Он и не ожидал найти живые клетки в вагинальном тракте Ирэн, потому что знал, что после стольких часов они бы все равно не сохранились, но погибшие сперматозоиды надеялся увидеть даже теперь. Он взял пробу, долго изучал ее под очень сильным микроскопом и ничего не обнаружил. Не желая довольствоваться этим результатом (многие причины могли объяснить отсутствие сперматозоидов во влагалище даже сразу же после половых сношений), он обработал мочеиспускательный канал трупа Томми Барлоу физиологическим раствором, взял пробу шприцем и рассмотрел ее под микроскопом, пытаясь найти сперму. Но и там ее не было.
Удовлетворенный, он завершил свою работу, изложил результаты и попросил отпечатать заключение для передачи детективам восемьдесят седьмого участка.
Оно было изложено языком сложных медицинских терминов и точно объясняло, почему Андерсен в полном соответствии с данными вскрытия отвечал на вопросы так, а не иначе. Одолев трудности языка, детективы 87-го полицейского участка пришли к выводу, что рапорт содержал следующие ответы на их вопросы:
1. Газ.
2. Трезвые.
3. Половых сношений не имели.
Ответы заставили их задуматься: что же стало со всем этим пойлом, если никто из них не был пьян? И для чего они разделись, если не для того, чтобы, мягко говоря, «быть вместе» последний раз? До сих пор были все основания предполагать, что они сначала занимались любовью, затем оба частично оделись, а уже потом открыли газ. А если они любовью не занимались, зачем же тогда было раздеваться?
Где-то в глубине души каждый проклинал такое заключение Андерсена.
Глава 5
В крупных женщинах всегда что-то пугает: то ли перемена ролей, то ли разрушение стереотипа. Считается, что женщина должна быть утонченной и хрупкой, мягкой и уютной, немного беззащитной и зависимой; она должна искать утешения и покоя в объятиях сильного, ясноглазого, решительного мужчины.
Те двое, которые позвонили в дверь дома Мэри Томлинсон на Санд Спит, были сильными, ясноглазыми и решительными.
Стив Карелла – ростом шесть футов, с широкими плечами, узкими бедрами, мощными запястьями больших рук – не производил впечатления крупного человека. Его сила обманчиво скрывалась в теле прирожденного атлета, который двигался легко и свободно, отлично владея своей прекрасной мускулатурой. В его лице с выступающими скулами, слегка косящими карими глазами, острым и проницательным взглядом было что-то восточное. Вид его не был устрашающим, но когда вы, открыв дверь, видели его на ступенях своего парадного крыльца, сразу же становилось ясно, что перед вами не страховой агент.
Коттон Хейз весил сто девяносто фунтов, был ростом в шесть футов и два дюйма, его широкой кости тело украшала крепкая мускулатура. Глаза ярко-голубые, прямой несломанный нос, хороший рот с выпирающей нижней губой; над левым виском, в волосах, седая прядь, в том месте, где его полоснули ножом, когда он расследовал дело о краже со взломом. Он был не из тех, с кем спорят, будь то даже игра в шашки.
Оба – большие, сильные, каждый имел при себе заряженный револьвер. Но когда Мэри Томлинсон открыла дверь своего дома, они оба сразу же почувствовали свою неполноценность и заметно съежились на ступенях ее крыльца.
У миссис Томлинсон были пламенно-рыжие волосы, сверкающие зеленые глаза. Уже одних этих глаз и волос было достаточно, чтобы понять: это сильная женщина.
Сочетание крупных размеров с высоким ростом и как бы высеченным из гранита лицом говорило о том, что она не допустит вольностей. В дверях стояла женщина, ростом по меньшей мере пять футов девять дюймов, с огромным бюстом и толстыми руками, крепко упершись ногами в пол, как борец в ожидании атаки. Босая, в гавайском цветастом платье, она подозрительно оглядела детективов, когда те предстали перед ней и необыкновенно робко предъявили свои полицейские значки.
– Входите, – наконец произнесла она. – Я все ждала, когда же вы наконец у меня появитесь.
И то, как она произнесла эти слова, тоже было необычным. Казалось, она не знала, что театральная фраза: «Я все ждала, когда же вы наконец появитесь» бессчетное число раз повторялась еще задолго до ее рождения и, вероятно, будет еще многократно повторяться, пока существуют напыщенные резонеры. Она же изрекла слова так, будто была, по меньшей мере, председателем правления компании «Дженерал моторс», который, созвав совещание, был раздражен тем, что некоторые служащие немного опоздали. Она ждала прихода полиции, и, единственно, что ее беспокоило, какого черта они так долго с этим тянули.
Она решительно шагнула в дом, предоставив Хейзу самому закрыть за собой дверь. Это был типичный для района Санд Спит дом с участком: маленькая прихожая, кухня – слева, гостиная – справа, три спальни и ванная в середине. Миссис Томлинсон обставила свое жилище со вкусом миниатюриста: мебель, картины на стенах, лампы – все было миниатюрным, предназначенным для крошечной женщины.
– Присаживайтесь, – произнесла она, и Хейз с Кареллой разместились в гостиной, в двух маленьких плетеных креслах, в которых было очень тесно и неудобно.
Миссис Томлинсон села напротив, едва поместив свой широкий зад на крошечную кушетку. Она сидела в мужской позе, широко расставив ноги, складки платья свисали между колен, снова твердо упершись в пол ступнями с большими пальцами. Она, не улыбаясь, ждала, глядя на посетителей. Карелла откашлялся.
– Нам бы хотелось задать вам несколько вопросов, миссис Томлинсон, – отважился он наконец.
– Полагаю, вы для этого и пришли, – изрекла она.
– Да, – подтвердил Карелла. – Начать с того...
– Начать с того, – перебила его миссис Томлинсон, – что в доме полным ходом идут приготовления к похоронам дочери, и я надеюсь, что разговор будет кратким и приятным. Ведь кто-то все-таки должен заниматься всем этим.
– Вы сами организуете похороны? – поинтересовался Хейз.
– А кто же еще? – сказала она, презрительно скривив рот. – Уж не тот ли идиот, с которым она жила?
– Вы говорите о своем зяте?
– О зяте, – подтвердила она таким тоном, что Майкл Тейер предстал как человек совершенно беспомощный, никчемный, способный разве что только зашнуровать собственные ботинки. – Так называемый зять. Поэт: «Роза – красная, фиалка – голубая – вот, что я скажу, с рожденьем поздравляя». Мой зять.
Она выразительно тряхнула своей массивной головой.
– Я полагаю, вы его недолюбливаете, – усмехнулся Карелла.
– Наши чувства взаимны. Разве вы с ним не разговаривали?
– Разговаривал.
– Значит, вам это известно. – Она помолчала. – Нет, действительно, если Майкл сказал обо мне что-то доброе, не верьте, он лжет.
– Он сказал, что вы с ним не ладите, миссис Томлинсон.
– Ну, это мягко сказано. Мы просто терпеть друг друга не можем. Он – грубиян.
– Грубиян? – переспросил Хейз. Он изумленно взглянул на миссис Томлинсон. Слово, казалось, не должно было сорваться с ее губ, не вязалось с ее обликом.
– Вечно выпендривается, везде суется. Терпеть не могу мужчин, которые только пользуются женщинами.
– Пользуются? – повторил Хейз все так же изумленно.
– Конечно. С женщинами надо обращаться уважительно, – пояснила она, – мягко и нежно, заботиться о них, – она затрясла головой. – Ему этого не понять. Он – грубый.
Помолчав, она мечтательно добавила:
– Женщины – хрупкие создания.
Хейз и Карелла несколько мгновений, словно онемев, смотрели на нее.
– Он... он был груб с вашей дочерью, миссис Томлинсон?
– Да.
– В чем это выражалось?
– Все время командовал ею. Он по природе властный. Терпеть не могу таких мужчин, – она взглянула на Хейза. – Вы женаты?
– Нет, мэм.
Затем тут же обратилась к Карелле:
– А вы?
– Я женат.
– Вы властный?
– Не думаю.
– Это хорошо. Мне кажется, вы хороший парень. – Она помолчала. – Не то, что Майкл. Вечно всем распоряжается: «Ты уплатила за электричество? Ты ходила за покупками? Ты сделала это? Ты сделала то?» Не удивительно, что...
Опять в комнате наступило молчание.
– Не удивительно, что? – осмелился уточнить Карелла.
– Не удивительно, что Маргарет собиралась его бросить.
– Маргарет?
– Да, моя дочь.
– Ах, да, – вспомнил Карелла. – Вы ведь зовете ее Маргарет?
– Это имя ей дали при рождении.
– Да, но, кажется, в основном люди звали ее Ирэн?
– Мы дали ей имя Маргарет, и мы звали ее Маргарет. А что? Что плохого в этом имени?
– Да нет, что вы, – поспешил объясниться Карелла. – Это очень красивое имя.
– Если оно подходит английской королеве, оно хорошо всем, – не унималась миссис Томлинсон.
– Несомненно, – подтвердил Карелла.
– Конечно, – согласилась миссис Томлинсон и энергично кивнула.
– И она собиралась его бросить? – задал вопрос Хейз.
– Да.
– Вы имеете в виду – развестись?
– Да.
– Откуда вам это известно?
– Она сама мне об этом сказала. Откуда же еще?
У матери и дочери не должно быть секретов друг от друга. Я всегда обо всем говорила с Маргарет. Она поступала точно так же по отношению ко мне.
– Когда она намеревалась уйти от него, миссис Томлинсон?
– В следующем месяце.
– Когда именно?
– Шестнадцатого.
– Почему именно в этот день?
Миссис Томлинсон пожала плечами.
– А чем вам этот день не нравится?
– Да нет. Мне просто интересно, была ли какая-нибудь особая причина выбрать именно шестнадцатое.
– Я никогда не совала свой нос в дела дочери, – произнесла миссис Томлинсон резко, назидательным тоном.
Карелла и Хейз переглянулись.
– И тем не менее вы знаете дату, – не сдавался Хейз.
– Да, потому что она сказала мне, что уйдет от него шестнадцатого.
– Но вы не знаете, почему именно шестнадцатого?
– Нет, – пояснила она и внезапно улыбнулась. – Уж не хотите ли вы тоже нагрубить мне?
Карелла в ответ тоже улыбнулся и ответил галантно:
– Конечно, нет, миссис Томлинсон. Мы просто пытаемся собрать факты.
– Я могу предоставить вам все факты, – произнесла она твердо. – Первый – моя дочь не покончила с собой. В этом вы можете быть уверены.
– Откуда вы знаете?
– Потому что я знала свою дочь. Она – вся в меня. Любила жизнь. Тот, кто любит жизнь, не может лишить себя жизни. В этом я абсолютно уверена.
– Но видите ли, – начал было Карелла, – все факты указывают на то...
– Факты! Наплевать на них. Моя дочь была энергичной, жизнелюбивой, живой... Такие люди не кончают жизнь самоубийством. Послушайте! Это у нас в крови.
– Что? Энергия? – спросил Хейз.
– Совершенно верно! Энергия! Я должна двигаться весь день. Даже сейчас, когда сижу здесь с вами, мне не по себе. Поверьте мне! Есть такие нервные типы женщин. Я – такая.
– А дочь? Другой тип?
– Точно такая же. Живая! Жизнерадостная! Энергичная! Слушайте, я хочу вам кое-что сказать. Знаете, какая я в постели?
Карелла и Хейз растерянно переглянулись.
– Когда я вечером ложусь спать, я не могу уснуть. Это все из-за бурлящей энергии. И руки и ноги – все ходит ходуном. Я просто не могу заснуть. Каждый раз перед сном я принимаю таблетки. Только тогда я могу расслабиться. Я – как двигатель.
– А ваша дочь тоже была такой?
– Несомненно! Так что зачем было лишать себя жизни? Невероятно. Кроме того, она собиралась бросить этого хама и начать новую жизнь! – она отрицательно покачала головой. – Все это дело дурно пахнет. Я не знаю, кто пустил саз. Но точно скажу, что это не Маргарет.
– А может быть, Барлоу, – предположил Хейз.
– Кто? Томми? Нелепо!
– Почему же?
– Потому что они собирались пожениться. Вот почему! К чему было кому-либо из них открывать газ? Или оставлять в квартире эту глупую записку? «Нет выхода». Чепуха! Они уже нашли выход.
– Позвольте мне, миссис Томлинсон, уточнить один вопрос, – вмешался Карелла. – Вы знали, что ваша дочь встречается с Томми Барлоу?
– Знала, конечно.
– И вы не пытались препятствовать ей?
– Препятствовать? Какого черта? С какой стати?
– Ну... ведь она была замужем, миссис Томлинсон.
– Замужем! За этим занудой! Ну и замужество. Ха! – она возмущенно тряхнула головой. – Она вышла замуж за Майкла, когда ей было восемнадцать. Что знает о любви восемнадцатилетняя девушка?!
– А сколько ей сейчас, миссис Томлинсон?
– Почти двадцать один. Женщина, способная принять самостоятельное решение. – Она коротко кивнула. – И она его приняла – оставить Майкла и выйти замуж за Томми. Все так просто. Так зачем ей было убивать себя?
– Вам известно, миссис Томлинсон, что в день смерти Маргарет сказала мужу, что собирается навестить вас.
– Да.
– И она часто так поступала?
– Да.
– Собственно, вы обеспечивали ей алиби. Верно?
– Алиби?! Я бы не назвала это так.
– А как?
– Я бы выразилась иначе: две чуткие, нежные женщины объединились друг с другом против грубияна.
– Вот вы все называете мистера Тейера грубияном Он хоть раз ударил вашу дочь?
– Только бы посмел! Я бы переломала ему все кости!
– Ну, может быть, угрожал ей?
– Нет, никогда. Он любит командовать – только и всего. Поверьте, я была рада, что она решила уйти от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Удовлетворенный, он завершил свою работу, изложил результаты и попросил отпечатать заключение для передачи детективам восемьдесят седьмого участка.
Оно было изложено языком сложных медицинских терминов и точно объясняло, почему Андерсен в полном соответствии с данными вскрытия отвечал на вопросы так, а не иначе. Одолев трудности языка, детективы 87-го полицейского участка пришли к выводу, что рапорт содержал следующие ответы на их вопросы:
1. Газ.
2. Трезвые.
3. Половых сношений не имели.
Ответы заставили их задуматься: что же стало со всем этим пойлом, если никто из них не был пьян? И для чего они разделись, если не для того, чтобы, мягко говоря, «быть вместе» последний раз? До сих пор были все основания предполагать, что они сначала занимались любовью, затем оба частично оделись, а уже потом открыли газ. А если они любовью не занимались, зачем же тогда было раздеваться?
Где-то в глубине души каждый проклинал такое заключение Андерсена.
Глава 5
В крупных женщинах всегда что-то пугает: то ли перемена ролей, то ли разрушение стереотипа. Считается, что женщина должна быть утонченной и хрупкой, мягкой и уютной, немного беззащитной и зависимой; она должна искать утешения и покоя в объятиях сильного, ясноглазого, решительного мужчины.
Те двое, которые позвонили в дверь дома Мэри Томлинсон на Санд Спит, были сильными, ясноглазыми и решительными.
Стив Карелла – ростом шесть футов, с широкими плечами, узкими бедрами, мощными запястьями больших рук – не производил впечатления крупного человека. Его сила обманчиво скрывалась в теле прирожденного атлета, который двигался легко и свободно, отлично владея своей прекрасной мускулатурой. В его лице с выступающими скулами, слегка косящими карими глазами, острым и проницательным взглядом было что-то восточное. Вид его не был устрашающим, но когда вы, открыв дверь, видели его на ступенях своего парадного крыльца, сразу же становилось ясно, что перед вами не страховой агент.
Коттон Хейз весил сто девяносто фунтов, был ростом в шесть футов и два дюйма, его широкой кости тело украшала крепкая мускулатура. Глаза ярко-голубые, прямой несломанный нос, хороший рот с выпирающей нижней губой; над левым виском, в волосах, седая прядь, в том месте, где его полоснули ножом, когда он расследовал дело о краже со взломом. Он был не из тех, с кем спорят, будь то даже игра в шашки.
Оба – большие, сильные, каждый имел при себе заряженный револьвер. Но когда Мэри Томлинсон открыла дверь своего дома, они оба сразу же почувствовали свою неполноценность и заметно съежились на ступенях ее крыльца.
У миссис Томлинсон были пламенно-рыжие волосы, сверкающие зеленые глаза. Уже одних этих глаз и волос было достаточно, чтобы понять: это сильная женщина.
Сочетание крупных размеров с высоким ростом и как бы высеченным из гранита лицом говорило о том, что она не допустит вольностей. В дверях стояла женщина, ростом по меньшей мере пять футов девять дюймов, с огромным бюстом и толстыми руками, крепко упершись ногами в пол, как борец в ожидании атаки. Босая, в гавайском цветастом платье, она подозрительно оглядела детективов, когда те предстали перед ней и необыкновенно робко предъявили свои полицейские значки.
– Входите, – наконец произнесла она. – Я все ждала, когда же вы наконец у меня появитесь.
И то, как она произнесла эти слова, тоже было необычным. Казалось, она не знала, что театральная фраза: «Я все ждала, когда же вы наконец появитесь» бессчетное число раз повторялась еще задолго до ее рождения и, вероятно, будет еще многократно повторяться, пока существуют напыщенные резонеры. Она же изрекла слова так, будто была, по меньшей мере, председателем правления компании «Дженерал моторс», который, созвав совещание, был раздражен тем, что некоторые служащие немного опоздали. Она ждала прихода полиции, и, единственно, что ее беспокоило, какого черта они так долго с этим тянули.
Она решительно шагнула в дом, предоставив Хейзу самому закрыть за собой дверь. Это был типичный для района Санд Спит дом с участком: маленькая прихожая, кухня – слева, гостиная – справа, три спальни и ванная в середине. Миссис Томлинсон обставила свое жилище со вкусом миниатюриста: мебель, картины на стенах, лампы – все было миниатюрным, предназначенным для крошечной женщины.
– Присаживайтесь, – произнесла она, и Хейз с Кареллой разместились в гостиной, в двух маленьких плетеных креслах, в которых было очень тесно и неудобно.
Миссис Томлинсон села напротив, едва поместив свой широкий зад на крошечную кушетку. Она сидела в мужской позе, широко расставив ноги, складки платья свисали между колен, снова твердо упершись в пол ступнями с большими пальцами. Она, не улыбаясь, ждала, глядя на посетителей. Карелла откашлялся.
– Нам бы хотелось задать вам несколько вопросов, миссис Томлинсон, – отважился он наконец.
– Полагаю, вы для этого и пришли, – изрекла она.
– Да, – подтвердил Карелла. – Начать с того...
– Начать с того, – перебила его миссис Томлинсон, – что в доме полным ходом идут приготовления к похоронам дочери, и я надеюсь, что разговор будет кратким и приятным. Ведь кто-то все-таки должен заниматься всем этим.
– Вы сами организуете похороны? – поинтересовался Хейз.
– А кто же еще? – сказала она, презрительно скривив рот. – Уж не тот ли идиот, с которым она жила?
– Вы говорите о своем зяте?
– О зяте, – подтвердила она таким тоном, что Майкл Тейер предстал как человек совершенно беспомощный, никчемный, способный разве что только зашнуровать собственные ботинки. – Так называемый зять. Поэт: «Роза – красная, фиалка – голубая – вот, что я скажу, с рожденьем поздравляя». Мой зять.
Она выразительно тряхнула своей массивной головой.
– Я полагаю, вы его недолюбливаете, – усмехнулся Карелла.
– Наши чувства взаимны. Разве вы с ним не разговаривали?
– Разговаривал.
– Значит, вам это известно. – Она помолчала. – Нет, действительно, если Майкл сказал обо мне что-то доброе, не верьте, он лжет.
– Он сказал, что вы с ним не ладите, миссис Томлинсон.
– Ну, это мягко сказано. Мы просто терпеть друг друга не можем. Он – грубиян.
– Грубиян? – переспросил Хейз. Он изумленно взглянул на миссис Томлинсон. Слово, казалось, не должно было сорваться с ее губ, не вязалось с ее обликом.
– Вечно выпендривается, везде суется. Терпеть не могу мужчин, которые только пользуются женщинами.
– Пользуются? – повторил Хейз все так же изумленно.
– Конечно. С женщинами надо обращаться уважительно, – пояснила она, – мягко и нежно, заботиться о них, – она затрясла головой. – Ему этого не понять. Он – грубый.
Помолчав, она мечтательно добавила:
– Женщины – хрупкие создания.
Хейз и Карелла несколько мгновений, словно онемев, смотрели на нее.
– Он... он был груб с вашей дочерью, миссис Томлинсон?
– Да.
– В чем это выражалось?
– Все время командовал ею. Он по природе властный. Терпеть не могу таких мужчин, – она взглянула на Хейза. – Вы женаты?
– Нет, мэм.
Затем тут же обратилась к Карелле:
– А вы?
– Я женат.
– Вы властный?
– Не думаю.
– Это хорошо. Мне кажется, вы хороший парень. – Она помолчала. – Не то, что Майкл. Вечно всем распоряжается: «Ты уплатила за электричество? Ты ходила за покупками? Ты сделала это? Ты сделала то?» Не удивительно, что...
Опять в комнате наступило молчание.
– Не удивительно, что? – осмелился уточнить Карелла.
– Не удивительно, что Маргарет собиралась его бросить.
– Маргарет?
– Да, моя дочь.
– Ах, да, – вспомнил Карелла. – Вы ведь зовете ее Маргарет?
– Это имя ей дали при рождении.
– Да, но, кажется, в основном люди звали ее Ирэн?
– Мы дали ей имя Маргарет, и мы звали ее Маргарет. А что? Что плохого в этом имени?
– Да нет, что вы, – поспешил объясниться Карелла. – Это очень красивое имя.
– Если оно подходит английской королеве, оно хорошо всем, – не унималась миссис Томлинсон.
– Несомненно, – подтвердил Карелла.
– Конечно, – согласилась миссис Томлинсон и энергично кивнула.
– И она собиралась его бросить? – задал вопрос Хейз.
– Да.
– Вы имеете в виду – развестись?
– Да.
– Откуда вам это известно?
– Она сама мне об этом сказала. Откуда же еще?
У матери и дочери не должно быть секретов друг от друга. Я всегда обо всем говорила с Маргарет. Она поступала точно так же по отношению ко мне.
– Когда она намеревалась уйти от него, миссис Томлинсон?
– В следующем месяце.
– Когда именно?
– Шестнадцатого.
– Почему именно в этот день?
Миссис Томлинсон пожала плечами.
– А чем вам этот день не нравится?
– Да нет. Мне просто интересно, была ли какая-нибудь особая причина выбрать именно шестнадцатое.
– Я никогда не совала свой нос в дела дочери, – произнесла миссис Томлинсон резко, назидательным тоном.
Карелла и Хейз переглянулись.
– И тем не менее вы знаете дату, – не сдавался Хейз.
– Да, потому что она сказала мне, что уйдет от него шестнадцатого.
– Но вы не знаете, почему именно шестнадцатого?
– Нет, – пояснила она и внезапно улыбнулась. – Уж не хотите ли вы тоже нагрубить мне?
Карелла в ответ тоже улыбнулся и ответил галантно:
– Конечно, нет, миссис Томлинсон. Мы просто пытаемся собрать факты.
– Я могу предоставить вам все факты, – произнесла она твердо. – Первый – моя дочь не покончила с собой. В этом вы можете быть уверены.
– Откуда вы знаете?
– Потому что я знала свою дочь. Она – вся в меня. Любила жизнь. Тот, кто любит жизнь, не может лишить себя жизни. В этом я абсолютно уверена.
– Но видите ли, – начал было Карелла, – все факты указывают на то...
– Факты! Наплевать на них. Моя дочь была энергичной, жизнелюбивой, живой... Такие люди не кончают жизнь самоубийством. Послушайте! Это у нас в крови.
– Что? Энергия? – спросил Хейз.
– Совершенно верно! Энергия! Я должна двигаться весь день. Даже сейчас, когда сижу здесь с вами, мне не по себе. Поверьте мне! Есть такие нервные типы женщин. Я – такая.
– А дочь? Другой тип?
– Точно такая же. Живая! Жизнерадостная! Энергичная! Слушайте, я хочу вам кое-что сказать. Знаете, какая я в постели?
Карелла и Хейз растерянно переглянулись.
– Когда я вечером ложусь спать, я не могу уснуть. Это все из-за бурлящей энергии. И руки и ноги – все ходит ходуном. Я просто не могу заснуть. Каждый раз перед сном я принимаю таблетки. Только тогда я могу расслабиться. Я – как двигатель.
– А ваша дочь тоже была такой?
– Несомненно! Так что зачем было лишать себя жизни? Невероятно. Кроме того, она собиралась бросить этого хама и начать новую жизнь! – она отрицательно покачала головой. – Все это дело дурно пахнет. Я не знаю, кто пустил саз. Но точно скажу, что это не Маргарет.
– А может быть, Барлоу, – предположил Хейз.
– Кто? Томми? Нелепо!
– Почему же?
– Потому что они собирались пожениться. Вот почему! К чему было кому-либо из них открывать газ? Или оставлять в квартире эту глупую записку? «Нет выхода». Чепуха! Они уже нашли выход.
– Позвольте мне, миссис Томлинсон, уточнить один вопрос, – вмешался Карелла. – Вы знали, что ваша дочь встречается с Томми Барлоу?
– Знала, конечно.
– И вы не пытались препятствовать ей?
– Препятствовать? Какого черта? С какой стати?
– Ну... ведь она была замужем, миссис Томлинсон.
– Замужем! За этим занудой! Ну и замужество. Ха! – она возмущенно тряхнула головой. – Она вышла замуж за Майкла, когда ей было восемнадцать. Что знает о любви восемнадцатилетняя девушка?!
– А сколько ей сейчас, миссис Томлинсон?
– Почти двадцать один. Женщина, способная принять самостоятельное решение. – Она коротко кивнула. – И она его приняла – оставить Майкла и выйти замуж за Томми. Все так просто. Так зачем ей было убивать себя?
– Вам известно, миссис Томлинсон, что в день смерти Маргарет сказала мужу, что собирается навестить вас.
– Да.
– И она часто так поступала?
– Да.
– Собственно, вы обеспечивали ей алиби. Верно?
– Алиби?! Я бы не назвала это так.
– А как?
– Я бы выразилась иначе: две чуткие, нежные женщины объединились друг с другом против грубияна.
– Вот вы все называете мистера Тейера грубияном Он хоть раз ударил вашу дочь?
– Только бы посмел! Я бы переломала ему все кости!
– Ну, может быть, угрожал ей?
– Нет, никогда. Он любит командовать – только и всего. Поверьте, я была рада, что она решила уйти от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23