– вмешалась Камилла. – Они заменят его одной из этих жутких одноэтажных построек, которые мы видим повсюду, на вид дешевых и хлипких, как курятник, но очень популярных, потому что они состоят в основном из стекла, и их строительство обходится в целое состояние.
– Камилла, – заметил Алан, – возможно ли, что есть что-либо современное, что тебе не нравится?
– Алан, – вскричала Камилла, – возможно ли, что есть что-либо современное, что тебе нравится?
– Да. Это личная тема, которую я предпочел бы обсудить с тобой в частной беседе.
– Понимаю. Тебе хочется поиздеваться надо мной в частной беседе, равно как и на публике, так? Ну, у тебя не будет такой возможности! Ты ведь что-то рассказывала, Мэдж?
– Я говорила вам, – ответила Мэдж, – про лекцию о старом оружии для старшеклассников. Шестеро довольно славных детей, три девочки и три мальчика, со своим учителем истории были здесь после полудня. Папочка обожает читать лекции, хотя никогда в этом не признается; он обожает стоять у этой доски и объяснять все с помощью цифр и диаграмм. Когда он закончил, то сказал Джорджу, что доска может там остаться на некоторое время; и с тех пор она там и стоит. Я тоже слушала эту лекцию, вот откуда я знаю, что томагавки состояли на вооружении колониальных войск. – Она замолчала. – Ради всего святого, Рип, в чем дело?
– Ни в чем, Мэдж. Но разве ты не видишь, что это снова ведет нас по тому же старому замкнутому кругу?
– Ведет нас куда?..
– Прямиком обратно к папаше Мэйнарду. Послушай, Мэдж, не пойми меня неправильно. Я ни слова не говорю против твоего старикана!..
– Лучше и не пробуй!
– Но ты уверен, что ты его понимаешь?
– А ты его понимаешь, сынок? – спросил Янси Бил.
– Я льщу себя надеждой, что знаю человеческую натуру. – В осанке Рипа снова появилась агрессивность. – Мэдж говорит, что он скорее предпочтет быть мертвым, чем безмозглым, и она права. Но предположим, только предположим, Каменная Стена, что он что-то имеет против тебя, или против меня, или против кого угодно вообще. И предположим, что он каким-то образом сумел разобраться, как человек может пройти по грязи или мокрому песку, не оставляя следов. Вот это было бы достаточно умно и тонко, не так ли?
– Мистер Хиллборо, – вмешался доктор Фелл, – вы что, выдвигаете серьезное обвинение против джентльмена, чьим гостеприимством вы воспользовались?
– Боже милостивый, нет! Поскольку Мэдж мыслит так буквально, мне лучше повторить, что к этому никак нельзя относиться серьезно!
– Да?
– С точки зрения прочтения индивидуального характера я просто предполагаю, что он мог бы сделать, если бы зашел достаточно далеко. Когда я говорю, что он хитрый или скользкий, я не имею в виду «хитрый» в том смысле, в котором мы обычно употребляем это слово. Есть множество вещей, которых он не стал бы и не мог бы делать. Папаша Мэйнард никогда не обманет вас; он никогда не продаст вам акции, не имеющие ценности, или подержанный автомобиль, с которым у вас будут проблемы. Но если он считает, что ему есть за что бороться, он может попросту подсыпать яду в ваш бурбон, когда будет уверен, что вы не видите. Я пойду еще дальше, я скажу…
– Да, молодой человек? – требовательно спросил резкий голос.
Все почувствовали, как комнату словно поразил ощутимый холод.
На маленькой ступени перед дверью библиотеки стояла Валери Хьюрет, с рыжими волосами и белой кожей. Но сейчас никто почти не видел миссис Хьюрет. Все смотрели на Генри Мэйнарда, который стоял прямо перед ней.
Его застывшие глаза были так широко открыты, что белок вокруг радужки виднелся полностью. Казалось, он едва дышал. Плечи отведены назад, локти прижаты к бокам, он стоял прямо, подтянуто – живое воплощение джентльмена, сдерживающего свой бурный темперамент перед лицом врага.
– Да, молодой человек? – повторил он. – Давайте оба пойдем дальше. Поскольку вы настаиваете на том, чтобы теоретизировать о множестве моих недостатков и сущности моей натуры, склонной к убийству, почему бы вам не поделиться этой теорией и со мной?
Глава 8
Ранний вечерний свет с широкой красной сияющей полосой на западе ложился на остров Джеймс, когда Алан возвращался тем же путем, каким приехал. Снова доктор Фелл занимал заднее сиденье машины, больше с ними никого не было. Деревья Форт-Джонсон-роуд быстро проносились мимо, часы на панели управления показывали десять минут седьмого.
И Алан все еще испытывал некоторое лихорадочное возбуждение:
– Вам видно, который час, доктор Фелл? В сущности, не прошло еще и полных десяти минут, как старикан появился на пороге библиотеки, словно ангел мщения. Я ожидал, что разразится крупная ссора – прабабушка всех ссор мира!
– Та же мысль пришла и мне в голову, – признался доктор Фелл. – Но молодой Хиллборо, кажется, не совсем такая неукротимая фигура, какой он хотел бы выглядеть. Столкнувшись лицом к лицу с прямым вызовом, как вы помните, он скрыл смущение под смехом и извинениями и напомнил о своем предисловии, в котором говорил, что все это была только шутка.
– Что мистер Мэйнард принял, к всеобщему удивлению, не протестуя и с одним-единственным комментарием: «Трения намного уменьшатся, Рип, если вы и Янси будете теперь видеться реже, а я буду видеться с вами еще реже». Они оба ответили: «Да, сэр», как послушные школьники. Он вернулся обратно к себе наверх, говоря что-то о книге, которую он забыл. И это было все. Но все ли? Валери Хьюрет вилась, как Юнона, чтобы овладеть вниманием Боба Крэндалла; вы немедленно принесли извинения, и мы оба уехали оттуда…
– Пообещав, – дополнил доктор Фелл, – что старый зануда будет на связи, если понадобится им. Откровенно, я был озабочен тем, чтобы избежать ссоры. Что вы написали на карточке, которую дали мисс Брюс?
– Название ресторана, в который мы сейчас направляемся и куда я особенно хотел бы вас сводить. Я пригласил Камиллу поехать с нами, она не согласилась. Сейчас еще только шесть пятнадцать, но, когда мы доедем, будет уже около семи. Вы ничего не имеете против раннего ужина?
– Сэр, я готов наслаждаться пищей в любое время, даже, как намекали мне недовольные, за завтраком. Что это за ресторан?
– Местечко под названием «Дэвис», рядом с Театром Докс-трит на Черч-стрит.
– Ни один англичанин, – сказал доктор Фелл, – не будет поражен, обнаружив Театр Док-стрит на Черч-стрит. В то же время…
– Это все не так запутано, как кажется. Куин-стрит, прежде именовавшаяся Док-стрит, находится за углом. Между прочим, говоря о Камилле…
– Вы все еще думаете, что она вас терпеть не может? Архонты афинские! «Кто-то спросил жену сержанта».
– О чем спросил жену сержанта? Какое вообще сержант имеет к этому отношение? Вы опять принялись за свои загадочные замечания?
– Ни одно мое замечание, должным образом рассмотренное, никогда не бывает загадочным, – сообщил ему доктор Фелл с известной долей величия. – Они могут быть неверно интерпретированы, но не являются загадочными. Есть ли что-нибудь определенное, что вам хотелось бы узнать?
– Я хочу знать все. Но я удовлетворюсь теми намеками, которые вы сочтете возможным мне дать. Мы можем поговорить об этом деле в Мэйнард-Холле? Существует ли какая-нибудь причина, по которой мы не можем свободно эту тему обсуждать?
– Напротив, все причины позволяют нам обсуждать проблему настолько свободно, насколько можно. Что подумают другие, можно только гадать, но, клянусь громом, меня это пугает!
– Что вас пугает?
– Эмоциональное напряжение, – пояснил доктор Фелл. – Некоторые замечания и отношения нескольких людей, и в первую очередь – самого Генри Мэйнарда.
– Вы думаете, Рип Хиллборо прав? Что у старика вполне может быть какой-нибудь план убийства?
– Да ладно! – прогудел громкий голос. – Посвистели и забыли! Разве эмоциональное напряжение приводит лишь к желанию убить кого-нибудь? Наверняка гораздо чаще его можно направить в более безопасное русло. По большей части, я признаю это, наша информация берется из атмосферы дома, предположений и намеков. Но атмосфера, предположения и намеки были в высшей степени откровенными.
Например, Генри Мэйнард. Что-то преследует и угнетает его. Я сказал ему об этом в вашем присутствии. Я провел наедине с ним минут двадцать пять после того, как вы ушли вниз по лестнице, и до того, как я сам спустился вниз, чтобы посмотреть бейсбольную битву, я посвятил большую часть времени, чтобы бомбардировать его вопросами о том, что же может настолько преследовать и угнетать его.
– И?..
– Это как-то связано с поведением его дочери, – ответил доктор Фелл. Она ведь очень порядочная девушка, не так ли?
– Мэдж само воплощение хорошего поведения. Даже в Голиафе (а это не галерея шепотков, как городок с колледжем) худшие из самых злобных сплетниц не могли сказать о ней ни одного худого слова. Ей не очень-то нравилось, что ее держат в вате, как белокурую принцессу из сказки. Но здесь нет ничего странного, это естественно!
– Тогда что у нее на уме? Почему это так беспокоит и пугает его? У вас нет никаких предположений?
– Нет, никаких…
– Возможно, будет полезно, – просипел доктор Фелл, – если я перескажу, что Мэйнард говорил в ответ на мои вопросы. Сегодня после полудня, как я, кажется, припоминаю, Янси Бил упомянул о случае, имевшем место в ночь воскресенья второго мая. Об этом мне и рассказывал Генри Мэйнард.
Ночью второго мая, поведал Мэйнард, он был у себя в кабинете с выключенным кондиционером, одно из окон было открыто. Мэдж и какой-то молодой человек – ее отец предположил, что это был Янси Бил, поскольку Янси живет неподалеку в Чарлстоне, а Рип Хиллборо еще не приехал, – стояли под магнолиями перед домом.
Он мог расслышать только отдаленные звуки разговора, и то не всегда. Ситуация выглядела слишком страстной, хотя далеко не опасной, когда неожиданно гость потерял голову и выкрикнул что-то о том, что будет ужасно, если отец Мэдж обнаружит их там.
Это вывело Генри Мэйнарда из равновесия, по крайней мере, так он говорит. Если его дочь должна стать чьей-то женой, он предпочел бы, чтобы она стала женой Янси Била. Заявление, что мальчик считает себя нежеланным гостем, шокировало нашего слушателя на верхнем этаже. Он поспешно спустился вниз. Янси действительно был там. Но на вопрос, почему он сделал такое странное замечание, Янси – возможно, будучи слишком рыцарем, к чему у него явная склонность, – не стал отрицать, что использовал эти слова. Он просто сказал, что не помнит, что говорил их.
– Но…
– Генри Мэйнард далеко не дурак. Сначала он задумался, а потом почувствовал уверенность. Янси Бил, прекрасно воспитанный молодой человек, с удовольствием пользуется простонародным южным произношением; это единственная аффектация, которую я заметил в нем. Было что-то, как выразился наш друг Мэйнард, «что-то другое в голосе». Это не Янси был с его дочерью в тот день! Кто же тогда?
– Он обвинил меня, пропади он пропадом! – взорвался Алан. – Он думал, что это был я, несмотря на то…
– Фью! – запротестовал доктор Фелл. – На самом деле он так не думал. Ему пришло это в голову просто потому, что вы, когда-то поклонник Мэдж, были от нее на расстоянии всего в двести миль, а не в тысячу или больше.
Это беспокойство – всего лишь много шуму из ничего. Девушку «обнимали» – его собственное слово; никто не предполагает, что дело зашло дальше. Он боится, что она выйдет замуж за неподходящего человека? Даже в этом случае о чем так сильно беспокоиться? Что в поведении этой девушки, Мэдж Мэйнард, такого ужасного? Ничего, судя по тому, что нам пока известно. И все же, если только этот человек не законченный лжец во всем, чему я отказываюсь верить, должно быть какое-то объяснение. Такова наша проблема или, во всяком случае, ее основная часть.
– Что еще он рассказал вам, доктор Фелл?
– Ничего имеющего отношение к цели. Стоп! Это покажется совершенно неуместным, – пробормотал доктор Фелл, выуживая из вместительного кармана потрепанную старую тетрадь в картонной обложке, – если я ненадолго отпрыгну назад на сотню лет, к коммодору Мэйнарду, забитому до смерти на берегу.
Он поднес тетрадь к глазам. Ветер зашелестел пожелтевшими страницами, исписанными тонким витиеватым почерком чернилами, порыжевшими от старости.
– У меня здесь – как обещал Мэйнард, помните? – дневник, который вела в 1867 году некая Индия Кит, в то время восемнадцати лет от роду. Часть апреля она провела в качестве гостьи в Мэйнард-Холле. Она была там и в ночь на шестнадцатое апреля, когда кто-то так загадочно убил жертву.
Я просмотрел эти страницы, когда спускался вниз по лестнице из кабинета. Индия Кит записала несколько важных моментов, хотя сама не осознавала, что отмечает их. Тогда не поощрялось, чтобы хорошо воспитанные юные леди интересовались убийствами и грабежами. Самое важное, как мне кажется, это имена и поступки тех, кто находился в Холле шестнадцатого-семнадцатого апреля.
Главой семьи был тогда прадедушка нашего собственного Мэйнарда – Генри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Камилла, – заметил Алан, – возможно ли, что есть что-либо современное, что тебе не нравится?
– Алан, – вскричала Камилла, – возможно ли, что есть что-либо современное, что тебе нравится?
– Да. Это личная тема, которую я предпочел бы обсудить с тобой в частной беседе.
– Понимаю. Тебе хочется поиздеваться надо мной в частной беседе, равно как и на публике, так? Ну, у тебя не будет такой возможности! Ты ведь что-то рассказывала, Мэдж?
– Я говорила вам, – ответила Мэдж, – про лекцию о старом оружии для старшеклассников. Шестеро довольно славных детей, три девочки и три мальчика, со своим учителем истории были здесь после полудня. Папочка обожает читать лекции, хотя никогда в этом не признается; он обожает стоять у этой доски и объяснять все с помощью цифр и диаграмм. Когда он закончил, то сказал Джорджу, что доска может там остаться на некоторое время; и с тех пор она там и стоит. Я тоже слушала эту лекцию, вот откуда я знаю, что томагавки состояли на вооружении колониальных войск. – Она замолчала. – Ради всего святого, Рип, в чем дело?
– Ни в чем, Мэдж. Но разве ты не видишь, что это снова ведет нас по тому же старому замкнутому кругу?
– Ведет нас куда?..
– Прямиком обратно к папаше Мэйнарду. Послушай, Мэдж, не пойми меня неправильно. Я ни слова не говорю против твоего старикана!..
– Лучше и не пробуй!
– Но ты уверен, что ты его понимаешь?
– А ты его понимаешь, сынок? – спросил Янси Бил.
– Я льщу себя надеждой, что знаю человеческую натуру. – В осанке Рипа снова появилась агрессивность. – Мэдж говорит, что он скорее предпочтет быть мертвым, чем безмозглым, и она права. Но предположим, только предположим, Каменная Стена, что он что-то имеет против тебя, или против меня, или против кого угодно вообще. И предположим, что он каким-то образом сумел разобраться, как человек может пройти по грязи или мокрому песку, не оставляя следов. Вот это было бы достаточно умно и тонко, не так ли?
– Мистер Хиллборо, – вмешался доктор Фелл, – вы что, выдвигаете серьезное обвинение против джентльмена, чьим гостеприимством вы воспользовались?
– Боже милостивый, нет! Поскольку Мэдж мыслит так буквально, мне лучше повторить, что к этому никак нельзя относиться серьезно!
– Да?
– С точки зрения прочтения индивидуального характера я просто предполагаю, что он мог бы сделать, если бы зашел достаточно далеко. Когда я говорю, что он хитрый или скользкий, я не имею в виду «хитрый» в том смысле, в котором мы обычно употребляем это слово. Есть множество вещей, которых он не стал бы и не мог бы делать. Папаша Мэйнард никогда не обманет вас; он никогда не продаст вам акции, не имеющие ценности, или подержанный автомобиль, с которым у вас будут проблемы. Но если он считает, что ему есть за что бороться, он может попросту подсыпать яду в ваш бурбон, когда будет уверен, что вы не видите. Я пойду еще дальше, я скажу…
– Да, молодой человек? – требовательно спросил резкий голос.
Все почувствовали, как комнату словно поразил ощутимый холод.
На маленькой ступени перед дверью библиотеки стояла Валери Хьюрет, с рыжими волосами и белой кожей. Но сейчас никто почти не видел миссис Хьюрет. Все смотрели на Генри Мэйнарда, который стоял прямо перед ней.
Его застывшие глаза были так широко открыты, что белок вокруг радужки виднелся полностью. Казалось, он едва дышал. Плечи отведены назад, локти прижаты к бокам, он стоял прямо, подтянуто – живое воплощение джентльмена, сдерживающего свой бурный темперамент перед лицом врага.
– Да, молодой человек? – повторил он. – Давайте оба пойдем дальше. Поскольку вы настаиваете на том, чтобы теоретизировать о множестве моих недостатков и сущности моей натуры, склонной к убийству, почему бы вам не поделиться этой теорией и со мной?
Глава 8
Ранний вечерний свет с широкой красной сияющей полосой на западе ложился на остров Джеймс, когда Алан возвращался тем же путем, каким приехал. Снова доктор Фелл занимал заднее сиденье машины, больше с ними никого не было. Деревья Форт-Джонсон-роуд быстро проносились мимо, часы на панели управления показывали десять минут седьмого.
И Алан все еще испытывал некоторое лихорадочное возбуждение:
– Вам видно, который час, доктор Фелл? В сущности, не прошло еще и полных десяти минут, как старикан появился на пороге библиотеки, словно ангел мщения. Я ожидал, что разразится крупная ссора – прабабушка всех ссор мира!
– Та же мысль пришла и мне в голову, – признался доктор Фелл. – Но молодой Хиллборо, кажется, не совсем такая неукротимая фигура, какой он хотел бы выглядеть. Столкнувшись лицом к лицу с прямым вызовом, как вы помните, он скрыл смущение под смехом и извинениями и напомнил о своем предисловии, в котором говорил, что все это была только шутка.
– Что мистер Мэйнард принял, к всеобщему удивлению, не протестуя и с одним-единственным комментарием: «Трения намного уменьшатся, Рип, если вы и Янси будете теперь видеться реже, а я буду видеться с вами еще реже». Они оба ответили: «Да, сэр», как послушные школьники. Он вернулся обратно к себе наверх, говоря что-то о книге, которую он забыл. И это было все. Но все ли? Валери Хьюрет вилась, как Юнона, чтобы овладеть вниманием Боба Крэндалла; вы немедленно принесли извинения, и мы оба уехали оттуда…
– Пообещав, – дополнил доктор Фелл, – что старый зануда будет на связи, если понадобится им. Откровенно, я был озабочен тем, чтобы избежать ссоры. Что вы написали на карточке, которую дали мисс Брюс?
– Название ресторана, в который мы сейчас направляемся и куда я особенно хотел бы вас сводить. Я пригласил Камиллу поехать с нами, она не согласилась. Сейчас еще только шесть пятнадцать, но, когда мы доедем, будет уже около семи. Вы ничего не имеете против раннего ужина?
– Сэр, я готов наслаждаться пищей в любое время, даже, как намекали мне недовольные, за завтраком. Что это за ресторан?
– Местечко под названием «Дэвис», рядом с Театром Докс-трит на Черч-стрит.
– Ни один англичанин, – сказал доктор Фелл, – не будет поражен, обнаружив Театр Док-стрит на Черч-стрит. В то же время…
– Это все не так запутано, как кажется. Куин-стрит, прежде именовавшаяся Док-стрит, находится за углом. Между прочим, говоря о Камилле…
– Вы все еще думаете, что она вас терпеть не может? Архонты афинские! «Кто-то спросил жену сержанта».
– О чем спросил жену сержанта? Какое вообще сержант имеет к этому отношение? Вы опять принялись за свои загадочные замечания?
– Ни одно мое замечание, должным образом рассмотренное, никогда не бывает загадочным, – сообщил ему доктор Фелл с известной долей величия. – Они могут быть неверно интерпретированы, но не являются загадочными. Есть ли что-нибудь определенное, что вам хотелось бы узнать?
– Я хочу знать все. Но я удовлетворюсь теми намеками, которые вы сочтете возможным мне дать. Мы можем поговорить об этом деле в Мэйнард-Холле? Существует ли какая-нибудь причина, по которой мы не можем свободно эту тему обсуждать?
– Напротив, все причины позволяют нам обсуждать проблему настолько свободно, насколько можно. Что подумают другие, можно только гадать, но, клянусь громом, меня это пугает!
– Что вас пугает?
– Эмоциональное напряжение, – пояснил доктор Фелл. – Некоторые замечания и отношения нескольких людей, и в первую очередь – самого Генри Мэйнарда.
– Вы думаете, Рип Хиллборо прав? Что у старика вполне может быть какой-нибудь план убийства?
– Да ладно! – прогудел громкий голос. – Посвистели и забыли! Разве эмоциональное напряжение приводит лишь к желанию убить кого-нибудь? Наверняка гораздо чаще его можно направить в более безопасное русло. По большей части, я признаю это, наша информация берется из атмосферы дома, предположений и намеков. Но атмосфера, предположения и намеки были в высшей степени откровенными.
Например, Генри Мэйнард. Что-то преследует и угнетает его. Я сказал ему об этом в вашем присутствии. Я провел наедине с ним минут двадцать пять после того, как вы ушли вниз по лестнице, и до того, как я сам спустился вниз, чтобы посмотреть бейсбольную битву, я посвятил большую часть времени, чтобы бомбардировать его вопросами о том, что же может настолько преследовать и угнетать его.
– И?..
– Это как-то связано с поведением его дочери, – ответил доктор Фелл. Она ведь очень порядочная девушка, не так ли?
– Мэдж само воплощение хорошего поведения. Даже в Голиафе (а это не галерея шепотков, как городок с колледжем) худшие из самых злобных сплетниц не могли сказать о ней ни одного худого слова. Ей не очень-то нравилось, что ее держат в вате, как белокурую принцессу из сказки. Но здесь нет ничего странного, это естественно!
– Тогда что у нее на уме? Почему это так беспокоит и пугает его? У вас нет никаких предположений?
– Нет, никаких…
– Возможно, будет полезно, – просипел доктор Фелл, – если я перескажу, что Мэйнард говорил в ответ на мои вопросы. Сегодня после полудня, как я, кажется, припоминаю, Янси Бил упомянул о случае, имевшем место в ночь воскресенья второго мая. Об этом мне и рассказывал Генри Мэйнард.
Ночью второго мая, поведал Мэйнард, он был у себя в кабинете с выключенным кондиционером, одно из окон было открыто. Мэдж и какой-то молодой человек – ее отец предположил, что это был Янси Бил, поскольку Янси живет неподалеку в Чарлстоне, а Рип Хиллборо еще не приехал, – стояли под магнолиями перед домом.
Он мог расслышать только отдаленные звуки разговора, и то не всегда. Ситуация выглядела слишком страстной, хотя далеко не опасной, когда неожиданно гость потерял голову и выкрикнул что-то о том, что будет ужасно, если отец Мэдж обнаружит их там.
Это вывело Генри Мэйнарда из равновесия, по крайней мере, так он говорит. Если его дочь должна стать чьей-то женой, он предпочел бы, чтобы она стала женой Янси Била. Заявление, что мальчик считает себя нежеланным гостем, шокировало нашего слушателя на верхнем этаже. Он поспешно спустился вниз. Янси действительно был там. Но на вопрос, почему он сделал такое странное замечание, Янси – возможно, будучи слишком рыцарем, к чему у него явная склонность, – не стал отрицать, что использовал эти слова. Он просто сказал, что не помнит, что говорил их.
– Но…
– Генри Мэйнард далеко не дурак. Сначала он задумался, а потом почувствовал уверенность. Янси Бил, прекрасно воспитанный молодой человек, с удовольствием пользуется простонародным южным произношением; это единственная аффектация, которую я заметил в нем. Было что-то, как выразился наш друг Мэйнард, «что-то другое в голосе». Это не Янси был с его дочерью в тот день! Кто же тогда?
– Он обвинил меня, пропади он пропадом! – взорвался Алан. – Он думал, что это был я, несмотря на то…
– Фью! – запротестовал доктор Фелл. – На самом деле он так не думал. Ему пришло это в голову просто потому, что вы, когда-то поклонник Мэдж, были от нее на расстоянии всего в двести миль, а не в тысячу или больше.
Это беспокойство – всего лишь много шуму из ничего. Девушку «обнимали» – его собственное слово; никто не предполагает, что дело зашло дальше. Он боится, что она выйдет замуж за неподходящего человека? Даже в этом случае о чем так сильно беспокоиться? Что в поведении этой девушки, Мэдж Мэйнард, такого ужасного? Ничего, судя по тому, что нам пока известно. И все же, если только этот человек не законченный лжец во всем, чему я отказываюсь верить, должно быть какое-то объяснение. Такова наша проблема или, во всяком случае, ее основная часть.
– Что еще он рассказал вам, доктор Фелл?
– Ничего имеющего отношение к цели. Стоп! Это покажется совершенно неуместным, – пробормотал доктор Фелл, выуживая из вместительного кармана потрепанную старую тетрадь в картонной обложке, – если я ненадолго отпрыгну назад на сотню лет, к коммодору Мэйнарду, забитому до смерти на берегу.
Он поднес тетрадь к глазам. Ветер зашелестел пожелтевшими страницами, исписанными тонким витиеватым почерком чернилами, порыжевшими от старости.
– У меня здесь – как обещал Мэйнард, помните? – дневник, который вела в 1867 году некая Индия Кит, в то время восемнадцати лет от роду. Часть апреля она провела в качестве гостьи в Мэйнард-Холле. Она была там и в ночь на шестнадцатое апреля, когда кто-то так загадочно убил жертву.
Я просмотрел эти страницы, когда спускался вниз по лестнице из кабинета. Индия Кит записала несколько важных моментов, хотя сама не осознавала, что отмечает их. Тогда не поощрялось, чтобы хорошо воспитанные юные леди интересовались убийствами и грабежами. Самое важное, как мне кажется, это имена и поступки тех, кто находился в Холле шестнадцатого-семнадцатого апреля.
Главой семьи был тогда прадедушка нашего собственного Мэйнарда – Генри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40