Это случилось в 1904 году. В январе, между прочим. Забавное совпадение, правда?
– Что вы имеете в виду? – спросил Хейз.
– Да вот видите, – ответил Мэйли, – в январе 1904 года он женился, а сейчас опять январь, только шестьдесят лет спустя, и его убили. Ей-богу, забавно.
– Питер говорит «забавно» не потому, что ему хочется смеяться, – объяснил Остирейч. – Он хочет сказать, что это странно.
– Именно, – подтвердил Мэйли. – Я имел в виду – странно.
– Что общего между честолюбием Джорджа Лассера и его женитьбой на той женщине, на которой он женился? – спросил Карелла.
– На Эстель? Она ведь была актрисой.
– Как ее фамилия?
– Вэлентайн. Эстель Вэлентайн, – ответил Най. – Хотя мне думается, что под этой фамилией она только играла на сцене, правда, Питер?
– Правда, – согласился Мэйли. – Честно говоря, я никогда и не знал ее настоящей фамилии.
– Какая-то русская, – вставил Остирейч. – Она, по-моему, была из русской семьи.
– Вы ее видели? – спросил Най.
– Да, – ответил Карелла.
– Значит, вам известно, что она, так сказать, не в себе?
– С виду вроде... – смешался Карелла.
– Она совсем малохольная, – сказал Остирейч.
– Все актрисы тронутые, – заметил Мэйли.
– Да, но она и актрисой-то приличной никогда не была, откликнулся Най. – Хорошие актрисы имеют право быть немного не в себе, хотя я в этом вовсе не уверен. Что же касается плохих, то у них нет на это никаких прав.
– Тем не менее я никак не пойму, что общего между женитьбой Джорджа Лассера и его честолюбием.
– Джорджи, наверное, решил, что она сыграет роль в его карьере. Он познакомился с ней, когда она появилась в Нью-Эссексе в спектакле «Джинкс, капитан морской пехоты». Вы про такой слышали?
– Нет, – ответил Карелла.
– Вас тогда, наверное, и на свете-то не было, – сказал Мэйли. – В 1901 году в нем сыграла Этель Барримор. Эстель Вэлентайн было, конечно, далеко до Этель Барримор, поверьте мне, но она появилась в Нью-Эссексе в составе бродячей труппы где-то около Рождества 1903 года на сцене местного театра. Сейчас-то там кинотеатр, все с тех пор переменилось. Джорджи влюбился в нее с первого взгляда. Она была прехорошенькой, готов признать. Они поженились... почти сразу.
– Шестьдесят лет назад, – констатировал Карелла.
– Верно.
– А сыну на вид сорок с чем-то, – заметил Карелла.
– Тони Лассеру? Да, правильно. Он родился поздно. Они не хотели заводить детей. Эстель все время говорила о возвращении на сцену, а Джорджи был полон несбыточных планов. Тони появился, так сказать, неожиданно. И они вовсе не были рады его появлению. По-моему, после этого Эстель и спятила.
– Одного я не понимаю, – в раздумье сказал Карелла.
– Что именно?
– Джордж Лассер был, так сказать, управляющим жилого дома.
– Правильно, – согласился Мэйли.
– А вы говорите о честолюбии, о несбыточных планах, что у него были...
– Вот и Эстель не упускала случая, чтобы не попрекнуть его, – сказал Остирейч. – Вроде того, что я, мол, из-за тебя оставила сцену и что приобрела взамен? Управляющего домом!
– Джорджи всегда был бизнесменом, – добавил Най. – В армии он вечно чем-то торговал: то курами, которых приворовывал на близлежащей ферме, то сувенирными пистолетами или вымпелами. Один раз даже проститутками, которых где-то разыскал, – фыркнул Най.
– И когда мы вернулись домой, – подхватил Остирейч, помните? Он то организовывал танцы в клубе республиканцев, то лодочные гонки. Джорджи всегда был полон идей, как бы заработать лишний доллар. Очень уж он хотел разбогатеть.
– А кончил тем, что стал управляющим домом? – спросил Карелла. – Куда же девались все его честолюбивые устремления?
– По правде говоря, он был не просто управляющим, – заметил Мэйли.
– Да? А кем же? – спросил Карелла.
– Я имею в виду, что он продолжал делать дела.
– Какие, например?
– Ну, например, с дровами. Он пилил деревья здесь, в лесу, а потом вез чурбаки в город на своем грузовике. В городе у него был какой-то чернокожий малый, который их колол, и Джорджи продавал дрова своим жильцам, неплохо зарабатывая на этом.
– Чем еще он занимался? – спросил Карелла.
– Видите ли... – начал было Мэйли.
– Да?
– Только дровами, больше ничем, – сказал Мэйли, взглянув на своих приятелей.
– Сэр, чем еще занимался Джордж Лассер?
– Ничем, – ответил Мэйли.
– Вы сказали, что он хотел разбогатеть.
– Да, – ответил Мэйли. – Продавая дрова. Он на это здесь рассчитывал. В конце концов, он ведь был старым человеком. Не всякий в его возрасте...
– Сэр, – сказал Карелла, – если я правильно вас расслышал, вы сказали нам, что Джордж Лассер был не просто управляющим, а занимался и другими делами. Вы сказали «делами», сэр. Во множественном числе. Так какими же еще делами он занимался, помимо своего дровяного бизнеса?
– Я имел в виду, что он был управляющим в доме. Управляющим и торговал дровами.
– По-моему, вы что-то скрываете, сэр, – сказал Карелла, и в лавке наступила тишина. Карелла ждал.
– Мы старые люди, – наконец произнес Мэйли.
– Это мне известно, сэр.
– Мы старые люди, и нас уже ждет не дождется смерть. Давным-давно мы прошли через войну, вместе вернулись в Нью-Эссекс, побывали на свадьбе друг у друга, а когда у нас начали рождаться дети, присутствовали на их крестинах и других обрядах и на их свадьбах, а теперь уже собираемся на свадьбы их детей. Мы старые люди, мистер Карелла.
– Да, сэр, мне это известно. Но я должен знать про Джорджа Лассера.
– Сейчас мы ходим на похороны, мистер Карелла. Вот куда мы ходим. Не на свадьбы. Только на похороны. Вначале нас было двадцать три. «Счастливые ребята». А теперь осталось трое, и мы ходим только на похороны.
– У Джорджа Лассера не было на свете ни одного врага, заметил Остирейч.
– Не такой смертью ему следовало умереть, – добавил Най. – Нет, не такой.
– Оставьте его в покое, – попросил Мэйли Кареллу. – Он умер. Позвольте нам похоронить его так, как мы похоронили всех остальных. Пусть он покоится в мире.
– Я жду, мистер Мэйли, – сказал Карелла.
Мэйли вздохнул. Посмотрел на Остирейча. Остирейч едва приметно кивнул, и Мэйли снова вздохнул.
– У Джорджа Лассера в подвале играли в кости на деньги, – сказал он.
Глава 4
Хромой Дэнни был осведомителем и в качестве такового считал, что отвращение американцев к подобной деятельности было заговором, возникшим в начальной еще школе и предназначенным для лишения его профессии, которой он владел безукоризненно. Он часто подумывал о том, чтобы нанять какого-нибудь литератора или журналиста, способного вызвать у общественности более снисходительное отношение к себе подобным, но всякий раз у него хватало разума сообразить, что это отвращение так глубоко укоренилось в сознании американцев, что простой подменой облика тут не обойтись. Он был не в силах понять, почему люди считают доносительство недостойным. Не мог он понять также, почему большинство законопослушных граждан приняли за одну из нравственных заповедей принцип, получивший начало, а также весьма поощряемый и проводимый в жизнь в уголовном мире. Он знал только, что если человек видит, как кто-то совершает нечто дурное, то весьма неохотно сообщает об этом властям, тем более что отчасти им овладевает и страх перед возмездием, а поэтому люди и придумали себе мораль: не доноси.
А почему бы не донести?
Дэнни очень нравилось быть осведомителем.
Он был первоклассным сборщиком слухов, уши его всегда улавливали самую разнообразную информацию, которая носилась в воздухе, а мозг состоял из отсеков, в которых хранились зародыши с виду совершенно бесполезных сведений, которые, когда происходила их переоценка, развивались, превращаясь в весьма существенные данные. Он превосходил всех в умении отсеять и отсортировать, сличить и систематизировать – всему этому он научился еще мальчишкой, когда схватка с полиомиелитом заставила его почти целый год провести в постели. Когда ты не можешь выйти из спальни, ты начинаешь придумывать, чем бы развлечь себя. Хромой Дэнни, учитывая его умение развлечь себя, мог бы стать банкиром или руководителем международного картеля, если бы не родился и получил воспитание на Калвер-авеню, которая была далеко не лучшим местом в городе. Родившись же на Калвер-авеню и отдавая должное судьбе, он мог бы стать одним из лучших в мире похитителей драгоценностей или – что более реально – сутенером. Однако ни тем, ни другим он не стал. Вместо этого он стал осведомителем.
По-настоящему его звали Дэнни Нелсон, но никто об этом и не знал. Даже письма, адресованные Хромому Дэнни, доставлялись преданным ему почтальоном, который считал Дэнни ветераном первой мировой войны, раненным в Арденнах, а никак не осведомителем. По правде говоря, очень мало людей знали о том, что он осведомитель, поскольку профессию эту никак не стоит афишировать, дабы однажды в темноте не обнаружить, что на тебя наведен не один, а сразу несколько пистолетов. Пустить по своему следу торпеду – как издавна выражаются некоторые – не слишком-то приятно, даже когда ты не хромаешь. А уж если тебе суждено прихрамывать, то бегать быстро совсем нелегко, и поэтому Дэнни ввел в принцип избегать всяческих трений с владельцами торпед и модного нынче оружия, не оставляя по возможности никаких следов на улицах города.
Дэнни говорил всем, что он грабитель.
Таким образом, он охотно был принят в этот социальный слой, что весьма способствовало задушевным беседам с ворами самых различных категорий. Всякий раз, когда они изливали перед ним душу, Дэнни тотчас отпирал отсеки у себя в мозгу и начинал собирать данные, укладывая их то туда, то сюда, не пытаясь оценивать и сортировать, но надеясь, что все это когда-нибудь само собой прояснится и пригодится.
Двадцатидвухлетний грабитель поведал Дэнни, что ему требуется новое заднее колесо для «олдсмобила» последней марки, – не знает ли Дэнни, где купить? Дэнни и вправду знал, кто торгует краденым, правда, человек этот был не очень надежным – он уже, по крайней мере, трижды отсидел в тюрьме, разве на такого можно положиться? И пока он интересовался про колесо для своего молодого друга, скупщик краденого, между прочим, упомянул о том, что во вторник вечером ограбили меховой склад на Десятой авеню, пустив ночному сторожу пулю в лоб, от чего старик, конечно, отправился на тот свет. Дэнни с участием выслушал скупщика, а на следующий день встретил жену своего молодого друга, которая раньше была проституткой, но теперь ее социальный статус значительно повысился, поскольку она вышла замуж, и героин ей покупал муж – и смотрите-ка! – на ней шикарная норковая шуба вроспуск, на что ушло не меньше четырехсот ярдов норки. Дэнни понятия не имел, что такое сшитая вроспуск шуба, но зато не сомневался, что эта самая норка появилась со склада на Десятой авеню, который пустил вроспуск его молодой приятель, которому понадобилось новое колесо для его последней модели «олдсмобила». На следующий день Дэнни прочел в газете, что сторож, отстреливаясь перед своей безвременной кончиной, в кого-то или во что-то попал, ибо в его револьвере осталось всего две пули. Когда Дэнни встретился со своим молодым приятелем и невзначай поинтересовался, как это так получилось, что тому потребовалось новое заднее колесо, приятель ответил, что где-то на дороге проколол покрышку гвоздем. Интересно, посмотрев на приятеля, подумал Дэнни, почему бы ему просто не заехать в первый попавшийся гараж и не попросить, чтобы там ему сменили колесо, если он всего-то проколол гвоздем покрышку? Конечно, может случиться, что гвоздь и в самом деле покорежил колесо так, что его необходимо сменить. Дэнни готов был поверить другу на слово; в конце концов, если заменить колесо в самом деле необходимо, его другу так или иначе придется за этим колесом обратиться к тому же скупщику краденого.
У скупщиков краденого можно купить все что угодно, и по самой подходящей цене, начиная от портативного телевизора и кончая револьверами «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра. Даже порядочные граждане, проживая в районах с дурной репутацией, не пренебрегают услугами скупщиков краденого, так почему же такой мелюзге, как молодой приятель Дэнни, когда ему требуется новое колесо, не обратиться самому к скупщику, даже если нет ничего подозрительного в том, почему оно ему понадобилось?
Опытный осведомитель никогда не делает поспешных выводов.
Он собирает факты, фильтрует их, проверяет и выжидает.
Неделю спустя Дэнни встретил человека, только что прибывшего из Чикаго, где тот провел несколько дней. Человек этот тащит огромный сверток. В тот же вечер Дэнни видит, как его молодой приятель и этот из Чикаго едут вместе в «олдсмобиле», заднее колесо которого давно сменили. На следующий день приятель Дэнни тоже тащит огромный сверток, а его жена обеспечена героином в таком количестве, что ей хватит на всю жизнь, даже если в Китае перестанут сеять мак.
Только тогда Дэнни сообщает полиции, что, по его мнению, его молодой друг вместе со своим приятелем из Чикаго ограбили меховой склад, ночной сторож которого продырявил правое заднее колесо «олдсмобила», получив взамен пулю в лоб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– Что вы имеете в виду? – спросил Хейз.
– Да вот видите, – ответил Мэйли, – в январе 1904 года он женился, а сейчас опять январь, только шестьдесят лет спустя, и его убили. Ей-богу, забавно.
– Питер говорит «забавно» не потому, что ему хочется смеяться, – объяснил Остирейч. – Он хочет сказать, что это странно.
– Именно, – подтвердил Мэйли. – Я имел в виду – странно.
– Что общего между честолюбием Джорджа Лассера и его женитьбой на той женщине, на которой он женился? – спросил Карелла.
– На Эстель? Она ведь была актрисой.
– Как ее фамилия?
– Вэлентайн. Эстель Вэлентайн, – ответил Най. – Хотя мне думается, что под этой фамилией она только играла на сцене, правда, Питер?
– Правда, – согласился Мэйли. – Честно говоря, я никогда и не знал ее настоящей фамилии.
– Какая-то русская, – вставил Остирейч. – Она, по-моему, была из русской семьи.
– Вы ее видели? – спросил Най.
– Да, – ответил Карелла.
– Значит, вам известно, что она, так сказать, не в себе?
– С виду вроде... – смешался Карелла.
– Она совсем малохольная, – сказал Остирейч.
– Все актрисы тронутые, – заметил Мэйли.
– Да, но она и актрисой-то приличной никогда не была, откликнулся Най. – Хорошие актрисы имеют право быть немного не в себе, хотя я в этом вовсе не уверен. Что же касается плохих, то у них нет на это никаких прав.
– Тем не менее я никак не пойму, что общего между женитьбой Джорджа Лассера и его честолюбием.
– Джорджи, наверное, решил, что она сыграет роль в его карьере. Он познакомился с ней, когда она появилась в Нью-Эссексе в спектакле «Джинкс, капитан морской пехоты». Вы про такой слышали?
– Нет, – ответил Карелла.
– Вас тогда, наверное, и на свете-то не было, – сказал Мэйли. – В 1901 году в нем сыграла Этель Барримор. Эстель Вэлентайн было, конечно, далеко до Этель Барримор, поверьте мне, но она появилась в Нью-Эссексе в составе бродячей труппы где-то около Рождества 1903 года на сцене местного театра. Сейчас-то там кинотеатр, все с тех пор переменилось. Джорджи влюбился в нее с первого взгляда. Она была прехорошенькой, готов признать. Они поженились... почти сразу.
– Шестьдесят лет назад, – констатировал Карелла.
– Верно.
– А сыну на вид сорок с чем-то, – заметил Карелла.
– Тони Лассеру? Да, правильно. Он родился поздно. Они не хотели заводить детей. Эстель все время говорила о возвращении на сцену, а Джорджи был полон несбыточных планов. Тони появился, так сказать, неожиданно. И они вовсе не были рады его появлению. По-моему, после этого Эстель и спятила.
– Одного я не понимаю, – в раздумье сказал Карелла.
– Что именно?
– Джордж Лассер был, так сказать, управляющим жилого дома.
– Правильно, – согласился Мэйли.
– А вы говорите о честолюбии, о несбыточных планах, что у него были...
– Вот и Эстель не упускала случая, чтобы не попрекнуть его, – сказал Остирейч. – Вроде того, что я, мол, из-за тебя оставила сцену и что приобрела взамен? Управляющего домом!
– Джорджи всегда был бизнесменом, – добавил Най. – В армии он вечно чем-то торговал: то курами, которых приворовывал на близлежащей ферме, то сувенирными пистолетами или вымпелами. Один раз даже проститутками, которых где-то разыскал, – фыркнул Най.
– И когда мы вернулись домой, – подхватил Остирейч, помните? Он то организовывал танцы в клубе республиканцев, то лодочные гонки. Джорджи всегда был полон идей, как бы заработать лишний доллар. Очень уж он хотел разбогатеть.
– А кончил тем, что стал управляющим домом? – спросил Карелла. – Куда же девались все его честолюбивые устремления?
– По правде говоря, он был не просто управляющим, – заметил Мэйли.
– Да? А кем же? – спросил Карелла.
– Я имею в виду, что он продолжал делать дела.
– Какие, например?
– Ну, например, с дровами. Он пилил деревья здесь, в лесу, а потом вез чурбаки в город на своем грузовике. В городе у него был какой-то чернокожий малый, который их колол, и Джорджи продавал дрова своим жильцам, неплохо зарабатывая на этом.
– Чем еще он занимался? – спросил Карелла.
– Видите ли... – начал было Мэйли.
– Да?
– Только дровами, больше ничем, – сказал Мэйли, взглянув на своих приятелей.
– Сэр, чем еще занимался Джордж Лассер?
– Ничем, – ответил Мэйли.
– Вы сказали, что он хотел разбогатеть.
– Да, – ответил Мэйли. – Продавая дрова. Он на это здесь рассчитывал. В конце концов, он ведь был старым человеком. Не всякий в его возрасте...
– Сэр, – сказал Карелла, – если я правильно вас расслышал, вы сказали нам, что Джордж Лассер был не просто управляющим, а занимался и другими делами. Вы сказали «делами», сэр. Во множественном числе. Так какими же еще делами он занимался, помимо своего дровяного бизнеса?
– Я имел в виду, что он был управляющим в доме. Управляющим и торговал дровами.
– По-моему, вы что-то скрываете, сэр, – сказал Карелла, и в лавке наступила тишина. Карелла ждал.
– Мы старые люди, – наконец произнес Мэйли.
– Это мне известно, сэр.
– Мы старые люди, и нас уже ждет не дождется смерть. Давным-давно мы прошли через войну, вместе вернулись в Нью-Эссекс, побывали на свадьбе друг у друга, а когда у нас начали рождаться дети, присутствовали на их крестинах и других обрядах и на их свадьбах, а теперь уже собираемся на свадьбы их детей. Мы старые люди, мистер Карелла.
– Да, сэр, мне это известно. Но я должен знать про Джорджа Лассера.
– Сейчас мы ходим на похороны, мистер Карелла. Вот куда мы ходим. Не на свадьбы. Только на похороны. Вначале нас было двадцать три. «Счастливые ребята». А теперь осталось трое, и мы ходим только на похороны.
– У Джорджа Лассера не было на свете ни одного врага, заметил Остирейч.
– Не такой смертью ему следовало умереть, – добавил Най. – Нет, не такой.
– Оставьте его в покое, – попросил Мэйли Кареллу. – Он умер. Позвольте нам похоронить его так, как мы похоронили всех остальных. Пусть он покоится в мире.
– Я жду, мистер Мэйли, – сказал Карелла.
Мэйли вздохнул. Посмотрел на Остирейча. Остирейч едва приметно кивнул, и Мэйли снова вздохнул.
– У Джорджа Лассера в подвале играли в кости на деньги, – сказал он.
Глава 4
Хромой Дэнни был осведомителем и в качестве такового считал, что отвращение американцев к подобной деятельности было заговором, возникшим в начальной еще школе и предназначенным для лишения его профессии, которой он владел безукоризненно. Он часто подумывал о том, чтобы нанять какого-нибудь литератора или журналиста, способного вызвать у общественности более снисходительное отношение к себе подобным, но всякий раз у него хватало разума сообразить, что это отвращение так глубоко укоренилось в сознании американцев, что простой подменой облика тут не обойтись. Он был не в силах понять, почему люди считают доносительство недостойным. Не мог он понять также, почему большинство законопослушных граждан приняли за одну из нравственных заповедей принцип, получивший начало, а также весьма поощряемый и проводимый в жизнь в уголовном мире. Он знал только, что если человек видит, как кто-то совершает нечто дурное, то весьма неохотно сообщает об этом властям, тем более что отчасти им овладевает и страх перед возмездием, а поэтому люди и придумали себе мораль: не доноси.
А почему бы не донести?
Дэнни очень нравилось быть осведомителем.
Он был первоклассным сборщиком слухов, уши его всегда улавливали самую разнообразную информацию, которая носилась в воздухе, а мозг состоял из отсеков, в которых хранились зародыши с виду совершенно бесполезных сведений, которые, когда происходила их переоценка, развивались, превращаясь в весьма существенные данные. Он превосходил всех в умении отсеять и отсортировать, сличить и систематизировать – всему этому он научился еще мальчишкой, когда схватка с полиомиелитом заставила его почти целый год провести в постели. Когда ты не можешь выйти из спальни, ты начинаешь придумывать, чем бы развлечь себя. Хромой Дэнни, учитывая его умение развлечь себя, мог бы стать банкиром или руководителем международного картеля, если бы не родился и получил воспитание на Калвер-авеню, которая была далеко не лучшим местом в городе. Родившись же на Калвер-авеню и отдавая должное судьбе, он мог бы стать одним из лучших в мире похитителей драгоценностей или – что более реально – сутенером. Однако ни тем, ни другим он не стал. Вместо этого он стал осведомителем.
По-настоящему его звали Дэнни Нелсон, но никто об этом и не знал. Даже письма, адресованные Хромому Дэнни, доставлялись преданным ему почтальоном, который считал Дэнни ветераном первой мировой войны, раненным в Арденнах, а никак не осведомителем. По правде говоря, очень мало людей знали о том, что он осведомитель, поскольку профессию эту никак не стоит афишировать, дабы однажды в темноте не обнаружить, что на тебя наведен не один, а сразу несколько пистолетов. Пустить по своему следу торпеду – как издавна выражаются некоторые – не слишком-то приятно, даже когда ты не хромаешь. А уж если тебе суждено прихрамывать, то бегать быстро совсем нелегко, и поэтому Дэнни ввел в принцип избегать всяческих трений с владельцами торпед и модного нынче оружия, не оставляя по возможности никаких следов на улицах города.
Дэнни говорил всем, что он грабитель.
Таким образом, он охотно был принят в этот социальный слой, что весьма способствовало задушевным беседам с ворами самых различных категорий. Всякий раз, когда они изливали перед ним душу, Дэнни тотчас отпирал отсеки у себя в мозгу и начинал собирать данные, укладывая их то туда, то сюда, не пытаясь оценивать и сортировать, но надеясь, что все это когда-нибудь само собой прояснится и пригодится.
Двадцатидвухлетний грабитель поведал Дэнни, что ему требуется новое заднее колесо для «олдсмобила» последней марки, – не знает ли Дэнни, где купить? Дэнни и вправду знал, кто торгует краденым, правда, человек этот был не очень надежным – он уже, по крайней мере, трижды отсидел в тюрьме, разве на такого можно положиться? И пока он интересовался про колесо для своего молодого друга, скупщик краденого, между прочим, упомянул о том, что во вторник вечером ограбили меховой склад на Десятой авеню, пустив ночному сторожу пулю в лоб, от чего старик, конечно, отправился на тот свет. Дэнни с участием выслушал скупщика, а на следующий день встретил жену своего молодого друга, которая раньше была проституткой, но теперь ее социальный статус значительно повысился, поскольку она вышла замуж, и героин ей покупал муж – и смотрите-ка! – на ней шикарная норковая шуба вроспуск, на что ушло не меньше четырехсот ярдов норки. Дэнни понятия не имел, что такое сшитая вроспуск шуба, но зато не сомневался, что эта самая норка появилась со склада на Десятой авеню, который пустил вроспуск его молодой приятель, которому понадобилось новое колесо для его последней модели «олдсмобила». На следующий день Дэнни прочел в газете, что сторож, отстреливаясь перед своей безвременной кончиной, в кого-то или во что-то попал, ибо в его револьвере осталось всего две пули. Когда Дэнни встретился со своим молодым приятелем и невзначай поинтересовался, как это так получилось, что тому потребовалось новое заднее колесо, приятель ответил, что где-то на дороге проколол покрышку гвоздем. Интересно, посмотрев на приятеля, подумал Дэнни, почему бы ему просто не заехать в первый попавшийся гараж и не попросить, чтобы там ему сменили колесо, если он всего-то проколол гвоздем покрышку? Конечно, может случиться, что гвоздь и в самом деле покорежил колесо так, что его необходимо сменить. Дэнни готов был поверить другу на слово; в конце концов, если заменить колесо в самом деле необходимо, его другу так или иначе придется за этим колесом обратиться к тому же скупщику краденого.
У скупщиков краденого можно купить все что угодно, и по самой подходящей цене, начиная от портативного телевизора и кончая револьверами «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра. Даже порядочные граждане, проживая в районах с дурной репутацией, не пренебрегают услугами скупщиков краденого, так почему же такой мелюзге, как молодой приятель Дэнни, когда ему требуется новое колесо, не обратиться самому к скупщику, даже если нет ничего подозрительного в том, почему оно ему понадобилось?
Опытный осведомитель никогда не делает поспешных выводов.
Он собирает факты, фильтрует их, проверяет и выжидает.
Неделю спустя Дэнни встретил человека, только что прибывшего из Чикаго, где тот провел несколько дней. Человек этот тащит огромный сверток. В тот же вечер Дэнни видит, как его молодой приятель и этот из Чикаго едут вместе в «олдсмобиле», заднее колесо которого давно сменили. На следующий день приятель Дэнни тоже тащит огромный сверток, а его жена обеспечена героином в таком количестве, что ей хватит на всю жизнь, даже если в Китае перестанут сеять мак.
Только тогда Дэнни сообщает полиции, что, по его мнению, его молодой друг вместе со своим приятелем из Чикаго ограбили меховой склад, ночной сторож которого продырявил правое заднее колесо «олдсмобила», получив взамен пулю в лоб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20