Тьфу, ты!… Что за идиотские измышления!? Бред сивой кобылы).
В руках он держал большого петуха. И нож. Хороший ножик, ничего не скажешь. Весьма похож на горский кинжал – такой же длинный и обоюдоострый, но с некоторыми особенностями.
Непропорционально большая рукоять ножа была искусно вырезана из слонового бивня; кажется, из слонового бивня. Что там изображала резьба, я, конечно, разобрать не мог. Но в том, что у черноризца в руках была вещь очень ценная, я совершенно не сомневался.
От ножа (или кинжала, если хотите) просто веяло стариной. Особенно поразил мое воображение сам клинок.
Расстояния от меня до того места, где стоял черноризец, было небольшим, метров пятьдесят, и в бинокль я хорошо видел, что сталь на клинке не абы какая, а явно восточного происхождения, возможно, дамасская. Она буквально искрилась в пламени костра. Такой мэссер стоит очень больших денег.
Конечно же, это был ритуальный нож. Черные расступились (я насчитал семерых), их пахан подошел к костру и чикнул ножичком по горлу несчастной птицы. Петух дернулся в конвульсиях несколько раз и затих, а его кровь благополучно потекла во все ту же чашу.
(Между прочим, тоже далеко не дешевую; чаша была серебряной, с чеканными изображениями на боках. К сожалению, я не мог различить сюжеты этих изображений).
Они что, будут пить кровь!? Ну да, точно. Сборище вампиров, мать их… Или еще каких-то извращенцев. Противно…
Что я тут делаю!? Идиот! Мало ли сейчас разных сект расплодилось. От адвентистов до сатанистов, считать, не пересчитать.
Если человеку очень хочется сойти с ума, то ему никто не может помешать. Уход от действительности – это так называется. Патология. А по-простому, по народному, моча в голову стукнула.
Нет, я не брезглив и сам могу выпить стакан крови, даже не поморщившись. Естественно, в определенных обстоятельствах, когда нет ни воды, ни пищи, а на кону стоит твоя собственная жизнь. Или, или. Мне уже приходилось…
Но это была кровь осла, которого я зафрахтовал (вернее, умыкнул или реквизировал – не суть важно) для того, чтобы он тащил через пустыню мой боезапас. Из продуктов у меня на тот момент оставались только галеты, очень немного, а также полбурдюка вонючей воды, в которой плавали все известные миру бактерии и разновидности палочек Коха и которую пить нельзя было ни под каким видом.
Так мы и плелись: осел жевал колючки и запивал их микроскопическими дозами живительной и безвредной для него влаги, а я считал крохи от галет и время от времени прокалывал ему вену, чтобы нацедить себе немного крови.
Это была моя еда, мои витамины, жизненная сила и заменитель воды. Когда я, полудохлый, наконец добрался до пункта назначения и немного оклемался, то первым делом отослал осла с нарочным его хозяину, присовокупив энную сумму денег.
Таким образом я искупил свой нехороший поступок и выразил благодарность человеку за то, что он столь блестяще воспитал обычно своенравное животное в лучших традициях варварского гуманизма.
Осел перенес экзекуции с кровопусканием на удивление хорошо и даже на меня не обижался…
Чаша прошлась по кругу, и среди сектантов (а кто же еще они?) воцарилось нездоровое оживление. Они заговорили быстро и, как мне показалось, несколько бессвязно – словно накурились «травки». Оказывается, эти хмыри вовсе не безгласные…
Черноризец стоял в стороне от общего галдежа недвижимый и прямой как жердь. Казалось, что он к чему-то прислушивается. Голову петуха пахан сектантов бросил в огонь, а тушку птицы тут же начал ощипывать один из его подчиненных. Наверное, чтобы приготовить ужин.
Рачительны, сукины дети…
Вдруг черноризец резко поднял свой посох вверх, что-то отрывисто пролаял… и указал им в мою сторону! Чтоб тебя!…
Меня заметили. Но каким образом? Я ведь сидел тихо, как мышь в подполе. Да и расстояние от костра до дерева, где я устроился, для ночного времени будь здоров – в темноте разглядеть меня практически невозможно.
Как же меня углядели? Вернее, углядел. Я ни на йоту не сомневался в том, что меня вычислил сам пахан. Мне ведь было видно, что к нему никто не прибегал с докладом, и он не трепался по переговорному устройству, если предположить, что я обнаружен секретом, охраняющим периметр.
Он что, ясновидящий? А хрен его знает. Мне от этого было не легче. Я видел, как черные сектанты побежали в мою сторону с очень неприятной решительностью и с весьма необычной для людей верующих (пусть и в черта-дьявола) прытью.
Спортсмены они, что ли!? Эту мысль я додумывал уже на земле, куда скатился с дерева в один миг. Ну, а потом думать об отвлеченных вещах мне уже было недосуг.
Я несся, как молодой конь, стараясь не наткнуться в темноте на дерево, а еще хуже – на острый сук. Позади слышался топот ног и треск сухих ветвей. Судя по звукам погони, меня окружали по дуге. Ишь чего захотели…
Я же не дед Никифор. И силенок мне пока не занимать, несмотря на мои частые посиделки в накуренной по самое некуда комнате, где происходили многочасовые игры в преферанс.
Скатившись к ручью, я резво побежал вверх по течению – чтобы запутать следы. Вряд ли мои преследователи подумают, что подсматривавший за ними гражданин решится углубиться в лесные дебри ночью.
Обычный человек в таких случаях жмется поближе к огню, к людям и жилищу. А значит, по идее, ему просто некуда деваться, как идти в деревню.
Судя по всему, бегуны-черноризцы на это и рассчитывали. Дуга охвата была открыта именно со стороны деревни. Правильно решили, подумал я. В нашей микроскопической деревеньке вычислить соглядатая – раз плюнуть.
Но я уже покинул поле охоты. Пробежав по ручью еще с километр, я резко взял вправо и вскоре оказался на берегу озера. До моей избы отсюда было рукой подать, по берегу километра полтора, однако как раз туда мне и нельзя было идти.
А я и не хотел. У меня был другой вариант, не менее привлекательный. Раздевшись догола и пристроив одежду, связанную в узел, на голову, я осторожно вошел в воду и тихо поплыл к чернеющему неподалеку от берега островку.
Таких островков по озеру, имеющему весьма приличные размеры, было разбросано немало. Обычно я их игнорировал (а что мне там было делать?), пока Зосима однажды не рассказал мне, что все они имеют «приписку». То есть, у островков есть хозяева.
Вернее, были – когда в деревеньке насчитывалось около сотни дворов, и все местные мужики занимались рыболовством, благо рыбы в озере всегда было много, и она никогда не переводилась.
На этих островках мужики хранили свои снасти, большей частью браконьерские, и добротные челны. Те, что похуже, постарее и поплоше – для начальственного ока – валялись на берегу.
Почти на каждом островке был курень, хорошо замаскированный в лозняке, коптильня и шалаш для вяления рыбы. Но самое интересное – за все годы советской власти рыбнадзор и лесничие так ни разу и не обнаружили эти убежища.
Умел простой народ маскировать не только свои истинные мысли и чувства по отношению к власть предержащим, но и кое что посущественней, без чего люди просто померли бы с голодухи, инспирированной сталинским режимом.
Такая «собственность» имелась и у Зосимы. Но так как он был ленивым до неприличия, то и островок присмотрел себе поближе к деревне, чтобы не махать веслами почем зря. Однако, шалаш он все-таки соорудил.
И все. На этом его «трудовые подвиги» по обустройству нигде не учтенной частной собственности закончились. Может, потому, что Зосима больше любил охотиться, нежели ловить рыбу.
Хотя была и другая причина – коптильню для мяса и рыбы он внаглую устроил прямо у себя дома, чтобы надолго не отрываться от полатей (а затем от дивана) и от самогонного аппарата, который работал, как государственный ликероводочный завод, – четко, бесперебойно и с большим эффектом.
О его неуважении к законам районное начальство знало, но старый прохиндей так всех опутал, что к нему заезжали не за тем, чтобы конфисковать самогон и дичь и потом наказать, а чтобы принять на грудь отменный «натурпродукт», крепостью никак не ниже пятидесяти градусов, и закусить ароматной сохатиной, поджаренной на свежем свином жиру с лучком и разными лесными травками и корньями.
Кто пробовал Зосимину стряпню хотя бы раз, тот никогда не забудет ее восхитительный вкус…
Шалаш был сух до звонкости. И, на мое удивление, полнился связками вяленой рыбы, подвешенной к жерди. Неужто Зосима перековался!? Надо же… Что делает с человеком нынешняя капиталистическая действительность.
Беготня по лесу и водные процедуры разбудили во мне зверский голод. Завалившись на подстилку, я оторвал от связки несколько вяленых рыбин и начал жадно жевать, отдавая должное Зосиме за то, что он не переборщил с солью.
Я так и уснул с недоеденным лещом в руках. Усталость сморила меня напрочь. Размышлять и думать об увиденном возле избы Киндея действе мне почему-то совсем не хотелось.
Проснувшись утром, я некоторое время с недоумением смотрел на натюрморт над головой. Солнечные лучи проникали через вход в шалаш, и связки рыбы казались серебряными изделиями, только-только вышедшими из-под молотка искусного чеканщика.
Но вот запела какая-то птичка, и сонная одурь ушла, будто ее и не было. Подхватившись, я вспомнил вчерашнее приключение и почему-то здорово встревожился. Неприятное чувство поселилось где-то возле сердца и шпыняло в его трепещущую упругую мякоть с размеренностью маятника, усаженного шипами.
Пора! Пора домой. Сегодня у нас с Зосимой первый выход на охоту. А я еще не сложил свой сидор. Но почему, все-таки, на душе так гадко? Непонятно…
Зосима уже ждал меня.
– Дык, это, где тебя носит!? – спросил он осуждающе. – Стучу, стучу…
– Купался, – ответил я коротко, приглаживая мокрые волосы.
– Да?
Недоверчивый взгляд Зосимы скользнул по моему костюму, который никак нельзя было назвать дачным, и ушел куда-то в сторону. Он, конечно, сразу понял, что я вру, но, как человек воспитанный, не стал эту тему развивать дальше.
– Так мы идем? – поинтересовался он с некоторым сомнением в голосе.
– А что, у тебя есть какие-то другие планы?
– Какие у меня планы… Мясца вот надо. И на дерево посмотреть. Беспокоюсь я…
– Тогда вперед. Но сначала позавтракать не мешало бы. И собраться.
– Я уже собрался, – буркнул Зосима, недовольный задержкой выхода.
– Ну да… Тебе собраться – только подпоясаться.
Зосима пренебрегал сидором, который оттягивает плечи. Все снаряжение старого добытчика умещалось в многочисленных карманах его чудо-комбинезона. Что там только не лежало!
В этом я смог убедиться, когда два года назад одни негодяи устроили на нас облавную охоту с намерением отправить вперед ногами. В карманах комбинезона помещались аптечка, леска с рыболовными крючками, курево, зажигалка и спички, нитки-иголки, соль, сахар и специи, пачка чая, боеприпасы, нож, сухари или хлеб, добрый кусок свиного сала, банка тушенки, пшено для супца, луковица, ну и масса других вещей, крайне нужных с точки зрения Зосимы в походных условиях.
Этот набор варьировался в зависимости от времени года и состояния финансов Зосимы. Но кое-что было обязательным. Это боеприпас, соль, нож, спички, леска с крючками и сало с хлебом.
Я по-быстрому приготовил себе омлет из яичного и молочного порошков. Зосима составить мне компанию отказался. Он очень недоверчиво относился к успехам цивилизации на поприще питания.
Особенно Зосиму пугали (в его-то годы!) генетически модифицированные продукты, в частности соя, которую наши «умельцы» куда только не пихают.
«Чем мне сидеть сутки в сортире после твоих городских харчей, я лучше голодным побуду», – говорил он с видом ветхозаветного мудреца. Даже когда мы производили дезинфекцию своих внутренних органов с помощью спиртного, то и тогда Зосима, в отсутствии дичи или свежей рыбы, предпочитал закусывать хлебной коркой или, на худой конец, какими-нибудь консервами, которые назывались как в прежние времена.
Например, «Килька в томатном соусе» или «Печень трески», которая, кстати, почему-то перешла в разряд деликатесов. Раньше ее, по распоряжению высокого партийного начальства, очень беспокоящегося о здоровье народа, давали в нагрузку к бутылке водки горьким пропойцам вместе с плавленым сырком.
– Ты, это, щелкай зубами быстрее, – торопил меня Зосима.
– Что ты так торопишься? – спросил я с удивлением. – Наша дичь от нас не уйдет. Впереди целый день.
Сегодня Зосима был не похож сам на себя. Он нетерпеливо ерзал на стуле, время от времени бросая опасливые взгляды на окно.
– Никуда я не тороплюсь… – буркнул Зосима.
– Так я тебе и поверил. Что случилось? Только давай без лапши, которую ты иногда любишь вешать мне на уши.
– Это когда такое было!? – возмутился Зосима.
– Давно, – смягчил я свой наступательный порыв. – Теперь ты исправился. Но мне не хочется, чтобы между нами были какие-нибудь недомолвки.
– Сам ты хорош, – сердито возразил Зосима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45