уклониться от снимания занавесок. (Да, верно, он не находил снимание занавесок особо приятным развлечением, точно так же,
как и их развешивание, однако меньше всего его развлекло бы, если бы его ударили по голове). За долголетнюю службу в полиции он понял, что очень часто человек не видит лес за деревьями, следовательно, справедлива старая и затертая банальная формула, что иногда человек должен отступить на шаг, чтобы получить лучше обзор, либо подойти на шаг ближе, чтобы не упустить ни одной детали, если он хочет видеть дело в истинной перспективе.
В мозгу Кареллы убийство было безмолвно зафиксировано как импульс, приводящий в действие дискредитированную рутину полицейского аппарата. Частенько, когда он разбирался в рапортах, написанных в трех экземплярах, когда разгадывал каббалистическую медицинскую терминологию в протоколах вскрытия, когда задерживал подозреваемого или допрашивал свидетеля, когда сосредоточенно изучал соответствующие документы, либо данные балластической экспертизы, он был способен совершенно забыть, зачем занимается всеми этими делами, почему, собственно, все это делает; забыть, что вначале действительно был труп, который как следует запустил весь этот механизм. И когда с ним происходило нечто такое, то он считал полезным вернуться на место преступления и попытаться представить себе во всех деталях, что могло произойти в действительности, когда было совершено преступление.
Кроме того, он не любил снимать занавески.Лифт поднял его на третий этаж. Лифтера здесь не было, и убийца мог с удобствами и безопасно воспользоваться им в любое время дня и ночи — но воспользовался ли? Он стал бы рисковать, если его может увидеть — предположим какая-нибудь супружеская пара, возвращающаяся домой с затянувшейся вечеринки? Или, что намного правдоподобнее, он воспользовался лестницей, ведущей прямо к кухонной двери квартиры, лестницей, предназначенной для уборщиц и доставщиков продуктов. В конце концов молочник Новелло обнаружил открытую кухонную дверь. Разве не было правдоподобно, что убийца вошел и вышел в ту же дверь? Карелла остановился в коридоре, посмотрел на закрытую дверь квартиры миссис Лейбовиц, и услышал, как за ней поет ее чернокожая служанка, потом направился по коридору к квартире супругов Пимм. У двери он прислушался. В квартире было тихо.
Он вернулся на лестничную площадку к квартире Лейденов, но решил, что будет лучше, если он войдет через кухонную дверь, и направился к маленькому cul-de-sac в конце коридора. На небольшой площадке стояли мусорные бачки для всех трех квартир. Задние двери в квартиру миссис Лейбовиц и квартиру супругов Пимм находились по одну сторону площадки, задняя дверь в квартиру Лейденов — напротив. Не размышляя долго над тем, как выглядит сложный архитектурный план дома, Карелла полез в карман за ключом, который под расписку взял в прокуратуре еще вчера (с заранее обдуманным намерением, как квалифицировала бы это Тедди: 'Так, значит, ты уже знал, что уклонишься от снимания занавесок"), и подошел к двери, за которой находилась кухня Лсйдснов. Повернуть ключ в замке оказалось довольно трудно (если бы я мог взять с собой мою старую проверенную отмычку, подумал он), но в конце концов ему удалось открыть дверь. Ему пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вытащить ключ из замка, наконец он выдернул ключ, положил его обратно в карман и закрыл дверь за собой.
В квартире было тихо.Здесь должен был стоять убийца, подумал он. Убийца должен был войти в эту дверь и немного постоять в кухне, прежде чем смог точно определить, где находятся жертвы. Несомненно, Роза Лейден что-то услышала и вошла в гостиную, чтобы выяснить, что происходит; в этот момент убийца дважды выстрелил в нес в упор и разнес ей лицо.
Карелла перешел в гостиную.На ковре по-прежнему были пятна, однако кровь высохла и была теперь грязно-коричневого цвета. Он посмотрел на огромное пятно в том месте, где лежала голова Розы Лейден, а потом взглянул в сторону спальни. Эндрю Лейден, очевидно, спал, утомленный долгой дорогой домой, но его вырвали из сна два громких выстрела, убивших его жену. Судя по всему, он вскочил с постели, возможно, позвал се по имени (это был тот крик, который слышал один из жильцов) и побежал в гостиную, а убийца встретил его в дверях спальни.
Карелла кивнул и пересек комнату.Вероятно, убийца остановился именно здесь, подумал он, и выстрелил Лейдену в лицо. Человек действительно должен смертельно ненавидеть кого-то, чтобы выстрелить ему прямо в лицо практически с нулевого расстояния. Причем выстрелить дважды. Карелла вошел в спальню. Он заметил, что верхний ящик комода выдвинут и тут же вспомнил, что утром после убийства ящик был закрыт. Он подумал, что, возможно, его оставили открытым ребята из лаборатории, и направился к комоду, чтобы взглянуть вблизи, но в этот момент кто-то выскочил из-за двери и ударил его по голове.
Когда он падал на пол в спальне, у него еще успела промелькнуть мысль, что человек становится дураком, если его слишком часто бить по голове, а потом, совершенно одурев, он потерял сознание.
Можно легко расследовать дело об убийстве,. если человек бодр.Однако с такой же легкостью можно получить порядочною взбучку, если человек теряет осторожность. В этот день Берт Клинг не отличался особенной бодростью, так что неудивительно, что он не продвинулся ни на шаг в расследовании дела Лсйдснов. А поскольку он был неосторожен, то получил взбучку.
Эту взбучку ему устроила женщина.Энн Гилрой вошла в полицейский участок без десяти три. На ней была красно-синяя полосатая миниюбка, длинные светлые волосы она стянула на затылке красной лентой с бантом. Она была в синих туфлях, блестящих на ноябрьском солнце, когда она поднималась на крыльцо и проходила мимо зеленых шаров с двух сторон входной двери. Она направилась прямо к высокой стойке, за которой сидел сержант Дэйв Мэрчисон, одарила его солнечной улыбкой, превратила свои синие глаза в семафор, понятный даже находящемуся при исполнении служебных обязанностей сержанту, и мелодичным голосом спросила: — Детектив Клинг на месте?
— Да,— ответил Мэрчисон.
— Простите, могла бы я увидеть его?
— Как мне доложить? — спросил Мэрчисон.
— Энн Гилрой,— сказала она и отплыла от стола, чтобы взглянуть на объявления о розыске, вывешенные на стене, а йотом на настенные часы. Наконец, она уселась на деревянную скамью напротив барьера, вытащила из синей сумочки сигарету и бросила вопросительный взгляд на Мэрчисона перед тем, как закурить (он показал кивком, что она может курить), а потом, чтобы предложить ему какое-нибудь зрелище, положила ногу на ногу и спокойно курила, в то время как сержант пытался дозвониться до Клинга, который в настоящий момент находился в кабинете лейтенанта.
— Он сейчас очень занят,— сказал Мэрчисон.— Вы можете немного подождать?
— Конечно, благодарю вас,— ответила Энн Гилрой и покачала ногой в синей туфле. Мэрчисон посмотрел на ее ноги и принялся размышлять над тем, куда идет весь этот мир и позволит ли он своей двенадцатилетней дочери, подающему надежды худющему подростку, носить такую короткую юбку, когда она достигнет критического возраста. Ведь у этой женщины почти все на виду, подумал он, потом нахмурил брови и вставил штеккер в гнездо коммутатора, на котором загорелась лампочка. После краткого разговора он разъединился и снова посмотрел на Энн Гилрой, на се провокационно скрещенные ноги и светлые волосы, увенчанные короной из сигаретного дыма, и сообщил: — Он уже спускается вниз, мисс.
— Значит, мне нельзя подняться к нему?
— Он сказал, что спустится вниз.
— Я надеялась увидеть, как выглядит служебный кабинет полицейского.
— Ага,— сказал Мэрчисон, наклонил голову набок и подумал: "Черт возьми, что ты надеялась увидеть там, кроме нескольких полицейских, отсиживающих себе задницы?". На коммутаторе опять загорелась лампочка. Мэрчисон взял трубку и услышал голос разъяренного патрульного с третьей авеню, который был возмущен тем, что уже полчаса назад вызвал машину скорой помощи, что у него там на тротуаре лежит женщина, у которой кровотечение, так когда же собирается приехать эта чертова машина? Мэрчисон сказал ему, чтобы он успокоился, но патрульный заявил, что столько крови он еще ни разу в жизни не видел, что эта женщина вот-вот умрет и что толпа ругает его последними словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22