Ты что думаешь — НЛО, что ли, влетел да Меликханова вазой по кумполу стукнул? Совсем ты рехнулась, лучше бы о работе думала…
С этими словами Лариса удалилась, а я продолжала сидеть, ошеломленная. Если окна в переговорной были закрыты, это значит… значит…
— Вот ведь стерва! — раздался надо мной знакомый голос, и за столик присела Лидия Петровна.
— А? — нехотя оторвалась я от раздумий. — Вы про Ларису? Да уж, жуткая женщина. С чего это ее так разбирает, не пойму! Топит и топит нашего Карабаса Барабасовича. Вроде бы у них раньше были отношения нормальные…
Лидия Петровна откинула голову и поглядела на меня с превосходством тайного знания.
— Вы еще не обедали? — спохватилась я. — Так давайте поедим! Я угощаю!
Лидия приняла мое предложение благосклонно и заказала дорогущие тигровые креветки. Я же удовольствовалась тушеными баклажанами с ореховым соусом и салатом из морской капусты. Мысль о том, чтобы прихватить еще пару-тройку китайских блюд с собой для Антона Степановича, пришлось отбросить как совершенно неприемлемую: Лидия Петровна неминуемо бы заинтересовалась, кому это я тащу такую прорву еды.
Отправив в рот креветку, Лидия зажмурилась от удовольствия и заговорила невнятно:
— Ты, Евгения, сколько у нас работаешь?
— Пятый год, — ответила я, — но всю предыдущую историю знаю — что до банка в этом здании НИИ был и Антон Степанович работал там каким-то начальником.
Этими словами я хотела дать понять Лидии, чтобы не тянула резину, не устраивала вечер воспоминаний, не тратила время на длинное вступление, а переходила прямо к делу.
— Мы все там работали. — Лидия прожевала креветку и пыталась палочками подцепить следующую, — в том числе и Лариса Ивановна. Только она раньше была просто Ларисой.
— Ну-ну, продолжайте! — оживилась я, сообразив, куда она клонит.
— Антон — мужчина интересный, видный…
— Вы думаете? — усомнилась я.
— Если ты все время будешь перебивать, я никогда до сути дела не дойду! — обиделась Лидия.
— Молчу! — испугалась я.
— Опять же — начальник. И положила Лариска на него глаз. Он, конечно, женатый — какой приличный мужик без хомута останется? — но детей у них не было: сердце у нее слабое, и врачи рожать запретили. А Ларисочка хоть и хрупкая с виду, но здоровье у нее лошадиное, об асфальт не расшибешь! И решила она на этом сыграть — закрутить с Антоном любовь, забеременеть, а дальше все само собой решится, он на ней женится, потому что скандала не захочет.
«А вы-то откуда все в таких подробностях знаете?» — подумала я, боясь произнести вслух хоть слово. Однако Лидия Петровна не зря хвасталась своим знанием человеческой природы, она все поняла, как будто прочитала мои мысли.
— Это еще не подробности, слушай дальше! Значит, открыла она на Антона настоящую охоту. То в праздник какой к нему подсядет, то в кабинет к нему бегает вроде бы по делу. А мы-то все давно поняли, потому что куда денешься, все в одном котле варимся много лет, и не такое видали. Однако должна тебе сказать, что Антон Степанович твердо держался. У него принцип был — на работе ни-ни! В этом плане кристальной души человек, ни с кем и никогда! Жену любил!
«Ну надо же, ни за что бы не подумала…»
— А может, просто сплетен не хотел!
«Оно-то вернее…»
— Но, как известно, судьба играет человеком, а человек слаб, особенно мужчина. И нет такого мужика, который хоть раз не изменил бы жене, разве уж совсем нестоящий, на кого ни одна женщина не польстится… А Лариска упорная баба, шла к своей цели, как бульдозер. И однажды послали их в командировку. Как уж она интриговала, чтобы с ним вместе оказаться, не могу тебе сказать, а скорее всего, просто повезло. Знаешь ведь, кто ищет, тот всегда найдет! Никогда не сдавайся!
«Бороться и искать, найти и перепрятать…»
— Вот ты все шутишь, а с этого места трагедия начинается, — укоризненно сказала Лидия и подобрала с тарелки соус. — Значит, в командировке нашли они время, улучили минутку. Короче, добилась Лариска своего. Как вернулись — мы по Ларкиному виду все поняли. Ну, ждем, что дальше будет. А дальше — ничего. Время идет, ничего не меняется. В столовую они вместе не ходят, кофе не пьют, на машине Антон ее с работы не увозит. Все по-старому, как будто ничего и не было. А Лариска с этаким положением вещей примириться не хочет. Ребенком его пугнуть она не может, ребенок еще получиться должен… И главное дело, разговора-то у них никакого не было, чтобы отношения выяснять, просто он дает понять своим поведением, что ни во что ее не ставит. Мало ли что в командировке было, дело житейское…
«Обидно, понимаешь…»
— Вот-вот. И тогда она подговорила одну такую… в общем дуру полную, свою подружку, позвонить жене Антона и все рассказать. Как говорится, глаза раскрыть.
«Так ему и надо. Не нужно было спать с кем попало…»
— Да, а про сердце больное ты забыла? — не согласилась Лидия. — Короче, одна женщина из соседнего отдела жила в том же доме, что и Антон, только в соседнем подъезде. От нее мы все точно узнали. Значит, в тот день приходит Антон Степанович домой как ни в чем не бывало, а жена ему: вот какую информацию я имею. И что ты на это ответишь? Ну, он, конечно, юлит, оправдывается… В таком ведь деле что главное? Все отрицать — не было, мол, ничего, никогда и ни с кем. А Антон слабаком оказался. Жена его в лоб спрашивает: знаешь такую Ларису Ивановну Гладкую? Он и говорит как дурак, что знает.
— А что же, не признаваться, если они вместе работают? — я не выдержала и проговорила вслух.
Лидия поглядела на меня с легкой грустью.
— Наивная ты, Женя. И вроде уж не очень молодая, так что пора бы и поумнеть, розовые очки сбросить. Ни в чем нельзя сознаваться, ни с чем нельзя соглашаться, никаких утвердительных ответов нельзя давать. Как только сказал «да» — все, пропал! Надо было стоять на своем — не знаю, мол, никакой Ларисы, мало ли кто у нас в институте работает. А что ей, жене, по телефону наговорили — так это все врут, из зависти нарочно подговорили какую-нибудь бабу. Кто-то на его место начальника метит, вот и решил ему подгадить на личном фронте. Или еще что-то придумать. В крайнем случае — очной ставки требовать с той бабой. А Антон, видишь, растерялся — опыта у него в таком деле маловато было. Короче — скандал, жене с сердцем плохо, «Скорую» вызывали — наша сотрудница все из окна видела.
Антон Степанович утром на работу приходит мрачнее тучи, Лариску в проходной встретил — при всех ее неприличным словом обозвал. Ну, народ поговорил об этом да и успокоился, потому что тут как раз все завертелось с банком, и этот вопрос, сама понимаешь, нас всех гораздо больше интересовал.
А у Антона жена долго болела, в больнице лежала, он все ездил к ней после работы. С Лариской они не разговаривали.
А как известно стало, что Мельникова берут в банк управляющим, то, конечно, к нему сразу другое отношение. А Лариска интриговала там с начальством, и тоже в банк ее взяли, да не простой сотрудницей. И стала она сразу же Ларисой Ивановной, на всех свысока смотрит, и даже Антон ничего не смог сделать, чтобы ее уволить. Но затаила она на него злобу жуткую.
— Вот интересно — за что? — сгоряча вступила я. — Ведь это она ему жизнь подпортила, она его жену в больницу уложила, это он должен ее ненавидеть!
— Ой, Женя, — вздохнула Лидия Петровна и подперла щеку рукой, — даже странно от тебя такое слышать. Ведь Антон ею пренебрег, попользовался и бросил. Такое не прощают.
Может, и так, подумала я, однако очень приятно сознавать, что кто-то пренебрег Ларисой Ивановной, уж больно мерзкая она личность.
Лидия взглянула на часы, охнула и заторопилась. Я расплатилась и помчалась за ней, заскочив по дороге в маленький продуктовый магазин, чтобы купить там палку полукопченой колбасы и батон. Пускай Антон Карабасович привыкает к походной жизни!
Войдя в свой кабинет, я настороженно огляделась. На первый взгляд все было нормально, но папки на столе лежали не в том порядке, в каком я их оставила, а из шкафа не доносилось ни звука. Не обнаружили ли милиционеры тайное убежище Мельникова? Может быть, пока я отсутствовала, его уже арестовали и увезли в тюрьму? Или он просто умер от голода, пока я наслаждалась китайской едой?
Положив покупки на стол, я с глубоким чувством запела русскую народную песню «То не ветер ветку клонит».
Я, конечно, помнила, что Карабас называл в качестве пароля вовсе не это вокальное произведение, а какую-то оперную арию, но решила, что и так сойдет — в крайнем случае, он просто узнает мой голос. Так и вышло. В шкафу послышался громкий шорох, скрип, натужное кряхтение, дверцы распахнулись, и Антон Степанович вывалился оттуда, как чемодан из багажного транспортера.
Лицо его было багровым от возмущения.
— Где ты пропадала столько времени?! Я уже решил, что ты больше не вернешься! И что это ты поешь? Мы же договаривались, что ты будешь петь арию Лизы…
— Может, я еще должна изображать ансамбль песни и пляски донских казаков в полном составе? А то и станцевать что-нибудь латиноамериканское? — Я швырнула покупки на стол. — Вот, держите! Я всю Петроградскую сторону обегала, чтобы найти это белье, и что получаю вместо благодарности?
— Ну, извини. — Карабас, кажется, усовестился и взял в руки упаковку с бельем, продолжая говорить: — Ты понимаешь, я очень волновался… тут еще без тебя приходила Гладкая…
— Что? Лариса Ивановна? — Я изумленно уставилась на Карабаса. — Что ей тут было нужно?
— Понятия не имею… она открывала твой стол, перебирала папки с документами и даже подошла к шкафу… представляешь, что мне пришлось пережить?
— Да уж… — Я вспомнила, как поспешно Лариса припустила из китайского ресторана, и поняла, что она торопилась сюда, чтобы спокойно порыться в моем кабинете, пока я обедаю. Вот только что она рассчитывала здесь найти?
Поток моих мыслей прервал возмущенный возглас Антона Степановича:
— Что это?
Он двумя пальцами держал купленные мной «боксеры» и смотрел на них с омерзением.
— Трусы, — спокойно ответила я. — Вы же сами просили меня купить вам белье. Между прочим, купила на свои деньги…
— Где ты это купила — на вещевом рынке? Или, может быть, на благотворительной распродаже? Неужели ты думаешь, что я буду носить эту гадость?
— Трусы как трусы. — Я пожала плечами. — По-моему, довольно приличные…
— Приличные? — Он потряс трусами в воздухе. — Они изготовлены в Турции! Неужели ты думаешь, что я буду это носить? Я надеялся, что ты купишь белье марки Ardi, или Orange, на худой конец, Dim или Pelican…
— Пеликан? — переспросила я возмущенно. — Не хотите носить это — ходите в грязном! Вы мне уже осточертели со своими бесконечными капризами! И вообще, не кричите, если не хотите, чтобы сюда кто-нибудь прибежал! Или нет, кричите — вас арестуют, и я наконец свободно вздохну…
Кажется, Мельников сообразил, что поднимать шум не в его интересах, но тут же снова повысил голос:
— Ты что, издеваешься надо мной? Ну, допустим, ты не разбираешься в марках белья, это понятно при твоем семейном положении, и вообще… но размер! Ведь это сшито на слона!
— Так! — оборвала я его возмущенным возгласом. — Еще раз и помедленнее. Что значит — «и вообще»?
— О чем ты? — Он несколько притих.
— Вы отлично знаете о чем! Вы только что сказали: «При твоем семейном положении и вообще…» Что вы конкретно имели в виду? Поясните для непонятливых!
— Ничего такого! — заюлил Карабас. — Я уже не помню… так, вырвалось… и вообще, извини, если что не так! Но только этот размер… Эти трусы сшиты на штангиста-тяжеловеса или на японского борца сумо!
— Ничего страшного! Лучше чересчур большой размер, чем слишком маленький. В конце концов, можно укоротить резинку.
— Неужели ты думаешь, что я такой толстый? — не унимался Карабас, рассматривая трусы.
— Только мне и дел, что думать о размерах вашей задницы! — фыркнула я.
— Ты говоришь, можно укоротить резинку? — проговорил он задумчиво, убедившись, что другого выхода я ему не оставила. — Может быть, ты это сделаешь?
— Ну уж нет! — отрезала я. — Сами занимайтесь своими трусами. Вы же только что сказали — «при моем семейном положении, и вообще»… Я и так сделала все, что смогла. Между прочим, угробила на ваши дела весь свой обеденный перерыв… еле успела перекусить!
— Перекусить? — повторил он, как эхо. — А мне ты ничего не принесла? Знаешь, я так проголодался…
— Вообще-то принесла, — смилостивилась я. — Но если будете капризничать — ничего не получите!
— Не буду! — пробубнил Антон Степанович голосом обиженного ребенка.
— Ладно, на этот раз поверю! — И с этими словами я выложила на стол колбасу и батон.
Все-таки я не настолько жестока, чтобы морить человека голодом. Даже если он капризный, склочный, вредный, вздорный… в общем, состоит из одних недостатков.
Карабас уставился на принесенные мной продукты в молчаливом изумлении. Я подумала, что он онемел от счастья, но оказалось, что дело совсем не в этом.
— Что это такое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
С этими словами Лариса удалилась, а я продолжала сидеть, ошеломленная. Если окна в переговорной были закрыты, это значит… значит…
— Вот ведь стерва! — раздался надо мной знакомый голос, и за столик присела Лидия Петровна.
— А? — нехотя оторвалась я от раздумий. — Вы про Ларису? Да уж, жуткая женщина. С чего это ее так разбирает, не пойму! Топит и топит нашего Карабаса Барабасовича. Вроде бы у них раньше были отношения нормальные…
Лидия Петровна откинула голову и поглядела на меня с превосходством тайного знания.
— Вы еще не обедали? — спохватилась я. — Так давайте поедим! Я угощаю!
Лидия приняла мое предложение благосклонно и заказала дорогущие тигровые креветки. Я же удовольствовалась тушеными баклажанами с ореховым соусом и салатом из морской капусты. Мысль о том, чтобы прихватить еще пару-тройку китайских блюд с собой для Антона Степановича, пришлось отбросить как совершенно неприемлемую: Лидия Петровна неминуемо бы заинтересовалась, кому это я тащу такую прорву еды.
Отправив в рот креветку, Лидия зажмурилась от удовольствия и заговорила невнятно:
— Ты, Евгения, сколько у нас работаешь?
— Пятый год, — ответила я, — но всю предыдущую историю знаю — что до банка в этом здании НИИ был и Антон Степанович работал там каким-то начальником.
Этими словами я хотела дать понять Лидии, чтобы не тянула резину, не устраивала вечер воспоминаний, не тратила время на длинное вступление, а переходила прямо к делу.
— Мы все там работали. — Лидия прожевала креветку и пыталась палочками подцепить следующую, — в том числе и Лариса Ивановна. Только она раньше была просто Ларисой.
— Ну-ну, продолжайте! — оживилась я, сообразив, куда она клонит.
— Антон — мужчина интересный, видный…
— Вы думаете? — усомнилась я.
— Если ты все время будешь перебивать, я никогда до сути дела не дойду! — обиделась Лидия.
— Молчу! — испугалась я.
— Опять же — начальник. И положила Лариска на него глаз. Он, конечно, женатый — какой приличный мужик без хомута останется? — но детей у них не было: сердце у нее слабое, и врачи рожать запретили. А Ларисочка хоть и хрупкая с виду, но здоровье у нее лошадиное, об асфальт не расшибешь! И решила она на этом сыграть — закрутить с Антоном любовь, забеременеть, а дальше все само собой решится, он на ней женится, потому что скандала не захочет.
«А вы-то откуда все в таких подробностях знаете?» — подумала я, боясь произнести вслух хоть слово. Однако Лидия Петровна не зря хвасталась своим знанием человеческой природы, она все поняла, как будто прочитала мои мысли.
— Это еще не подробности, слушай дальше! Значит, открыла она на Антона настоящую охоту. То в праздник какой к нему подсядет, то в кабинет к нему бегает вроде бы по делу. А мы-то все давно поняли, потому что куда денешься, все в одном котле варимся много лет, и не такое видали. Однако должна тебе сказать, что Антон Степанович твердо держался. У него принцип был — на работе ни-ни! В этом плане кристальной души человек, ни с кем и никогда! Жену любил!
«Ну надо же, ни за что бы не подумала…»
— А может, просто сплетен не хотел!
«Оно-то вернее…»
— Но, как известно, судьба играет человеком, а человек слаб, особенно мужчина. И нет такого мужика, который хоть раз не изменил бы жене, разве уж совсем нестоящий, на кого ни одна женщина не польстится… А Лариска упорная баба, шла к своей цели, как бульдозер. И однажды послали их в командировку. Как уж она интриговала, чтобы с ним вместе оказаться, не могу тебе сказать, а скорее всего, просто повезло. Знаешь ведь, кто ищет, тот всегда найдет! Никогда не сдавайся!
«Бороться и искать, найти и перепрятать…»
— Вот ты все шутишь, а с этого места трагедия начинается, — укоризненно сказала Лидия и подобрала с тарелки соус. — Значит, в командировке нашли они время, улучили минутку. Короче, добилась Лариска своего. Как вернулись — мы по Ларкиному виду все поняли. Ну, ждем, что дальше будет. А дальше — ничего. Время идет, ничего не меняется. В столовую они вместе не ходят, кофе не пьют, на машине Антон ее с работы не увозит. Все по-старому, как будто ничего и не было. А Лариска с этаким положением вещей примириться не хочет. Ребенком его пугнуть она не может, ребенок еще получиться должен… И главное дело, разговора-то у них никакого не было, чтобы отношения выяснять, просто он дает понять своим поведением, что ни во что ее не ставит. Мало ли что в командировке было, дело житейское…
«Обидно, понимаешь…»
— Вот-вот. И тогда она подговорила одну такую… в общем дуру полную, свою подружку, позвонить жене Антона и все рассказать. Как говорится, глаза раскрыть.
«Так ему и надо. Не нужно было спать с кем попало…»
— Да, а про сердце больное ты забыла? — не согласилась Лидия. — Короче, одна женщина из соседнего отдела жила в том же доме, что и Антон, только в соседнем подъезде. От нее мы все точно узнали. Значит, в тот день приходит Антон Степанович домой как ни в чем не бывало, а жена ему: вот какую информацию я имею. И что ты на это ответишь? Ну, он, конечно, юлит, оправдывается… В таком ведь деле что главное? Все отрицать — не было, мол, ничего, никогда и ни с кем. А Антон слабаком оказался. Жена его в лоб спрашивает: знаешь такую Ларису Ивановну Гладкую? Он и говорит как дурак, что знает.
— А что же, не признаваться, если они вместе работают? — я не выдержала и проговорила вслух.
Лидия поглядела на меня с легкой грустью.
— Наивная ты, Женя. И вроде уж не очень молодая, так что пора бы и поумнеть, розовые очки сбросить. Ни в чем нельзя сознаваться, ни с чем нельзя соглашаться, никаких утвердительных ответов нельзя давать. Как только сказал «да» — все, пропал! Надо было стоять на своем — не знаю, мол, никакой Ларисы, мало ли кто у нас в институте работает. А что ей, жене, по телефону наговорили — так это все врут, из зависти нарочно подговорили какую-нибудь бабу. Кто-то на его место начальника метит, вот и решил ему подгадить на личном фронте. Или еще что-то придумать. В крайнем случае — очной ставки требовать с той бабой. А Антон, видишь, растерялся — опыта у него в таком деле маловато было. Короче — скандал, жене с сердцем плохо, «Скорую» вызывали — наша сотрудница все из окна видела.
Антон Степанович утром на работу приходит мрачнее тучи, Лариску в проходной встретил — при всех ее неприличным словом обозвал. Ну, народ поговорил об этом да и успокоился, потому что тут как раз все завертелось с банком, и этот вопрос, сама понимаешь, нас всех гораздо больше интересовал.
А у Антона жена долго болела, в больнице лежала, он все ездил к ней после работы. С Лариской они не разговаривали.
А как известно стало, что Мельникова берут в банк управляющим, то, конечно, к нему сразу другое отношение. А Лариска интриговала там с начальством, и тоже в банк ее взяли, да не простой сотрудницей. И стала она сразу же Ларисой Ивановной, на всех свысока смотрит, и даже Антон ничего не смог сделать, чтобы ее уволить. Но затаила она на него злобу жуткую.
— Вот интересно — за что? — сгоряча вступила я. — Ведь это она ему жизнь подпортила, она его жену в больницу уложила, это он должен ее ненавидеть!
— Ой, Женя, — вздохнула Лидия Петровна и подперла щеку рукой, — даже странно от тебя такое слышать. Ведь Антон ею пренебрег, попользовался и бросил. Такое не прощают.
Может, и так, подумала я, однако очень приятно сознавать, что кто-то пренебрег Ларисой Ивановной, уж больно мерзкая она личность.
Лидия взглянула на часы, охнула и заторопилась. Я расплатилась и помчалась за ней, заскочив по дороге в маленький продуктовый магазин, чтобы купить там палку полукопченой колбасы и батон. Пускай Антон Карабасович привыкает к походной жизни!
Войдя в свой кабинет, я настороженно огляделась. На первый взгляд все было нормально, но папки на столе лежали не в том порядке, в каком я их оставила, а из шкафа не доносилось ни звука. Не обнаружили ли милиционеры тайное убежище Мельникова? Может быть, пока я отсутствовала, его уже арестовали и увезли в тюрьму? Или он просто умер от голода, пока я наслаждалась китайской едой?
Положив покупки на стол, я с глубоким чувством запела русскую народную песню «То не ветер ветку клонит».
Я, конечно, помнила, что Карабас называл в качестве пароля вовсе не это вокальное произведение, а какую-то оперную арию, но решила, что и так сойдет — в крайнем случае, он просто узнает мой голос. Так и вышло. В шкафу послышался громкий шорох, скрип, натужное кряхтение, дверцы распахнулись, и Антон Степанович вывалился оттуда, как чемодан из багажного транспортера.
Лицо его было багровым от возмущения.
— Где ты пропадала столько времени?! Я уже решил, что ты больше не вернешься! И что это ты поешь? Мы же договаривались, что ты будешь петь арию Лизы…
— Может, я еще должна изображать ансамбль песни и пляски донских казаков в полном составе? А то и станцевать что-нибудь латиноамериканское? — Я швырнула покупки на стол. — Вот, держите! Я всю Петроградскую сторону обегала, чтобы найти это белье, и что получаю вместо благодарности?
— Ну, извини. — Карабас, кажется, усовестился и взял в руки упаковку с бельем, продолжая говорить: — Ты понимаешь, я очень волновался… тут еще без тебя приходила Гладкая…
— Что? Лариса Ивановна? — Я изумленно уставилась на Карабаса. — Что ей тут было нужно?
— Понятия не имею… она открывала твой стол, перебирала папки с документами и даже подошла к шкафу… представляешь, что мне пришлось пережить?
— Да уж… — Я вспомнила, как поспешно Лариса припустила из китайского ресторана, и поняла, что она торопилась сюда, чтобы спокойно порыться в моем кабинете, пока я обедаю. Вот только что она рассчитывала здесь найти?
Поток моих мыслей прервал возмущенный возглас Антона Степановича:
— Что это?
Он двумя пальцами держал купленные мной «боксеры» и смотрел на них с омерзением.
— Трусы, — спокойно ответила я. — Вы же сами просили меня купить вам белье. Между прочим, купила на свои деньги…
— Где ты это купила — на вещевом рынке? Или, может быть, на благотворительной распродаже? Неужели ты думаешь, что я буду носить эту гадость?
— Трусы как трусы. — Я пожала плечами. — По-моему, довольно приличные…
— Приличные? — Он потряс трусами в воздухе. — Они изготовлены в Турции! Неужели ты думаешь, что я буду это носить? Я надеялся, что ты купишь белье марки Ardi, или Orange, на худой конец, Dim или Pelican…
— Пеликан? — переспросила я возмущенно. — Не хотите носить это — ходите в грязном! Вы мне уже осточертели со своими бесконечными капризами! И вообще, не кричите, если не хотите, чтобы сюда кто-нибудь прибежал! Или нет, кричите — вас арестуют, и я наконец свободно вздохну…
Кажется, Мельников сообразил, что поднимать шум не в его интересах, но тут же снова повысил голос:
— Ты что, издеваешься надо мной? Ну, допустим, ты не разбираешься в марках белья, это понятно при твоем семейном положении, и вообще… но размер! Ведь это сшито на слона!
— Так! — оборвала я его возмущенным возгласом. — Еще раз и помедленнее. Что значит — «и вообще»?
— О чем ты? — Он несколько притих.
— Вы отлично знаете о чем! Вы только что сказали: «При твоем семейном положении и вообще…» Что вы конкретно имели в виду? Поясните для непонятливых!
— Ничего такого! — заюлил Карабас. — Я уже не помню… так, вырвалось… и вообще, извини, если что не так! Но только этот размер… Эти трусы сшиты на штангиста-тяжеловеса или на японского борца сумо!
— Ничего страшного! Лучше чересчур большой размер, чем слишком маленький. В конце концов, можно укоротить резинку.
— Неужели ты думаешь, что я такой толстый? — не унимался Карабас, рассматривая трусы.
— Только мне и дел, что думать о размерах вашей задницы! — фыркнула я.
— Ты говоришь, можно укоротить резинку? — проговорил он задумчиво, убедившись, что другого выхода я ему не оставила. — Может быть, ты это сделаешь?
— Ну уж нет! — отрезала я. — Сами занимайтесь своими трусами. Вы же только что сказали — «при моем семейном положении, и вообще»… Я и так сделала все, что смогла. Между прочим, угробила на ваши дела весь свой обеденный перерыв… еле успела перекусить!
— Перекусить? — повторил он, как эхо. — А мне ты ничего не принесла? Знаешь, я так проголодался…
— Вообще-то принесла, — смилостивилась я. — Но если будете капризничать — ничего не получите!
— Не буду! — пробубнил Антон Степанович голосом обиженного ребенка.
— Ладно, на этот раз поверю! — И с этими словами я выложила на стол колбасу и батон.
Все-таки я не настолько жестока, чтобы морить человека голодом. Даже если он капризный, склочный, вредный, вздорный… в общем, состоит из одних недостатков.
Карабас уставился на принесенные мной продукты в молчаливом изумлении. Я подумала, что он онемел от счастья, но оказалось, что дело совсем не в этом.
— Что это такое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38