..
Эти задумчивые зеленые глаза.
Чистота ее взглядов.
Вся как невысказанная тайна.
Ярко-рыжие волосы.
Ему было любопытно, рыжая ли она внизу.
— Послушайте, — сказал Мейер, — что вы, черт побери, себе позволяете...
Мейер вообще-то редко сквернословил.
— Я не убивал ее, — сказал Холдинг. — Я хочу объяснить...
— Просто расскажите.
— Дай ему высказаться, — мягко остановил Мейера Карелла.
— Этот сукин сын трахал шестнадцатилетнюю девчонку...
— Подожди, — сказал Карелла и положил руку на кисть Мейера, — потерпи, ладно?
— Я любил ее, — снова сказал Холдинг.
Она пришла к ним первый раз в октябре, точнее в начале октября. Они с женой уходили на банкет в ресторан «Шерман». Холдинг припомнил, что была необычно мягкая для октября погода, больше похожая на весеннюю. Энни нарядилась в цвета осени. В ярко-желтой юбке, бледно-оранжевой хлопковой рубашке, с желтой заколкой в волосах, она вся была как песня. Пройдя от своего дома семь кварталов, девушка разрумянилась. Она прижимала учебники к своей объемистой груди, улыбаясь, излучая энергию, юность и... сексуальность.
— Да, именно.
— Прошу прощения, детектив Мейер, но вы должны понять...
— Пошел к дьяволу, — произнес Мейер.
В ней был избыток сексуальности. Чувственности. Зеленые с поволокой глаза, полные, похожие на лепестки губы, рыжие волосы, как извергающаяся лава, горячая, бурлящая. Короткая юбка открывала стройные ножки и округлые колени. Французские туфельки на небольших каблучках подчеркивали изгибы ее ног и выпирающие наружу бедра и груди. Сквозь тонкую хлопковую ткань блузки заметны были соски, такие выпуклые.
Холдинг и его жена вернулись домой лишь в три часа.
Поздно ночью.
Банкет затянулся, они с друзьями пили за все призы, которые завоевали, — один получил Холдинг за создание рекламного сценария для фирмы, выпускающей продукты. Он показал Энни диплом. Она охала и ахала от девичьего восторга. Три часа ночи.
Тот, кто в такое время отпускает молодую девушку на улицу одну, ищет неприятностей. В этом городе точно, а может быть, и в любом. Гейл предложила, чтоб он позвонил и попросил Эла Привратника поймать для Энни такси. Холдинг сказал, что не стоит, он проводит ее до дома и заодно подышит свежим воздухом.
Такая прекрасная ночь.
Со стороны Гровер-парка тянул слабый ветерок. И он предложил ей пойти домой через парк.
Она сказала: «Ой, мистер Холдинг, как вы думаете, это не опасно?»
Он ее понял правильно.
Она знала, что это небезопасно.
Она знала, что он с ней сделает в этом парке.
После она сказала ему, что хотела этого с той самой минуты, когда впервые увидела его.
Но тогда он ничего этого не знал.
Не знал, что она хочет его так же сильно, как и он ее.
До того дома, где она жила вместе с родителями, было, если быть точным, семь с половиной кварталов. Для того чтобы сделать то, что он хотел, времени было столько, сколько нужно, чтобы пройти это расстояние...
У него не было никакого плана.
Плевать...
...сколько бы это ни заняло.
Он хотел ее каждой клеточкой своего тела.
Она начала рассказывать о своем приятеле. Парне по имени Скотт Хэндлер. Он уехал в школу, куда-то в Мэн.
«Идиотское создание», — произнесла она и посмотрела на Питера. Улыбаясь. Зеленые глаза мерцали. Как понять это детское ругательство? Что она хотела сказать? Я — уже большая девочка? Она сообщила, что дружит с Хэндлером уже год...
Глядя на него снизу вверх.
Он подумал, что в ее возрасте встречаться с кем-то год или больше — целая вечность.
Но она уже начала от этого уставать, вы понимаете? Скотт все время там, а она здесь, понимаете? Они хотели продолжать отношения, но что это значит? Как можно продолжать отношения с кем-то, кто теперь все время живет у канадской границы? Как, например, можно гулять с ним?
Они вошли в парк.
Листва под ногами.
Ее шуршание.
Туфли шелестели в листве. Он умирал от желания погладить ее ноги, под этой юбкой цвета ржавчины. Расстегнуть эту блузку, найти ее груди с отвердевшими девичьими сосками. «Вы знаете, — сказала она, — девушке не хватает еще кое-чего».
Его сердце замерло.
Он не осмелился спросить, что именно.
Поцелуев, сказала она, шурша листьями.
Ласк, сказала она.
Он взял ее за грудь.
Любви, прошептала она.
И остановилась на тропинке.
И повернулась к нему.
И подняла к нему свое лицо.
Так было в первый раз.
С той октябрьской ночи он был с ней всего четырнадцать раз, с той ночи на пятнадцатое октября. С той ночи, когда Холдинг получил приз за рекламную деятельность в промышленности, с той ночи, когда он получил еще один приз — эту девушку, эту женщину, это невероятно страстное создание, которое он так хотел. Четырнадцать раз. Включая краткое свидание в новогоднюю ночь.
Его глаза наполнились слезами.
На Рождество он подарил ей маленький кулон с украшением из ляпис-лазури на золотой...
— Вы видели его, — сказал он. — На полу. Рядом с ней. Наверно, цепочка оборвалась, когда... когда... вы его помните? Маленький кусочек лазури в форме слезинки, подвешенной к золотой цепочке. Я купил его у Ламонта. Ей нравился кулон. Она не снимала его. Мой первый подарок на наше первое Рождество. Я так ее любил.
Примерно в то время она порвала с Хэндлером.
Сказала ему, что больше не хочет его сидеть. Это произошло, когда он приехал домой на День благодарения. Сказала, что между ними все кончено. Сказала, что не хочет с ним больше ничего иметь. Он обвинил ее в том, что она завела себе нового приятеля. Обещал убить обоих.
Когда она рассказывала об этом Холдингу, они были в постели.
В номере, который он снял в одном отеле недалеко от Стема.
Внизу по вестибюлю ходили шлюхи.
Они оба смеялись над мальчишеской угрозой Хэндлера.
На Новый год...
Он закрыл лицо ладонями.
И заплакал.
Мейер не чувствовал жалости к нему.
Как и Карелла.
На Новый год...
Глава 14
Помощником районного прокурора была женщина по имени Нелли Бранд, тридцати двух лет от роду и умная как дьявол. Ее волосы песочного цвета были подстрижены в стиле «летящее крыло», голубые глаза излучали настороженное внимание. Она была в коричневом твидовом костюме, бежевой водолазке и коричневых туфлях на очень высоких каблуках. Она удобно устроилась на краю длинного стола в комнате для допросов, скрестив ноги и держа в правой руке сандвич с колбасой. Рядом на столе стояла маленькая картонная коробка с картошкой по-французски и картонный стакан с кока-колой.
— Хотите побыстрее закрыть дело? — сказала она и впилась в сандвич.
Карелла обратил внимание — на ее левой руке обручальное кольцо. Он пил кофе и ел бутерброд с тунцом и томатным соусом.
— Если верить его словам, — хмыкнул Мейер, — он просто приходил повидаться с ней.
Мейер все еще был зол. Клокотал гневом. В голосе сквозил сарказм. Карелла никогда его таким не видел. И к тому же он ничего не ел, пытался сбросить четыре килограмма. Наверное, от этого злился еще больше.
— Ах, l'amour, — сказала Нелли и закатила голубые глаза.
Карелла где-то вычитал, что в некоторых странах женщины носят обручальные кольца на правой руке. В Австралии, что ли? А может быть, в Германии. А может быть, и там, и там. Нелли Бранд была замужней женщиной и, как предположил Карелла, ей не очень понравится женатый мужчина ее возраста, который заигрывает с шестнадцатилетней девочкой. Он также предположил, что она скорее всего предпочтет ужинать с мужем, а не перекусывать с двумя детективами, которые потратили большую часть дня и вечера на человека, который — вполне возможно — убил дочь и 16-летнюю няню, сидевшую с ней. Но она здесь, с восьми часов вечера в эту холодную зимнюю пятницу, и пытается вычислить, есть ли у них что-то, позволяющее арестовать Холдинга. Время поджимало, они должны были или предъявить ему обвинение, или отпустить. Таковы правила, Гарольд. Или ты играешь по правилам, или ты вообще не играешь.
— Во сколько он пришел домой? — спросила Нелли.
— В четверть второго, — сказал Карелла.
— Это привратник вам сказал?
— Да.
— А ему можно верить?
— Вроде бы да.
— И во сколько ушел?
— Без четверти два.
— Всего полчаса, — сказала Нелли.
— Повидался, — сказал Мейер. Он кипел так, что вот-вот мог взорваться. «Подумал о собственной дочери», — решил Карелла.
— Сколько, он говорит, у них это продолжалось?
— С октября месяца.
— С какого числа?
— С пятнадцатого, — сказал Карелла.
— День рождения великих людей, — сказала Нелли, но не объяснила, каких. — Он вам все это рассказал сам?
— Да. Это нас и беспокоит. Тот факт, что он... — Ну да, почему он это сделал?
— Конечно, если он не решил...
— Вот именно.
— Ну да, пригрози им смертью, и они согласятся на простуду, — сказала Нелли.
— Точно. Если дело будет пахнуть убийством, то он предпочтет пройти по супружеской неверности.
— Этакий еще один Старичок-встречает-девочку...
— Новый Джимми Свагарт...
— Просит прощения со слезами на глазах...
— И уходит в закат.
Нелли запила жареный картофель кокой.
— А он знаком с заключением о вскрытии?
— О сперме в...?
— Да.
— Ему сообщили об этом.
— Следовательно, он должен знать, что одна из версий — изнасилование с последующим убийством".
— Да.
— И вот вы взяли его и задаете вопросы о новогодней ночи...
— Конечно же, он не заблуждается. Он должен вычислить, в чем мы можем подозревать его.
— Именно поэтому он все еще думает, — сказала Нелли.
— В другом случае мы бы тебя не пригласили сюда на ужин, — сказал, улыбнувшись, Карелла.
— И вправду, спасибо, все было чудесно, — ответила Нелли и доела сандвич. — Давайте приступим к вашему делу, — сказала она. — Можете опустить детали. Начнем с мотивов.
— У нас от них уже зубная боль, — сказал Карелла.
— И я ломала голову всю ночь, — призналась Нелли.
Карелла повторил основное из того, о чем только что в этой самой комнате рассказывал Холдинг час назад.
Если бы на Новый год не было так холодно, он бы отправился с Энни в парк, как тогда в октябре, а затем еще несколько раз. Они занимались любовью в парке. Энни становилась под деревом, поднимала юбку и спускала трусики до колен, Холдинг припечатывал ее к дереву. Так он рассказывал. Но новогодней ночью было чертовски холодно. О том, чтобы заниматься любовью в парке, не могло быть и речи, хотя Холдинг и сгорал от желания. У него засела в голове мысль, что он и Энни должны вступить в Новый год в любовных объятиях. Своего рода подтверждение...
— Превратился в совершеннейшего подростка, а? — спросила Нелли.
— Полностью, — согласился Мейер.
— Подтверждение их любви. Закрепление отношений. Трахать ее до бесчувствия на пороге Нового года. И чем больше он пил...
— Он действительно был пьян? Или это инсценировка? Чтобы поскорее убраться из гостей.
— Я думаю, он был пьян на самом деле, — сказал Карелла.
— Может быть, по дороге к дому протрезвел, — предположил Мейер.
— Привратник сказал, что он был трезв.
— Значит, на месте преступления он был трезв.
— Да.
— О'кей, продолжайте.
Чем больше он пил, тем больше эта мысль овладевала им. Он должен вернуться домой, трахнуть Энни. Когда он разговаривал с ней по телефону в 12.30, он прошептал ей, что хочет...
— Он вам это говорил?
— Да.
— Говорил, что прошептал ей это?
— Да.
— А что именно?
— Сказал: «Я хочу тебя трахнуть»
— Сукин сын, — пробормотал Мейер.
— У-гу, — сказала Нелли. — А что она ответила?
— Она сказала: «Хорошо. Приходи».
— Ну и акселератка!
— Точно.
— Он вам все это рассказал?
— Записано на кассету.
— А что он ответил?
— Он сказал: «Немного попозже».
— Все это на кассете?
— Все. Кроме того, хозяйка вечеринки подслушала его разговор. Есть заявление и от нее.
— Как он буквально выразился?
Он сказал Энни: «Немного попозже».
— О'кей. Продолжайте.
В час ночи он удрал с вечеринки у Керр, как бы желая проветриться.
Ко времени, когда Холдинг добрался до своего дома, он протрезвел. Поднялся по лестнице, и его встретила Энни, у которой под юбкой ничего не было. Они провели бурные минуты на диване в гостиной, он поцеловал дочь в розовую щечку и ушел. Привратник запомнил, что Холдинг выходил из лифта без четверти два.
— Трах-бах, мерси, мадам, — сказала Нелли.
— Так, по его словам, развивались события, — сказал Мейер.
— А ваша версия?
— Я думаю, что напряженность отношений начала давить на него, — сказал Мейер. — Сам факт, что в новогоднюю ночь он рискнул вернуться в квартиру с намерением быстро...
— Послушайте, вы только что сказали, будто он был влюблен в нее по уши!
— Совершенно верно. И погружался все глубже и глубже. Например, на Рождество он...
— Только, пожалуйста, без каламбуров, — попросила Нелли и улыбнулась.
Карелла улыбнулся ей в ответ. Мейер хранил серьезное выражение лица.
— На Рождество он преподнес ей подарок. "Наше первое Рождество". — Мейер с горечью повторил слова Холдинга. — И заставил ее порвать со старым...
— Что за подарок? — спросила Нелли.
— Лазурь на золотой цепочке.
— Сувенир дорогой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Эти задумчивые зеленые глаза.
Чистота ее взглядов.
Вся как невысказанная тайна.
Ярко-рыжие волосы.
Ему было любопытно, рыжая ли она внизу.
— Послушайте, — сказал Мейер, — что вы, черт побери, себе позволяете...
Мейер вообще-то редко сквернословил.
— Я не убивал ее, — сказал Холдинг. — Я хочу объяснить...
— Просто расскажите.
— Дай ему высказаться, — мягко остановил Мейера Карелла.
— Этот сукин сын трахал шестнадцатилетнюю девчонку...
— Подожди, — сказал Карелла и положил руку на кисть Мейера, — потерпи, ладно?
— Я любил ее, — снова сказал Холдинг.
Она пришла к ним первый раз в октябре, точнее в начале октября. Они с женой уходили на банкет в ресторан «Шерман». Холдинг припомнил, что была необычно мягкая для октября погода, больше похожая на весеннюю. Энни нарядилась в цвета осени. В ярко-желтой юбке, бледно-оранжевой хлопковой рубашке, с желтой заколкой в волосах, она вся была как песня. Пройдя от своего дома семь кварталов, девушка разрумянилась. Она прижимала учебники к своей объемистой груди, улыбаясь, излучая энергию, юность и... сексуальность.
— Да, именно.
— Прошу прощения, детектив Мейер, но вы должны понять...
— Пошел к дьяволу, — произнес Мейер.
В ней был избыток сексуальности. Чувственности. Зеленые с поволокой глаза, полные, похожие на лепестки губы, рыжие волосы, как извергающаяся лава, горячая, бурлящая. Короткая юбка открывала стройные ножки и округлые колени. Французские туфельки на небольших каблучках подчеркивали изгибы ее ног и выпирающие наружу бедра и груди. Сквозь тонкую хлопковую ткань блузки заметны были соски, такие выпуклые.
Холдинг и его жена вернулись домой лишь в три часа.
Поздно ночью.
Банкет затянулся, они с друзьями пили за все призы, которые завоевали, — один получил Холдинг за создание рекламного сценария для фирмы, выпускающей продукты. Он показал Энни диплом. Она охала и ахала от девичьего восторга. Три часа ночи.
Тот, кто в такое время отпускает молодую девушку на улицу одну, ищет неприятностей. В этом городе точно, а может быть, и в любом. Гейл предложила, чтоб он позвонил и попросил Эла Привратника поймать для Энни такси. Холдинг сказал, что не стоит, он проводит ее до дома и заодно подышит свежим воздухом.
Такая прекрасная ночь.
Со стороны Гровер-парка тянул слабый ветерок. И он предложил ей пойти домой через парк.
Она сказала: «Ой, мистер Холдинг, как вы думаете, это не опасно?»
Он ее понял правильно.
Она знала, что это небезопасно.
Она знала, что он с ней сделает в этом парке.
После она сказала ему, что хотела этого с той самой минуты, когда впервые увидела его.
Но тогда он ничего этого не знал.
Не знал, что она хочет его так же сильно, как и он ее.
До того дома, где она жила вместе с родителями, было, если быть точным, семь с половиной кварталов. Для того чтобы сделать то, что он хотел, времени было столько, сколько нужно, чтобы пройти это расстояние...
У него не было никакого плана.
Плевать...
...сколько бы это ни заняло.
Он хотел ее каждой клеточкой своего тела.
Она начала рассказывать о своем приятеле. Парне по имени Скотт Хэндлер. Он уехал в школу, куда-то в Мэн.
«Идиотское создание», — произнесла она и посмотрела на Питера. Улыбаясь. Зеленые глаза мерцали. Как понять это детское ругательство? Что она хотела сказать? Я — уже большая девочка? Она сообщила, что дружит с Хэндлером уже год...
Глядя на него снизу вверх.
Он подумал, что в ее возрасте встречаться с кем-то год или больше — целая вечность.
Но она уже начала от этого уставать, вы понимаете? Скотт все время там, а она здесь, понимаете? Они хотели продолжать отношения, но что это значит? Как можно продолжать отношения с кем-то, кто теперь все время живет у канадской границы? Как, например, можно гулять с ним?
Они вошли в парк.
Листва под ногами.
Ее шуршание.
Туфли шелестели в листве. Он умирал от желания погладить ее ноги, под этой юбкой цвета ржавчины. Расстегнуть эту блузку, найти ее груди с отвердевшими девичьими сосками. «Вы знаете, — сказала она, — девушке не хватает еще кое-чего».
Его сердце замерло.
Он не осмелился спросить, что именно.
Поцелуев, сказала она, шурша листьями.
Ласк, сказала она.
Он взял ее за грудь.
Любви, прошептала она.
И остановилась на тропинке.
И повернулась к нему.
И подняла к нему свое лицо.
Так было в первый раз.
С той октябрьской ночи он был с ней всего четырнадцать раз, с той ночи на пятнадцатое октября. С той ночи, когда Холдинг получил приз за рекламную деятельность в промышленности, с той ночи, когда он получил еще один приз — эту девушку, эту женщину, это невероятно страстное создание, которое он так хотел. Четырнадцать раз. Включая краткое свидание в новогоднюю ночь.
Его глаза наполнились слезами.
На Рождество он подарил ей маленький кулон с украшением из ляпис-лазури на золотой...
— Вы видели его, — сказал он. — На полу. Рядом с ней. Наверно, цепочка оборвалась, когда... когда... вы его помните? Маленький кусочек лазури в форме слезинки, подвешенной к золотой цепочке. Я купил его у Ламонта. Ей нравился кулон. Она не снимала его. Мой первый подарок на наше первое Рождество. Я так ее любил.
Примерно в то время она порвала с Хэндлером.
Сказала ему, что больше не хочет его сидеть. Это произошло, когда он приехал домой на День благодарения. Сказала, что между ними все кончено. Сказала, что не хочет с ним больше ничего иметь. Он обвинил ее в том, что она завела себе нового приятеля. Обещал убить обоих.
Когда она рассказывала об этом Холдингу, они были в постели.
В номере, который он снял в одном отеле недалеко от Стема.
Внизу по вестибюлю ходили шлюхи.
Они оба смеялись над мальчишеской угрозой Хэндлера.
На Новый год...
Он закрыл лицо ладонями.
И заплакал.
Мейер не чувствовал жалости к нему.
Как и Карелла.
На Новый год...
Глава 14
Помощником районного прокурора была женщина по имени Нелли Бранд, тридцати двух лет от роду и умная как дьявол. Ее волосы песочного цвета были подстрижены в стиле «летящее крыло», голубые глаза излучали настороженное внимание. Она была в коричневом твидовом костюме, бежевой водолазке и коричневых туфлях на очень высоких каблуках. Она удобно устроилась на краю длинного стола в комнате для допросов, скрестив ноги и держа в правой руке сандвич с колбасой. Рядом на столе стояла маленькая картонная коробка с картошкой по-французски и картонный стакан с кока-колой.
— Хотите побыстрее закрыть дело? — сказала она и впилась в сандвич.
Карелла обратил внимание — на ее левой руке обручальное кольцо. Он пил кофе и ел бутерброд с тунцом и томатным соусом.
— Если верить его словам, — хмыкнул Мейер, — он просто приходил повидаться с ней.
Мейер все еще был зол. Клокотал гневом. В голосе сквозил сарказм. Карелла никогда его таким не видел. И к тому же он ничего не ел, пытался сбросить четыре килограмма. Наверное, от этого злился еще больше.
— Ах, l'amour, — сказала Нелли и закатила голубые глаза.
Карелла где-то вычитал, что в некоторых странах женщины носят обручальные кольца на правой руке. В Австралии, что ли? А может быть, в Германии. А может быть, и там, и там. Нелли Бранд была замужней женщиной и, как предположил Карелла, ей не очень понравится женатый мужчина ее возраста, который заигрывает с шестнадцатилетней девочкой. Он также предположил, что она скорее всего предпочтет ужинать с мужем, а не перекусывать с двумя детективами, которые потратили большую часть дня и вечера на человека, который — вполне возможно — убил дочь и 16-летнюю няню, сидевшую с ней. Но она здесь, с восьми часов вечера в эту холодную зимнюю пятницу, и пытается вычислить, есть ли у них что-то, позволяющее арестовать Холдинга. Время поджимало, они должны были или предъявить ему обвинение, или отпустить. Таковы правила, Гарольд. Или ты играешь по правилам, или ты вообще не играешь.
— Во сколько он пришел домой? — спросила Нелли.
— В четверть второго, — сказал Карелла.
— Это привратник вам сказал?
— Да.
— А ему можно верить?
— Вроде бы да.
— И во сколько ушел?
— Без четверти два.
— Всего полчаса, — сказала Нелли.
— Повидался, — сказал Мейер. Он кипел так, что вот-вот мог взорваться. «Подумал о собственной дочери», — решил Карелла.
— Сколько, он говорит, у них это продолжалось?
— С октября месяца.
— С какого числа?
— С пятнадцатого, — сказал Карелла.
— День рождения великих людей, — сказала Нелли, но не объяснила, каких. — Он вам все это рассказал сам?
— Да. Это нас и беспокоит. Тот факт, что он... — Ну да, почему он это сделал?
— Конечно, если он не решил...
— Вот именно.
— Ну да, пригрози им смертью, и они согласятся на простуду, — сказала Нелли.
— Точно. Если дело будет пахнуть убийством, то он предпочтет пройти по супружеской неверности.
— Этакий еще один Старичок-встречает-девочку...
— Новый Джимми Свагарт...
— Просит прощения со слезами на глазах...
— И уходит в закат.
Нелли запила жареный картофель кокой.
— А он знаком с заключением о вскрытии?
— О сперме в...?
— Да.
— Ему сообщили об этом.
— Следовательно, он должен знать, что одна из версий — изнасилование с последующим убийством".
— Да.
— И вот вы взяли его и задаете вопросы о новогодней ночи...
— Конечно же, он не заблуждается. Он должен вычислить, в чем мы можем подозревать его.
— Именно поэтому он все еще думает, — сказала Нелли.
— В другом случае мы бы тебя не пригласили сюда на ужин, — сказал, улыбнувшись, Карелла.
— И вправду, спасибо, все было чудесно, — ответила Нелли и доела сандвич. — Давайте приступим к вашему делу, — сказала она. — Можете опустить детали. Начнем с мотивов.
— У нас от них уже зубная боль, — сказал Карелла.
— И я ломала голову всю ночь, — призналась Нелли.
Карелла повторил основное из того, о чем только что в этой самой комнате рассказывал Холдинг час назад.
Если бы на Новый год не было так холодно, он бы отправился с Энни в парк, как тогда в октябре, а затем еще несколько раз. Они занимались любовью в парке. Энни становилась под деревом, поднимала юбку и спускала трусики до колен, Холдинг припечатывал ее к дереву. Так он рассказывал. Но новогодней ночью было чертовски холодно. О том, чтобы заниматься любовью в парке, не могло быть и речи, хотя Холдинг и сгорал от желания. У него засела в голове мысль, что он и Энни должны вступить в Новый год в любовных объятиях. Своего рода подтверждение...
— Превратился в совершеннейшего подростка, а? — спросила Нелли.
— Полностью, — согласился Мейер.
— Подтверждение их любви. Закрепление отношений. Трахать ее до бесчувствия на пороге Нового года. И чем больше он пил...
— Он действительно был пьян? Или это инсценировка? Чтобы поскорее убраться из гостей.
— Я думаю, он был пьян на самом деле, — сказал Карелла.
— Может быть, по дороге к дому протрезвел, — предположил Мейер.
— Привратник сказал, что он был трезв.
— Значит, на месте преступления он был трезв.
— Да.
— О'кей, продолжайте.
Чем больше он пил, тем больше эта мысль овладевала им. Он должен вернуться домой, трахнуть Энни. Когда он разговаривал с ней по телефону в 12.30, он прошептал ей, что хочет...
— Он вам это говорил?
— Да.
— Говорил, что прошептал ей это?
— Да.
— А что именно?
— Сказал: «Я хочу тебя трахнуть»
— Сукин сын, — пробормотал Мейер.
— У-гу, — сказала Нелли. — А что она ответила?
— Она сказала: «Хорошо. Приходи».
— Ну и акселератка!
— Точно.
— Он вам все это рассказал?
— Записано на кассету.
— А что он ответил?
— Он сказал: «Немного попозже».
— Все это на кассете?
— Все. Кроме того, хозяйка вечеринки подслушала его разговор. Есть заявление и от нее.
— Как он буквально выразился?
Он сказал Энни: «Немного попозже».
— О'кей. Продолжайте.
В час ночи он удрал с вечеринки у Керр, как бы желая проветриться.
Ко времени, когда Холдинг добрался до своего дома, он протрезвел. Поднялся по лестнице, и его встретила Энни, у которой под юбкой ничего не было. Они провели бурные минуты на диване в гостиной, он поцеловал дочь в розовую щечку и ушел. Привратник запомнил, что Холдинг выходил из лифта без четверти два.
— Трах-бах, мерси, мадам, — сказала Нелли.
— Так, по его словам, развивались события, — сказал Мейер.
— А ваша версия?
— Я думаю, что напряженность отношений начала давить на него, — сказал Мейер. — Сам факт, что в новогоднюю ночь он рискнул вернуться в квартиру с намерением быстро...
— Послушайте, вы только что сказали, будто он был влюблен в нее по уши!
— Совершенно верно. И погружался все глубже и глубже. Например, на Рождество он...
— Только, пожалуйста, без каламбуров, — попросила Нелли и улыбнулась.
Карелла улыбнулся ей в ответ. Мейер хранил серьезное выражение лица.
— На Рождество он преподнес ей подарок. "Наше первое Рождество". — Мейер с горечью повторил слова Холдинга. — И заставил ее порвать со старым...
— Что за подарок? — спросила Нелли.
— Лазурь на золотой цепочке.
— Сувенир дорогой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38