Берке обнаружил кражу на следующее утро. Через две недели Лассер явился к нему.
– И что же он ему сказал?
– Признался, что ограбил его офис, а когда Берке собрался вызвать полицию, показал ему список доходов, добавив, что прихватил его из ящика случайно среди прочих вещей, поскольку, мол, не шибко разбирается в экспортном бизнесе, но что, заметив имя Энсона Берке и поняв, что речь идет о подоходном налоге с сумм, среди которых упомянуты полученные им лично, а не заработанные фирмой сорок тысяч долларов, сообразил, что выглядят они подозрительно. Берке послал Лассера к черту, еще раз пообещав обязательно позвонить в полицию, на что Лассер извинился, сказал, что, может, он и вправду ошибся, что все, наверное, чисто и ясно и что в таком случае, надеется он, Берке не будет возражать, если Лассер пошлет этот документ совету директоров его компании. Тут Берке и понял, что пахнет жареным. Да так, что обжигает нос.
– Поэтому он заплатил Лассеру столько, сколько тот запросил.
– Да.
– Сколько же?
– Берке утаил от компании сорок тысяч долларов. Мы с Лассером рассудили, что он, наверное, будет поступать таким образом и дальше, пока мы будем держать язык за зубами.
– И поэтому?
– Лассер попросил у него половину этой суммы.
– А иначе?
– А иначе он пойдет прямо в совет директоров.
– И Берке заплатил?
– Да.
– И вы с Лассером поделили эти двадцать тысяч поровну?
– Совершенно верно. По десять тысяч каждому.
– И продолжали получать каждый год. Что оказалось немалой суммой, – вздохнул Карелла. – Поэтому вполне возможно, что Берке это надоело, он пошел в подвал на Пятую Южную и убил Лассера, пытаясь освободиться от...
– Нет, – возразил Рер. – Почему нет?
– Золотые яйца перестали поступать в 1945 году.
– Что вы хотите сказать?
– С 1945 года мы денег не получали, – ответил Рер.
– Берке перестал платить в 1945 году, так?
– Совершенно верно, – улыбнулся Рер.
– Но он все равно мог считать себя обиженным даже за то, что ему пришлось выплатить, и решил отомстить.
– Ха-ха, – торжествующе-злобно хохотнул Рер.
– Почему нет? – спросил Карелла.
– Энсон Берке не мог убить Лассера.
– Почему?
– Я только что вам сказал. Он перестал платить в 1945 году.
– Ну и что?
– По той причине, что в 1945 году у него случился инфаркт, и он умер.
– Что? – спросил Карелла.
– Да, – радостно подтвердил Рер. – Так что зря вы, ребята, старались. Футбольный матч не состоялся.
Январь – плохой месяц для игры в футбол.
Зигмунда Рера они не арестовали, потому что сомневались, заинтересуются ли им законники, а главное, честно говоря, чересчур много с ним было волынки. И жертва Рера, и его партнер – оба ушли в мир иной, первая попытка вымогательства могла быть подтверждена только показаниями Кавано, которые в суде могут быть приняты за показания с чужих слов, поскольку тот, кого Рер собирался обобрать в 1937 году, их не подтвердил. Возможность отыскать предполагаемую жертву и получить ее согласие на изобличение самого себя ради изобличения Рера была весьма сомнительной – во всяком случае, все это казалось ерундой по сравнению с тем, что убийца двух человек все еще разгуливает на свободе.
Январь – плохой месяц для игры в футбол, вот и все.
Когда они вернулись обратно в следственный отдел, у перегородки из реек их встретил детектив Мейер.
– Где вы, ребята, гуляли? – спросил он.
– А что? – заинтересовался Карелла.
– Несколько минут назад нам звонил патрульный Мерфи.
– Ну и что?
– Подсобный рабочий пытался убить управляющего домом.
– Где?
– Пятая Южная, 4113, – ответил Мейер. – Цветного рабочего зовут Сэм Уитсон.
Глава 10
Когда Карелла с Хейзом приехали, на ногах у Сэма Уитсона сидели два патрульных, еще два прижимали к полу его огромные раскинутые в стороны руки, а один полицейский восседал у него на груди. Когда детективы приблизились к тому месту в подвале, где он был распят, огромный негр вдруг, сделав неимоверное усилие, вскинулся так, что полицейский, восседавший у него на груди, взлетел в воздух, а затем, ухватившись за борта его куртки, тяжело плюхнулся обратно.
– Сукин сын, – пробормотал Уитсон, и тогда еще один полицейский, который стоял и наблюдал, как другие борются со своим пленником, вдруг размахнулся и ударил Уитсона дубинкой по правой ноге. В углу подвала сидел Джон Айверсон, управляющий домом 4113 на Пятой Южной, соседним с тем, где работал покойный Джордж Лассер, и из раны на голове у него сочилась кровь. Дома эти были рядом и примыкали друг к другу, как две половинки одного эмбриона. Подвал у Айверсона был точно такой же, как и подвал у Лассера, отличаясь только содержимым. Поддерживая руками разбитую голову, он сидел на пустом ящике из-под молочных бутылок, а полицейские продолжали бороться с Уитсоном, который время от времени делал попытку освободиться. Тот же патрульный, что не участвовал в борьбе, по-прежнему наносил Уитсону удары дубинкой, пока один из патрульных не заорал:
– Ради бога, Чарли, перестань! Как только ты ударяешь его дубинкой, он подкидывает нас всех в воздух.
– Я стараюсь его успокоить, – отозвался Чарли и снова ударил Уитсона по подошве башмака.
– Хватит, – распорядился Карелла, подойдя к тому месту, где вокруг лежавшего на полу негра роились полицейские. – Дайте ему встать.
– Он очень опасен, сэр, – заметил один из патрульных.
– Дайте ему встать, – повторил Карелла.
– Как угодно, сэр, – отозвался тот же из патрульных, и все они одновременно, словно по сигналу, спрыгнули с Уитсона и попятились назад, как только Уитсон, стиснув кулаки и пылая взглядом, вскочил на ноги.
– Все в порядке, Сэм, – попытался успокоить его Карелла.
– Кто сказал? – потребовал Уитсон. – Я убью этого сукиного сына.
– Никого ты не убьешь, Сэм. Сядь и остынь. Я хочу знать, что здесь произошло.
– Не мешайте мне, – сказал Уитсон. – Это вас не касается.
– Сэм, я офицер полиции, – заметил Карелла.
– Я знаю, кто вы, – отозвался Уитсон.
– Мне позвонили и сказали, что ты хотел убить управляющего. Это правда?
– Через несколько минут вам позвонят еще раз, – прорычал Уитсон. – И вы услышите, что я убил управляющего.
Карелла не сумел сдержать хохота. Хохот поразил Уитсона, который на секунду опять сжал кулаки и смотрел на Кареллу недоуменным взглядом.
– Ничего смешного нет, – сказал Уитсон.
– Я знаю, Сэм, – согласился Карелла. – Давай-ка лучше присядем и поговорим.
– Он полез на меня с топором, – сказал Уитсон, указывая на Айверсона.
Впервые с тех пор, как они вошли в подвал, Карелла и Хейз взглянули на Айверсона не как на подвергшуюся нападению жертву. Если Уитсон был рослым, то и Айверсон был ничуть не меньше. Если Уитсон был способен устроить погром, то и Айверсон ему ничем не уступал. Он сидел на ящике из-под молока, из раны на голове у него сочилась кровь, но от него по-прежнему исходило ощущение мощи и силы, как исходит запах от вышедшего из джунглей зверя. Когда Уитсон указал на него, он поднял глаза, и детективы вдруг почувствовали, как он весь начеку, как полон нервной энергии, которую излучал в той же степени, что и ощущение силы, и поэтому приблизились к нему с опаской, какой никогда бы не испытывали возле раненого человека.
– О чем он говорит, Айверсон? – спросил Карелла.
– Он ненормальный, – отозвался Айверсон.
– Он только что сказал, что вы напали на него с топором.
– Он ненормальный.
– А что это? – спросил Хейз и, наклонившись, поднял с пола топор, который лежал на бетонном полу футах в десяти от того места, где сидел Айверсон. – По-моему, это топор, а, Айверсон?
– Топор, – согласился Айверсон. – Я держу его здесь в подвале и пользуюсь им, чтобы колоть дрова.
– А почему он валяется на полу?
– Наверно, я его там бросил, – отозвался Айверсон.
– Врет, – сказал Уитсон. – Когда он замахнулся на меня топором, я его ударил, и он уронил топор. Вот почему топор и лежит на полу.
– А чем вы его ударили?
– Я схватил кочергу и его ударил.
– Из-за чего?
– Я же только что вам сказал. Он полез на меня с топором.
– Почему?
– Потому, что он подонок, – сказал Уитсон. – Вот почему. Айверсон встал и сделал шаг в сторону Уитсона.
– Сесть! – крикнул Карелла, метнувшись между ними. – Что он хочет этим сказать, Айверсон?
– Не знаю, что он хочет сказать. Он ведь ненормальный.
– Предложил мне двадцать пять центов, – возмущался Уитсон. – Я сказал ему, что он может делать со своими двадцатью пятью центами. Двадцать пять центов!
– О чем ты говоришь, Уитсон? – спросил Хейз и вдруг сообразил, что до сих пор держит в руках топор. Он прислонил его к бункеру с углем, как раз в ту минуту, когда Уитсон снова повернулся к Айверсону.
– Подожди, черт побери! – заорал Хейз, и Уитсон остановился как вкопанный. – О каких двадцати пяти центах ты говоришь?
– Он предложил мне двадцать пять центов за то, чтобы я колол дрова. Я сказал ему, пусть он засунет...
– Давайте разберемся, – предложил Карелла. – Вы хотели, чтобы он колол дрова для вас, так, что ли, Айверсон? Айверсон молча кивнул.
– И предложили ему двадцать пять центов?
– Двадцать пять в час, – ответил Айверсон. – Столько, сколько я платил ему и прежде.
– Да, поэтому я и перестал работать на тебя, дешевка. Поэтому я и начал работать на мистера Лассера.
– Но ты раньше работал на мистера Айверсона, правильно? – спросил Хейз.
– В прошлом году я работал здесь. Но он платил мне всего двадцать пять центов в час, а мистер Лассер предложил пятьдесят, поэтому я и перешел к нему. Я не дурак.
– Это верно, Айверсон?
– Здесь у него было больше работы, – ответил Айверсон. – Я платил ему меньше, но работал он дольше.
– Пока мистер Лассер не переманил к себе твоих жильцов, – добавил Уитсон.
– О чем ты говоришь? – спросил Хейз.
– Все жильцы этого дома начали ходить за дровами к мистеру Лассеру.
Теперь они во все глаза смотрели на Айверсона: огромный, с неуклюже болтающимися руками, он стоял, кусая губы, и настороженно оглядывался по сторонам, как животное, попавшее в беду.
– Это правда, мистер Айверсон? – спросил Карелла.
Айверсон ничего не ответил.
– Мистер Айверсон, я хочу знать, правда ли это? – повторил Карелла.
– Да, правда, – отозвался Айверсон.
– Что все ваши жильцы стали ходить за дровами к мистеру Лассеру?
– Да, да, – согласился Айверсон. – Но это не значит...
И умолк. В подвале наступила тишина.
– Что это не значит, мистер Айверсон?
– Ничего.
– Вы хотели что-то сказать, мистер Айверсон?
– Я сказал все, что хотел сказать.
– Ваши жильцы стали ходить к мистеру Лассеру, верно?
– Да, сказал я вам! Что вам от меня нужно? У меня из головы идет кровь, он ударил меня по голове, а вы донимаете меня вопросами.
– И как вы на это реагировали? – спросил Карелла.
– На что?
– На то, что жильцы перестали к вам обращаться?
– Я... Послушайте, я... Я не имею к этому никакого отношения.
– К чему?
– Я злился, да, но...
И снова Айверсон умолк. Он смотрел на Кареллу и Хейза, которые, в свою очередь, не сводили с него спокойного и серьезного взгляда. И вдруг по какой-то причине, возможно, потому, что почувствовал, что не в силах больше объясняться, а может, ощутил, что попал в западню, которая захлопнулась за ним, но вдруг выражение лица его изменилось: решение было принято, сомневаться не приходилось – он нагнулся и, не говоря ни слова, схватил топор, который Хейз оставил прислоненным к стенке бункера. Он схватил его легко, без малейшего усилия и так быстро, что у Кареллы едва хватило времени увернуться, когда Айверсон, как битой, взмахнул топором, нацелившись Карелле в голову.
– Ложись! – скомандовал Хейз, и не успел Карелла очутиться на полу, тут же перекатываясь на левый бок, чтобы вытащить из кобуры на поясе револьвер, как прогремели один за другим выстрелы Хейза. Он услышал, как кто-то застонал от боли, и увидел, что Айверсон стоит над ним – огромное пятно крови расползалось по его голубому комбинезону – с занесенным над головой топором – вероятно, именно так он занес топор в ту пятницу днем, когда лезвие его вонзилось в череп Джорджа Лассера. Карелла понял, что времени вытащить револьвер у него нет, как нет и возможности отползти или отвести удар, – топор занесен и в следующую секунду опустится.
И тогда прыгнул Уитсон. Его огромное и мощное тело взлетело в воздух, пересекло, казалось, весь подвал и врезалось в не менее рослого Айверсона. Тот пошатнулся, оперся о стенку топки, и топор, со звоном ударившись в чугунную дверцу, с грохотом упал на бетонный пол. Айверсон, оттолкнувшись от топки, потянулся было за топором, но Уитсон, оттянув сжатую в кулак правую руку, вдруг с поразительной силой выкинул ее вперед, голова Айверсона с хрустом дернулась назад, словно от перелома позвоночника, и он упал на пол.
– Полный порядок? – спросил Хейз.
– Да, – ответил Карелла. – А ты, Сэм?
– Нормально, – отозвался Уитсон.
– Он совершил убийство из-за торговли дровами, – удивленно произнес Хейз. – Из-за грошовой торговли дровами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– И что же он ему сказал?
– Признался, что ограбил его офис, а когда Берке собрался вызвать полицию, показал ему список доходов, добавив, что прихватил его из ящика случайно среди прочих вещей, поскольку, мол, не шибко разбирается в экспортном бизнесе, но что, заметив имя Энсона Берке и поняв, что речь идет о подоходном налоге с сумм, среди которых упомянуты полученные им лично, а не заработанные фирмой сорок тысяч долларов, сообразил, что выглядят они подозрительно. Берке послал Лассера к черту, еще раз пообещав обязательно позвонить в полицию, на что Лассер извинился, сказал, что, может, он и вправду ошибся, что все, наверное, чисто и ясно и что в таком случае, надеется он, Берке не будет возражать, если Лассер пошлет этот документ совету директоров его компании. Тут Берке и понял, что пахнет жареным. Да так, что обжигает нос.
– Поэтому он заплатил Лассеру столько, сколько тот запросил.
– Да.
– Сколько же?
– Берке утаил от компании сорок тысяч долларов. Мы с Лассером рассудили, что он, наверное, будет поступать таким образом и дальше, пока мы будем держать язык за зубами.
– И поэтому?
– Лассер попросил у него половину этой суммы.
– А иначе?
– А иначе он пойдет прямо в совет директоров.
– И Берке заплатил?
– Да.
– И вы с Лассером поделили эти двадцать тысяч поровну?
– Совершенно верно. По десять тысяч каждому.
– И продолжали получать каждый год. Что оказалось немалой суммой, – вздохнул Карелла. – Поэтому вполне возможно, что Берке это надоело, он пошел в подвал на Пятую Южную и убил Лассера, пытаясь освободиться от...
– Нет, – возразил Рер. – Почему нет?
– Золотые яйца перестали поступать в 1945 году.
– Что вы хотите сказать?
– С 1945 года мы денег не получали, – ответил Рер.
– Берке перестал платить в 1945 году, так?
– Совершенно верно, – улыбнулся Рер.
– Но он все равно мог считать себя обиженным даже за то, что ему пришлось выплатить, и решил отомстить.
– Ха-ха, – торжествующе-злобно хохотнул Рер.
– Почему нет? – спросил Карелла.
– Энсон Берке не мог убить Лассера.
– Почему?
– Я только что вам сказал. Он перестал платить в 1945 году.
– Ну и что?
– По той причине, что в 1945 году у него случился инфаркт, и он умер.
– Что? – спросил Карелла.
– Да, – радостно подтвердил Рер. – Так что зря вы, ребята, старались. Футбольный матч не состоялся.
Январь – плохой месяц для игры в футбол.
Зигмунда Рера они не арестовали, потому что сомневались, заинтересуются ли им законники, а главное, честно говоря, чересчур много с ним было волынки. И жертва Рера, и его партнер – оба ушли в мир иной, первая попытка вымогательства могла быть подтверждена только показаниями Кавано, которые в суде могут быть приняты за показания с чужих слов, поскольку тот, кого Рер собирался обобрать в 1937 году, их не подтвердил. Возможность отыскать предполагаемую жертву и получить ее согласие на изобличение самого себя ради изобличения Рера была весьма сомнительной – во всяком случае, все это казалось ерундой по сравнению с тем, что убийца двух человек все еще разгуливает на свободе.
Январь – плохой месяц для игры в футбол, вот и все.
Когда они вернулись обратно в следственный отдел, у перегородки из реек их встретил детектив Мейер.
– Где вы, ребята, гуляли? – спросил он.
– А что? – заинтересовался Карелла.
– Несколько минут назад нам звонил патрульный Мерфи.
– Ну и что?
– Подсобный рабочий пытался убить управляющего домом.
– Где?
– Пятая Южная, 4113, – ответил Мейер. – Цветного рабочего зовут Сэм Уитсон.
Глава 10
Когда Карелла с Хейзом приехали, на ногах у Сэма Уитсона сидели два патрульных, еще два прижимали к полу его огромные раскинутые в стороны руки, а один полицейский восседал у него на груди. Когда детективы приблизились к тому месту в подвале, где он был распят, огромный негр вдруг, сделав неимоверное усилие, вскинулся так, что полицейский, восседавший у него на груди, взлетел в воздух, а затем, ухватившись за борта его куртки, тяжело плюхнулся обратно.
– Сукин сын, – пробормотал Уитсон, и тогда еще один полицейский, который стоял и наблюдал, как другие борются со своим пленником, вдруг размахнулся и ударил Уитсона дубинкой по правой ноге. В углу подвала сидел Джон Айверсон, управляющий домом 4113 на Пятой Южной, соседним с тем, где работал покойный Джордж Лассер, и из раны на голове у него сочилась кровь. Дома эти были рядом и примыкали друг к другу, как две половинки одного эмбриона. Подвал у Айверсона был точно такой же, как и подвал у Лассера, отличаясь только содержимым. Поддерживая руками разбитую голову, он сидел на пустом ящике из-под молочных бутылок, а полицейские продолжали бороться с Уитсоном, который время от времени делал попытку освободиться. Тот же патрульный, что не участвовал в борьбе, по-прежнему наносил Уитсону удары дубинкой, пока один из патрульных не заорал:
– Ради бога, Чарли, перестань! Как только ты ударяешь его дубинкой, он подкидывает нас всех в воздух.
– Я стараюсь его успокоить, – отозвался Чарли и снова ударил Уитсона по подошве башмака.
– Хватит, – распорядился Карелла, подойдя к тому месту, где вокруг лежавшего на полу негра роились полицейские. – Дайте ему встать.
– Он очень опасен, сэр, – заметил один из патрульных.
– Дайте ему встать, – повторил Карелла.
– Как угодно, сэр, – отозвался тот же из патрульных, и все они одновременно, словно по сигналу, спрыгнули с Уитсона и попятились назад, как только Уитсон, стиснув кулаки и пылая взглядом, вскочил на ноги.
– Все в порядке, Сэм, – попытался успокоить его Карелла.
– Кто сказал? – потребовал Уитсон. – Я убью этого сукиного сына.
– Никого ты не убьешь, Сэм. Сядь и остынь. Я хочу знать, что здесь произошло.
– Не мешайте мне, – сказал Уитсон. – Это вас не касается.
– Сэм, я офицер полиции, – заметил Карелла.
– Я знаю, кто вы, – отозвался Уитсон.
– Мне позвонили и сказали, что ты хотел убить управляющего. Это правда?
– Через несколько минут вам позвонят еще раз, – прорычал Уитсон. – И вы услышите, что я убил управляющего.
Карелла не сумел сдержать хохота. Хохот поразил Уитсона, который на секунду опять сжал кулаки и смотрел на Кареллу недоуменным взглядом.
– Ничего смешного нет, – сказал Уитсон.
– Я знаю, Сэм, – согласился Карелла. – Давай-ка лучше присядем и поговорим.
– Он полез на меня с топором, – сказал Уитсон, указывая на Айверсона.
Впервые с тех пор, как они вошли в подвал, Карелла и Хейз взглянули на Айверсона не как на подвергшуюся нападению жертву. Если Уитсон был рослым, то и Айверсон был ничуть не меньше. Если Уитсон был способен устроить погром, то и Айверсон ему ничем не уступал. Он сидел на ящике из-под молока, из раны на голове у него сочилась кровь, но от него по-прежнему исходило ощущение мощи и силы, как исходит запах от вышедшего из джунглей зверя. Когда Уитсон указал на него, он поднял глаза, и детективы вдруг почувствовали, как он весь начеку, как полон нервной энергии, которую излучал в той же степени, что и ощущение силы, и поэтому приблизились к нему с опаской, какой никогда бы не испытывали возле раненого человека.
– О чем он говорит, Айверсон? – спросил Карелла.
– Он ненормальный, – отозвался Айверсон.
– Он только что сказал, что вы напали на него с топором.
– Он ненормальный.
– А что это? – спросил Хейз и, наклонившись, поднял с пола топор, который лежал на бетонном полу футах в десяти от того места, где сидел Айверсон. – По-моему, это топор, а, Айверсон?
– Топор, – согласился Айверсон. – Я держу его здесь в подвале и пользуюсь им, чтобы колоть дрова.
– А почему он валяется на полу?
– Наверно, я его там бросил, – отозвался Айверсон.
– Врет, – сказал Уитсон. – Когда он замахнулся на меня топором, я его ударил, и он уронил топор. Вот почему топор и лежит на полу.
– А чем вы его ударили?
– Я схватил кочергу и его ударил.
– Из-за чего?
– Я же только что вам сказал. Он полез на меня с топором.
– Почему?
– Потому, что он подонок, – сказал Уитсон. – Вот почему. Айверсон встал и сделал шаг в сторону Уитсона.
– Сесть! – крикнул Карелла, метнувшись между ними. – Что он хочет этим сказать, Айверсон?
– Не знаю, что он хочет сказать. Он ведь ненормальный.
– Предложил мне двадцать пять центов, – возмущался Уитсон. – Я сказал ему, что он может делать со своими двадцатью пятью центами. Двадцать пять центов!
– О чем ты говоришь, Уитсон? – спросил Хейз и вдруг сообразил, что до сих пор держит в руках топор. Он прислонил его к бункеру с углем, как раз в ту минуту, когда Уитсон снова повернулся к Айверсону.
– Подожди, черт побери! – заорал Хейз, и Уитсон остановился как вкопанный. – О каких двадцати пяти центах ты говоришь?
– Он предложил мне двадцать пять центов за то, чтобы я колол дрова. Я сказал ему, пусть он засунет...
– Давайте разберемся, – предложил Карелла. – Вы хотели, чтобы он колол дрова для вас, так, что ли, Айверсон? Айверсон молча кивнул.
– И предложили ему двадцать пять центов?
– Двадцать пять в час, – ответил Айверсон. – Столько, сколько я платил ему и прежде.
– Да, поэтому я и перестал работать на тебя, дешевка. Поэтому я и начал работать на мистера Лассера.
– Но ты раньше работал на мистера Айверсона, правильно? – спросил Хейз.
– В прошлом году я работал здесь. Но он платил мне всего двадцать пять центов в час, а мистер Лассер предложил пятьдесят, поэтому я и перешел к нему. Я не дурак.
– Это верно, Айверсон?
– Здесь у него было больше работы, – ответил Айверсон. – Я платил ему меньше, но работал он дольше.
– Пока мистер Лассер не переманил к себе твоих жильцов, – добавил Уитсон.
– О чем ты говоришь? – спросил Хейз.
– Все жильцы этого дома начали ходить за дровами к мистеру Лассеру.
Теперь они во все глаза смотрели на Айверсона: огромный, с неуклюже болтающимися руками, он стоял, кусая губы, и настороженно оглядывался по сторонам, как животное, попавшее в беду.
– Это правда, мистер Айверсон? – спросил Карелла.
Айверсон ничего не ответил.
– Мистер Айверсон, я хочу знать, правда ли это? – повторил Карелла.
– Да, правда, – отозвался Айверсон.
– Что все ваши жильцы стали ходить за дровами к мистеру Лассеру?
– Да, да, – согласился Айверсон. – Но это не значит...
И умолк. В подвале наступила тишина.
– Что это не значит, мистер Айверсон?
– Ничего.
– Вы хотели что-то сказать, мистер Айверсон?
– Я сказал все, что хотел сказать.
– Ваши жильцы стали ходить к мистеру Лассеру, верно?
– Да, сказал я вам! Что вам от меня нужно? У меня из головы идет кровь, он ударил меня по голове, а вы донимаете меня вопросами.
– И как вы на это реагировали? – спросил Карелла.
– На что?
– На то, что жильцы перестали к вам обращаться?
– Я... Послушайте, я... Я не имею к этому никакого отношения.
– К чему?
– Я злился, да, но...
И снова Айверсон умолк. Он смотрел на Кареллу и Хейза, которые, в свою очередь, не сводили с него спокойного и серьезного взгляда. И вдруг по какой-то причине, возможно, потому, что почувствовал, что не в силах больше объясняться, а может, ощутил, что попал в западню, которая захлопнулась за ним, но вдруг выражение лица его изменилось: решение было принято, сомневаться не приходилось – он нагнулся и, не говоря ни слова, схватил топор, который Хейз оставил прислоненным к стенке бункера. Он схватил его легко, без малейшего усилия и так быстро, что у Кареллы едва хватило времени увернуться, когда Айверсон, как битой, взмахнул топором, нацелившись Карелле в голову.
– Ложись! – скомандовал Хейз, и не успел Карелла очутиться на полу, тут же перекатываясь на левый бок, чтобы вытащить из кобуры на поясе револьвер, как прогремели один за другим выстрелы Хейза. Он услышал, как кто-то застонал от боли, и увидел, что Айверсон стоит над ним – огромное пятно крови расползалось по его голубому комбинезону – с занесенным над головой топором – вероятно, именно так он занес топор в ту пятницу днем, когда лезвие его вонзилось в череп Джорджа Лассера. Карелла понял, что времени вытащить револьвер у него нет, как нет и возможности отползти или отвести удар, – топор занесен и в следующую секунду опустится.
И тогда прыгнул Уитсон. Его огромное и мощное тело взлетело в воздух, пересекло, казалось, весь подвал и врезалось в не менее рослого Айверсона. Тот пошатнулся, оперся о стенку топки, и топор, со звоном ударившись в чугунную дверцу, с грохотом упал на бетонный пол. Айверсон, оттолкнувшись от топки, потянулся было за топором, но Уитсон, оттянув сжатую в кулак правую руку, вдруг с поразительной силой выкинул ее вперед, голова Айверсона с хрустом дернулась назад, словно от перелома позвоночника, и он упал на пол.
– Полный порядок? – спросил Хейз.
– Да, – ответил Карелла. – А ты, Сэм?
– Нормально, – отозвался Уитсон.
– Он совершил убийство из-за торговли дровами, – удивленно произнес Хейз. – Из-за грошовой торговли дровами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20