— Разве Пашти так или иначе не действовали враждебно по отношению к вашему народу? — Она вскинула бровь.
— Да, но атаковать корабль Ахимса…
— Это было бы для вас полной неожиданностью, так? Позвольте напомнить, что вы осмотрели весь мир в поисках лучших бойцов, которых могла предложить вам вовсе не миролюбивая планета. Осмелюсь сказать, господин Толстяк, вы довольно успешно справились с нашими ракетами, но если бы я была Пашти, я бы взорвала ваш корабль за минуту до пуска торпед. Это, господин Толстяк, простая оборонительная стратегия. Верно?
— Но миролюбивые разумные существа не нападают на других разумных существ!
— А какова ваша роль в разрушении станции Тахаак и в уничтожении Пашти?
— Ахимса не атакуют станцию Пашти! Ни один Ахимса не участвует в этом! Станцию Пашти будут атаковать люди!
— Очень странная логика, господин Толстяк. Не уверена, что Пашти с ней согласятся. Если, конечно, в их философской системе есть понятие ответственности. — Она подняла палец, глаза ее сияли. — Ага! Вот оно что. Попробуем по-другому. Если Пашти — цивилизованные существа, они никогда не нападут на корабль Ахимса. Однако их машины, ракеты, взрывчатые вещества и лазеры обязательно произведут атаку. Таким образом, защищаясь, ни один Пашти не убьет Ахимса. Логично, не так ли? И в то же время… цивилизованно.
Мысли Толстяка опять стали разбегаться, бока беспомощно обвисли.
Шейла подняла руки, увидев, что он явно расстроен. И спросила совсем другим голосом:
— Могу я заключить с вами сделку?
Толстяк поболтался в воздухе, ощущая присутствие новой для него молекулы страха в мозге.
— Какую сделку?
Шейла Данбер отпила еще чаю.
— В мою задачу входит добиться успеха в данной операции. Вы против этого не возражаете?
— Конечно, нет.
— Тогда вот что. Я не собираюсь влиять на внешнюю политику Ахимса, а также на полеты звездолетов Ахимса, а вы позволите мне самостоятельно разрабатывать боевые действия — и наступательные, и оборонительные. Ну как? Справедливо?
— Для этой цели вас и выбрали, майор Данбер.
— Отлично. — Шейла Данбер широко улыбнулась. — В таком случае могу ли я попросить у вас все необходимые планы и характеристики, чтобы я могла компетентно спланировать оборону этого корабля в том случае, если Пашти все-таки предпримут атаку?
Толстяк поколебался, пораженный тем, что боится. Что может сделать эта глупая самка?
— Да, да. Ваш вопрос понятен. Но предупреждаю, не надо мне угрожать. Я не хочу сожалеть о вашем присутствии здесь.
Ее лицо слегка побледнело, уголки рта напряглись.
— Мне прекрасно известно, что мы слабы, а ваши возможности безграничны.
— Не забывайте об этом.
Он отключил монитор, понимая, что Клякса смотрит на него — трясущийся комок плоти.
— Ну, штурман? Почему ты так смотришь на меня?
— Если они пойдут против тебя, ты их уничтожишь?
— Всех до единого.
— Но ведь они попытаются.
— Они понимают, чем рискуют.

* * *
Душа Шейлы дрожала, сердце ушло в пятки. Она обеими руками вцепилась в чашку с чаем, иначе чай выплеснулся бы. Сделав огромное волевое усилие, она сохранила спокойное выражение лица, хотя от страха кровь бешено заструилась по венам и все тело ее задрожало.
Разве человек может перехитрить Ахимса? Как она говорила? Ведь еще чуть-чуть — и он бы обо всем догадался. Впервые он открыто угрожал ей.
Но в голове ее уже начал складываться план. Идея начала обрастать плотью. Все детали становились на свои места. Она должна была как можно больше выудить из Толстяка. Если он заартачится, весь ее план рухнет. Так много “если”, и не все они зависят от Ахимса.
Должно быть, я сумасшедшая, ненормальная. И я должна идти напролом: выудить из него все, что можно. Она сделала глоток горячего чаю, не замечая, как он обжигает ей рот. У нас нет ни мира, ни уединения. Если бы у меня не оставалось надежды, наверное, и жить бы не стоило. При этой мысли она снова задрожала. Дедушка? Где ты теперь? Эта игра такая страшная! И на нашей стороне я играю в полном одиночестве.
Она допила остатки чая, сжала чашку в руке и в бессильной ярости стукнула кулаком по стене.

* * *
Светлана Детова уже приноровилась к своей тайной работе. Появилась новая информация. Она задержалась на новых файлах, дополняющих ее секретный архив. Один за другим она проверяла свои защитные коды, которые должны закрепить в памяти свежие рассекреченные материалы.
Потом остановилась и потерла пальцами усталые глаза, огляделась по сторонам: ей казалось, что она вот-вот задохнется. Ужасно надоела эта комната. Несмотря на обилие воздуха и зеркальную стену, которая создавала иллюзию большего пространства, помещение все чаще казалось ей камерой на Лубянке.
Светлана закусила нижнюю губу. Ни в одной из камер Лубянки еще не сидел такой дерзкий заключенный. Идея, сходная с той, что зародилась в мозгах Шейлы Данбер, уже затаилась где-то в глубине сознания Светланы. Теперь, когда кабина наблюдения была для них потеряна, ей оставалось только гадать — и слепо верить. Никто в ее жизни не мог заставить ее довериться кому бы то ни было. Но сейчас все изменилось.
Она посмотрела на экран терминала — ее раздражали мерцающие значки Ахимса. Но от нее зависели люди — такие, как Сэм Даниэлс.
— Он американец, — напомнила она себе.
Светлана энергично тряхнула головой, пытаясь отогнать его образ. Значки плясали перед глазами. Чисто интуитивно она расположила команды в иной последовательности и тут же пожалела о своей поспешности. Новая информация заполнила экран. Список команд. Она узнала их логическую очередность.
Какое-то время она внимательно смотрела на экран, потом медленная улыбка тронула ее губы.
— Может быть, именно сейчас, Толстяк, я поймала тебя за твои маленькие усики, — прошептала она, переводя дыхание. Трясущейся рукой она зафиксировала свою догадку в художественно исполненной закорючке, которая была похожа на дерево: список команд. Используя все, чему она научилась, Светлана вызвала рассекреченный файл. Когда данные вспыхнули на экране, она удовлетворенно улыбнулась.

* * *
Клякса старался удержать свои бока в натянутом состоянии, когда Толстяк читал сообщение: Болячка запрашивал Толстяка, почему тот не выходит на связь. Толстяк образовал манипулятор и отключил аппарат.
Клякса тихонько попискивал. Почему? Почему Оверон не желает отвечать на вопросы своих сородичей?
Толстяк, ты сошел с ума? В твоих действиях нет никакого смысла. А если ты сошел сума, то что будет со мной? Я стану отверженным. Ты меня заразишь. Это все люди. Так и должно было случиться. Они что-то сделали с тобой. Но что? Как?
Свистя дыхательными отверстиями, Клякса смотрел на мониторы. Где-то в них должен быть ключ. А если нет, то что ему делать? Как ему, простому штурману, сбежать от обезумевшего Оверона? Такого еще никогда не случалось.

* * *
— Думаю, дело у меня движется. Мне кажется, что писать программы не так уж трудно, каждый студент-первокурсник справится с этим.
Шейла кивнула, замечая напряжение в глазах Светланы и в ее поникших плечах. Она сидела за столом напротив, нервно потирая руки.
Что это, Светлана? Обычно ты холодна, как ноябрьский ветер.
— Я открыла в себе новые возможности, я даже не думала, что смогу сделать такое. Но учеба — это всегда увлекательное путешествие, никогда не знаешь, что встретишь на своем пути. И иногда обнаруживаешь довольно страшные вещи.
— Понимаю.
Черт побери, если бы только мы могли поговорить открыто! Шейла встала и прошлась по комнате, зная, что каждый ее шаг отражается в зеркальной стене. Какого черта Толстяк установил эти зеркала? Что он прячет? Мониторное оборудование?
— Если у тебя есть время, я думаю, тебе захочется просмотреть мои записи. Их не так много, но мне хотелось бы, чтобы ты знала, что, сидя взаперти, я не сплю.
Шейла делано улыбнулась и взяла у Светланы из рук кипу бумажек, проглядывая записи. Полная бессмыслица.
Увидев выражение ее лица, Светлана добавила:
— Изучая программирование по системе Ахимса, можно увидеть, что она сильно отличается от нашей. Увидевший это аналитик из КГБ подумал бы, что руководство составлено неправильно.
Шейла бросила короткий взгляд на русскую женщину, уловив в ее голосе странную интонацию.
— Наверно. И что, сильно отличается?
— Да, эта система намного сложнее, чем человеческая. Может быть, я никогда не смогу в ней разобраться, но хочу, чтобы ты знала — я стараюсь.
У Шейлы запершило в горле, и она сглотнула.
— Я очень благодарна тебе за твою старательность. Даже если твои попытки тщетны, продолжай работать.
Светлана взяла бумаги и снова положила их на стол.
— А как идут тренировки?
— Дело движется. Сейчас мы работаем над отражением возможной контратаки.
Светлана явно испытала облегчение от этой новости.
— В таком случае не буду отрывать от работы. Я просто хотела отметиться.
— Спасибо, майор — Она смотрела, как Светлана берет свои записи и идет к двери. — Благодарю за самоотверженность.
— Всего хорошего. — Светлана вышла.
Шейла взяла в руки ручку и нахмурилась. На глаза ей попалась бумажка, видимо, оторванная от одной из страниц.
Она встала, подошла к автомату за чашкой свежего чая и уселась на стул Светланы, передвинув к себе пару бумаг со своего края стола. При этом краем глаза она смотрела на Светланину бумажку. Одну за другой она проглядывала записи, надеясь, что Толстяк потерял к ней интерес, если он вообще ведет наблюдение. Черт, никогда нельзя расслабиться!
Она пробежалась пальцем по серии беспорядочных закорючек, вгляделась в них повнимательнее, и сердце ее сжал холодок. Первый рисунок изображал человеческий глаз, второй — разбитое яйцо, третий — пересеченную крест-накрест плоскую штуковину с хвостиком. Следующий явно был замысловато выписанным словом “тема” — с выступами и завитками. Потом стояло двоеточие. Последний рисунок изображал в карикатурном виде мужское лицо. Фуражка с высокой тульей и свастикой. Хмурый взгляд и усики не оставляли никаких сомнений.
Я нашла архив. Тема: Гитлер.

ГЛАВА 21
Тед Мэйсон и Мэрфи вышли из столовой. Тед что-то говорил, жестикулируя, Мэрфи слушал. Когда Тед не думал о своей Памеле, он выглядел счастливчиком, которому всегда везет. Казалось, Круз тоже пришел в себя. Разговаривая с ними, Мэрфи думал о Драчуне Уотсоне и Вилли Керни. Пройдет время, и они будут называть меня Бабушкой Мэрфи. Его передернуло от этой мысли.
Мэрфи посмотрел в сторону взрывоопасной блондинки. Она встретила его любопытный взгляд — и улыбнулась. Что это, приглашение? Мэрфи замешкался на мгновение, искоса посмотрел на Мэйсона и Маленкова. Нет. Сначала дело. Он виновато улыбнулся и пожал плечами, на минуту позволив себе задержаться на ней взглядом. Она легонько кивнула и вскинула бровь.
Мэрфи потребовалось время, чтобы прекратилось сердцебиение, и он не расслышал объяснения Маленкова, уловив только конец фразы: “Думаю, мы что-нибудь изобретем. Проблема в том, что поперечное сечение торпеды — четыре метра, а танка — только три. Так что нам надо будет законопатить довольно большую площадь. И дело не только в величине заплаты, но и в том, что она должна выдержать давление в двадцать фунтов на квадратный дюйм”.
— По-моему, атмосферное давление что-то около четырнадцати фунтов, — добавил Мэрфи, кидая через плечо последний взгляд на блондинку. Они вышли из столовой и пошли по длинному оранжевому коридору, ведущему к орудийному отсеку, где стояли танки.
Кто она? Кажется, одна из кагэбэшниц, все они так заняты тренировками, учениями, физкультурой и компьютерами, что он никогда раньше не видел ее. Да и он тоже пас своих овечек, у него не оставалось времени на женщин. Он шел с Маленковым и Мэйсоном, и его преследовал холодный взгляд ее зеленых глаз.
— Да, на Земле, — поправил Мэйсон. — Для безопасности лучше прикинуть по двадцать фунтов на квадратный дюйм, чуть больше обычного.
— Да, Скатаак — не Земля. — Лейтенант Маленков покачал головой, — На Земле не растет ничего похожего на Пашти.
— Ты никогда не видел нью-йоркской канализации, — ответил Мэрфи. — Ты бы удивился, когда увидел, что там растет… Эй!
Они резко остановились. В том месте, где коридор сворачивал налево и упирался в танковый отсек, теперь он сворачивал направо. Мэрфи сглотнул и оглядел своих товарищей.
Мэйсон пробормотал:
— Ого, ребята, вы видите то же, что и я?
— Коридоры изменились, — кивнул Маленков.
— Странное дерьмо, парень. — Мэрфи пошел вперед, приложил руку к твердой стене, той самой, которая раньше открывала путь к танкам.
— Ну ладно, давайте попробуем пройти этим путем. — Маленков посмотрел в глубь нового коридора. Ни пол, ни потолок не были деформированы, никаких трещин и швов.
Мэрфи судорожно сглотнул и задумался. Если они так запросто переставляют стены, чего им стоит изолировать нас друг от друга при желании.
— Эй, Мэрфи, очнись, не думай об этой чертовщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80