А теперь давай разденем тебя.
Следующие два часа Риамфада испытывал все возрастающую радость. Сначала он боялся, что вода накроет его с головой; Коннавар поддержал его и велел глубоко вдохнуть.
– Воздух в легких будет держать тебя на плаву, а когда приходит время выдохнуть, делай это медленно и быстро вдыхай обратно.
В конце купания Риамфада очень устал, хотя был безмерно счастлив. Юноша научился проплывать небольшие расстояния. Он передвигался собственными усилиями, а Конн плыл рядом.
Новый друг вытащил его из озера, и они погрелись в последних лучах солнышка, высохнув на ветру.
– Это был лучший день в моей жизни, – сказал Риамфада. – И я ошибался. Даже если я никогда не приду сюда, я всегда буду вспоминать его с радостью.
– Ты еще придешь сюда. Не завтра, потому что у меня очень много дел, а послезавтра, если будет хорошая погода, я зайду за тобой.
– Мне все равно, какая будет погода.
– Значит, какая бы ни была погода.
Они вернулись к дому Риамфады, когда начало темнеть. Гариафа и Виокка стояли в дверях, и на их лицах была написана тревога, но, увидев счастливое лицо сына, оба расплылись в улыбке.
– Я плавал, – сообщил юноша отцу. – Правда, Конн?
– Конечно, – подтвердил его друг.
За следующие несколько недель Риамфада научился плавать совсем хорошо. Когда его относили в воду, он переворачивался на спину и плыл к середине пруда. Затекшие и ноющие мышцы плеч расслаблялись в воде, а силы росли с каждым днем. Аппетит становился все лучше и лучше, и выглядел юноша уже не таким истощенным.
– Ты теперь весишь как хороший пони, – сказал однажды Коннавар, когда они перевалили через последний холм.
Риамфада хотел было ответить, но заметил внизу у озера других ребят.
– Отнеси меня назад!
– Почему?
– Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь видел. Коннавар посадил юношу на траву и опустился рядом.
– Ты мой друг, и такой же смелый, как другие. Если хочешь, я отнесу тебя домой, однако хорошенько подумай.
– Ты не представляешь, каково мне, – сказал Риамфада. – Быть меньше, чем человеком.
– Ты прав, не представляю, зато знаю, что мы оба любим плавать, а в озере достаточно места.
– Ты считаешь меня трусом? – вздохнул молодой ювелир.
– Я ничего не считаю. Дело твое – вернуться или остаться.
Риамфада заглянул в лицо Конна. Тот говорил неправду: он будет разочарован, если придется вернуться. Юноша вздохнул. Что значат несколько минут смущения в жизни, полной стыда?
– Пойдем поплаваем, – проговорил он.
Коннавар поднял его и не посадил на плечи, а понес в руках. Когда они подошли к озеру, из воды вылез высокий парень с глубоко посаженными темными глазами и подошел к ним. Риамфада почувствовал, как напрягся Конн.
– Кто это? – шепотом спросил он.
– Гованнан, сын кузнеца.
Другие ребята тоже вылезли на берег. Гованнан остановился перед ними.
– Ты, должно быть, Риамфада. А меня зовут Гованнан, для друзей – просто Ван. – Юноша протянул руку. Риамфада пожал ее. Сын кузнеца представил всех своих товарищей. Потом поежился. – Холодно стоять, когда вылезешь из воды. Поговорим в озере.
Развернувшись, Гованнан побежал к воде и нырнул. Другие последовали за ним, и все вместе поплыли к водопаду, где они вылезали, забирались на скалу и прыгали обратно в воду.
– Они приветствовали меня, – проговорил Риамфада.
– А почему бы и нет?
– Я заметил, он не разговаривает с тобой.
– Мы не друзья. А теперь пойдем поплаваем. У меня сегодня не слишком много времени. Мы с Крылом идем охотиться. Мама говорит, что на Самайн ей нужно дичи не меньше, чем на шесть пирогов.
– А я не ем мясо, – сообщил Риамфада, когда Конн посадил его на землю.
Тот изумленно поглядел на друга.
– Мясо делает людей сильными, особенно говядина.
– Может быть. Но сначала живое существо умирает, и умирает в страхе и боли.
– Странный ты человек, – рассмеялся Коннавар, однако в смехе не слышалось презрения. – Быть тебе друидом. Говорят, они тоже едят только овощи. Поэтому такие тощие.
Браэфар начинал злиться. Скоро стемнеет, а охотиться один он не любил – боялся, что из подлеска выйдут волки или львы. Наконец он увидел, как из поселка бежит Конн.
– Ты что так долго? – спросил младший брат.
– Не терпится убить кого-нибудь, маленькое Крылышко?
– Мама сказала, что ей нужно не меньше дюжины голубей и как можно больше кроликов.
Конн присел на корточки и погладил черного охотничьего пса, Кавала. Тот ткнулся мордой ему в руку, а потом лизнул в лицо.
– Хочешь лук или пращу? – спросил Коннавар.
– Все равно. Я обоими владею лучше, чем ты.
– Дерзишь, маленький братик. Приятно видеть. Я возьму лук. Мы с Кавалом спугнем пару кроликов.
До заката, когда стемнело и они отправились домой, ребята убили трех кроликов и пять лесных голубей. Браэфар надеялся на большее, но Мирия все равно должна быть довольна.
Переходя первый из мостов, братья услышали взрыв смеха, доносящийся из-за сарая. Браэфар напрягся. Смех звучал заразительно, и он знал, кто смеется. Это была Ариан, и Крыло прекрасно понимал, что она не одна. Хуже того, с мужчиной. Так девушка смеялась, только общаясь с потенциальными поклонниками.
– Нам пора домой, – сказал он.
Конн вручил ему кроликов и зашагал к сараю. Браэфар мрачно потащился за ним.
Вышла луна, и при ее свете Крыло увидел юношу, Касту, стоящего рядом с Ариан. Он прислонился к стене, и его рука лежала на досках чуть-чуть выше плеча девушки. Они тихо разговаривали.
– Что ты делаешь здесь с моей женщиной? – спросил Конн.
Каста едва не подпрыгнул от удивления. Он был на два года старше Конна и хорошо сложен.
– Что значит «твоя женщина»? Ариан никому не принадлежит.
– Она знает, что я попрошу ее руки в Самайн.
– Я еще не дала согласия, – произнесла девушка резче, чем хотела.
– Вот видишь, – сказал Каста. – Почему бы тебе не оставить нас в покое.
Браэфар поморщился, потом бросил взгляд на Ариан. Ее глаза блестели, и юноша понял, как ее радует мысль о том, что мужчины готовы драться из-за нее. Это было отвратительно.
– Не дерись с ним, Конн, – тихо сказал Браэфар.
– Что?
– Она хочет этого. Только взгляни на нее.
– Не лезь, Крыло, не твое дело. – Конн начал приближаться к противнику.
– У тебя преимущество передо мной, – заметил Каста. – Я работаю на твоего отца, и, если я отлуплю тебя за грубость, он меня уволит.
– Он ни о чем не узнает.
– Рад слышать, – сказал Каста и молниеносно нанес удар Конну в лицо слева. Тот пошатнулся. Последовал удар справа, и кулак со свистом разрезал воздух, поскольку юноша уверялся. Потом он провел апперкот правой Касте в живот и хук слева в челюсть. Противник отступил, потом снова атаковал. Конн опустился на колени, резко поднялся, выбрасывая вперед руку, и сбил Касту с ног. Тот тяжело упал, перекатился и встал па колени. Коннавар не дал ему подняться полностью, нанеся удар справа; противник снова упал. Каста поднялся, не устоял и медленно сполз по стене сарая.
Ариан развернулась и зашагала прочь. Конн последовал за ней.
Стараясь не выронить дичь, которую держал в руках, Браэфар помог Касте встать на ноги.
– Мы только разговаривали, – пробормотал тот. – Она позвала меня сюда. И теперь голова болит, а сын хозяина – мой враг.
– Не враг, – заверил его Браэфар. – Конн не умеет подолгу сердиться. В любом случае ты остался в выигрыше.
– Попробуй объяснить почему, – горько проговорил Каста.
– Он ушел с Ариан. Поверь, от нее одни неприятности.
– Она того стоит. Я бы вынес больше, чем несколько ударов, за один поцелуй.
– Думается мне, в драке у тебя повредились мозги. Ни один человек, который женится на ней, не будет уверен, что он отец ее детей. – Браэфар видел, что юноша пропустил слова мимо ушей.
Конн тихонько прокрался в спальню уже после полуночи. Крыло проснулся от скрипа кровати.
– Я так понимаю, у вас все хорошо?
– Все прекрасно, братик, – отозвался Конн.
– И ты все еще собираешься на ней жениться?
– Конечно? А почему нет?
– Она кокетка, неужели ты не видишь? И я не верю, что она искренне тебя любит.
Сердитое молчание в ответ. Браэфар решил не развивать эту тему.
Конн не спал еще некоторое время. События минувшего вечера более чем вывели его из душевного равновесия. И не столько сама драка, от которой он, честно говоря, даже получил удовольствие, сколько странное настроение, нашедшее на Ариан, когда они шли по лесу. Сначала девушка сердито молчала, но когда они дошли до ручья, она начала дрожать. Он спросил, не замерзла ли она, и обнял одной рукой. Ее реакция и восхитила, и озадачила его. Ариан обвила его шею руками и поцеловала с такой страстью, что дух захватило.
Конн мечтал об этом моменте, особенно со времени ночи с Эриатой, хотя был готов дождаться Самайна и торжественной церемонии – обхода Старейшего Древа, который и означал скрепление союза. То, что они делали в тот миг, строжайше запрещалось законами риганте и грозило суровым наказанием, в худшем случае поркой обоих и изгнанием из племени. Однако даже зная это, Конн не мог удержаться. Через несколько мгновений они уже лежали обнаженные на куче одежды. Он пытался применить искусство, которому его обучила Эриата, но Ариан потянула его на себя, и они слились в порыве страсти. Она двигалась в быстром безумном ритме. Юноша заглянул в ее лицо. Взгляд девушки был устремлен в никуда, губа прикушена, она прижималась к нему изо всех сил. Ногти впились в его спину, и Ариан застонала.
Держать Эриату в объятиях было чудесно, но с возлюбленной Конн достиг новых вершин наслаждения. Она вся дрожала и стонала, снова и снова. Юноша, как его учили, сдерживал себя, двигался медленно и ритмично. Теперь взгляд ее сосредоточился, однако зрачки заполнили почти всю радужку. Конн нежно поцеловал ее и стал двигаться быстрее. Через пару минут она снова застонала и выгнулась в экстазе, словно пытаясь слиться с любимым. Конн не остановился и не стал сдерживать себя. Ему показалось, что его душа хлынула наружу вместе с семенем и соединилась с ее душой.
В этот миг Ариан прошептала:
– Я люблю тебя.
Звуков слаще юноше еще не доводилось слышать. Сердце защемило и зрение помутилось. Не в силах вымолвить ни слова, он лег рядом с ней, заключая девушку в объятия. Златокудрая голова покоилась на его плече, и он ласково гладил нежную кожу бедер.
– Я твой. Отныне и навсегда.
– Я никогда больше не буду бояться, – ответила девушка. Конн не понял этих слов, но в голосе слышалось настолько явное облегчение, что он не стал расспрашивать ее подробнее.
А теперь, лежа в постели, не мог выкинуть из головы слова Браэфара.
Она кокетка, неужели ты не видишь?
Конечно, видит и отчетливо помнит, как она смеялась, стоя во тьме с Кастой. Одного этого не хватило бы, чтобы его сильно обеспокоить, но оставался еще вопрос безликой страсти. В тот момент он не думал ни о чем, слишком кипела молодая кровь, однако теперь, вспоминая близость, осознал, что до первого оргазма девушка даже не понимала, кто он.
Отринув сомнения, Конн сосредоточился на главном – Ариан сказала, что любит его.
Через несколько дней она станет его женой, матерью его детей, единственной, вечной любовью сердца.
Следующее утро выдалось ясным и холодным. На высоком холме к северу от поселения Руатайн натянул поводья и мрачно посмотрел на луга, где паслись его стада. Здесь собрали шесть сотен длинношерстных круторогих горных быков и коров. С севера дохнуло холодом, и Руатайн поежился, поскольку забыл плащ дома. Низкое серое небо обещало суровую зиму. До пира Самайна оставалось всего двенадцать дней.
Пришпорив лошадку, он поехал через ряды животных, иногда помечая синей краской спины некоторых коров и быков. Восьмидневный пир был всегда временем великой радости для народов риганте. В этом году он состоится в Трех Ручьях, и народ со всей земли придет в деревню. Будут воздвигнуты сотни палаток, и к последнему дню здесь соберется более девяти тысяч людей.
Мысли Руатайна были далеки от пиров и танцев. Для скотоводов зима представляла собой не только время опасностей и трудностей, но и время потерь. Только самый выносливый скот мог выжить. Некоторых убивали суровые морозы, других – скользкие склоны, на которых животные ломали ноги. К тому же приходили волки, львы, и даже порой медведи восставали из зимней спячки.
Обмакнув руку в ведро с краской, притороченное к седлу, Руатайн подъехал к Баннио. Он сам выкормил ее, когда она была теленком, а ее мать загрыз лев. Хорошая была корова, но ей уже восемь лет, и последние два года без приплода. Руатайн решительно пометил краской ее широкую спину.
Рядом с ней пасся старый бык, Мента. Переживет ли он приближающиеся холода, волков и львов? А если да, то сможет ли весной победить молодых быков и зачать крепких детенышей?
Рядом с Руатайном ехал его главный пастух, Арбонакаст. Он ничего не говорил, молча глядел на своего господина.
– Ну? – спросил наконец воин.
Арбонакаст видел, что тот смотрит на Менту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Следующие два часа Риамфада испытывал все возрастающую радость. Сначала он боялся, что вода накроет его с головой; Коннавар поддержал его и велел глубоко вдохнуть.
– Воздух в легких будет держать тебя на плаву, а когда приходит время выдохнуть, делай это медленно и быстро вдыхай обратно.
В конце купания Риамфада очень устал, хотя был безмерно счастлив. Юноша научился проплывать небольшие расстояния. Он передвигался собственными усилиями, а Конн плыл рядом.
Новый друг вытащил его из озера, и они погрелись в последних лучах солнышка, высохнув на ветру.
– Это был лучший день в моей жизни, – сказал Риамфада. – И я ошибался. Даже если я никогда не приду сюда, я всегда буду вспоминать его с радостью.
– Ты еще придешь сюда. Не завтра, потому что у меня очень много дел, а послезавтра, если будет хорошая погода, я зайду за тобой.
– Мне все равно, какая будет погода.
– Значит, какая бы ни была погода.
Они вернулись к дому Риамфады, когда начало темнеть. Гариафа и Виокка стояли в дверях, и на их лицах была написана тревога, но, увидев счастливое лицо сына, оба расплылись в улыбке.
– Я плавал, – сообщил юноша отцу. – Правда, Конн?
– Конечно, – подтвердил его друг.
За следующие несколько недель Риамфада научился плавать совсем хорошо. Когда его относили в воду, он переворачивался на спину и плыл к середине пруда. Затекшие и ноющие мышцы плеч расслаблялись в воде, а силы росли с каждым днем. Аппетит становился все лучше и лучше, и выглядел юноша уже не таким истощенным.
– Ты теперь весишь как хороший пони, – сказал однажды Коннавар, когда они перевалили через последний холм.
Риамфада хотел было ответить, но заметил внизу у озера других ребят.
– Отнеси меня назад!
– Почему?
– Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь видел. Коннавар посадил юношу на траву и опустился рядом.
– Ты мой друг, и такой же смелый, как другие. Если хочешь, я отнесу тебя домой, однако хорошенько подумай.
– Ты не представляешь, каково мне, – сказал Риамфада. – Быть меньше, чем человеком.
– Ты прав, не представляю, зато знаю, что мы оба любим плавать, а в озере достаточно места.
– Ты считаешь меня трусом? – вздохнул молодой ювелир.
– Я ничего не считаю. Дело твое – вернуться или остаться.
Риамфада заглянул в лицо Конна. Тот говорил неправду: он будет разочарован, если придется вернуться. Юноша вздохнул. Что значат несколько минут смущения в жизни, полной стыда?
– Пойдем поплаваем, – проговорил он.
Коннавар поднял его и не посадил на плечи, а понес в руках. Когда они подошли к озеру, из воды вылез высокий парень с глубоко посаженными темными глазами и подошел к ним. Риамфада почувствовал, как напрягся Конн.
– Кто это? – шепотом спросил он.
– Гованнан, сын кузнеца.
Другие ребята тоже вылезли на берег. Гованнан остановился перед ними.
– Ты, должно быть, Риамфада. А меня зовут Гованнан, для друзей – просто Ван. – Юноша протянул руку. Риамфада пожал ее. Сын кузнеца представил всех своих товарищей. Потом поежился. – Холодно стоять, когда вылезешь из воды. Поговорим в озере.
Развернувшись, Гованнан побежал к воде и нырнул. Другие последовали за ним, и все вместе поплыли к водопаду, где они вылезали, забирались на скалу и прыгали обратно в воду.
– Они приветствовали меня, – проговорил Риамфада.
– А почему бы и нет?
– Я заметил, он не разговаривает с тобой.
– Мы не друзья. А теперь пойдем поплаваем. У меня сегодня не слишком много времени. Мы с Крылом идем охотиться. Мама говорит, что на Самайн ей нужно дичи не меньше, чем на шесть пирогов.
– А я не ем мясо, – сообщил Риамфада, когда Конн посадил его на землю.
Тот изумленно поглядел на друга.
– Мясо делает людей сильными, особенно говядина.
– Может быть. Но сначала живое существо умирает, и умирает в страхе и боли.
– Странный ты человек, – рассмеялся Коннавар, однако в смехе не слышалось презрения. – Быть тебе друидом. Говорят, они тоже едят только овощи. Поэтому такие тощие.
Браэфар начинал злиться. Скоро стемнеет, а охотиться один он не любил – боялся, что из подлеска выйдут волки или львы. Наконец он увидел, как из поселка бежит Конн.
– Ты что так долго? – спросил младший брат.
– Не терпится убить кого-нибудь, маленькое Крылышко?
– Мама сказала, что ей нужно не меньше дюжины голубей и как можно больше кроликов.
Конн присел на корточки и погладил черного охотничьего пса, Кавала. Тот ткнулся мордой ему в руку, а потом лизнул в лицо.
– Хочешь лук или пращу? – спросил Коннавар.
– Все равно. Я обоими владею лучше, чем ты.
– Дерзишь, маленький братик. Приятно видеть. Я возьму лук. Мы с Кавалом спугнем пару кроликов.
До заката, когда стемнело и они отправились домой, ребята убили трех кроликов и пять лесных голубей. Браэфар надеялся на большее, но Мирия все равно должна быть довольна.
Переходя первый из мостов, братья услышали взрыв смеха, доносящийся из-за сарая. Браэфар напрягся. Смех звучал заразительно, и он знал, кто смеется. Это была Ариан, и Крыло прекрасно понимал, что она не одна. Хуже того, с мужчиной. Так девушка смеялась, только общаясь с потенциальными поклонниками.
– Нам пора домой, – сказал он.
Конн вручил ему кроликов и зашагал к сараю. Браэфар мрачно потащился за ним.
Вышла луна, и при ее свете Крыло увидел юношу, Касту, стоящего рядом с Ариан. Он прислонился к стене, и его рука лежала на досках чуть-чуть выше плеча девушки. Они тихо разговаривали.
– Что ты делаешь здесь с моей женщиной? – спросил Конн.
Каста едва не подпрыгнул от удивления. Он был на два года старше Конна и хорошо сложен.
– Что значит «твоя женщина»? Ариан никому не принадлежит.
– Она знает, что я попрошу ее руки в Самайн.
– Я еще не дала согласия, – произнесла девушка резче, чем хотела.
– Вот видишь, – сказал Каста. – Почему бы тебе не оставить нас в покое.
Браэфар поморщился, потом бросил взгляд на Ариан. Ее глаза блестели, и юноша понял, как ее радует мысль о том, что мужчины готовы драться из-за нее. Это было отвратительно.
– Не дерись с ним, Конн, – тихо сказал Браэфар.
– Что?
– Она хочет этого. Только взгляни на нее.
– Не лезь, Крыло, не твое дело. – Конн начал приближаться к противнику.
– У тебя преимущество передо мной, – заметил Каста. – Я работаю на твоего отца, и, если я отлуплю тебя за грубость, он меня уволит.
– Он ни о чем не узнает.
– Рад слышать, – сказал Каста и молниеносно нанес удар Конну в лицо слева. Тот пошатнулся. Последовал удар справа, и кулак со свистом разрезал воздух, поскольку юноша уверялся. Потом он провел апперкот правой Касте в живот и хук слева в челюсть. Противник отступил, потом снова атаковал. Конн опустился на колени, резко поднялся, выбрасывая вперед руку, и сбил Касту с ног. Тот тяжело упал, перекатился и встал па колени. Коннавар не дал ему подняться полностью, нанеся удар справа; противник снова упал. Каста поднялся, не устоял и медленно сполз по стене сарая.
Ариан развернулась и зашагала прочь. Конн последовал за ней.
Стараясь не выронить дичь, которую держал в руках, Браэфар помог Касте встать на ноги.
– Мы только разговаривали, – пробормотал тот. – Она позвала меня сюда. И теперь голова болит, а сын хозяина – мой враг.
– Не враг, – заверил его Браэфар. – Конн не умеет подолгу сердиться. В любом случае ты остался в выигрыше.
– Попробуй объяснить почему, – горько проговорил Каста.
– Он ушел с Ариан. Поверь, от нее одни неприятности.
– Она того стоит. Я бы вынес больше, чем несколько ударов, за один поцелуй.
– Думается мне, в драке у тебя повредились мозги. Ни один человек, который женится на ней, не будет уверен, что он отец ее детей. – Браэфар видел, что юноша пропустил слова мимо ушей.
Конн тихонько прокрался в спальню уже после полуночи. Крыло проснулся от скрипа кровати.
– Я так понимаю, у вас все хорошо?
– Все прекрасно, братик, – отозвался Конн.
– И ты все еще собираешься на ней жениться?
– Конечно? А почему нет?
– Она кокетка, неужели ты не видишь? И я не верю, что она искренне тебя любит.
Сердитое молчание в ответ. Браэфар решил не развивать эту тему.
Конн не спал еще некоторое время. События минувшего вечера более чем вывели его из душевного равновесия. И не столько сама драка, от которой он, честно говоря, даже получил удовольствие, сколько странное настроение, нашедшее на Ариан, когда они шли по лесу. Сначала девушка сердито молчала, но когда они дошли до ручья, она начала дрожать. Он спросил, не замерзла ли она, и обнял одной рукой. Ее реакция и восхитила, и озадачила его. Ариан обвила его шею руками и поцеловала с такой страстью, что дух захватило.
Конн мечтал об этом моменте, особенно со времени ночи с Эриатой, хотя был готов дождаться Самайна и торжественной церемонии – обхода Старейшего Древа, который и означал скрепление союза. То, что они делали в тот миг, строжайше запрещалось законами риганте и грозило суровым наказанием, в худшем случае поркой обоих и изгнанием из племени. Однако даже зная это, Конн не мог удержаться. Через несколько мгновений они уже лежали обнаженные на куче одежды. Он пытался применить искусство, которому его обучила Эриата, но Ариан потянула его на себя, и они слились в порыве страсти. Она двигалась в быстром безумном ритме. Юноша заглянул в ее лицо. Взгляд девушки был устремлен в никуда, губа прикушена, она прижималась к нему изо всех сил. Ногти впились в его спину, и Ариан застонала.
Держать Эриату в объятиях было чудесно, но с возлюбленной Конн достиг новых вершин наслаждения. Она вся дрожала и стонала, снова и снова. Юноша, как его учили, сдерживал себя, двигался медленно и ритмично. Теперь взгляд ее сосредоточился, однако зрачки заполнили почти всю радужку. Конн нежно поцеловал ее и стал двигаться быстрее. Через пару минут она снова застонала и выгнулась в экстазе, словно пытаясь слиться с любимым. Конн не остановился и не стал сдерживать себя. Ему показалось, что его душа хлынула наружу вместе с семенем и соединилась с ее душой.
В этот миг Ариан прошептала:
– Я люблю тебя.
Звуков слаще юноше еще не доводилось слышать. Сердце защемило и зрение помутилось. Не в силах вымолвить ни слова, он лег рядом с ней, заключая девушку в объятия. Златокудрая голова покоилась на его плече, и он ласково гладил нежную кожу бедер.
– Я твой. Отныне и навсегда.
– Я никогда больше не буду бояться, – ответила девушка. Конн не понял этих слов, но в голосе слышалось настолько явное облегчение, что он не стал расспрашивать ее подробнее.
А теперь, лежа в постели, не мог выкинуть из головы слова Браэфара.
Она кокетка, неужели ты не видишь?
Конечно, видит и отчетливо помнит, как она смеялась, стоя во тьме с Кастой. Одного этого не хватило бы, чтобы его сильно обеспокоить, но оставался еще вопрос безликой страсти. В тот момент он не думал ни о чем, слишком кипела молодая кровь, однако теперь, вспоминая близость, осознал, что до первого оргазма девушка даже не понимала, кто он.
Отринув сомнения, Конн сосредоточился на главном – Ариан сказала, что любит его.
Через несколько дней она станет его женой, матерью его детей, единственной, вечной любовью сердца.
Следующее утро выдалось ясным и холодным. На высоком холме к северу от поселения Руатайн натянул поводья и мрачно посмотрел на луга, где паслись его стада. Здесь собрали шесть сотен длинношерстных круторогих горных быков и коров. С севера дохнуло холодом, и Руатайн поежился, поскольку забыл плащ дома. Низкое серое небо обещало суровую зиму. До пира Самайна оставалось всего двенадцать дней.
Пришпорив лошадку, он поехал через ряды животных, иногда помечая синей краской спины некоторых коров и быков. Восьмидневный пир был всегда временем великой радости для народов риганте. В этом году он состоится в Трех Ручьях, и народ со всей земли придет в деревню. Будут воздвигнуты сотни палаток, и к последнему дню здесь соберется более девяти тысяч людей.
Мысли Руатайна были далеки от пиров и танцев. Для скотоводов зима представляла собой не только время опасностей и трудностей, но и время потерь. Только самый выносливый скот мог выжить. Некоторых убивали суровые морозы, других – скользкие склоны, на которых животные ломали ноги. К тому же приходили волки, львы, и даже порой медведи восставали из зимней спячки.
Обмакнув руку в ведро с краской, притороченное к седлу, Руатайн подъехал к Баннио. Он сам выкормил ее, когда она была теленком, а ее мать загрыз лев. Хорошая была корова, но ей уже восемь лет, и последние два года без приплода. Руатайн решительно пометил краской ее широкую спину.
Рядом с ней пасся старый бык, Мента. Переживет ли он приближающиеся холода, волков и львов? А если да, то сможет ли весной победить молодых быков и зачать крепких детенышей?
Рядом с Руатайном ехал его главный пастух, Арбонакаст. Он ничего не говорил, молча глядел на своего господина.
– Ну? – спросил наконец воин.
Арбонакаст видел, что тот смотрит на Менту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53