Однако спустя немного времени новости стали вызывать скорее разочарование, чем удовлетворение. Следующее послание Бруно породило тень тревоги. Некоторые, принесшие клятву верности, делали это не с чистой совестью, — предупреждал он. — Во время осады Эксетера его гарнизон получил подкрепление, а те, кто должен был не допустить этого, не смогли представить убедительных оправданий. Бруно боялся, что Глостер и другие устроили заговор. И в этом, и в последующих посланиях Бруно упоминал о Хью, который также был с королем, ведя войско сэра Вальтера Эспека. Хью был посвящен в рыцари, что, как сообщал Бруно, он заслужил в полной мере, ибо это был отважный дьявол, сильный, как бык, всегда находившийся впереди независимо будь то атака или отражение вылазки из крепости. Одрис не просила повторять все то, что касалось Хью. Она не нуждалась в повторении. Каждое упоминание о нем, казалось, западало ей в сердце и согревало тело.
Затем последовало длительное молчание, и Одрис начала беспокоиться, опасаясь что Бруно ранен. За Хью она не боялась: единорога могли убить только пленного или в объятиях девы. Одрис уже стала всерьез подумывать о том, не попросить ли послать нового гонца, чтобы узнать здоров ли ее брат, когда поступило известие о падении замка Эксетер.
Как это ни странно, но в нем было мало ликования. У осажденных кончились запасы и им осталось выбирать между сдачей крепости и голодной смертью в ней. Они выслали парламентеров с просьбой разрешить им покинуть Эксетер. Стефан сначала отказал. И даже появление жены Редверса босой, с распущенными волосами, горько рыдающей, молящей о прощении не смягчило его. Но когда Глостер и его приверженцы стали уговаривать короля, тот внезапно изменил свое решение и не только разрешил гарнизону покинуть крепость без наказания, не потребовал клятвы больше не применять против него оружия, но даже оставил им их имущество и право вольного выбора своего хозяина.
— Что? — спросил сэр Оливер, услышав последние слова послания. — Повтори-ка еще.
Гонец повторил сказанное.
— Король очень добр, — сказала Одрис, но голос ее звучал неуверенно.
Сэр Оливер метнул на нее удрученный взгляд.
— Если здесь нет чего-то такого, о чем не знал Бруно, и ничего не пропущено, то я бы сказал, что король — дурак. Либо он должен был принять первое, что ему было предложено, либо настоять на более жестких условиях независимо от обещаний или угроз Глостера. Король же своим поступком во весь голос заявил, будто мятеж — дело чести. Мятеж должен быть наказан. Благородным путем можно уладить только разногласия, возникающие между благородными людьми.
Одрис вспомнила, как Хью рассказывал ей, что сэр Вальтер боялся порывов доброты у Стефана, который не раздумывая мог принять какое-то решение, но затем, если его остановить и убедить еще поразмыслить, начинал колебаться, давая повод своим подданным усомниться в нерушимости слова короля. Смеясь, она сказала, что видит в этом скорее благоразумие Стефана, тогда Хью нахмурился и ответил, что если действия короля результат благоразумия, то его народ будет самым счастливым. Правда, говоря это, Хью отрицательно качал головой.
Сэр Оливер раздумывал, не захочет ли король Дэвид снова откусить кусочек севера; тот, наверняка, слышал о событиях в Эксетере и особое внимание уделил тому, как легко избежать возмездия короля Стефана, а также вспомнил, какую выгоду ему принесло последнее вторжение в Англию. К счастью, этого не произошло, и перемирие с шотландцами соблюдалось. Случались, правда, небольшие набеги, но они и в прежние годы были делом обычным. Совершали их немногочисленные банды разбойников, действующие на свой страх и риск и никакого отношения к королю Дэвиду не имевшие.
Прошла зима. В сообщениях Бруно все большее место отводилось Редверсу, который не изменил своих намерений, а дарованное ему прощение использовал лишь для собственной выгоды. Он возобновил свои мятежные действия на острове Уайт, где Стефан преследовал его, но Редверсу снова удалось скрыться. Весна 1137 года была ранней и теплой, но вести от Бруно явно не соответствовали погоде. Муж Матильды Джеффри Анжуйский принял Редверса с почестями, снабдил его деньгами, дал ему войско и отправил поднимать Нормандию против Стефана. Король, предупреждал Бруно, намеревался призвать своих английских вассалов собраться и совершить поход в Нормандию к великому посту, чтобы удержать там свои провинции и покончить с Редверсом раз и навсегда. Зная своего дядю, Бруно сообщал, что уже разговаривал с королем, который милостиво и великодушно, — служба Бруно уже была обязательством, — сказал, что считает Бруно «за двоих» и не потребовал от сэра Оливера служить лично. Все, что он мог потребовать, — это прислать вооруженный отряд, который сэр Оливер обязался привести с собой, или выплату налога за освобождение ратников от службы.
Сэр Оливер благословлял Бруно, угрюмо улыбаясь, и когда прибыл герольд Стефана, он быстро отправил с ним пятерых юных смутьянов, не совсем подготовленных, одетых в доспехи из проваренной кожи и вооруженных реставрированными кузнецом мечами; этого требовало строгое выполнение условий, на которых Фермейны владели Джернейвом. Герольд остался недоволен, однако сэр Оливер объяснил, что Вильгельм Завоеватель оставил его отцу разоренную землю, почти лишенную людей для ее возделывания. Вильгельм рассчитывал лишь на то, что Фермейн подавит любой мятеж на севере, а о поставках воинов для королевских войн не могло быть и речи. Поэтому, несмотря на то, что владение было обширным, Вильгельм требовал лишь чисто символический отряд. Наследник Вильгельма, Вильгельм Рыжий, не беспокоил его отца, — правдиво говорил сэр Оливер, — тот посмотрел на Джернейв, наглухо для него закрытый, и решил отложить этот вопрос до тех пор, пока не соберет армию, достаточную для его взятия, но умер, так и не успев сделать это. Последний король Генрих, — мягко продолжил сэр Оливер, — надеялся, что Фермейн будет охранять границу от шотландцев, о чем, — отметил сэр Оливер, — тот заботился наиболее преданно. И король Генрих никогда не менял условий независимости своего вассала.
Герольд кивнул головой. В голосе или в выражении лица сэра Оливера не было ничего особенного, однако герольд Стефана понял цель его рассказа. Более того, он осмотрел Железный Кулак с брода и поднимался по крутой петляющей тропе в крепость Джернейв. Он понял, чего будет стоить взять силой это место, и решил: если сэр Оливер отдаст сейчас пару-другую воинов, то не заподозрит, что король может запросить слишком многого после восстановлений владения Нормандией и подавления мятежа. И сэр Оливер был доволен, так как его совесть была чиста.
Он не желал обманывать короля. Их этих пятерых дьяволов, недовольных и бунтарей у себя дома, получатся хорошие воины.
Однако сэру Оливеру не долго пришлось радоваться. Спустя несколько недель после того, как Стефан отплыл во Францию, до него дошли слухи, что в Шотландии собирают воинов и вооружение. Сэр Оливер долго и громко ругался, но без истинного воодушевления. Лайкорн предсказывал возобновление войны, и сэр Оливер боялся, что причины, приведенные им, оправдываются. Теперь сэру Оливеру оставалось только сорвать свою досаду на времени года. Весна была самой худшей порой, чтобы противостоять осаде. Зимние запасы были исчерпаны, и до первого урожая в кладовые нечего было положить. Овцы и коровы давали приплод, и их убой повлек бы гибельные последствия. Их также нельзя было загнать в крепость и там приютить, так как корма не было. Тем не менее сэр Оливер послал пастухам предупреждение, чтобы те держали животных на нижних пастбищах и были готовы перегнать их. Если придут шотландцы, то скот может прокормиться новой пшеницей, растущей за крепостными стенами, до тех пор, пока людям в крепости не придется есть самих овец и коров.
Глава IX
Прошедший год отразился на Хью тяжелее, чем на Одрис. Как ни странно, вызвано это было тем, что сэр Вальтер любил его. Хью, похоже, заменял ему сына, которого следовало учить и опекать, ведь иной раз казалось: жизнь иссякла. Поэтому сэр Вальтер заметил сильное влечение Хью к молодой леди Одрис из Джернейва. Он никогда не задумывался о последствиях такого увлечения и, конечно, не мог дать своему питомцу ничего, что сделало бы его подходящей парой для Одрис, не нарушив тем самым права своих кровных родственников. А сэр Вальтер был твердо убежден, что его наследниками могут стать только сыновья его сестер. Однако он желал облегчить участь своего любимого питомца и искал чем бы его развлечь. Для начала он решил взять его в Лондон на прием при дворе по случаю Пасхи, а не отправил назад присматривать за управляющими имений и экономами в небольших поместьях, как поступал обычно. Сэр Вальтер был уверен, что огромный город может поднять даже со смертного одра. Однако в Лондоне внешний вид ценился гораздо выше, чем в Йоркшире, где каждый знал Хью, поэтому сэр Вальтер заставил его нарядиться в изящные одежды, в новый подбитый мехом плащ, в сапоги и башмаки из дубленой кожи.
Сэр Вальтер угадал верно. Хью и прежде был в Лондоне, но тогда он был еще достаточно юным, и каждый раз, когда выдавалась свободная минутка от службы хозяину, попадал под пристальное внимание кого-либо из приставленных к нему взрослых. Сейчас же весь день, кроме нескольких часов, он был свободен и скитался по оживленным улицам. Сильнее всего его внимание притягивали судовые верфи, куда приходили корабли, казалось с самых отдаленных окраин земли. В командах моряков можно было разглядеть все цвета кожи и волос, от желтого и белого у плавающих по северным морям, до смуглого с любым оттенком и поразительно черного у тех, кто говорил на какой-то странной тарабарщине, которую никто не мог разобрать. Ценные грузы, привозимые ими в обмен на английские шерсть и олово, укладывались прямо на пристани, аккуратно упакованные в ящики и тюки для их дальнейшего пересчета. Для того, кто решил прогуляться по Стрэнду, перед богатыми складами с товарами были выставлены палатки, радовавшие глаз всякой всячиной — от обычных товаров, как шерстяные чулки, до редкостных — рогов единорога.
Хью уставился на них, широко открыв рот. Это была диковинная, прекрасная вещь — цвета чистой слоновой кости, длинная, тонкая и прямая, но с витой спиралью, начинающейся от основания и заканчивающейся на острие. Минуту он раздумывал, не послать ли его Одрис, но когда узнал цену, то понял: рог для него так же недосягаем, как и сама леди. Позже он был рад тому, что рог такой дорогой. Не стоило напоминать ей о себе, если она забыла. Эта мысль причинила боль, и Хью поспешил придумать оправдание — ведь Одрис не захочет думать о мертвом единороге.
Только мысли эти пришли к Хью попозже. На Стрэнде вряд ли кто смог бы долго тосковать. Здесь не только разбегались глаза, но и обострялось обоняние. На любого пришедшего волнами набегали запахи: свежий аромат шерсти, отдающий жиром, резкий запах рыбы, манящий, отдающий плесенью запах пива. С реки доносились крики лодочников, торговки угрями предлагали своими странными, но мелодичными воплями корзины с товаром. Хью любил Стрэнд из-за его постоянного разнообразия и многоголосия. Он никогда не уставал там, независимо от того, как часто там бывал.
Только однажды, в свой первый приход сюда, Хью был одет нарядно. Богатая бархатная туника и высокие башмаки вызывали поклоны и подобострастные улыбки; ему хотелось узнать настоящую цену этих почестей, так как один из младших слуг сэра Вальтера оказывал ему подобные. Бросающаяся в глаза дорогая одежда вдвое повысила цену, запрашиваемую с него; это обнаружилось после того, как проезжавшая мимо телега обдала его вонючей грязью и выбор покупки пришлось отложить.
Гораздо важнее было поспешить домой и постараться спасти башмаки и одежду, чем приобрести какую-то безделицу. Когда же несколько дней спустя он вернулся в своей обычной поношенной шерстяной одежде, то ту же вещицу ему предлагали за цену вдвое меньшую.
К сожалению, великодушие сэра Вальтера не ограничилось повышением цен. Неоднократно его принимали за человека богатого и влиятельного. Потом, когда выяснялось его действительное положение, — а он никогда не ссылался на то, что является любимцем Вальтера Эспека, — его грубо изгоняли, а однажды даже оскорбили. Гонения не задевали Хью: дружба с подхалимами и прилипалами к чужому богатству ничего не стоит, но они напоминали ему о безрадостном будущем.
Сэр Вальтер стал случайным свидетелем нанесенного его питомцу оскорбления. С губ Хью сорвалось рычание, и его мускулы напряглись под элегантной одеждой. Обидчик усмехнулся ему в лицо, наслаждаясь его яростью, уверенный в своей безнаказанности, но просчитался. Хью приготовился нанести удар, но в этот момент на его плечо опустилась рука сэра Вальтера, и человек, оказавшийся лицом к лицу с его хозяином, весь сжался и поспешил убраться прочь — он знал сэра Вальтера и силу, которой тот обладал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83