Может быть, дернулась? Отпрянула от вас?
– Нет, попятилась прямо назад. Так, как будто не могла поверить в то, что я сделал, и... как будто не хотела находиться рядом со мной, понимаете?
– А потом она упала?
– Да. У нее... подломились ноги... она схватилась за живот, ее руки... это было ужасно... они хватали воздух, понимаете? А потом она упала.
– В каком положении?
– На бок.
– На какой?
– Я по-прежнему мог видеть рукоятку ножа – значит она упала... на бок, противоположный тому, куда я ее ударил.
– Вы же видели, как она лежала на полу. Покажи те мне.
– Ну... – Корвин поднялся с койки и встал перед Кареллой. – Предположим, что койка – это окно. Ее ноги были вытянуты в мою сторону, а голова повернута к окну. Представьте себя на моем месте... – Корвин лег на пол и вытянул ноги по направлению к Карелле. – Вот в таком положении она и лежала.
– Хорошо, теперь покажите, на каком боку.
Корвин перекатился на правый бок.
– Вот на этом.
– Значит, на правом?
– Выходит, что да.
– А нож торчал в левом боку, так?
– Да.
– Точно там, куда вы ее ударили?
– Наверное, да.
– Когда вы разбили стекло и вылезали из окна, нож был в том же самом положении?
– Не знаю. Я больше не смотрел ни на нож, ни на нее. Я только хотел побыстрее выбраться оттуда. Ведь кто-то же вошел в квартиру, понимаете?
– И последний вопрос, Ральф. Когда вы вылезали из окна, она была мертва?
– Понятия не имею. Она истекала кровью и... лежала очень Тихо. Наверное, да. Точно не знаю.
* * *
– Алло, мисс Симонов?
– Да.
– Детектив Клинг, восемьдесят седьмой участок. Я...
– Простите, кто?
– Клинг, детектив Клинг. Помните, мы с вами говорили в вестибюле...
– Ах да, конечно! Как ваши дела?
– Спасибо, отлично. Я вам весь день звоню. И только сейчас мне пришло в голову – тоже мне, тот еще детектив! – что вы, наверное, на работе и до пяти вас не будет дома.
– Да, я действительно работаю, – сказала Нора, – но только дома. Я свободный художник. Вообще-то мне давно пора завести автоответчик. Я ездила навестить мать. Жаль, что вам пришлось так долго дозваниваться.
– Что ж, – Клинг улыбнулся, – все-таки мне повезло.
– Я только что вошла, даже не успела снять пальто.
– Я подожду.
– Подождете? А то эта квартира ужасно жаркая. Стоит закрыть все окна, и здесь можно будет выращивать орхидеи. А если оставить окно открытым хотя бы на маленькую щелочку, то приходишь домой и как будто попадаешь на Северный полюс. Я сейчас... Боже, да здесь задохнуться можно!
Дожидаясь, пока Нора подойдет к телефону, Клинг разглядывал медный браслет на запястье. Если он и в самом деле начнет действовать, надо будет послать такой же своей тетушке в Сан-Диего, которая вот уже почти пятнадцать лет страдает от ревматизма. А если не начнет, то он подаст на Мейера в суд.
– Алло, вот и я.
– Алло.
– Теперь все в порядке, – сказала Нора. – Не выношу крайностей, а вы? На улице жуткий мороз, а в квартире градусов под тридцать... Мистер Клинг, а по какому поводу вы звоните?
– Наверное, вам уже известно, что мы арестовали человека, который совершил убийство у Флетчеров...
– Да, я прочла в газете.
– Сейчас прокуратура возбудила против него уголовное дело. Сегодня утром нам оттуда позвонили и просили узнать, не могли бы вы подъехать и опознать Корвина как человека, которого вы видели в подвале вашего дома?
– А для чего это нужно?
– Простите, мисс Симонов, не понял...
– В газетах писали, что вы получили полное признание. Зачем же вам понадобилось еще и...
– Да, разумеется, все это так, но его адвокат настаивает, чтобы в деле были представлены все улики.
– Зачем?
– Ну, например... предположим, что я признался в том же убийстве, а вышло так, что на ноже не мои отпечатки пальцев и я не тот, кого вы видели в подвале, потому что на самом деле в ночь убийства я был где-нибудь в Сканектеди. Понимаете, что я имею в виду? Есть признание или нет, но прокурор должен располагать неопровержимыми доказательствами.
– Понятно.
– Вот я и звоню, чтобы выяснить, согласны ли вы опознать этого человека?
– Да, конечно.
– Как насчет завтрашнего утра?
– В котором часу? Обычно я встаю довольно поздно.
– Назовите удобное для вас время сами.
– Сначала скажите, где все это будет происходить.
– В центре, на Арбор-стрит, там, где здание уголовного суда. Вы заворачиваете за угол и...
– Но я не знаю, где находится уголовный суд.
– Суд? На Хай-стрит.
– Теперь понятно, это в самом центре.
– Да.
– Одиннадцать утра для вас не слишком поздно?
– Нет, отлично.
– Тогда договорились.
– Я встречу вас в вестибюле. Арбор-стрит, 33. Без пяти одиннадцать, о'кей?
– О'кей.
– Если только я не перезвоню вам. Мне надо договориться с прокуратурой...
– А когда вы будете перезванивать? Если, конечно, будете.
– Через две-три минуты.
– Тогда все в порядке. Просто я хотела принять ванну.
– Если я не позвоню в ближайшие... ну, скажем, пять минут, то увидимся утром.
– Хорошо.
– Спасибо, мисс Симонов, – сказал Клинг.
– До свидания, – ответила она и положила трубку.
Глава 6
Адвокат Корвина быстро сообразил, что если он не даст согласия на проведение опознания своего клиента, то прокуратура просто-напросто направит в Верховный суд соответствующий запрос и без помех получит нужное разрешение, поэтому не стал чинить никаких препятствий. Он поставил только два условия: во-первых, чтобы это было беспристрастное опознание, и, во-вторых, чтобы ему позволили на нем присутствовать. Ролли Шабрье, который в данном деле представлял прокуратуру, с готовностью пошел ему навстречу.
Беспристрастное опознание означало, что Корвин и другие люди, выстроенные в шеренгу перед свидетелем, должны быть одеты приблизительно в одном стиле и иметь почти одинаковое телосложение и цвет кожи. Например, было бы недопустимо, если бы все остальные в шеренге были карликами-пуэрториканцами, одетыми в клоунские костюмы, что, конечно же, дало бы свидетелю возможность сразу же исключить их из числа подозреваемых и опознать оставшегося, не особенно задумываясь, тот ли человек пробежал через подвал в ночь убийства.
Ролли Шабрье выбрал шестерых детективов из прокуратуры, по росту и телосложению очень походивших на подследственного, попросил их одеться по-спортивному, а затем гуськом загнал в свой кабинет вместе с Корвином, еще в «Калькутте» переодевшимся в свою повседневную одежду.
В присутствии Берта Клинга и Харви Джонса, адвоката Корвина, который и в самом деле оказался очень похожим на таракана, Ролли Шабрье подвел Нору Симонов к шеренге.
– Мисс Симонов, я прошу вас посмотреть на этих семерых мужчин и сказать, есть ли среди них тот, кого вы видели в подвале дома 721 по Сильверман-Овал вечером двенадцатого декабря приблизительно в двадцать два сорок пять.
Нора внимательно оглядела всех семерых.
– Да.
– Вы узнаете кого-нибудь из этих людей?
– Да.
– Кого из них вы видели в подвале?
– Вот этого. – Нора без колебаний указала на Корвина.
Детективы из прокуратуры снова надели на Ральфа Корвина наручники, вывели его в коридор, спустились с ним в лифте на цокольный этаж здания и посадили в полицейский фургон, который отвез его назад в «Калькутту». Харви Джонс поблагодарил Шабрье за прекрасно организованное опознание и сказал, что клиент больше не нуждается в его услугах и что скорее всего к делу будет подключен новый адвокат, но это вовсе не означает, что ему не было приятно работать с Шабрье. Ролли, в свою очередь, поблагодарил Джонса, и тот уехал к себе в контору. Потом Шабрье поблагодарил за сотрудничество Нору, пожал руку Клингу, проводил их до лифта, попрощался и убежал по коридору еще до того, как двери лифта захлопнулись, – розовощекий толстяк с тонкой ниточкой усов, в темно-синем костюме и коричневых ботинках. Клинг подумал, что такому человеку, как Ролли, амбиций не занимать.
Когда они оказались в мраморном вестибюле, Клинг сказал:
– Ну вот, все оказалось очень просто, правда?
– Да, – ответила Нора. – Но я себя чувствую... не знаю... кем-то вроде доносчика. Нет, я понимаю, этот человек убил Сару Флетчер, но в то же время мне неприятно думать, что мои показания помогут осудить его. – Она пожала плечами и смущенно улыбнулась. – В любом случае я рада, что все это кончилось.
Клинг усмехнулся.
– Мне очень жаль, что вы так болезненно все это переживаете. Может ли полицейское управление загладить свою вину, пригласив вас на ленч?
– От кого исходит это предложение – от управления или лично от вас? – подозрительно спросила Нора.
– Вообще-то лично от меня. Что вы на это скажете?
Клинг отметил про себя ее абсолютно бесхитростную манеру держаться и задавать вопросы непосредственно, совсем как ребенок, который ожидает услышать только честный ответ. Она на ходу посмотрела на него, поправила спадавшую на глаза длинную прядь каштановых волос и сказала:
– Если только на ленч, то все отлично.
– Не более того, – с улыбкой сказал Клинг, хотя и не смог скрыть своего разочарования. Он все еще скучал по Синди Форрест, и ему казалось, что самый лучший способ для мужчины доказать себе, что он по-прежнему привлекателен для женщин, это взять приступом кого-нибудь вроде Норы Симонов на зависть и удивление Синди. Впрочем, в том, что Нора Симонов разделяет это мнение, уверенности не было.
– Если это будет только ленч, то это прекрасно, – повторила она, ясно давая понять, что не стремится к установлению более тесных отношений. Однако она уловила тон ответа Клинга, он это знал – на ее лице, как на барометре, отражались все ее эмоции, любая перемена настроения. Она прикусила губу и опустила голову. – Мне очень жаль, что это прозвучало так... решительно. Видите ли, все дело в том, что я люблю одного человека и не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, что я могу быть... ну... заинтересована в... Господи, что я несу!
– Ну что вы, все в порядке, – успокоил ее Клинг.
– Терпеть не могу людей с донжуанскими замашками. Боже, как это противно! Но как бы то ни было, неужели нам сейчас обязательно устраивать себе ленч? Я даже не голодна. Кстати, который час?
– Начало первого.
– Может быть, мы немного прогуляемся и поболтаем? Если так, то у меня не возникнет ощущения, что я неверна своей «гран амур», – шутливо сказала она. – Да и у вас не будет чувства, что все ваши усилия пропадают впустую.
– С удовольствием пройдусь с вами, – покладисто сказал Клинг.
В тот четверг за девять дней до Рождества небо над городом заволокли тяжелые серые облака, а во второй половине дня бюро погоды обещало обильный снегопад. Резкие порывы ветра, хлеставшие со стороны реки, закручивали снег в маленькие бешеные смерчи, с воем проносившиеся по узким улочкам делового центра. Нора шагала, низко опустив голову, то и дело поправляя свои длинные волосы. Защищаясь от ветра, который, казалось, твердо вознамерился смести ее с тротуара, она взяла Клинга под руку и несколько раз утыкалась лицом ему в плечо, когда ее глаза начинали слезиться. Клинг уже начал жалеть, что она предупредила его обо всем заранее. Пока она рассуждала о погоде и о том, как ей нравится город накануне рождественских праздников, он тешил себя дикими фантазиями, несомненно, порожденными комплексом мужского превосходства: далеко неглупый, решительный, симпатичный, остроумный, отзывчивый полицейский завоевывает сердце красивой молодой девушки и уводит ее прямо из-под носа у ни на что не способного недотепы и идиота, которого она по какому-то недоразумению обожает...
– И люди тоже, – говорила Нора, – что-то с ними происходит под Рождество... я не знаю... наступает какой-то душевный подъем.
...Девушка, в свою очередь, понимает, что все эти годы она тщетно мечтала о встрече с симпатичным, решительным и вообще на редкость положительным полицейским, и щедро дарит ему свою любовь, которую она раньше так нелепо, впустую растрачивала на этого сладкоречивого придурка...
– Нет, серьезно, – тем временем продолжала Нора, – это чувство настигает и меня, хотя в душе я понимаю, что все это выхолощено и коммерциализировано. Мне это самой странно, потому что я еврейка и мы никогда не отмечаем Рождество.
– Сколько вам лет? – спросил Клинг.
– Двадцать четыре. А вы еврей?
– Нет.
– Клинг... – Нора пожала плечами. – Вполне может быть еврейской фамилией.
– А ваш приятель тоже еврей?
– Нет.
– Вы помолвлены?
– Не совсем. Но мы собираемся пожениться.
– Чем он занимается?
– Если не возражаете, я бы предпочла не обсуждать эту тему.
В тот день они больше не говорили о приятеле Норы. Они шли по улицам, ярко освещенным рождественскими елками, мимо магазинных витрин, увешанных мишурой и гирляндами разноцветных лампочек. На перекрестках Санта-Клаусы звонили в колокольчики, собирая пожертвования, музыканты из Армии спасения дули в трубы и тромбоны, звенели бубнами, протягивая прохожим жестяные кружки для мелочи; покупатели торопились по магазинам, нагруженные подарками в ярких обертках, а облака над головой становились все более густыми и зловещими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– Нет, попятилась прямо назад. Так, как будто не могла поверить в то, что я сделал, и... как будто не хотела находиться рядом со мной, понимаете?
– А потом она упала?
– Да. У нее... подломились ноги... она схватилась за живот, ее руки... это было ужасно... они хватали воздух, понимаете? А потом она упала.
– В каком положении?
– На бок.
– На какой?
– Я по-прежнему мог видеть рукоятку ножа – значит она упала... на бок, противоположный тому, куда я ее ударил.
– Вы же видели, как она лежала на полу. Покажи те мне.
– Ну... – Корвин поднялся с койки и встал перед Кареллой. – Предположим, что койка – это окно. Ее ноги были вытянуты в мою сторону, а голова повернута к окну. Представьте себя на моем месте... – Корвин лег на пол и вытянул ноги по направлению к Карелле. – Вот в таком положении она и лежала.
– Хорошо, теперь покажите, на каком боку.
Корвин перекатился на правый бок.
– Вот на этом.
– Значит, на правом?
– Выходит, что да.
– А нож торчал в левом боку, так?
– Да.
– Точно там, куда вы ее ударили?
– Наверное, да.
– Когда вы разбили стекло и вылезали из окна, нож был в том же самом положении?
– Не знаю. Я больше не смотрел ни на нож, ни на нее. Я только хотел побыстрее выбраться оттуда. Ведь кто-то же вошел в квартиру, понимаете?
– И последний вопрос, Ральф. Когда вы вылезали из окна, она была мертва?
– Понятия не имею. Она истекала кровью и... лежала очень Тихо. Наверное, да. Точно не знаю.
* * *
– Алло, мисс Симонов?
– Да.
– Детектив Клинг, восемьдесят седьмой участок. Я...
– Простите, кто?
– Клинг, детектив Клинг. Помните, мы с вами говорили в вестибюле...
– Ах да, конечно! Как ваши дела?
– Спасибо, отлично. Я вам весь день звоню. И только сейчас мне пришло в голову – тоже мне, тот еще детектив! – что вы, наверное, на работе и до пяти вас не будет дома.
– Да, я действительно работаю, – сказала Нора, – но только дома. Я свободный художник. Вообще-то мне давно пора завести автоответчик. Я ездила навестить мать. Жаль, что вам пришлось так долго дозваниваться.
– Что ж, – Клинг улыбнулся, – все-таки мне повезло.
– Я только что вошла, даже не успела снять пальто.
– Я подожду.
– Подождете? А то эта квартира ужасно жаркая. Стоит закрыть все окна, и здесь можно будет выращивать орхидеи. А если оставить окно открытым хотя бы на маленькую щелочку, то приходишь домой и как будто попадаешь на Северный полюс. Я сейчас... Боже, да здесь задохнуться можно!
Дожидаясь, пока Нора подойдет к телефону, Клинг разглядывал медный браслет на запястье. Если он и в самом деле начнет действовать, надо будет послать такой же своей тетушке в Сан-Диего, которая вот уже почти пятнадцать лет страдает от ревматизма. А если не начнет, то он подаст на Мейера в суд.
– Алло, вот и я.
– Алло.
– Теперь все в порядке, – сказала Нора. – Не выношу крайностей, а вы? На улице жуткий мороз, а в квартире градусов под тридцать... Мистер Клинг, а по какому поводу вы звоните?
– Наверное, вам уже известно, что мы арестовали человека, который совершил убийство у Флетчеров...
– Да, я прочла в газете.
– Сейчас прокуратура возбудила против него уголовное дело. Сегодня утром нам оттуда позвонили и просили узнать, не могли бы вы подъехать и опознать Корвина как человека, которого вы видели в подвале вашего дома?
– А для чего это нужно?
– Простите, мисс Симонов, не понял...
– В газетах писали, что вы получили полное признание. Зачем же вам понадобилось еще и...
– Да, разумеется, все это так, но его адвокат настаивает, чтобы в деле были представлены все улики.
– Зачем?
– Ну, например... предположим, что я признался в том же убийстве, а вышло так, что на ноже не мои отпечатки пальцев и я не тот, кого вы видели в подвале, потому что на самом деле в ночь убийства я был где-нибудь в Сканектеди. Понимаете, что я имею в виду? Есть признание или нет, но прокурор должен располагать неопровержимыми доказательствами.
– Понятно.
– Вот я и звоню, чтобы выяснить, согласны ли вы опознать этого человека?
– Да, конечно.
– Как насчет завтрашнего утра?
– В котором часу? Обычно я встаю довольно поздно.
– Назовите удобное для вас время сами.
– Сначала скажите, где все это будет происходить.
– В центре, на Арбор-стрит, там, где здание уголовного суда. Вы заворачиваете за угол и...
– Но я не знаю, где находится уголовный суд.
– Суд? На Хай-стрит.
– Теперь понятно, это в самом центре.
– Да.
– Одиннадцать утра для вас не слишком поздно?
– Нет, отлично.
– Тогда договорились.
– Я встречу вас в вестибюле. Арбор-стрит, 33. Без пяти одиннадцать, о'кей?
– О'кей.
– Если только я не перезвоню вам. Мне надо договориться с прокуратурой...
– А когда вы будете перезванивать? Если, конечно, будете.
– Через две-три минуты.
– Тогда все в порядке. Просто я хотела принять ванну.
– Если я не позвоню в ближайшие... ну, скажем, пять минут, то увидимся утром.
– Хорошо.
– Спасибо, мисс Симонов, – сказал Клинг.
– До свидания, – ответила она и положила трубку.
Глава 6
Адвокат Корвина быстро сообразил, что если он не даст согласия на проведение опознания своего клиента, то прокуратура просто-напросто направит в Верховный суд соответствующий запрос и без помех получит нужное разрешение, поэтому не стал чинить никаких препятствий. Он поставил только два условия: во-первых, чтобы это было беспристрастное опознание, и, во-вторых, чтобы ему позволили на нем присутствовать. Ролли Шабрье, который в данном деле представлял прокуратуру, с готовностью пошел ему навстречу.
Беспристрастное опознание означало, что Корвин и другие люди, выстроенные в шеренгу перед свидетелем, должны быть одеты приблизительно в одном стиле и иметь почти одинаковое телосложение и цвет кожи. Например, было бы недопустимо, если бы все остальные в шеренге были карликами-пуэрториканцами, одетыми в клоунские костюмы, что, конечно же, дало бы свидетелю возможность сразу же исключить их из числа подозреваемых и опознать оставшегося, не особенно задумываясь, тот ли человек пробежал через подвал в ночь убийства.
Ролли Шабрье выбрал шестерых детективов из прокуратуры, по росту и телосложению очень походивших на подследственного, попросил их одеться по-спортивному, а затем гуськом загнал в свой кабинет вместе с Корвином, еще в «Калькутте» переодевшимся в свою повседневную одежду.
В присутствии Берта Клинга и Харви Джонса, адвоката Корвина, который и в самом деле оказался очень похожим на таракана, Ролли Шабрье подвел Нору Симонов к шеренге.
– Мисс Симонов, я прошу вас посмотреть на этих семерых мужчин и сказать, есть ли среди них тот, кого вы видели в подвале дома 721 по Сильверман-Овал вечером двенадцатого декабря приблизительно в двадцать два сорок пять.
Нора внимательно оглядела всех семерых.
– Да.
– Вы узнаете кого-нибудь из этих людей?
– Да.
– Кого из них вы видели в подвале?
– Вот этого. – Нора без колебаний указала на Корвина.
Детективы из прокуратуры снова надели на Ральфа Корвина наручники, вывели его в коридор, спустились с ним в лифте на цокольный этаж здания и посадили в полицейский фургон, который отвез его назад в «Калькутту». Харви Джонс поблагодарил Шабрье за прекрасно организованное опознание и сказал, что клиент больше не нуждается в его услугах и что скорее всего к делу будет подключен новый адвокат, но это вовсе не означает, что ему не было приятно работать с Шабрье. Ролли, в свою очередь, поблагодарил Джонса, и тот уехал к себе в контору. Потом Шабрье поблагодарил за сотрудничество Нору, пожал руку Клингу, проводил их до лифта, попрощался и убежал по коридору еще до того, как двери лифта захлопнулись, – розовощекий толстяк с тонкой ниточкой усов, в темно-синем костюме и коричневых ботинках. Клинг подумал, что такому человеку, как Ролли, амбиций не занимать.
Когда они оказались в мраморном вестибюле, Клинг сказал:
– Ну вот, все оказалось очень просто, правда?
– Да, – ответила Нора. – Но я себя чувствую... не знаю... кем-то вроде доносчика. Нет, я понимаю, этот человек убил Сару Флетчер, но в то же время мне неприятно думать, что мои показания помогут осудить его. – Она пожала плечами и смущенно улыбнулась. – В любом случае я рада, что все это кончилось.
Клинг усмехнулся.
– Мне очень жаль, что вы так болезненно все это переживаете. Может ли полицейское управление загладить свою вину, пригласив вас на ленч?
– От кого исходит это предложение – от управления или лично от вас? – подозрительно спросила Нора.
– Вообще-то лично от меня. Что вы на это скажете?
Клинг отметил про себя ее абсолютно бесхитростную манеру держаться и задавать вопросы непосредственно, совсем как ребенок, который ожидает услышать только честный ответ. Она на ходу посмотрела на него, поправила спадавшую на глаза длинную прядь каштановых волос и сказала:
– Если только на ленч, то все отлично.
– Не более того, – с улыбкой сказал Клинг, хотя и не смог скрыть своего разочарования. Он все еще скучал по Синди Форрест, и ему казалось, что самый лучший способ для мужчины доказать себе, что он по-прежнему привлекателен для женщин, это взять приступом кого-нибудь вроде Норы Симонов на зависть и удивление Синди. Впрочем, в том, что Нора Симонов разделяет это мнение, уверенности не было.
– Если это будет только ленч, то это прекрасно, – повторила она, ясно давая понять, что не стремится к установлению более тесных отношений. Однако она уловила тон ответа Клинга, он это знал – на ее лице, как на барометре, отражались все ее эмоции, любая перемена настроения. Она прикусила губу и опустила голову. – Мне очень жаль, что это прозвучало так... решительно. Видите ли, все дело в том, что я люблю одного человека и не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, что я могу быть... ну... заинтересована в... Господи, что я несу!
– Ну что вы, все в порядке, – успокоил ее Клинг.
– Терпеть не могу людей с донжуанскими замашками. Боже, как это противно! Но как бы то ни было, неужели нам сейчас обязательно устраивать себе ленч? Я даже не голодна. Кстати, который час?
– Начало первого.
– Может быть, мы немного прогуляемся и поболтаем? Если так, то у меня не возникнет ощущения, что я неверна своей «гран амур», – шутливо сказала она. – Да и у вас не будет чувства, что все ваши усилия пропадают впустую.
– С удовольствием пройдусь с вами, – покладисто сказал Клинг.
В тот четверг за девять дней до Рождества небо над городом заволокли тяжелые серые облака, а во второй половине дня бюро погоды обещало обильный снегопад. Резкие порывы ветра, хлеставшие со стороны реки, закручивали снег в маленькие бешеные смерчи, с воем проносившиеся по узким улочкам делового центра. Нора шагала, низко опустив голову, то и дело поправляя свои длинные волосы. Защищаясь от ветра, который, казалось, твердо вознамерился смести ее с тротуара, она взяла Клинга под руку и несколько раз утыкалась лицом ему в плечо, когда ее глаза начинали слезиться. Клинг уже начал жалеть, что она предупредила его обо всем заранее. Пока она рассуждала о погоде и о том, как ей нравится город накануне рождественских праздников, он тешил себя дикими фантазиями, несомненно, порожденными комплексом мужского превосходства: далеко неглупый, решительный, симпатичный, остроумный, отзывчивый полицейский завоевывает сердце красивой молодой девушки и уводит ее прямо из-под носа у ни на что не способного недотепы и идиота, которого она по какому-то недоразумению обожает...
– И люди тоже, – говорила Нора, – что-то с ними происходит под Рождество... я не знаю... наступает какой-то душевный подъем.
...Девушка, в свою очередь, понимает, что все эти годы она тщетно мечтала о встрече с симпатичным, решительным и вообще на редкость положительным полицейским, и щедро дарит ему свою любовь, которую она раньше так нелепо, впустую растрачивала на этого сладкоречивого придурка...
– Нет, серьезно, – тем временем продолжала Нора, – это чувство настигает и меня, хотя в душе я понимаю, что все это выхолощено и коммерциализировано. Мне это самой странно, потому что я еврейка и мы никогда не отмечаем Рождество.
– Сколько вам лет? – спросил Клинг.
– Двадцать четыре. А вы еврей?
– Нет.
– Клинг... – Нора пожала плечами. – Вполне может быть еврейской фамилией.
– А ваш приятель тоже еврей?
– Нет.
– Вы помолвлены?
– Не совсем. Но мы собираемся пожениться.
– Чем он занимается?
– Если не возражаете, я бы предпочла не обсуждать эту тему.
В тот день они больше не говорили о приятеле Норы. Они шли по улицам, ярко освещенным рождественскими елками, мимо магазинных витрин, увешанных мишурой и гирляндами разноцветных лампочек. На перекрестках Санта-Клаусы звонили в колокольчики, собирая пожертвования, музыканты из Армии спасения дули в трубы и тромбоны, звенели бубнами, протягивая прохожим жестяные кружки для мелочи; покупатели торопились по магазинам, нагруженные подарками в ярких обертках, а облака над головой становились все более густыми и зловещими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22