И невольно вскрикнула: сквозь просветы в листве она увидела притаившегося неподалеку от дерева леопарда!
Наверное, хищник понял, что его заметили. Он поднял голову, посмотрел на девушку, зашипел, обнажив клыки, и бесшумно исчез в зарослях.
– А ведь Петро не врал, – задумчиво сказал Гараня. – Леопард охранял его всю ночь. Я в этом уверен.
– Но ведь это всего лишь зверь, – возразила Фиалка. – Он не может мыслить.
– Что мы знаем о животных? Лишь то, что у них вкусное мясо или красивая шкура. Африканцы, у которых я был в плену, рассказывали, что леопарда можно приручить и что он может быть верным, как пес. Конечно, я не все понял из того, что говорилось, но смысл уловил.
– С ума сойти… Я теперь боюсь спуститься вниз. Вдруг леопард устроил на нас засаду?
– Думаю, что вряд ли. Пока мы возились с Петром возле дерева, он мог напасть на нас десять раз. Но не сделал этого. Почему? А потому как понял, что мы – друзья его подопечного. Звери улавливают настроение и даже мысли человека, это уже не секрет. Вспомни домашних кошек и собак. Я почему-то уверен, что этот леопард никогда нас не тронет.
– И все равно мне страшно.
– Будем держаться вместе, чтобы ты успокоилась, и по возможности ходить по лесу только вдвоем. Устраивает тебя такой вариант?
– Конечно.
– Вот и ладушки. А пока нужно напоить и покормить Петра. Он приходит в сознание. Сейчас я спущусь в его кладовку…
Самусь лежал с открытыми глазами и с недоумением рассматривал «потолок» своего жилища. Он еще не понял, что находится не в джунглях, а в дупле.
– Петрусь, ты как? – нежно спросила Фиалка.
– А… Это ты… – Взгляд бомжа прояснился, и он сделал попытку улыбнуться.
Улыбка вышла кривой и вымученной. Видно было, что Самусь сильно ослаб.
– Здравствуй, Петро. – К ним присоединился и Гараня. – Живой?
– Что со мной станется? – тихо прошелестел в ответ бомж.
– Кто это тебя так?..
– Знамо кто… Подметала, что у вора на побегушках.
– Вот гад! – с чувством воскликнула Фиалка. – Что этим уродам от нас нужно?!
– Как-нибудь спросим, – с угрозой ответил Гараня. – Они объявили нам войну. Это точно. Но мы тоже не будем сидеть сложа руки и дожидаться, пока нас перестреляют, как глупых куропаток. А ты уверен, что это был молодой?
– Ну… Я видел его, когда прятался в кустах. Он хотел добить меня… но не нашел.
– Сволочь! – с чувством произнес Гараня. – Какая подлая сволочь! Ну ничего, мы еще посмотрим, кто кого…
Самусь, утомленный разговором, закрыл глаза. Фиалка начала готовить ему еду. Гараня сидел возле отверстия дупла и думал. Его тяжелый жесткий взгляд не предвещал ничего хорошего.
Глава 46
Когда Люсик возвратился, Малеванный занимался рыбной ловлей. Завидев своего компаньона, вор прокричал (он стоял по пояс в воде – чтобы подальше забросить крючок с наживкой):
– Ну как успехи?
Люсик молча показал один палец, а затем чиркнул ребром ладони по горлу.
– Не может быть!
Малеванный быстро смотал удочки и побрел к берегу. Он и верил и не верил Люсику.
– Расскажи, – потребовал вор.
– А что рассказывать? – пожал плечами Люсик. – Устроил засаду, он вышел прямо на меня…
– Кто – он?
– Бомж.
– Мать твою!.. – выругался Малеванный. – Зачем?!
– Что значит – зачем? Их всех нужно… – Гримаса ненависти исказила смазливое лицо Люсика, изрядно перепачканное и оцарапанное ветками кустарника.
– Я ведь говорил тебе, что бомж нам еще пригодится. Нужно было брать его живым. Живым!
– Что-то я не пойму вас, Григорий Иванович. По-моему, как раз вы открыли «сезон охоты» и начали стрелять именно по бомжу. Или мне это почудилось? – В голосе Люсика прозвучала ирония.
– Погорячился… – буркнул вор.
– Вот и я… погорячился. И хватит об этом, хватит! – неожиданно вспылил Люсик.
Он был взвинчен до предела. Напуганный встречей с леопардами, Люсик бежал по лесу как олень. Он был уверен, что хищники преследуют его. Люсик не видел леопардов, но ощущал их кожей, в которую словно вонзались мириады крохотных стальных иголок.
Немного успокоился Люсик лишь возле водопада. Здесь было открытое место, и он не боялся, что хищники нападут на него из засады. Только там Люсик обнаружил, что с испугу потерял рогатину. А может, просто бросил, чтобы она не мешала ему бежать через заросли.
Что удивительно, это неприятное открытие помогло вернуть ему некоторое равновесие духа. Люсик даже разозлился на самого себя за такую непозволительную халатность.
Но ничего поделать уже было нельзя (не возвращаться же прямо в лапы хищников), и, немного передохнув, Люсик направился дальше, к бухте, но уже не бегом, а быстрым шагом. Он просто жаждал увидеть Малеванного, чтобы подзарядиться от вора уверенностью в своих силах, – компаньон был для него как зарядное устройство для аккумулятора.
Люсик был благодатным материалом для Малеванного с его преступными наклонностями. За считаные недели вор превратил аморфную массу в жестокое чудовище, уже почуявшее запах свежей крови.
Конечно, Люсик от этих изменений не стал храбрее. Просто его трусливое начало до поры до времени растворила черная муть не поддающегося контролю бешенства, поднявшаяся с неизведанных глубин души. И похоже, у него произошел какой-то сдвиг в мозгах, который проявился особенно ярко в тот момент, когда Люсик завладел пистолетом.
Об оружии как раз и зашел разговор, когда они сели трапезничать.
– Ты пистолетик-то мне верни, – наигранно небрежным тоном сказал Малеванный, хлебая горячую уху.
– Зачем?
– Не понял… Как это – зачем? Он должен быть у меня.
– А почему?
– Ну ты, блин, даешь! – рассердился вор. – Я тебе, конечно, не начальник, но старше по годам и гораздо опытней. И стреляю лучше, чем ты.
Хитрый Малеванный наступил на горло собственной песне – не стал сразу качать права в жесткой форме. Он решил спустить размолвку на тормозах, проделав таким образом отвлекающий маневр, чтобы потом поставить зарвавшегося фраера на свое место в полном соответствии с законами зоны.
– Это как сказать…
– Хорошо, не будем спорить, кто из нас более меткий стрелок, – немного отступил вор. – И все равно у кого-то из нас должно быть решающее слово. Кто-то должен командовать. Иначе наступит хаос, а в просторечье – бардак. Ты согласен?
Речь Малеванного неожиданно приобрела плавные литературные обороты, как это часто бывало, когда ему требовалось произвести на собеседников нужное впечатление. Коллеги по ремеслу даже прозвали Малеванного за краснобайство лектором.
– Согласен, – ровным, бесстрастным голосом ответил Люсик. – Командуйте. Но пистолет я не отдам.
– Тэк-с… – Лицо вора налилось кровью. – Значит, хочешь меня опустить как последнего фраера…
Он резко встал. Люсик невольно вздрогнул и быстрым движением расстегнул кобуру. Малеванный краем глаза увидел это движение и злобно ухмыльнулся.
«Щенок… – подумал он с ненавистью. – На кого хлебальник открыл?! Порву тебе, сука, пасть до самой задницы…» Подумал одно, а сказал совсем другое, не дожидаясь ответа Люсика:
– Нехорошо, Лукьян. Очень нехорошо… – и пошел на другой конец бухты – туда, где совсем недавно стоял плот.
На это место Малеванный ходил часто. Оно тянуло его как магнит. В глубине души вор понимал, что именно здесь похоронены все его надежды на побег. Побег от смерти.
В его душе все больше и больше крепло убеждение, что с этого острова ему не выбраться. Откуда оно явилось, Малеванный не знал. Но оно пришло и завладело его мыслями всецело.
Последней каплей яда, упавшего в незримую чашу, которую ему предстояло выпить, было поспешное бегство от острова туристического судна. Малеванный сразу понял, почему капитан так резко воспрепятствовал намерениям иноземных туристов снять с острова «новых робинзонов». Дело было вовсе не в том, что остров – это частное владение.
Проблема заключалась совсем в ином. В бинокль вор успел разглядеть и лица других моряков. Малайцы были напуганы.
А кое-кто из них даже делал недвусмысленные жесты в сторону острова, которые истолковываются во многих религиях и в разных странах практически одинаково – так отгоняют нечистую силу.
На острове что-то было. Что-то очень опасное и злобное, готовое уничтожить любого чужака.
Малеванный долго не признавался даже самому себе, что временами его охватывает первобытная жуть. Так в темное время суток чувствовал себя древний человек, влачивший жалкое существование среди многих опасностей без огня и надежной крыши над головой. Это чувство прошло через века и тысячелетия, трансформировавшись в интуицию.
А Малеванного интуиция подводила редко…
Люсик проводил своего старшего компаньона недоверчивым взглядом и начал жадно доедать остатки ухи. В последнее время у него проснулся зверский аппетит. Он все время что-то жевал, чаще всего фрукты; чего-чего, а этого добра на острове хватало.
Спокойствие Малеванного было очень подозрительным. Люсик это понимал. Он уже достаточно хорошо изучил наглую и взрывную натуру своего компаньона, а потому не ждал от него ничего хорошего.
Конечно, конфликт можно было задушить, что называется, в зародыше. Стоило лишь отдать пистолет – и все вернулось бы на круги своя.
Но Люсик при всем том был человеком отнюдь не глупым. Слабохарактерным – да, но только не тупицей. Он понимал, что прежних доверительных отношений между ним и вором уже не будет. А понимая это, мучился раздвоением личности.
Одна его часть пыталась спрятаться в кусты и отдаться воле рока, а другая, ощетинившись, готова была драться до последнего. И даже не за жизнь вообще, а за право чувствовать себя личностью, которой никто не смеет помыкать, как ему заблагорассудится.
А если учесть еще и маленькую толику злобного сумасшествия, разбавившую сатанинскую смесь, которая плескалась в душе Люсика, то можно было понять, какие мысли стали обуревать его голову, когда, наконец, наступило ночное время.
И вор, и Люсик, каждый в своем углу (чтобы держаться подальше друг от друга), спали урывками. Это было мучительно. Стоило кому-нибудь из них пошевелиться, как другой тут же открывал глаза, готовый драться не на жизнь, а на смерть. К утру напряжение достигло предела…
Глава 47
Утром Фиалка с горестным унынием молвила:
– У него жар. Если бы у нас был аспирин…
– А еще лучше положить его в больницу, где есть врачи и куча всяких лекарств, – со злостью сказал Гараня. – Жар при ранении – дело само собой разумеющееся. Будем надеяться, что у Петра организм крепкий и закаленный невзгодами.
– Будем… – хмуро согласилась девушка.
Но было видно, что она не очень надеется на жизненные силы, питающие тощее и костистое, как пересохшая тарань, тело Самуся.
Бомжу и впрямь было очень плохо. Временами он погружался в беспамятство и тогда нес разную чепуху. А когда к нему возвращалось сознание, Самусь жалобно шептал Фиалке:
– Вишь, как оно получается… Думал так, а вышло эдак. Помру я… А так хотелось пожить еще не много. Ну самую малость. Здесь, на острове…И что бы кругом никого. Один… Да, видать, не судьба…
– Петрусь, ты не помрешь! – горячо убеждала Фиалка бомжа. – Федя говорит, что скоро пойдешь на поправку.
– Добрая ты душа…
Воспаленные глаза бомжа увлажнились, и девушка, чтобы не разрыдаться прямо возле его постели, поторопилась покинуть дупло – жилище Самуся. Усевшись на толстой ветке, она наконец дала волю слезам.
Вверху раздался шорох, и на ветку спрыгнула крохотная обезьянка. Это был детеныш. Он доверчиво забрался Фиалке на колени и торопливо начал что-то рассказывать ей на своем обезьяньем языке.
От удивления и умиления слезы у Фиалки высохли вмиг. Но не успела она приласкать малютку, как волосатая лапа обезьяны-мамаши, высунувшись из густой листвы, схватила шалуна за шкирку и утащила обратно.
Фиалка осталась с бомжем в качестве сиделки. Гараня был непреклонен.
– Вдвоем нельзя. Петра нельзя оставлять одного. Сама видишь, в каком он состоянии. Так что придется мне одному ходить на охоту и рыбачить.
– Я боюсь… – скулила девушка.
– А я не боюсь? У этих гадов ствол, могут в любой момент подстеречь, как Петра, и пустить пулю в спину. Только я не смерти боюсь, а того, что мне не удастся с ними расквитаться. Поэтому сиди тихо и зря не высовывайся. Дупло они вряд ли отыщут.
– А если все-таки найдут?
– У тебя есть копье. Сунет кто-нибудь голову, в дупло – коли не раздумывая. Только я уверен, что у них кишка тонка, во-первых, залезть на такую верхотуру, а во-вторых, попытаться отсюда вас выкурить.
Гараня ушел. Грустная Фиалка занялась хозяйскими делами, обмирая от страха каждый раз, как только внизу под деревом раздавались какие-то шумы и шорохи.
Она пыталась разглядеть, что творится на земле, но так и не смогла ничего увидеть. Правда, однажды ей показалось, будто в зарослях мелькнул леопард, но потом, присмотревшись, она сообразила, что это не шкура зверя, а жухлая трава и какие-то неяркие темно-желтые цветы.
Тем временем Гараня рыскал по лесу с вполне конкретной целью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Наверное, хищник понял, что его заметили. Он поднял голову, посмотрел на девушку, зашипел, обнажив клыки, и бесшумно исчез в зарослях.
– А ведь Петро не врал, – задумчиво сказал Гараня. – Леопард охранял его всю ночь. Я в этом уверен.
– Но ведь это всего лишь зверь, – возразила Фиалка. – Он не может мыслить.
– Что мы знаем о животных? Лишь то, что у них вкусное мясо или красивая шкура. Африканцы, у которых я был в плену, рассказывали, что леопарда можно приручить и что он может быть верным, как пес. Конечно, я не все понял из того, что говорилось, но смысл уловил.
– С ума сойти… Я теперь боюсь спуститься вниз. Вдруг леопард устроил на нас засаду?
– Думаю, что вряд ли. Пока мы возились с Петром возле дерева, он мог напасть на нас десять раз. Но не сделал этого. Почему? А потому как понял, что мы – друзья его подопечного. Звери улавливают настроение и даже мысли человека, это уже не секрет. Вспомни домашних кошек и собак. Я почему-то уверен, что этот леопард никогда нас не тронет.
– И все равно мне страшно.
– Будем держаться вместе, чтобы ты успокоилась, и по возможности ходить по лесу только вдвоем. Устраивает тебя такой вариант?
– Конечно.
– Вот и ладушки. А пока нужно напоить и покормить Петра. Он приходит в сознание. Сейчас я спущусь в его кладовку…
Самусь лежал с открытыми глазами и с недоумением рассматривал «потолок» своего жилища. Он еще не понял, что находится не в джунглях, а в дупле.
– Петрусь, ты как? – нежно спросила Фиалка.
– А… Это ты… – Взгляд бомжа прояснился, и он сделал попытку улыбнуться.
Улыбка вышла кривой и вымученной. Видно было, что Самусь сильно ослаб.
– Здравствуй, Петро. – К ним присоединился и Гараня. – Живой?
– Что со мной станется? – тихо прошелестел в ответ бомж.
– Кто это тебя так?..
– Знамо кто… Подметала, что у вора на побегушках.
– Вот гад! – с чувством воскликнула Фиалка. – Что этим уродам от нас нужно?!
– Как-нибудь спросим, – с угрозой ответил Гараня. – Они объявили нам войну. Это точно. Но мы тоже не будем сидеть сложа руки и дожидаться, пока нас перестреляют, как глупых куропаток. А ты уверен, что это был молодой?
– Ну… Я видел его, когда прятался в кустах. Он хотел добить меня… но не нашел.
– Сволочь! – с чувством произнес Гараня. – Какая подлая сволочь! Ну ничего, мы еще посмотрим, кто кого…
Самусь, утомленный разговором, закрыл глаза. Фиалка начала готовить ему еду. Гараня сидел возле отверстия дупла и думал. Его тяжелый жесткий взгляд не предвещал ничего хорошего.
Глава 46
Когда Люсик возвратился, Малеванный занимался рыбной ловлей. Завидев своего компаньона, вор прокричал (он стоял по пояс в воде – чтобы подальше забросить крючок с наживкой):
– Ну как успехи?
Люсик молча показал один палец, а затем чиркнул ребром ладони по горлу.
– Не может быть!
Малеванный быстро смотал удочки и побрел к берегу. Он и верил и не верил Люсику.
– Расскажи, – потребовал вор.
– А что рассказывать? – пожал плечами Люсик. – Устроил засаду, он вышел прямо на меня…
– Кто – он?
– Бомж.
– Мать твою!.. – выругался Малеванный. – Зачем?!
– Что значит – зачем? Их всех нужно… – Гримаса ненависти исказила смазливое лицо Люсика, изрядно перепачканное и оцарапанное ветками кустарника.
– Я ведь говорил тебе, что бомж нам еще пригодится. Нужно было брать его живым. Живым!
– Что-то я не пойму вас, Григорий Иванович. По-моему, как раз вы открыли «сезон охоты» и начали стрелять именно по бомжу. Или мне это почудилось? – В голосе Люсика прозвучала ирония.
– Погорячился… – буркнул вор.
– Вот и я… погорячился. И хватит об этом, хватит! – неожиданно вспылил Люсик.
Он был взвинчен до предела. Напуганный встречей с леопардами, Люсик бежал по лесу как олень. Он был уверен, что хищники преследуют его. Люсик не видел леопардов, но ощущал их кожей, в которую словно вонзались мириады крохотных стальных иголок.
Немного успокоился Люсик лишь возле водопада. Здесь было открытое место, и он не боялся, что хищники нападут на него из засады. Только там Люсик обнаружил, что с испугу потерял рогатину. А может, просто бросил, чтобы она не мешала ему бежать через заросли.
Что удивительно, это неприятное открытие помогло вернуть ему некоторое равновесие духа. Люсик даже разозлился на самого себя за такую непозволительную халатность.
Но ничего поделать уже было нельзя (не возвращаться же прямо в лапы хищников), и, немного передохнув, Люсик направился дальше, к бухте, но уже не бегом, а быстрым шагом. Он просто жаждал увидеть Малеванного, чтобы подзарядиться от вора уверенностью в своих силах, – компаньон был для него как зарядное устройство для аккумулятора.
Люсик был благодатным материалом для Малеванного с его преступными наклонностями. За считаные недели вор превратил аморфную массу в жестокое чудовище, уже почуявшее запах свежей крови.
Конечно, Люсик от этих изменений не стал храбрее. Просто его трусливое начало до поры до времени растворила черная муть не поддающегося контролю бешенства, поднявшаяся с неизведанных глубин души. И похоже, у него произошел какой-то сдвиг в мозгах, который проявился особенно ярко в тот момент, когда Люсик завладел пистолетом.
Об оружии как раз и зашел разговор, когда они сели трапезничать.
– Ты пистолетик-то мне верни, – наигранно небрежным тоном сказал Малеванный, хлебая горячую уху.
– Зачем?
– Не понял… Как это – зачем? Он должен быть у меня.
– А почему?
– Ну ты, блин, даешь! – рассердился вор. – Я тебе, конечно, не начальник, но старше по годам и гораздо опытней. И стреляю лучше, чем ты.
Хитрый Малеванный наступил на горло собственной песне – не стал сразу качать права в жесткой форме. Он решил спустить размолвку на тормозах, проделав таким образом отвлекающий маневр, чтобы потом поставить зарвавшегося фраера на свое место в полном соответствии с законами зоны.
– Это как сказать…
– Хорошо, не будем спорить, кто из нас более меткий стрелок, – немного отступил вор. – И все равно у кого-то из нас должно быть решающее слово. Кто-то должен командовать. Иначе наступит хаос, а в просторечье – бардак. Ты согласен?
Речь Малеванного неожиданно приобрела плавные литературные обороты, как это часто бывало, когда ему требовалось произвести на собеседников нужное впечатление. Коллеги по ремеслу даже прозвали Малеванного за краснобайство лектором.
– Согласен, – ровным, бесстрастным голосом ответил Люсик. – Командуйте. Но пистолет я не отдам.
– Тэк-с… – Лицо вора налилось кровью. – Значит, хочешь меня опустить как последнего фраера…
Он резко встал. Люсик невольно вздрогнул и быстрым движением расстегнул кобуру. Малеванный краем глаза увидел это движение и злобно ухмыльнулся.
«Щенок… – подумал он с ненавистью. – На кого хлебальник открыл?! Порву тебе, сука, пасть до самой задницы…» Подумал одно, а сказал совсем другое, не дожидаясь ответа Люсика:
– Нехорошо, Лукьян. Очень нехорошо… – и пошел на другой конец бухты – туда, где совсем недавно стоял плот.
На это место Малеванный ходил часто. Оно тянуло его как магнит. В глубине души вор понимал, что именно здесь похоронены все его надежды на побег. Побег от смерти.
В его душе все больше и больше крепло убеждение, что с этого острова ему не выбраться. Откуда оно явилось, Малеванный не знал. Но оно пришло и завладело его мыслями всецело.
Последней каплей яда, упавшего в незримую чашу, которую ему предстояло выпить, было поспешное бегство от острова туристического судна. Малеванный сразу понял, почему капитан так резко воспрепятствовал намерениям иноземных туристов снять с острова «новых робинзонов». Дело было вовсе не в том, что остров – это частное владение.
Проблема заключалась совсем в ином. В бинокль вор успел разглядеть и лица других моряков. Малайцы были напуганы.
А кое-кто из них даже делал недвусмысленные жесты в сторону острова, которые истолковываются во многих религиях и в разных странах практически одинаково – так отгоняют нечистую силу.
На острове что-то было. Что-то очень опасное и злобное, готовое уничтожить любого чужака.
Малеванный долго не признавался даже самому себе, что временами его охватывает первобытная жуть. Так в темное время суток чувствовал себя древний человек, влачивший жалкое существование среди многих опасностей без огня и надежной крыши над головой. Это чувство прошло через века и тысячелетия, трансформировавшись в интуицию.
А Малеванного интуиция подводила редко…
Люсик проводил своего старшего компаньона недоверчивым взглядом и начал жадно доедать остатки ухи. В последнее время у него проснулся зверский аппетит. Он все время что-то жевал, чаще всего фрукты; чего-чего, а этого добра на острове хватало.
Спокойствие Малеванного было очень подозрительным. Люсик это понимал. Он уже достаточно хорошо изучил наглую и взрывную натуру своего компаньона, а потому не ждал от него ничего хорошего.
Конечно, конфликт можно было задушить, что называется, в зародыше. Стоило лишь отдать пистолет – и все вернулось бы на круги своя.
Но Люсик при всем том был человеком отнюдь не глупым. Слабохарактерным – да, но только не тупицей. Он понимал, что прежних доверительных отношений между ним и вором уже не будет. А понимая это, мучился раздвоением личности.
Одна его часть пыталась спрятаться в кусты и отдаться воле рока, а другая, ощетинившись, готова была драться до последнего. И даже не за жизнь вообще, а за право чувствовать себя личностью, которой никто не смеет помыкать, как ему заблагорассудится.
А если учесть еще и маленькую толику злобного сумасшествия, разбавившую сатанинскую смесь, которая плескалась в душе Люсика, то можно было понять, какие мысли стали обуревать его голову, когда, наконец, наступило ночное время.
И вор, и Люсик, каждый в своем углу (чтобы держаться подальше друг от друга), спали урывками. Это было мучительно. Стоило кому-нибудь из них пошевелиться, как другой тут же открывал глаза, готовый драться не на жизнь, а на смерть. К утру напряжение достигло предела…
Глава 47
Утром Фиалка с горестным унынием молвила:
– У него жар. Если бы у нас был аспирин…
– А еще лучше положить его в больницу, где есть врачи и куча всяких лекарств, – со злостью сказал Гараня. – Жар при ранении – дело само собой разумеющееся. Будем надеяться, что у Петра организм крепкий и закаленный невзгодами.
– Будем… – хмуро согласилась девушка.
Но было видно, что она не очень надеется на жизненные силы, питающие тощее и костистое, как пересохшая тарань, тело Самуся.
Бомжу и впрямь было очень плохо. Временами он погружался в беспамятство и тогда нес разную чепуху. А когда к нему возвращалось сознание, Самусь жалобно шептал Фиалке:
– Вишь, как оно получается… Думал так, а вышло эдак. Помру я… А так хотелось пожить еще не много. Ну самую малость. Здесь, на острове…И что бы кругом никого. Один… Да, видать, не судьба…
– Петрусь, ты не помрешь! – горячо убеждала Фиалка бомжа. – Федя говорит, что скоро пойдешь на поправку.
– Добрая ты душа…
Воспаленные глаза бомжа увлажнились, и девушка, чтобы не разрыдаться прямо возле его постели, поторопилась покинуть дупло – жилище Самуся. Усевшись на толстой ветке, она наконец дала волю слезам.
Вверху раздался шорох, и на ветку спрыгнула крохотная обезьянка. Это был детеныш. Он доверчиво забрался Фиалке на колени и торопливо начал что-то рассказывать ей на своем обезьяньем языке.
От удивления и умиления слезы у Фиалки высохли вмиг. Но не успела она приласкать малютку, как волосатая лапа обезьяны-мамаши, высунувшись из густой листвы, схватила шалуна за шкирку и утащила обратно.
Фиалка осталась с бомжем в качестве сиделки. Гараня был непреклонен.
– Вдвоем нельзя. Петра нельзя оставлять одного. Сама видишь, в каком он состоянии. Так что придется мне одному ходить на охоту и рыбачить.
– Я боюсь… – скулила девушка.
– А я не боюсь? У этих гадов ствол, могут в любой момент подстеречь, как Петра, и пустить пулю в спину. Только я не смерти боюсь, а того, что мне не удастся с ними расквитаться. Поэтому сиди тихо и зря не высовывайся. Дупло они вряд ли отыщут.
– А если все-таки найдут?
– У тебя есть копье. Сунет кто-нибудь голову, в дупло – коли не раздумывая. Только я уверен, что у них кишка тонка, во-первых, залезть на такую верхотуру, а во-вторых, попытаться отсюда вас выкурить.
Гараня ушел. Грустная Фиалка занялась хозяйскими делами, обмирая от страха каждый раз, как только внизу под деревом раздавались какие-то шумы и шорохи.
Она пыталась разглядеть, что творится на земле, но так и не смогла ничего увидеть. Правда, однажды ей показалось, будто в зарослях мелькнул леопард, но потом, присмотревшись, она сообразила, что это не шкура зверя, а жухлая трава и какие-то неяркие темно-желтые цветы.
Тем временем Гараня рыскал по лесу с вполне конкретной целью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44