на протяжении следующих трех с лишним столетий Русь со Швецией не воевала, если не считать неизбежных в любые времена мелких приграничных стычек — той «вялотекущей войны крепостей», о которой будет подробно рассказано в главе «Град, родства не помнящий». Зато — о чем мы, как правило, забываем! — в Смутное время русские города освобождали от поляков и передавали российскому ополчению Минина и Пожарского именно шведы под командой блистательного полководца Якоба де ла Гарди.
Это ли не величайший триумф дипломатии?
Откуда же взялась легенда о Невской битве? Очень просто: чтобы вернуть самоуважение, Руси, только что потерпевшей жесточайшее поражение от монголов, превращенной в данника Золотой Орды, позарез необходима была хоть какая-нибудь победа — пусть даже мифическая. И тонкий психолог Александр Невский это понял. Летописцы же талантливо изложили на бумаге княжескую версию происшедшего, сделав сотворенный Александром миф историческим фактом… Не забывайте, летописец ведь — не объективный наблюдатель, но фигура, вовлеченная во все современные процессы, и свои пристрастия да понятия у него, разумеется, есть. Как и свой патриотизм, причем отнюдь не русский (этот еще просто не успел родиться, он примерно через век-полтора начнет формироваться), а новгородский, псковский, владимирский, рязанский и так далее. Творит-то летописец в уединении монастырской кельи, но ведь над ним и настоятель имеется — наставник, редактор и цензор. А тому в свою очередь и с высшими церковными иерархами считаться приходится — епископом, архиепископом, митрополитом… Да и со светской властью тоже. Так что рождались летописи в борении сил и интересов — искать в них безукоризненно строгое изложение фактов столь же бессмысленно, как изучать историю по полному комплекту газеты «Правда». Но что написано пером, как известно, не вырубишь топором. В мозгах оседает и в историографии остается — «Правда» ведь тоже образ мыслей не одного поколения сформировала… Это ли не величайший триумф пропаганды?
Вы спросите, а как же с павшими в бою? Ну ладно еще, шведы — одних в безымянных ямах схоронили, других на корабли погрузили и то ли в Неве потопили (что само по себе чрезвычайно странно), то ли на родину повезли. Но русские-то? Не знаю. Могу предложить на выбор две версии. Первая: по случаю успешного окончания переговоров организовали что-то вроде турнира, а таковые без жертв обходятся редко, особенно если сходятся такие ярые бойцы, как славяне и потомки викингов. Вторая — по тому же случаю устроена была грандиозная попойка, завершившаяся членовредительством со смертельным исходом. Тоже в характере и, кстати, объясняет эпический подвиг Гаврило Олексича — на трезвую-то голову всякий поймет, что на полупалубной (!) шнеке верхом не навоюешься… Можно, наверное, придумать и третью версию. И четвертую. Оставляю это вам.
И последнее. Общепринято считать, что именно за победу в битве на Неве Александра Ярославича прозвали Невским. Однако впервые это прозвище встречается в источниках только с XIV в. — при жизни его именовали Александром Храбрым и Александром Грозны Очи. К тому же известно, что некоторые потомки князя также прозывались Невскими — не исключено, что таким образом за ними закреплялись владения в здешних местах. Историк же Игорь Данилевский и вовсе утверждает, что прозвище Невский впервые появляется лишь в Степенной книге, которая создавалась в царствование Ивана IV Грозного. «Составители, — пишет Данилевский, — преследовали вполне конкретную политическую цель: доказать преемственность власти московского царя от первых князей киевских. При этом авторы не стесняли себя исторической реальностью и широко применяли даже заведомо неправдоподобные сведения. Главным было для них доказать, что все князья, предки „государя царя и великого князя всея Руси“, — святые. И Александр Ярославич не был среди них исключением. Ну а потом заработал другой механизм: в общественное сознание надо было внедрить определенные идеологические установки. Это у нас отлично умели делать и в XVI веке тоже».
Кстати, не оттого ли, что современники-новгородцы реальнее нас представляли себе происшедшее, они вместо выражения вечной признательности за эпохальный ратный подвиг на Неве осенью того же 1240 года попросили Александра Ярославича выйти вон, и обиженному такой черной неблагодарностью князю пришлось удалиться в Переяславль?
Ледовое побоище
На новгородском столе Александр оказался в десять лет. А когда ему исполнилось тринадцать, в 1234 году, от имени Господина Великого Новгорода подписал с Ливонским орденом (который три года спустя слился с Тевтонским) договор о мире, границах и торговле — причем для русской стороны весьма выгодный. Бог весть, кто стоял за формулировками — Ярослав ли Всеволодович, советники ли князя-недоросля или же новгородская старшина; а может, и собственный его вклад оказался не так уж мал — современники утверждают, что государственное мышление и дипломатический дар проснулись в Александре очень рано.
Однако монгольское вторжение внесло поправки. Хотя до Новгорода Батыева конница и не дошла, поворотив обратно возле урочища Игнач Крест, тем не менее наиболее дальновидные псковские и новгородские купцы стали все пристальнее смотреть на запад: перспектива окончательно обрести статус вольного ганзейского города представлялась им куда достойнее участи стать данником Орды. В конце 1241 года спровоцированный этими настроениями и тайными переговорами Тевтонский орден нарушил мирный договор и с малыми потерями (или даже вовсе не встречая сопротивления) занял Изборск, вошел в открывший ему ворота Псков и возвел крепость в Копорье.
Александр Невский, к которому обратились несогласные с пронемецкими настроениями новгородцы, располагая своей дружиной и ополчением из новгородцев, ладожан, ижоры и карел, неожиданным ударом захватил Копорье, перебил почти весь гарнизон (хотя часть рыцарей была взята в плен и впоследствии отпущена, тогда как наемники из местного населения — чуди — перевешаны), после чего срыл укрепления нововозведенной крепости.
Затем, получив подкрепления от отца и брата Андрея, взял Псков, после чего вторгся в принадлежащие ордену земли эстов и принялся опустошать их . Здесь его передовой отряд был разбит, что заставило Александра отступить к Чудскому озеру.
До сих пор с военно-стратегической точки зрения эта кампания не представляла ничего особенного — несколько приграничных столкновений. Но тут происходит нечто удивительное: с обеих сторон оказываются вдруг неисчислимые полчища. В битве, состоявшейся 5 апреля 1242 года на льду Чудского озера и вошедшей в историю под именем Ледового побоища, если верить летописным источникам и следующим за ними историкам, с русской стороны участвовало до 17 000 человек, а с немецкой — до 12 000. Русских потерь никто всерьез не подсчитывал, тогда как о немецких сказано, что на льду погибло пятьсот рыцарей, полсотни было взято в плен, чуди же (то есть навербованной из местного населения пехоты) пало, как всегда, «без числа».
Но не только в численности дело.
Бытует мнение, будто в сороковых годах XIII века доспехи тевтонских рыцарей были тяжелее вооружения русских воинов, в силу чего якобы крестоносцы проваливались под лед там, где Александровы дружинники да ополченцы чувствовали себя вполне вольготно. Увы…
В Средние века реки и озера играли роль своеобразных магистралей, которыми активно пользовались не только летом, но и зимой. В летописях упоминается несколько сражений, разворачивавшихся на льду. Похоже, замерзшая водная гладь представлялась тогда идеальным плацдармом — в отличие от окружающих лесов, где не развернешься, да и снегу по пояс.
Что же до тяжести рыцарских доспехов, то анализ археологических находок и иконографического материала приводит к однозначному выводу: снаряжение новгородского дружинника и орденского рыцаря были сходны. Одинаковые кольчуги с капюшонами (хауберки) длиною до колен с длинными рукавами. Мечи с дисковидным или в виде уплощенного шара навершием и прямым перекрестьем. Одинаковая конструкция щитов. Сфероконические шлемы русские дружинники любили дополнять металлическими масками или полумасками, так что по весу они почти равнялись горшковидным рыцарским. К тому же многие рыцари все еще носили открытые куполообразные шлемы, практически равные по весу русским. И рыцари и дружинники использовали кольчужные чулки и стеганые подшлемники. Поверх кольчуг и те и другие надевали доспехи — бригандин или чешуйчатые, — а русские могли надевать также ламинарные или ламелярные доспехи, заимствованные у кочевников. Лошадиные доспехи с равным успехом могли использовать как рыцари, так и новгородцы. Так что легенда о не знавших броду тяжеловесных немцах — вымысел чистой воды. Следовательно, и о хитроумном использовании особенностей местности Александром тоже говорить не приходится. Да, сражение было и русские одержали в нем верх, но безо всяких тактических ухищрений, традиционно опираясь на численное превосходство. Тоже достойно, кстати, да и вообще — победителей не судят.
В отличие от Невской битвы, на этот раз существует письменный источник, принадлежащий противной стороне — так называемая «Рифмованная хроника». Она приводит совершенно иные цифры: в сражении участвовало 300—400 немцев, двадцать рыцарей пали в бою, шестеро были пленены. И надо сказать, это куда более похоже на правду. Ордену просто неоткуда было взять многих сотен рыцарей — их едва насчитывалось несколько десятков. Причина проста — меньше чем за десятилетие он понес несколько тяжелых поражений.
Сперва, в 1234 году — от войска князя Ярослава Всеволодовича, приведшего под Дерпт переяславский полк, а также псковские и новгородские рати. Принимал участие в походе и юный княжич Александр. Сражение произошло на льду реки, по-немецки называемой Эмбах, а по-эстонски — Эмайыга. Лед проломился (не отсюда ли и Ледовое побоище?), и многие рыцари ушли на дно реки. Оставшиеся в живых в панике бежали. Битва прошла так удачно, что, если верить летописи, никто из новгородцев не погиб, а княжеская дружина потеряла лишь несколько воинов. Немецкие рыцари срочно отправили послов к Ярославу Всеволодовичу, и он «взял с ними мир на всей правде своей». Меченосцы стали платить дань новгородскому князю и клятвенно обещали больше не нападать на владения Великого Новгорода.
Однако это было только началом.
Затем, в 1236 году Орден меченосцев в очередной раз предпринял вторжение в Литву. Однако нашла коса на камень — оказалось, что кунигас (вождь? князь? — трудно дать точное определение) Летувы по имени Миндаугас (в русской традиции — Миндовг) сумел железной рукой объединить разрозненные до того литовские земли в единое государство и противопоставить крестоносцам многочисленную и боеспособную армию. Под Сауле (современный Шауляй в Литве) эта армия нанесла ордену такое поражение, какого рыцари никогда до сих пор не ведали . Их неуклонное до того продвижение на Восток было не только остановлено: орден оказался отброшен к границам 1208 года. В битве при Шауляе пало сорок рыцарей. Впрочем, вспоминать о ней за пределами исторических монографий у нас не любят — по той причине, что литовцы взяли тогда в плен чуть ли не две сотни псковитян, сражавшихся на стороне ордена против «безбожной Литвы». Вот тебе и исконное противостояние русских и немцев!
На следующий год была еще одна битва, пусть и не столь ожесточенная — при Дорогичине; орден снова потерял больше двадцати рыцарей.
Наконец, в 1241 году Восточную Европу опустошила монгольская орда хана Кайду, пронесшаяся через Польшу и Силезию, разгромив под Краковом армию польского короля Болеслава V. Европейцы были убеждены, что под его командованием не двадцать, а все двести тысяч человек. Столь раздутым цифрам верили, однако биться готовились до последнего. Силезский князь Генрих Благочестивый собрал армию из немцев, поляков и тевтонских рыцарей общей численностью до 40 000 человек и у города Легницы занял оборонительную позицию на пути орды Кайду. На подмогу ему спешил с пятидесятитысячной армией богемский король Венцеслав.
Хан Кайду атаковал 9 апреля, когда богемцы находились еще в двух днях пути. Европейцы сражались упорно и храбро, но были наголову разбиты; кто уцелел, бежали на запад. Вечером на поле боя монголы обрезали у убитых врагов уши и собрали этих трофеев девять кожаных мешков.
В этом сражении Тевтонский орден был так обескровлен, что выставить уже на следующий год многотысячного войска против Александра Невского никоим образом не мог.
И еще одно. Почти через два века, 15 июля 1410 года, состоялась другая великая битва — при Грюнвальде, где объединенное польско-литовско-русское войско под командованием короля Владислава Ягайло нанесло Тевтонскому ордену сокрушительное поражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Это ли не величайший триумф дипломатии?
Откуда же взялась легенда о Невской битве? Очень просто: чтобы вернуть самоуважение, Руси, только что потерпевшей жесточайшее поражение от монголов, превращенной в данника Золотой Орды, позарез необходима была хоть какая-нибудь победа — пусть даже мифическая. И тонкий психолог Александр Невский это понял. Летописцы же талантливо изложили на бумаге княжескую версию происшедшего, сделав сотворенный Александром миф историческим фактом… Не забывайте, летописец ведь — не объективный наблюдатель, но фигура, вовлеченная во все современные процессы, и свои пристрастия да понятия у него, разумеется, есть. Как и свой патриотизм, причем отнюдь не русский (этот еще просто не успел родиться, он примерно через век-полтора начнет формироваться), а новгородский, псковский, владимирский, рязанский и так далее. Творит-то летописец в уединении монастырской кельи, но ведь над ним и настоятель имеется — наставник, редактор и цензор. А тому в свою очередь и с высшими церковными иерархами считаться приходится — епископом, архиепископом, митрополитом… Да и со светской властью тоже. Так что рождались летописи в борении сил и интересов — искать в них безукоризненно строгое изложение фактов столь же бессмысленно, как изучать историю по полному комплекту газеты «Правда». Но что написано пером, как известно, не вырубишь топором. В мозгах оседает и в историографии остается — «Правда» ведь тоже образ мыслей не одного поколения сформировала… Это ли не величайший триумф пропаганды?
Вы спросите, а как же с павшими в бою? Ну ладно еще, шведы — одних в безымянных ямах схоронили, других на корабли погрузили и то ли в Неве потопили (что само по себе чрезвычайно странно), то ли на родину повезли. Но русские-то? Не знаю. Могу предложить на выбор две версии. Первая: по случаю успешного окончания переговоров организовали что-то вроде турнира, а таковые без жертв обходятся редко, особенно если сходятся такие ярые бойцы, как славяне и потомки викингов. Вторая — по тому же случаю устроена была грандиозная попойка, завершившаяся членовредительством со смертельным исходом. Тоже в характере и, кстати, объясняет эпический подвиг Гаврило Олексича — на трезвую-то голову всякий поймет, что на полупалубной (!) шнеке верхом не навоюешься… Можно, наверное, придумать и третью версию. И четвертую. Оставляю это вам.
И последнее. Общепринято считать, что именно за победу в битве на Неве Александра Ярославича прозвали Невским. Однако впервые это прозвище встречается в источниках только с XIV в. — при жизни его именовали Александром Храбрым и Александром Грозны Очи. К тому же известно, что некоторые потомки князя также прозывались Невскими — не исключено, что таким образом за ними закреплялись владения в здешних местах. Историк же Игорь Данилевский и вовсе утверждает, что прозвище Невский впервые появляется лишь в Степенной книге, которая создавалась в царствование Ивана IV Грозного. «Составители, — пишет Данилевский, — преследовали вполне конкретную политическую цель: доказать преемственность власти московского царя от первых князей киевских. При этом авторы не стесняли себя исторической реальностью и широко применяли даже заведомо неправдоподобные сведения. Главным было для них доказать, что все князья, предки „государя царя и великого князя всея Руси“, — святые. И Александр Ярославич не был среди них исключением. Ну а потом заработал другой механизм: в общественное сознание надо было внедрить определенные идеологические установки. Это у нас отлично умели делать и в XVI веке тоже».
Кстати, не оттого ли, что современники-новгородцы реальнее нас представляли себе происшедшее, они вместо выражения вечной признательности за эпохальный ратный подвиг на Неве осенью того же 1240 года попросили Александра Ярославича выйти вон, и обиженному такой черной неблагодарностью князю пришлось удалиться в Переяславль?
Ледовое побоище
На новгородском столе Александр оказался в десять лет. А когда ему исполнилось тринадцать, в 1234 году, от имени Господина Великого Новгорода подписал с Ливонским орденом (который три года спустя слился с Тевтонским) договор о мире, границах и торговле — причем для русской стороны весьма выгодный. Бог весть, кто стоял за формулировками — Ярослав ли Всеволодович, советники ли князя-недоросля или же новгородская старшина; а может, и собственный его вклад оказался не так уж мал — современники утверждают, что государственное мышление и дипломатический дар проснулись в Александре очень рано.
Однако монгольское вторжение внесло поправки. Хотя до Новгорода Батыева конница и не дошла, поворотив обратно возле урочища Игнач Крест, тем не менее наиболее дальновидные псковские и новгородские купцы стали все пристальнее смотреть на запад: перспектива окончательно обрести статус вольного ганзейского города представлялась им куда достойнее участи стать данником Орды. В конце 1241 года спровоцированный этими настроениями и тайными переговорами Тевтонский орден нарушил мирный договор и с малыми потерями (или даже вовсе не встречая сопротивления) занял Изборск, вошел в открывший ему ворота Псков и возвел крепость в Копорье.
Александр Невский, к которому обратились несогласные с пронемецкими настроениями новгородцы, располагая своей дружиной и ополчением из новгородцев, ладожан, ижоры и карел, неожиданным ударом захватил Копорье, перебил почти весь гарнизон (хотя часть рыцарей была взята в плен и впоследствии отпущена, тогда как наемники из местного населения — чуди — перевешаны), после чего срыл укрепления нововозведенной крепости.
Затем, получив подкрепления от отца и брата Андрея, взял Псков, после чего вторгся в принадлежащие ордену земли эстов и принялся опустошать их . Здесь его передовой отряд был разбит, что заставило Александра отступить к Чудскому озеру.
До сих пор с военно-стратегической точки зрения эта кампания не представляла ничего особенного — несколько приграничных столкновений. Но тут происходит нечто удивительное: с обеих сторон оказываются вдруг неисчислимые полчища. В битве, состоявшейся 5 апреля 1242 года на льду Чудского озера и вошедшей в историю под именем Ледового побоища, если верить летописным источникам и следующим за ними историкам, с русской стороны участвовало до 17 000 человек, а с немецкой — до 12 000. Русских потерь никто всерьез не подсчитывал, тогда как о немецких сказано, что на льду погибло пятьсот рыцарей, полсотни было взято в плен, чуди же (то есть навербованной из местного населения пехоты) пало, как всегда, «без числа».
Но не только в численности дело.
Бытует мнение, будто в сороковых годах XIII века доспехи тевтонских рыцарей были тяжелее вооружения русских воинов, в силу чего якобы крестоносцы проваливались под лед там, где Александровы дружинники да ополченцы чувствовали себя вполне вольготно. Увы…
В Средние века реки и озера играли роль своеобразных магистралей, которыми активно пользовались не только летом, но и зимой. В летописях упоминается несколько сражений, разворачивавшихся на льду. Похоже, замерзшая водная гладь представлялась тогда идеальным плацдармом — в отличие от окружающих лесов, где не развернешься, да и снегу по пояс.
Что же до тяжести рыцарских доспехов, то анализ археологических находок и иконографического материала приводит к однозначному выводу: снаряжение новгородского дружинника и орденского рыцаря были сходны. Одинаковые кольчуги с капюшонами (хауберки) длиною до колен с длинными рукавами. Мечи с дисковидным или в виде уплощенного шара навершием и прямым перекрестьем. Одинаковая конструкция щитов. Сфероконические шлемы русские дружинники любили дополнять металлическими масками или полумасками, так что по весу они почти равнялись горшковидным рыцарским. К тому же многие рыцари все еще носили открытые куполообразные шлемы, практически равные по весу русским. И рыцари и дружинники использовали кольчужные чулки и стеганые подшлемники. Поверх кольчуг и те и другие надевали доспехи — бригандин или чешуйчатые, — а русские могли надевать также ламинарные или ламелярные доспехи, заимствованные у кочевников. Лошадиные доспехи с равным успехом могли использовать как рыцари, так и новгородцы. Так что легенда о не знавших броду тяжеловесных немцах — вымысел чистой воды. Следовательно, и о хитроумном использовании особенностей местности Александром тоже говорить не приходится. Да, сражение было и русские одержали в нем верх, но безо всяких тактических ухищрений, традиционно опираясь на численное превосходство. Тоже достойно, кстати, да и вообще — победителей не судят.
В отличие от Невской битвы, на этот раз существует письменный источник, принадлежащий противной стороне — так называемая «Рифмованная хроника». Она приводит совершенно иные цифры: в сражении участвовало 300—400 немцев, двадцать рыцарей пали в бою, шестеро были пленены. И надо сказать, это куда более похоже на правду. Ордену просто неоткуда было взять многих сотен рыцарей — их едва насчитывалось несколько десятков. Причина проста — меньше чем за десятилетие он понес несколько тяжелых поражений.
Сперва, в 1234 году — от войска князя Ярослава Всеволодовича, приведшего под Дерпт переяславский полк, а также псковские и новгородские рати. Принимал участие в походе и юный княжич Александр. Сражение произошло на льду реки, по-немецки называемой Эмбах, а по-эстонски — Эмайыга. Лед проломился (не отсюда ли и Ледовое побоище?), и многие рыцари ушли на дно реки. Оставшиеся в живых в панике бежали. Битва прошла так удачно, что, если верить летописи, никто из новгородцев не погиб, а княжеская дружина потеряла лишь несколько воинов. Немецкие рыцари срочно отправили послов к Ярославу Всеволодовичу, и он «взял с ними мир на всей правде своей». Меченосцы стали платить дань новгородскому князю и клятвенно обещали больше не нападать на владения Великого Новгорода.
Однако это было только началом.
Затем, в 1236 году Орден меченосцев в очередной раз предпринял вторжение в Литву. Однако нашла коса на камень — оказалось, что кунигас (вождь? князь? — трудно дать точное определение) Летувы по имени Миндаугас (в русской традиции — Миндовг) сумел железной рукой объединить разрозненные до того литовские земли в единое государство и противопоставить крестоносцам многочисленную и боеспособную армию. Под Сауле (современный Шауляй в Литве) эта армия нанесла ордену такое поражение, какого рыцари никогда до сих пор не ведали . Их неуклонное до того продвижение на Восток было не только остановлено: орден оказался отброшен к границам 1208 года. В битве при Шауляе пало сорок рыцарей. Впрочем, вспоминать о ней за пределами исторических монографий у нас не любят — по той причине, что литовцы взяли тогда в плен чуть ли не две сотни псковитян, сражавшихся на стороне ордена против «безбожной Литвы». Вот тебе и исконное противостояние русских и немцев!
На следующий год была еще одна битва, пусть и не столь ожесточенная — при Дорогичине; орден снова потерял больше двадцати рыцарей.
Наконец, в 1241 году Восточную Европу опустошила монгольская орда хана Кайду, пронесшаяся через Польшу и Силезию, разгромив под Краковом армию польского короля Болеслава V. Европейцы были убеждены, что под его командованием не двадцать, а все двести тысяч человек. Столь раздутым цифрам верили, однако биться готовились до последнего. Силезский князь Генрих Благочестивый собрал армию из немцев, поляков и тевтонских рыцарей общей численностью до 40 000 человек и у города Легницы занял оборонительную позицию на пути орды Кайду. На подмогу ему спешил с пятидесятитысячной армией богемский король Венцеслав.
Хан Кайду атаковал 9 апреля, когда богемцы находились еще в двух днях пути. Европейцы сражались упорно и храбро, но были наголову разбиты; кто уцелел, бежали на запад. Вечером на поле боя монголы обрезали у убитых врагов уши и собрали этих трофеев девять кожаных мешков.
В этом сражении Тевтонский орден был так обескровлен, что выставить уже на следующий год многотысячного войска против Александра Невского никоим образом не мог.
И еще одно. Почти через два века, 15 июля 1410 года, состоялась другая великая битва — при Грюнвальде, где объединенное польско-литовско-русское войско под командованием короля Владислава Ягайло нанесло Тевтонскому ордену сокрушительное поражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54