Его разрывают противоречия. Он дитя Природы, но вынужден жить в городе, поскольку к деревенской жизни не приспособлен и стремится к ней только внешне. Городские причуды, вроде моды, его мало трогают. Байкер постоянен в своих привязанностях.
Кока-Лола присела на скамеечку и внимательно слушала, морща нос. Эта ее привычка сбивала Кея и уводила в сторону, туда, где нужно больше делать, чем говорить, и за что девушки так любят мальчиков. Он сдержался и закончил:
– Байкер не хочет жить закавыченным. Он готов удрать. В Америке это возможно. Беспечный Ездок, если заметила по фильму, катается везде, но в больших городах – совсем немного. Загнал кокаин городским придуркам и смылся. Катается по сельской местности, по кантрисайду, так сказать.
– Когда к нам на дачи приезжали байкеры, деревенские приходили их «ломать». Как напьются, так сразу их тянет пацанам на байках морду набить.
– Так это и понятно! В этом трагедия байкера. Его тянет в деревню, но он не стал своим для деревенских. Так и в фильме показано, когда Беспечного в конце концов убивают. То есть он гвоздь в заднице для Города, но он смешон и неприятен за его границей.
– А чем это от них несет? Я чуть не сдохла, унюхав.
Кей понимающе улыбнулся:
– Хочется им быть похожим на взрослых дядей! Прослышали, стервецы, что, принимая новичка, американская мотобанда дружно мочится в десяток-другой струй на штаны новенькому. А до этого их еще хорошенько вывозили в машинном масле. Аром-а-ат! Чтоб им… Зато теперь по запаху их за версту чуют. Мальчики хотят, чтобы их боялись.
Кей вдруг сообразил, что ему противно даже произносить слова вроде «мото», «машина», «америка» здесь, среди природы, которая жила и живет без всех этих надуманных слов, изобретенных человеком для собственного спокойствия. Жизнь человека – как в магазине, среди ярлыков. Все вокруг имеет название. Но кто поручится, что это именно так и называется?
Кей самому себе казался несуразным, в мертвой коже среди живой природы. Заброшенная остановка, которая вскоре совсем скроется в лесу, обрастет ветвями и покроется мхом, как буддийский храм в джунглях… Покой и тишина. Как противно думать о том, что все, что окружает Кея – высоченные деревья, горластые птицы, беспокойные насекомые – все имеет названия, неизвестные ни ему, ни какому-то другому человеку на земле. Лишь неведомая Воля знает этот список наизусть, потому что сама его и составляла. Пусть так будет. Тишина.
Он мысленно вернулся в маленький приморский поселок на побережье Карибского моря, куда его забросили на несколько часов, запомнившихся на всю жизнь удивительной тишиной и размеренностью. Ослепительно белый песок впитывал в себя зеленоватые морские воды, но прибой едва-едва слышен, так, лишь слабый намек, шуршание песчинок. Можно долго лежать на песке, наблюдать за отдельными песчинками, и тебе совсем не скучно. Состоянию твоей души нет названия. Можно перевернуться на спину и долго смотреть на белую сигару маяка, уткнувшуюся в раскаленное небо, по которому еле-еле ползет одинокое облачко, постепенно растягивающееся, как клок шерсти на веретене, и исчезающее, обратившись в невидимую нить. И ни одного человека вокруг. Какое счастье! Два-три домика, стены покрыты известью и увиты растениями с фиолетовыми цветами лиловыми цветами, розово-желтыми цветам… И то же жужжание неведомых насекомых, которые боятся моря и не трогают путника, если он рядом с морской водой.
Он мог бы остаться там. Мог бы… Если бы не те несколько «правильных» слов, которые ему вдолбили в голову и заставили поверить, что это – его собственные мысли, и никуда от них не деться.
Загасив окурок, Кей аккуратно приподнял Кока-Лолу и поцеловал. Потрепал по голове, взлохматив волосы, и неожиданно грустно произнес:
– Верный друг байкера – это вы, девчонки! Остались нам в жизни – пиво, бабы и рок-н-ролл…
Они покинули стоянку под названием «Последняя Перед Концом Света». Все автобусы в ту сторону, вероятно, ушли. Отставшим предлагалось добираться на своем транспорте.
Кей выбрал байк.
Последние, кого встретили сегодня из пестрой байкерской братии Кей и Кока-Лола, оказались несколько обкуренных парней и девчонок, на дюжине мощных японцев догнавших неторопливо рассекавшего ХаДэ. Бесшабашная компания поравнялась с Харлеем и дружно заорала, приветствуя «братьев по трассе». Кей не обратил бы на них внимания, если бы не пассажир в коляске. Обыкновенный с виду, в нахлобученном на голову шлемаке, он сидел неустойчиво, неуверенно раскачиваясь, словно не определил, держаться ему за ручку или плюнуть на все и вылететь из люльки на первом же крутом повороте. Черный комбинезон навевал мрачные мысли, которые подтвердились, когда Кей остановился и перебросился парой слов с вожаком группы.
Пока еще крепкий парень, с крупными чертами лица, в кожаном шлемаке и с красно-черной банданой, наверченной на рукав, с неожиданной кликухой Баянист, охотно покинул байк и вместе с Кеем направился к люльке. Остальные окружили Кока-Лолу и завели обычный треп ни о чем. Девушка внимательно рассматривала неожиданных собеседников. Постепенно выражение ее лица менялось. Она напряглась и несколько раз оглянулась на Кея. Тот стоял рядом с люлькой и наблюдал за Баянистом, снимавшим шлем с головы не сопротивлявшегося бесцеремонному обращению пассажира, которому все равно, что с ним проделывают.
Естественно, покойникам жизнь на поверхности земли по барабану. То, что перед ним покойник, Кей понял сразу. Он еще не завонял, но только по причине того, что мертвеца обдувал свежий встречный воздух, а помер он, если наркоши колючие не врут, только сегодня утром. Изможденное лицо наркомана с широко открытыми глазами уставилось на Кея, у которого раздраженно дернулся уголок рта.
Он обернулся к Кока-Лоле и прислушался к занятному диалогу, завязавшемуся между его девушкой и тонконогой выцветшей девицей, прислонившейся к одному из ребят. Хилыми ручками она обхватила большого плюшевого мишку.
– На фига тебе медведь?
– Там котики.
– Что?
– Наркотики, – не выдержал Кей.
Ему знаком этот странный жаргон. Кока-Лола встрепенулась.
– А какие?
– Хуана.
– ??
– Марихуана, – пояснил приятель худосочной Медведицы.
– Она что, всегда говорит только второй половиной слов? – Кока-Лола бросила свирепый взгляд на несчастную девочку, не понимая, что той жить осталось совсем недолго. Скоро она споткнется о порог и полетит в вечность.
– Проверь, милая.
Окружающие не прислушивались, занятые набиванием косяков.
– Эй, наркоша, ты так треплешься всегда?
– Гда, – слабо улыбнулась наркоша.
Кей вмешался, растолкав кружок наркоманов вокруг несказанно обрадовавшейся его возвращению Кока-Лолы, над которой зависло и росло облако с неповторимым запахом сенсимильи, бухнулся в седло и рванул с места, постаравшись уйти на поворот до того, как его снова нагонит компания обдолбанных мотоширял.
Кока-Лола молчала, положив голову ему на спину и разглядывая быстро чередующиеся поля и рощи. Она даже тихо заснула на несколько минут. Кей чувствовал это, но не мешал, зная, что она и во сне цепко держится за него. Проверено.
Он думал о группке, направлявшейся за город хоронить своего приятеля. Он знал этих ребят, но держал их на расстоянии, как многие другие байкеры, не приветствующие «двойной кайф» – смесь скорости и наркоты. Они называют это double joy, и у них даже есть свой престарелый гуру, проповедующий жуткую смесь удовольствий. Они зовут его сокращенно DJ, Ди-Джей.
Они всегда так хоронят покинувших колонну. Если от покойника что-то осталось и он не угодил под гусеницы единственного на много километров вокруг трактора, а отдал концы в пустой квартире с множеством изгаженных самопальной химией кастрюль, то счастливчика везут в траурной мотоколяске, одетого в черное и со шлемом на голове. Все обдолбанные. «Зароем там, где много травы», – так они говорят.
Они не закрывают глаза своим мертвым. Они сами хоронят своих мертвых. Что за жизнь, если такая смерть? «In the wind», как говорят байкеры в Калифорнии, то есть ширнуться – и вперед, с ветерком.
Кею запомнилась сальвадорская calabozo, тюряга. Туда он угодил по собственной глупости, поддавшись на уговоры симпатичной pingo, шлюхи-латиноски, навестить ее дома, а не трахаться в грязи за пулькерией, тропическим вариантом нашей распивочной. Его стукнули по затылку, не успел он спустить штаны, и оттащили за ноги в каталажку. Через пару дней приехал comandante, начальник, и наорал на босоногих полицейских за то, что ошиблись и взяли не того. В тот раз Кей «работал» на местную власть.
Но за эти дни он успел до одури нанюхаться сладкого запаха травы каннабис. Ее пучками выкуривали соседи по камере – мелкие бандиты, крестьяне-должники и дезертиры, которые постоянно пребывали в состоянии en ganchos, под кайфом. На второй день Кей не выдержал и после пары затяжек ему уже было все равно, где он и почему. Все вокруг вызывало только приступы бессмысленного смеха. Даже едва поднимающееся над землей окошко калабозо, которое надзиратели, бродившие снаружи, использовали как очко сортира, веселило его. А когда за ним приехали из отряда, он свалился на землю от хохота. До того потешными казались ему растерянные физиономии его друзей.
Утром следующего дня он съел всю еду, что смог найти в разбитой минами деревне, и с тех пор редко баловался травой.
Пошла хорошая дорога, и Кей отпустил ХаДэ на свободу.
Скорость – уже допинг. Плюс немного другого допинга, по желанию. К чему умирать раньше, чем узнал кайф скорости?
Навстречу ХаДэ несся байк с двумя парнями. Сидевший позади вынул из кармана бандану, и яркий лоскуток весело затрепыхался на ветру, разом оживив тоскливую серость дороги. Двумя руками пассажир покрутил тряпочку в воздухе, собрав ее в жгут, и накинул бандану водителю на глаза. Он держал бандану на манер конской узды, а водитель бросил руль и широко развел руки в стороны. Байк поравнялся с ХаДэ, и водила решил ухватиться за руль. Пассажир стащил бандану с байкера, и оба восторженно загоготали, словно сдали ответственный экзамен.
– Такой трюк не всем удается, – пояснил позже Кей Кока-Лоле, – но каждый норовит попробовать. На моих глазах от этого втерло в асфальт не одного дуралея. Пребывающий в тупости сдохнет по глупости.
Кей прибавил газу. Оставалось забрать Вторника, обитавшего в крохотном городке, в тени большого Города.
…Вторник раскрасил гараж под небо и море. Получилось аляповато, но стиль примитивиста-неудачника с лихвой компенсировался внутренней энергетикой самого художника, органично смотревшегося на фоне вздымающихся волн и ярко-оранжевого солнца, нависшего над Кеем.
Года два назад Трибунал вытащил Вторника из жуткой уличной драки. Одной из тех драк, где на кон ставится чужая жизнь, а своя не стоит ничего. Тогда ярость вытесняет все остальные чувства, а благоразумие отступает перед настойчивым желанием сплющить селезенку противника.
Отбив залитого кровью парня у толпы разъяренной шпаны, Трибунал привез его к себе домой и несколько дней выхаживал как раненого бобика. Чего ради он потащил его к себе, а не в больницу? Причины подобного поступка остались загадкой для Кея. Тогда он отнес их на счет сверхъестественной интуиции Трибунала.
В углу гаража, на манер иконы, висел подарок Трибунала – широкополая кожаная шляпа, ни разу не надеванная. Видимо, парень считал святотатством таскать такую вещь на людях.
«Тоже интересно, – думал Кей, сев на верстак, прислонившись спиной к металлической гаражной стене и закрыв глаза. – Трибунал иногда делает подарки, к которым одаренные относятся с величайшим почтением. Ему тоже дарят – на день рождения, например. Или нет? По-моему, никто не знает, когда у него день рождения… Не важно. Трибунал получает подарки, но не хранит их, поручая мне продать вещицы, а на деньги купить всем еды и пива».
…Кей не знал, зачем он рассказал Вторнику, что кто-то пытался сломать дверь гаража. О Шторме он не упомянул. Все равно Шторм мертв. О мертвых либо хорошо, либо ничего. А поскольку ничего хорошего о Шторме припомнить нельзя, оставалось молчать. Зато Кей вслух предположил, что в гараж ломились, вероятно, Свистуны, из подлости решив изувечить ХаДэ. Вторник, невнимательно выслушав рассказ Кея, горячо поддержал версию о Свистунах. Точно, дескать, больше некому, это они, а то кто еще! И прочее в том же духе –
Вторник сновал по гаражу, запихивая попадающие под руку вещи в седельные сумки необъятного размера. Он без умолку трещал, что на него не похоже. Он казался взволнованным. Он старался не смотреть на Кока-Лолу, которая, в противоположность взбудораженному хозяину гаража, внимательно за ним наблюдала и временами улыбалась каким-то свом, тайным мыслям.
– Заметил? – Кока-Лола медленно взобралась на седло, и ее тонкие руки обхватили Кея. – Твой друг на меня глаз положил…
– Да ну?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Кока-Лола присела на скамеечку и внимательно слушала, морща нос. Эта ее привычка сбивала Кея и уводила в сторону, туда, где нужно больше делать, чем говорить, и за что девушки так любят мальчиков. Он сдержался и закончил:
– Байкер не хочет жить закавыченным. Он готов удрать. В Америке это возможно. Беспечный Ездок, если заметила по фильму, катается везде, но в больших городах – совсем немного. Загнал кокаин городским придуркам и смылся. Катается по сельской местности, по кантрисайду, так сказать.
– Когда к нам на дачи приезжали байкеры, деревенские приходили их «ломать». Как напьются, так сразу их тянет пацанам на байках морду набить.
– Так это и понятно! В этом трагедия байкера. Его тянет в деревню, но он не стал своим для деревенских. Так и в фильме показано, когда Беспечного в конце концов убивают. То есть он гвоздь в заднице для Города, но он смешон и неприятен за его границей.
– А чем это от них несет? Я чуть не сдохла, унюхав.
Кей понимающе улыбнулся:
– Хочется им быть похожим на взрослых дядей! Прослышали, стервецы, что, принимая новичка, американская мотобанда дружно мочится в десяток-другой струй на штаны новенькому. А до этого их еще хорошенько вывозили в машинном масле. Аром-а-ат! Чтоб им… Зато теперь по запаху их за версту чуют. Мальчики хотят, чтобы их боялись.
Кей вдруг сообразил, что ему противно даже произносить слова вроде «мото», «машина», «америка» здесь, среди природы, которая жила и живет без всех этих надуманных слов, изобретенных человеком для собственного спокойствия. Жизнь человека – как в магазине, среди ярлыков. Все вокруг имеет название. Но кто поручится, что это именно так и называется?
Кей самому себе казался несуразным, в мертвой коже среди живой природы. Заброшенная остановка, которая вскоре совсем скроется в лесу, обрастет ветвями и покроется мхом, как буддийский храм в джунглях… Покой и тишина. Как противно думать о том, что все, что окружает Кея – высоченные деревья, горластые птицы, беспокойные насекомые – все имеет названия, неизвестные ни ему, ни какому-то другому человеку на земле. Лишь неведомая Воля знает этот список наизусть, потому что сама его и составляла. Пусть так будет. Тишина.
Он мысленно вернулся в маленький приморский поселок на побережье Карибского моря, куда его забросили на несколько часов, запомнившихся на всю жизнь удивительной тишиной и размеренностью. Ослепительно белый песок впитывал в себя зеленоватые морские воды, но прибой едва-едва слышен, так, лишь слабый намек, шуршание песчинок. Можно долго лежать на песке, наблюдать за отдельными песчинками, и тебе совсем не скучно. Состоянию твоей души нет названия. Можно перевернуться на спину и долго смотреть на белую сигару маяка, уткнувшуюся в раскаленное небо, по которому еле-еле ползет одинокое облачко, постепенно растягивающееся, как клок шерсти на веретене, и исчезающее, обратившись в невидимую нить. И ни одного человека вокруг. Какое счастье! Два-три домика, стены покрыты известью и увиты растениями с фиолетовыми цветами лиловыми цветами, розово-желтыми цветам… И то же жужжание неведомых насекомых, которые боятся моря и не трогают путника, если он рядом с морской водой.
Он мог бы остаться там. Мог бы… Если бы не те несколько «правильных» слов, которые ему вдолбили в голову и заставили поверить, что это – его собственные мысли, и никуда от них не деться.
Загасив окурок, Кей аккуратно приподнял Кока-Лолу и поцеловал. Потрепал по голове, взлохматив волосы, и неожиданно грустно произнес:
– Верный друг байкера – это вы, девчонки! Остались нам в жизни – пиво, бабы и рок-н-ролл…
Они покинули стоянку под названием «Последняя Перед Концом Света». Все автобусы в ту сторону, вероятно, ушли. Отставшим предлагалось добираться на своем транспорте.
Кей выбрал байк.
Последние, кого встретили сегодня из пестрой байкерской братии Кей и Кока-Лола, оказались несколько обкуренных парней и девчонок, на дюжине мощных японцев догнавших неторопливо рассекавшего ХаДэ. Бесшабашная компания поравнялась с Харлеем и дружно заорала, приветствуя «братьев по трассе». Кей не обратил бы на них внимания, если бы не пассажир в коляске. Обыкновенный с виду, в нахлобученном на голову шлемаке, он сидел неустойчиво, неуверенно раскачиваясь, словно не определил, держаться ему за ручку или плюнуть на все и вылететь из люльки на первом же крутом повороте. Черный комбинезон навевал мрачные мысли, которые подтвердились, когда Кей остановился и перебросился парой слов с вожаком группы.
Пока еще крепкий парень, с крупными чертами лица, в кожаном шлемаке и с красно-черной банданой, наверченной на рукав, с неожиданной кликухой Баянист, охотно покинул байк и вместе с Кеем направился к люльке. Остальные окружили Кока-Лолу и завели обычный треп ни о чем. Девушка внимательно рассматривала неожиданных собеседников. Постепенно выражение ее лица менялось. Она напряглась и несколько раз оглянулась на Кея. Тот стоял рядом с люлькой и наблюдал за Баянистом, снимавшим шлем с головы не сопротивлявшегося бесцеремонному обращению пассажира, которому все равно, что с ним проделывают.
Естественно, покойникам жизнь на поверхности земли по барабану. То, что перед ним покойник, Кей понял сразу. Он еще не завонял, но только по причине того, что мертвеца обдувал свежий встречный воздух, а помер он, если наркоши колючие не врут, только сегодня утром. Изможденное лицо наркомана с широко открытыми глазами уставилось на Кея, у которого раздраженно дернулся уголок рта.
Он обернулся к Кока-Лоле и прислушался к занятному диалогу, завязавшемуся между его девушкой и тонконогой выцветшей девицей, прислонившейся к одному из ребят. Хилыми ручками она обхватила большого плюшевого мишку.
– На фига тебе медведь?
– Там котики.
– Что?
– Наркотики, – не выдержал Кей.
Ему знаком этот странный жаргон. Кока-Лола встрепенулась.
– А какие?
– Хуана.
– ??
– Марихуана, – пояснил приятель худосочной Медведицы.
– Она что, всегда говорит только второй половиной слов? – Кока-Лола бросила свирепый взгляд на несчастную девочку, не понимая, что той жить осталось совсем недолго. Скоро она споткнется о порог и полетит в вечность.
– Проверь, милая.
Окружающие не прислушивались, занятые набиванием косяков.
– Эй, наркоша, ты так треплешься всегда?
– Гда, – слабо улыбнулась наркоша.
Кей вмешался, растолкав кружок наркоманов вокруг несказанно обрадовавшейся его возвращению Кока-Лолы, над которой зависло и росло облако с неповторимым запахом сенсимильи, бухнулся в седло и рванул с места, постаравшись уйти на поворот до того, как его снова нагонит компания обдолбанных мотоширял.
Кока-Лола молчала, положив голову ему на спину и разглядывая быстро чередующиеся поля и рощи. Она даже тихо заснула на несколько минут. Кей чувствовал это, но не мешал, зная, что она и во сне цепко держится за него. Проверено.
Он думал о группке, направлявшейся за город хоронить своего приятеля. Он знал этих ребят, но держал их на расстоянии, как многие другие байкеры, не приветствующие «двойной кайф» – смесь скорости и наркоты. Они называют это double joy, и у них даже есть свой престарелый гуру, проповедующий жуткую смесь удовольствий. Они зовут его сокращенно DJ, Ди-Джей.
Они всегда так хоронят покинувших колонну. Если от покойника что-то осталось и он не угодил под гусеницы единственного на много километров вокруг трактора, а отдал концы в пустой квартире с множеством изгаженных самопальной химией кастрюль, то счастливчика везут в траурной мотоколяске, одетого в черное и со шлемом на голове. Все обдолбанные. «Зароем там, где много травы», – так они говорят.
Они не закрывают глаза своим мертвым. Они сами хоронят своих мертвых. Что за жизнь, если такая смерть? «In the wind», как говорят байкеры в Калифорнии, то есть ширнуться – и вперед, с ветерком.
Кею запомнилась сальвадорская calabozo, тюряга. Туда он угодил по собственной глупости, поддавшись на уговоры симпатичной pingo, шлюхи-латиноски, навестить ее дома, а не трахаться в грязи за пулькерией, тропическим вариантом нашей распивочной. Его стукнули по затылку, не успел он спустить штаны, и оттащили за ноги в каталажку. Через пару дней приехал comandante, начальник, и наорал на босоногих полицейских за то, что ошиблись и взяли не того. В тот раз Кей «работал» на местную власть.
Но за эти дни он успел до одури нанюхаться сладкого запаха травы каннабис. Ее пучками выкуривали соседи по камере – мелкие бандиты, крестьяне-должники и дезертиры, которые постоянно пребывали в состоянии en ganchos, под кайфом. На второй день Кей не выдержал и после пары затяжек ему уже было все равно, где он и почему. Все вокруг вызывало только приступы бессмысленного смеха. Даже едва поднимающееся над землей окошко калабозо, которое надзиратели, бродившие снаружи, использовали как очко сортира, веселило его. А когда за ним приехали из отряда, он свалился на землю от хохота. До того потешными казались ему растерянные физиономии его друзей.
Утром следующего дня он съел всю еду, что смог найти в разбитой минами деревне, и с тех пор редко баловался травой.
Пошла хорошая дорога, и Кей отпустил ХаДэ на свободу.
Скорость – уже допинг. Плюс немного другого допинга, по желанию. К чему умирать раньше, чем узнал кайф скорости?
Навстречу ХаДэ несся байк с двумя парнями. Сидевший позади вынул из кармана бандану, и яркий лоскуток весело затрепыхался на ветру, разом оживив тоскливую серость дороги. Двумя руками пассажир покрутил тряпочку в воздухе, собрав ее в жгут, и накинул бандану водителю на глаза. Он держал бандану на манер конской узды, а водитель бросил руль и широко развел руки в стороны. Байк поравнялся с ХаДэ, и водила решил ухватиться за руль. Пассажир стащил бандану с байкера, и оба восторженно загоготали, словно сдали ответственный экзамен.
– Такой трюк не всем удается, – пояснил позже Кей Кока-Лоле, – но каждый норовит попробовать. На моих глазах от этого втерло в асфальт не одного дуралея. Пребывающий в тупости сдохнет по глупости.
Кей прибавил газу. Оставалось забрать Вторника, обитавшего в крохотном городке, в тени большого Города.
…Вторник раскрасил гараж под небо и море. Получилось аляповато, но стиль примитивиста-неудачника с лихвой компенсировался внутренней энергетикой самого художника, органично смотревшегося на фоне вздымающихся волн и ярко-оранжевого солнца, нависшего над Кеем.
Года два назад Трибунал вытащил Вторника из жуткой уличной драки. Одной из тех драк, где на кон ставится чужая жизнь, а своя не стоит ничего. Тогда ярость вытесняет все остальные чувства, а благоразумие отступает перед настойчивым желанием сплющить селезенку противника.
Отбив залитого кровью парня у толпы разъяренной шпаны, Трибунал привез его к себе домой и несколько дней выхаживал как раненого бобика. Чего ради он потащил его к себе, а не в больницу? Причины подобного поступка остались загадкой для Кея. Тогда он отнес их на счет сверхъестественной интуиции Трибунала.
В углу гаража, на манер иконы, висел подарок Трибунала – широкополая кожаная шляпа, ни разу не надеванная. Видимо, парень считал святотатством таскать такую вещь на людях.
«Тоже интересно, – думал Кей, сев на верстак, прислонившись спиной к металлической гаражной стене и закрыв глаза. – Трибунал иногда делает подарки, к которым одаренные относятся с величайшим почтением. Ему тоже дарят – на день рождения, например. Или нет? По-моему, никто не знает, когда у него день рождения… Не важно. Трибунал получает подарки, но не хранит их, поручая мне продать вещицы, а на деньги купить всем еды и пива».
…Кей не знал, зачем он рассказал Вторнику, что кто-то пытался сломать дверь гаража. О Шторме он не упомянул. Все равно Шторм мертв. О мертвых либо хорошо, либо ничего. А поскольку ничего хорошего о Шторме припомнить нельзя, оставалось молчать. Зато Кей вслух предположил, что в гараж ломились, вероятно, Свистуны, из подлости решив изувечить ХаДэ. Вторник, невнимательно выслушав рассказ Кея, горячо поддержал версию о Свистунах. Точно, дескать, больше некому, это они, а то кто еще! И прочее в том же духе –
Вторник сновал по гаражу, запихивая попадающие под руку вещи в седельные сумки необъятного размера. Он без умолку трещал, что на него не похоже. Он казался взволнованным. Он старался не смотреть на Кока-Лолу, которая, в противоположность взбудораженному хозяину гаража, внимательно за ним наблюдала и временами улыбалась каким-то свом, тайным мыслям.
– Заметил? – Кока-Лола медленно взобралась на седло, и ее тонкие руки обхватили Кея. – Твой друг на меня глаз положил…
– Да ну?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51