Вот и думай теперь, какое время, какая пряжка и все ли штыри, что освобождали места для появления надписи, перемещались в тела несчастных начальников охраны?
Да нет, вряд ли.
Тогда бы эта должность была перманентно вакантной, и никакое жалованье, никакой гарнизонный паек претендентов бы не заманил.
А может, наш покойный начальник охраны вообще пострадал по ошибке? Как-то не вяжется он, его пузо и вечно потное лицо со стилем этой фразы.
Вот если бы на стене вилась надпись: "ПРИШЛО ВРЕМЯ ОТВЕЧАТЬ ВОРЮГЕ" – тогда бы точно можно было сказать, убили за дело. Это он выплаты пайковых охране задерживал, подворовывая в меру сил. На старость копил, на домик у южного моря.
Больше из стены ничего выжать не удалось, никаких новых тайн. За ней в темном уголке сада целовалась с одним из вновь прибывших охранников Шестая. Вот уж кто действительно времени на пустяки не тратит.
А по дороге, ведущей в Пряжку, пылил экипаж в сопровождении охраны. Кто бы это мог быть?
На везущих фураж и продовольствие благодарных поселян не похоже, хотя тут есть и такие.
На границе степи и гор, у сбегающих со склонов ручьев и речек, по зеленым балкам живет небольшое количество самых настоящих земледельцев с огородами, пашнями, коровами и всем, что им полагается по образу жизни.
Они-то и кормят Пряжку, непонятно из каких соображений. Наверное, потому, что так заведено из века в век, да и ссориться с властью не хочется.
Нет, это явно кто-то из центра. Слишком уж гордо восседает охрана, форсисто. Провинция так не ездит.
И чего приперлись? Даже отправленное голубиной почтой сообщение об убийстве в крепости в Хвосте Коровы еще никак не могли получить.
Ну и осень!
Столичные приехали и на другой день уже уехали.
Не секрет, что в тюрьме, больнице, армии и закрытом учебном заведении новости неизвестно какими путями с молниеносной быстротой достигают ушей всех, кому это знать не положено.
Вот и сейчас преподаватели носили себя, словно стеклянные, боясь выплеснуть хоть какие-то капли информации, а мы уже знали, что в столице переворот.
Раньше у власти стояли военные военные.
А теперь их свергли наивоенные военные.
К власти пришел Легион "Обрубленный Хвост". Всем упасть и отжаться по команде. Сто раз.
Вообще-то у нас, в Чреве Мира, обрубленный хвост – признак бесчестья. Хвосты торжественно рубят преступникам, бродягам и прочему народу без роду, без племени. Причем не просто, а с подсечением у корня. Тогда он встает торчком, словно у репица у коней.
Срам фигой не прикроешь: с таким заячьим пыхом вместо полноценного хвоста человек становится изгоем. От него люди шарахаются, как от прокаженного. А Легион только таких и берет. Там они – сила. Все знают, что «Обрубленным Хвостам» равных нет. Да они сами это прекрасно знают.
А кто сильный – тот и правит. Вот они в три часа и навели в Хвосте Коровы порядок, никто и пикнуть не успел, даже если были желающие.
Теперь обрубленный хвост – признак доблести, безупречности и принадлежности к избранным. Держу пари, скоро начнется повальная мода на укороченные хвосты. Обрубать их себе начнут даже те, кто без маменькиного разрешения и плюнуть не смеет.
Я-то думала, что наша Пряжка воспримет новости из столицы равнодушно: для нас вся головная боль – забыть старые имена и выучить новые в заздравной молитве. Но не тут-то было.
Первый звоночек звякнул на лекции, да простит меня это гордое слово.
Лекция начиналась как обычно.
Фиолетовый Магистр с третьей попытки взгромоздился на кафедру, достал из кармана мантии изрядно засаленную тетрадь и забубнил нескончаемую поучительную историю про то, как ведет себя и свое хозяйство образцово-показательная дама.
Под хищным взглядом надзидамы мы добросовестно записывали:
"Быть слишком светло одетой зимой, утром или на прогулке на улице – неприлично!"
Сделав выразительную паузу, чтобы мы как можно глубже обдумали это сообщение, Магистр повернулся к доске, расчертил на ней мелом большую таблицу и, гордый собой, продолжал бубнить, водя указкой по ее столбцам.
– Туалет дамы можно разделить на четыре категории. К первой, барышни, относятся утренние платья, как-то: халаты, неглиже, дезабилье с капотом. Ко второй категории – простые домашние платья, могущие служить так же на улице, при покупках, в дурную погоду и прочих случаях подобного рода. В третью категорию занесем платья для прогулок, дружеских посещений и приемов у себя дома. И наконец, четвертая категория – выходные платья самого высокого разбора, надеваемые к обедам, в театры, на концерты, собрания и прочие мероприятия.
– Всем записать! – сказала, как бичом щелкнула, надзидама.
Она совсем озверела от нежелания пансионатских мужчин занять пустующее после начальника охраны место в ее постели.
Послушно уснастив записи таблицей, мы продолжали писать за наставником:
"Для домашнего платья следует выбирать хорошую, прочную материю темного цвета, скромного фасона. Юбка должна быть умеренной длины, отделка платья прочной и не нарядной.
В высшей степени неприлично и неэкономично надеть утром, отправляясь за покупками, светлые перчатки!"
– Прошу вас, барышни, подчеркнуть последнее предложение два раза, – остановился на этом важном месте Фиолетовый Магистр.
Что еще в высшей степени неприлично и неэкономично, он не успел нам поведать.
Ему принесли записку, которую он пробежал глазами и вихрем слетел с кафедры, оставив класс в полном недоумении. Такого не было со дня основания пансионата.
Уж не отыгрались ли Умные и не сбросили ли иго Сильных? Может, теперь мы в Пряжке главные?
Но занятие, увы, продолжилось. Надзидама подхватила тетрадь бесславно покинувшего свой пост наставника и, расхаживая по рядам, продолжила диктовать нам из нее нетленные истины.
Мы трудолюбиво записывали "Перечень нижнего белья, обязательный для порядочной женщины":
1. Панталоны простые некрашеные – дюжина.
2. Панталоны простые, белые с кружавчиками – полдюжины.
3. Панталоны шелковые нарядные телесного цвета – три штуки.
4. Панталоны кружевные парадные – одна пара.
5. Панталоны шелковые траурные, черного цвета – одна пара.
6. Панталоны теплые с начесом – полдюжины.
7. Панталоны суконные зимние…
А вот панталон суконных зимних в списке не было.
Это я их самовольно вписала, рассудив, что иметь панталоны с начесом и не иметь суконных зимних – это неправильно.
И попалась.
Надзидама как раз проходила мимо и мое дополнение списка ее не устроило.
– Встать! – взвизгнула она, изменившись в лице. Ее длинный нос навис надо мной, словно боевой топор. – Как вы смеете вносить изменения в высочайше утвержденный список?! Его что, по-вашему, дураки составляли? Это еще что за панталоны зимние суконные? А? Я вас, барышня, спрашиваю!
– Ну холодно же зимой… – жалобно заскулила я. – Хочется потеплее одеться… Чтобы не простыть…
– Наденете двое теплых с начесом! Как все мы! А изнеженность будем выжигать! Вы – будущая мать гражданина, исполнительница Окончательного Воссоединения! Вы провинились, дитя, – глядя на мое покаянное лицо, смягчилась она, уверовав, что искоренила в зародыше заговор, способный вырасти из зимних суконных панталон, – и должны быть наказаны. Вы согласны?
– Да, госпожа.
– Прекрасно. В башню.
Теперь я не только не узнаю, как пеленают младенцев, но еще и останусь в полном неведении, какие панталоны по какому случаю надевать. Печально. Вдруг государственное событие, нагрянет комиссия, заставит всех юбки поднять для проверки соответствия – а я одета неприлично и неэкономично. Кошмар! Супруга сразу разжалуют в рядовые и пришьют обратно обрубленный из карьерных соображений хвост.
Демонстративно повесив голову, я пошла вон из аудитории.
Остальные завистливо вздохнули. Им еще писать и писать.
Хотя на верхние ярусы Перста нас не пускают, в полуподвальном почти все воспитанницы частые гостьи. Там пыточная – то есть комната для наказаний.
Нет, она правда пыточная – в ней мы определенное время должны вслух читать Устав пансионата. Бр-р-р! Сначала было очень тяжело, но теперь я выучила его наизусть, поэтому просто монотонно декламирую, думая о своем.
Длинным коридором я прошла к лестнице, спустилась вниз, еще вниз и неприметной дверью вышла в подземный туннель, ведущий в Перст. Все хорошо, но факелы в нем почему-то не горели. Пришлось, держась рукой за стенку, идти на ощупь.
Такая же неприметная дверь пропустила меня в башню, прямо в знакомую до слез пыточную.
По Правилам (два тома) наказания воспитанниц совершаются так: наказательная часть – большое помещение в полуподвале – разделено на две половины решеткой.
В большей половине находится стол старшей надзирательницы. В меньшей стоит стол для наказуемой. Вход в зарешеченную половину контролирует охранник.
Узкие наклонные световоды, пробитые в стенах, освещают только стол старшей надзирательницы и стол для наказаний, оставляя остальное пространство в полутьме.
Воспитанница докладывает старшей надзирательнице ПН (по наказаниям) свой номер и вину.
Старшая надзирательница в соответствии с регламентом назначает наказание.
Младшая надзирательница отводит воспитанницу за решетку, там они садятся за стол друг напротив друга, и воспитанница начинает вслух и с выражением читать отведенный ей кусок Устава.
Охранник бдительно следит за безопасностью и доставляет по требованию старшей надзирательницы для младшей нужные предметы.
Печать благовоспитанности и хорошего тона витает над пыточной.
На деле же все так, но воспитательный процесс идет с неменьшим блеском.
Старшая надзирательница либо читает во время наказания, либо строит глазки охраннику.
Охранник ковыряет в зубах или при полном попустительстве надзирательниц (а то и при молчаливом восхищении) отрабатывает какие-нибудь упражнения для поддержания красивой фигуры.
Младшая надзирательница пилочкой обрабатывает ногти или полирует их замшей, хотя охотно бы строила глазки охраннику, но субординация…
Несчастная жертва воспитания гнусаво тараторит осточертевший Устав.
И в пыточной все было совсем не слава богам.
С ума наш пансионат сошел, что ли?
Отсутствовала старшая надзирательница, а младшая была явно выбита из колеи неслыханным нарушением правил.
Зато охраннику все было ниже пояса, он скучал, прислонившись к решетке.
О, да это был старый знакомый – тот парень, что боролся в казарме на хвостах.
Второе "о!" – форма охранника ему очень шла.
Я так думаю, и форму им специально придумали, чтобы ловить легкомысленные девичьи сердца. Как посмотришь на такого красавца, затянутого в черную матовую кожу, туго опоясанного ремнем, с блещущей серебром перевязью и витым узором наплечников, подчеркивающих широкие плечи, так сразу забудешь про ненавистный "Список нижнего белья…". И кинешься на шею этому блестящему кавалеру подальше от нудных лекций плешивого Магистра. И тут политика. Сволочи.
Мое появление, редкий случай, младшую надзирательницу не обрадовало.
– Я тебя не видела! Я так не могу! Раз она старшая, раз у нее паек больше, пусть она и думает, как теперь наказание осуществлять. В правилах такой ситуации нет! – Она тыкала пальцем в пухлый, обтрепанный по краям Свод Правил.
Забавно, уж не придется ли мне бегать по всей Пряжке и разыскивать старшую надзирательницу в рамках лозунга "Накажи себя сам!". Похоже, в этой комнате я больше всех заинтересована в получении наказания. Великие бога, куда мы катимся?!
– Давайте я за столом посижу, а вы на месте старшей надзирательницы, – вдруг предложил охранник, отлепившись от решетки. – Ваше место за столом близко к выходу, будет считаться, что я его все равно охраняю.
Мысль хоть разок посидеть на месте старшей надзирательницы младшей очень понравилась. Она немного поколебалась, потом махнула рукой:
– А, ладно!
Когда она села за стол, произошло чудесное превращение: взгляд младшей надзирательницы вдруг стал строгим и тяжелым, из голоса исчезли жалобные нотки, он стал сухим, спокойным и начальственным.
– Ваш номер, воспитанница.
– Двадцать Вторая.
– Четче, пожалуйста, не гнусавьте. Плечи не сутульте. И называйте полный номер.
"Тетя, опомнись, ты же на чужом месте, да еще временно! Почему же ты такая важная?"
Мой немой призыв канул в пустоту.
Упоенная ролью старшей надзирательницы, младшая соблюдала освященный правилами ритуал до мельчайших деталей, все больше и больше входя в образ.
– Двадцать Вторая РА, первая группа, первый поток, первый набор.
Двадцать Вторая – это мой личный номер. РА – первые буквы места, откуда меня взяли, то есть из Ракушки. Первый набор был три года назад, нас собрали, привезли в пансионат и разделили на три потока по возрастам. Потоки разделили на группы. Младшая надзидама знает все это назубок, стерва.
Я еле дождалась, когда охранник отвел меня за решетку и, просунув руку между прутьями решетки, закрыл нас с ним на ключ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35