И утверждают, что решение есть.
— Какое?
Хилтч крепче сжал блок связи.
— Оно неприменимо к нам. Каждая раса должна отыскать собственный способ. И мы его найдем. Главное, что он есть. Я верю в человеческую изобретательность.
— А я нет, Ральф. Я верю в нашу гнилую природу, которая ненавидит и завидует, бывает лживой, жадной и эгоистичной. Ты не забыл, что я шесть веков пылала в огне чистых эмоций, тех, что движут нами? Я была осуждена на них и точно знаю, кто мы есть на самом деле. О, это не прекрасный образ! Далеко не прекрасный.
— Сначала убеди в этом Стефани Эш. Ведь за тобой не все одержимые — и даже не большинство.
Аннета выпрямилась и с вызовом прищурилась.
— Так или иначе, но ты проиграешь, Ральф. Ты лично проиграешь. Тебе не удастся победить энтропию.
— Мне жаль, что твоя вера осталась в бездне. Представь, чего ты могла бы достичь, если бы помогла нам, а не боролась с человечеством.
— Держись от нас подальше, Ральф. Я ведь поэтому и пришла сюда, чтобы передать тебе одно маленькое сообщение: держись от нас подальше!
— Ты же знаешь, я не могу.
Эклунд резко кивнула и двинулась в обратный путь. Ральф печально смотрел ей вслед. Вокруг Аннеты запрыгали тени. Они изменили очертания ее фигуры, превратили ее во что-то другое, а затем поглотили.
— О, боги, — прошептала полковник Палмер.
— Это то, с чем мы боремся, — ответил Ральф.
— Вы уверены, что полумиллиона приставов будет достаточно?
Ральф не успел ответить. Послышался нарастающий рокот грома. Все подняли головы и увидели, что край красного облака опускается. Точно сила одержимых, создавших этот феномен, в конце концов иссякла и колоссальная масса воды вот-вот обрушится вниз. Потоки ярких испарений вырвались из низвергающегося вала и устремились к земле быстрее, чем это позволяла гравитация.
Люди бросились врассыпную. Ральф тоже побежал. Нейросеть высвобождала из его мышечных тканей огромную энергию, и он несся все быстрее и быстрее, подавляя желание обернуться и открыть стрельбу из термоиндукционного пистолета по ядовитым каскадам.
Его нейросеть получила поток информации из штаба на Гайане. Низкоорбитальные спутники следили за ходом событий. Рапорты от патрулей и сенсоров, расположенных вдоль огненной стены, сообщали, что весь передний фронт облака пришел в движение.
— Платформы СО приведены в боевую готовность, — датавизировал адмирал Фарквар. — Может быть, нам нанести ответный удар? Мы рассечем эту дрянь на части.
— Оно остановилось, — закричал Билл. Ральф оглянулся на бегу.
— Подождите, — передал он адмиралу.
В ста пятидесяти метрах за ними основание облака достигло земли. Туманные волны обрушились на землю и хлынули в разные стороны. Облако будто уравновесилось и застыло на месте. Даже гром утих.
— Они не нападают, — датавизировал Ральф. — Повторяю, это не нападение. Выглядит так, словно они хлопнули дверью. Что происходит на остальных участках границы?
Он осмотрелся по сторонам, используя усиленные сетчатки. Облако прижималось краем к выжженной земле вдоль огненной стены. Глухая стена мягко загибалась вверх, достигая в высоту трех километров. В какой-то мере она выглядела еще страшнее, чем прежде. Без свободного пространства над землей облако казалось неприступным барьером.
— Подтверждаю ваше наблюдение, — сообщил адмирал Фарквар. — Облако закрыло проход на всем протяжении границы. Оно опустилось и у побережья.
— Прекрасно, — прошипела Палмер. — И что теперь?
— Это психологический барьер, — тихо ответил Ральф. — Перед нами по-прежнему только вода. Ее перемещение ничего не меняет.
Полковник Палмер медленно осмотрела трепещущий край светящейся тучи, оценивая расстояние, и вздрогнула.
— Да, психологический.
Она спала, обняв подушку. Ей снилось, что она обнимает Джошуа…
— Иона…
С ее губ сорвался стон.
— Господи, ну что еще? Неужели я не могу немного помечтать?
— Прости, мне не хотелось тебя будить, но у нас возникла интересная ситуация, связанная с киинтами.
Иона приподнялась, опершись на локоть, потом села. Несмотря на то, что Транквиллити говорил ласково и тихо, она разозлилась. У нее был трудный день — к череде обычных дел добавился прием военной эскадры Мередита. И еще на нее нахлынуло ощущение одиночества.
— Все нормально.
Она с раздражением поправила волосы.
— Беременность делает меня ужасно вздорной. Тебе придется смириться с тем, что я буду такой еще восемь месяцев. А затем начнется послеродовая депрессия.
— У тебя много любовников. Выбери одного и навести его. Я хочу, чтобы ты была в форме. Мне не нравится, что ты нервничаешь.
— Довольно циничный совет. Но секс требует слишком много физических усилий — лучше я проглочу какую-нибудь таблетку.
— Насколько я могу судить, человеческий секс — это в основном механические действия, и при этом каждый думает только о себе.
— На девяносто процентов это верно. Однако мы миримся с такой ситуацией, потому что всякий раз надеемся найти остальные десять процентов.
— И ты веришь, что Джошуа — твои десять процентов?
— Он где-то между девяноста и десятью. Но я выбрала его — наверное, потому, что не могу сдержать бунт гормонов.
— Выработка гормонов достигает пика только на последних месяцах беременности.
— У меня эта фаза развивается раньше.
Она направила мысленный приказ процессору поляризованного окна, и комната наполнилась зеленовато-голубым светом. Иона потянулась за халатом.
— Ладно, хватит болтать о пустяках. Давай посмотрим, что там с нашей таинственной киинт. И да поможет тебе Бог, если это окажется ерундовым делом.
— Лиерия села в метро и направилась к звездоскребу «Сент-Клемент».
— И что тут такого?
— До сих пор киинты никогда не ездили на метро. Я думаю, у нее очень важное дело — особенно если учесть столь поздний час.
Келли Тиррел помешали на самом интересном месте программы РТМ — «Реальности текущего момента». В эти дни она посвящала ей большую часть своего времени.
Некоторые из контрабандных программ, которые она достала, представляли собой блоки воспоминаний, записанные при медицинских исследованиях различных психотравм. Они проникали в ткани ее мозга настолько глубоко, что отключали подсознание. Их следовало использовать только под наблюдением врача, и было неразумно подавлять ими собственные воспоминания — причем так долго, как это делала она. В результате ее эмоциональный отклик на стимуляцию восприятия с каждым разом усиливался, и реальный мир казался все более заторможенным и унылым.
Один ловкий парень, с которым она встречалась в прошлом году на съемках документального фильма, научил ее сливать контрабандные программы со стандартным коммерческим полносенсом. Подобные программы относились к числу самых притягательных — и вызывающих наибольшее привыкание, поскольку такие программы были пределом отрицания действительности. Они предлагали выход — бегство в иную личность, в измененную реальность, исключавшую твое прошлое со всеми его бедами. Оставалось только настоящее. Жизнь в одном-единственном моменте, который растягивался на несколько часов.
В ее новой виртуальной реальности одержание и бездна были некими понятиями, существование их исключалось абсолютно. Когда она вставала, ела, справляла нужду или спала, реальный мир казался ей жутко неправдоподобным в сравнении с той полной наслаждений жизнью, которую Келли вела на другой стороне электронного перевала.
В этот раз, выйдя из РТМ, она никак не могла вспомнить, как же откликаются на вызовы через нейросеть. Воспоминания о таких вещах погружались на самое дно ее памяти и весьма неохотно всплывали к уровням осознания; времени на это всякий раз требовалось все больше и больше. Вот и сейчас она с трудом поняла, что находится не в аду, а в своих апартаментах. Освещение было выключено, окна переведены в режим светонепроницаемости. Отвратительно сырая простыня, на которой лежала Келли, пропахла мочой. На полу валялись пустые пакеты, бутылки и разбитые бокалы.
Ей захотелось нырнуть назад, в виртуальное убежище. Она давно махнула рукой на реальную Келли. Но ее деградация была столь очевидной, что ей стало страшно.
«Я не позволю себе умереть».
Как бы сильно контрабандные программы ни повредили ее рассудок, она не хотела уходить за край физической реальности. Это можно позволить себе только в ноль-тау — в чудесной пустоте вечного забвения.
А до тех пор ее мозг будет жить иллюзорной жизнью, получая искусственные удовольствия и стимулированные возбуждения. Жизнь должна быть радостной, разве не так? Теперь, когда она узнала правду о смерти, ее уже не интересовало, какими способами можно достичь этой радости.
Наконец ее мозг уловил сигнал сетевого процессора квартиры. Кто-то стоял за дверью и просил разрешения войти. Келли застыла на месте. Из «Коллинз» не звонили уже неделю (или даже больше того). Причиной размолвки стало интервью, во время которого она накричала на епископа Транквиллити. Ее рассердила жестокость Бога, который навязал ничего не подозревавшим душам ужасную бездну.
Сигнал повторился. Келли села, быстро перегнулась через край кровати — и ее вырвало. В голове немного прояснилось. Она закашлялась и дрожащими руками схватила с прикроватного столика стакан с водой, расплескав почти все его содержимое. Выпив все, что осталось, она вздохнула. Стало легче.
Всхлипывая от жалости к себе и морщась, она с трудом поднялась с постели и накинула на плечи одеяло. Медицинская программа ее нейросети предупредила о серьезном понижении уровня сахара в крови. К тому же организм был сильно обезвожен. Келли отключила программу. Звонок в дверь повторился опять.
— Отстань, — прошептала она.
Свет, казалось, бил прямо в глаза и обжигал мозг. Келли глубоко вздохнула, пытаясь сообразить, с какой стати ее нейросеть прервала программу РТМ. Это не могло случиться только потому, что кто-то решил навестить ее и теперь не оставляет в покое дверной сигнал. Неужели хрупкие волоконца, вплетенные в ее синапсы, засбоили из-за нарушений биохимического равновесия?
Она проковыляла в гостиную к селектору.
— Кто там?
— Лиерия.
Келли не знала никакой Лиерии, а чтобы выяснить это, нужно было порыться в ячейках памяти. Она тяжело опустилась в глубокое кресло, укрыла ноги одеялом и велела процессору открыть дверь.
На пороге стояла взрослая киинт. Ее снежно-белое тело исходило ярким сиянием. Разинув рот и запрокинув голову, Келли разразилась истеричным смехом. Вот это да! Да она себе окончательно мозги РТМ-программами выжгла!
Лиерия пригнула голову и с трудом протиснулась в дверной проем. Потом, стараясь не задевать мебель, направилась в гостиную. В коридоре уже маячили любопытные соседи. Дверь затворилась, и замок закрылся. Но Келли не отдавала такого приказа. Она разом оборвала смех и снова задрожала. Все это происходило на самом деле. Ей захотелось вернуться в РТМ.
Лиерия заняла примерно пятую часть гостиной. Ее щупальца были втянуты и походили на этакие огромные луковицы. Треугольная голова слегка покачивалась из стороны в сторону, пока огромные глаза осматривали комнату. Ни один домошимп не убирал здесь несколько недель. Повсюду лежала пыль. Дверь на кухню была открыта. На кухонном столе громоздились пустые пакеты из-под рационов и немытая посуда. В углу, у стиральной машины, возвышалась гора грязного белья. На письменном столе валялись клипы и процессорные блоки. Киинт перевела взгляд на Келли. Та вжалась в кресло и вцепилась руками в подлокотники.
— Как вы добрались сюда? — с трудом выговорила она.
— Сначала на метро, затем на служебном лифте, — датавизировала гостья. — Там было очень тесно.
Келли испугалась.
— Я не знала, что вы умеете это делать.
— Пользоваться лифтом?
— Нет. Датавизировать.
— Мы разбираемся немного в вашей технологии.
— Ясно. Я это к тому, что… Впрочем, неважно.
Ее репортерская натура постепенно брала верх над замешательством. Визит киинт был невероятным событием.
— Ваше посещение конфиденциально?
Лиерия расширила дыхальца и засопела.
— Это вам решать, Келли Тиррел. Вы хотите, чтобы публика узнала о вашем нынешнем состоянии?
Келли изо всех сил старалась не подать виду, что задета.
— Нет.
— Я вас понимаю. Знание бездны может приводить к серьезным расстройствам.
— Как вы справились с этим? Скажите, пожалуйста. Хотя бы из жалости. Я не хочу быть пойманной в ловушку. Я не выдержу этого!
— Извините. Я не могу обсуждать это с вами.
Келли снова одолел приступ кашля.
— Тогда зачем вы пришли ко мне? — наконец выговорила она, утирая выступившие слезы.
— Я хочу купить информацию. Ваши сенсвизы с Лалонда.
— Мои… Зачем они вам?
— Они нам интересны.
— Конечно, я могу отдать их киинтам. В обмен на информацию о том, как вы избежали бездны.
— Вы не можете купить такую информацию. Ответ находится внутри вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Какое?
Хилтч крепче сжал блок связи.
— Оно неприменимо к нам. Каждая раса должна отыскать собственный способ. И мы его найдем. Главное, что он есть. Я верю в человеческую изобретательность.
— А я нет, Ральф. Я верю в нашу гнилую природу, которая ненавидит и завидует, бывает лживой, жадной и эгоистичной. Ты не забыл, что я шесть веков пылала в огне чистых эмоций, тех, что движут нами? Я была осуждена на них и точно знаю, кто мы есть на самом деле. О, это не прекрасный образ! Далеко не прекрасный.
— Сначала убеди в этом Стефани Эш. Ведь за тобой не все одержимые — и даже не большинство.
Аннета выпрямилась и с вызовом прищурилась.
— Так или иначе, но ты проиграешь, Ральф. Ты лично проиграешь. Тебе не удастся победить энтропию.
— Мне жаль, что твоя вера осталась в бездне. Представь, чего ты могла бы достичь, если бы помогла нам, а не боролась с человечеством.
— Держись от нас подальше, Ральф. Я ведь поэтому и пришла сюда, чтобы передать тебе одно маленькое сообщение: держись от нас подальше!
— Ты же знаешь, я не могу.
Эклунд резко кивнула и двинулась в обратный путь. Ральф печально смотрел ей вслед. Вокруг Аннеты запрыгали тени. Они изменили очертания ее фигуры, превратили ее во что-то другое, а затем поглотили.
— О, боги, — прошептала полковник Палмер.
— Это то, с чем мы боремся, — ответил Ральф.
— Вы уверены, что полумиллиона приставов будет достаточно?
Ральф не успел ответить. Послышался нарастающий рокот грома. Все подняли головы и увидели, что край красного облака опускается. Точно сила одержимых, создавших этот феномен, в конце концов иссякла и колоссальная масса воды вот-вот обрушится вниз. Потоки ярких испарений вырвались из низвергающегося вала и устремились к земле быстрее, чем это позволяла гравитация.
Люди бросились врассыпную. Ральф тоже побежал. Нейросеть высвобождала из его мышечных тканей огромную энергию, и он несся все быстрее и быстрее, подавляя желание обернуться и открыть стрельбу из термоиндукционного пистолета по ядовитым каскадам.
Его нейросеть получила поток информации из штаба на Гайане. Низкоорбитальные спутники следили за ходом событий. Рапорты от патрулей и сенсоров, расположенных вдоль огненной стены, сообщали, что весь передний фронт облака пришел в движение.
— Платформы СО приведены в боевую готовность, — датавизировал адмирал Фарквар. — Может быть, нам нанести ответный удар? Мы рассечем эту дрянь на части.
— Оно остановилось, — закричал Билл. Ральф оглянулся на бегу.
— Подождите, — передал он адмиралу.
В ста пятидесяти метрах за ними основание облака достигло земли. Туманные волны обрушились на землю и хлынули в разные стороны. Облако будто уравновесилось и застыло на месте. Даже гром утих.
— Они не нападают, — датавизировал Ральф. — Повторяю, это не нападение. Выглядит так, словно они хлопнули дверью. Что происходит на остальных участках границы?
Он осмотрелся по сторонам, используя усиленные сетчатки. Облако прижималось краем к выжженной земле вдоль огненной стены. Глухая стена мягко загибалась вверх, достигая в высоту трех километров. В какой-то мере она выглядела еще страшнее, чем прежде. Без свободного пространства над землей облако казалось неприступным барьером.
— Подтверждаю ваше наблюдение, — сообщил адмирал Фарквар. — Облако закрыло проход на всем протяжении границы. Оно опустилось и у побережья.
— Прекрасно, — прошипела Палмер. — И что теперь?
— Это психологический барьер, — тихо ответил Ральф. — Перед нами по-прежнему только вода. Ее перемещение ничего не меняет.
Полковник Палмер медленно осмотрела трепещущий край светящейся тучи, оценивая расстояние, и вздрогнула.
— Да, психологический.
Она спала, обняв подушку. Ей снилось, что она обнимает Джошуа…
— Иона…
С ее губ сорвался стон.
— Господи, ну что еще? Неужели я не могу немного помечтать?
— Прости, мне не хотелось тебя будить, но у нас возникла интересная ситуация, связанная с киинтами.
Иона приподнялась, опершись на локоть, потом села. Несмотря на то, что Транквиллити говорил ласково и тихо, она разозлилась. У нее был трудный день — к череде обычных дел добавился прием военной эскадры Мередита. И еще на нее нахлынуло ощущение одиночества.
— Все нормально.
Она с раздражением поправила волосы.
— Беременность делает меня ужасно вздорной. Тебе придется смириться с тем, что я буду такой еще восемь месяцев. А затем начнется послеродовая депрессия.
— У тебя много любовников. Выбери одного и навести его. Я хочу, чтобы ты была в форме. Мне не нравится, что ты нервничаешь.
— Довольно циничный совет. Но секс требует слишком много физических усилий — лучше я проглочу какую-нибудь таблетку.
— Насколько я могу судить, человеческий секс — это в основном механические действия, и при этом каждый думает только о себе.
— На девяносто процентов это верно. Однако мы миримся с такой ситуацией, потому что всякий раз надеемся найти остальные десять процентов.
— И ты веришь, что Джошуа — твои десять процентов?
— Он где-то между девяноста и десятью. Но я выбрала его — наверное, потому, что не могу сдержать бунт гормонов.
— Выработка гормонов достигает пика только на последних месяцах беременности.
— У меня эта фаза развивается раньше.
Она направила мысленный приказ процессору поляризованного окна, и комната наполнилась зеленовато-голубым светом. Иона потянулась за халатом.
— Ладно, хватит болтать о пустяках. Давай посмотрим, что там с нашей таинственной киинт. И да поможет тебе Бог, если это окажется ерундовым делом.
— Лиерия села в метро и направилась к звездоскребу «Сент-Клемент».
— И что тут такого?
— До сих пор киинты никогда не ездили на метро. Я думаю, у нее очень важное дело — особенно если учесть столь поздний час.
Келли Тиррел помешали на самом интересном месте программы РТМ — «Реальности текущего момента». В эти дни она посвящала ей большую часть своего времени.
Некоторые из контрабандных программ, которые она достала, представляли собой блоки воспоминаний, записанные при медицинских исследованиях различных психотравм. Они проникали в ткани ее мозга настолько глубоко, что отключали подсознание. Их следовало использовать только под наблюдением врача, и было неразумно подавлять ими собственные воспоминания — причем так долго, как это делала она. В результате ее эмоциональный отклик на стимуляцию восприятия с каждым разом усиливался, и реальный мир казался все более заторможенным и унылым.
Один ловкий парень, с которым она встречалась в прошлом году на съемках документального фильма, научил ее сливать контрабандные программы со стандартным коммерческим полносенсом. Подобные программы относились к числу самых притягательных — и вызывающих наибольшее привыкание, поскольку такие программы были пределом отрицания действительности. Они предлагали выход — бегство в иную личность, в измененную реальность, исключавшую твое прошлое со всеми его бедами. Оставалось только настоящее. Жизнь в одном-единственном моменте, который растягивался на несколько часов.
В ее новой виртуальной реальности одержание и бездна были некими понятиями, существование их исключалось абсолютно. Когда она вставала, ела, справляла нужду или спала, реальный мир казался ей жутко неправдоподобным в сравнении с той полной наслаждений жизнью, которую Келли вела на другой стороне электронного перевала.
В этот раз, выйдя из РТМ, она никак не могла вспомнить, как же откликаются на вызовы через нейросеть. Воспоминания о таких вещах погружались на самое дно ее памяти и весьма неохотно всплывали к уровням осознания; времени на это всякий раз требовалось все больше и больше. Вот и сейчас она с трудом поняла, что находится не в аду, а в своих апартаментах. Освещение было выключено, окна переведены в режим светонепроницаемости. Отвратительно сырая простыня, на которой лежала Келли, пропахла мочой. На полу валялись пустые пакеты, бутылки и разбитые бокалы.
Ей захотелось нырнуть назад, в виртуальное убежище. Она давно махнула рукой на реальную Келли. Но ее деградация была столь очевидной, что ей стало страшно.
«Я не позволю себе умереть».
Как бы сильно контрабандные программы ни повредили ее рассудок, она не хотела уходить за край физической реальности. Это можно позволить себе только в ноль-тау — в чудесной пустоте вечного забвения.
А до тех пор ее мозг будет жить иллюзорной жизнью, получая искусственные удовольствия и стимулированные возбуждения. Жизнь должна быть радостной, разве не так? Теперь, когда она узнала правду о смерти, ее уже не интересовало, какими способами можно достичь этой радости.
Наконец ее мозг уловил сигнал сетевого процессора квартиры. Кто-то стоял за дверью и просил разрешения войти. Келли застыла на месте. Из «Коллинз» не звонили уже неделю (или даже больше того). Причиной размолвки стало интервью, во время которого она накричала на епископа Транквиллити. Ее рассердила жестокость Бога, который навязал ничего не подозревавшим душам ужасную бездну.
Сигнал повторился. Келли села, быстро перегнулась через край кровати — и ее вырвало. В голове немного прояснилось. Она закашлялась и дрожащими руками схватила с прикроватного столика стакан с водой, расплескав почти все его содержимое. Выпив все, что осталось, она вздохнула. Стало легче.
Всхлипывая от жалости к себе и морщась, она с трудом поднялась с постели и накинула на плечи одеяло. Медицинская программа ее нейросети предупредила о серьезном понижении уровня сахара в крови. К тому же организм был сильно обезвожен. Келли отключила программу. Звонок в дверь повторился опять.
— Отстань, — прошептала она.
Свет, казалось, бил прямо в глаза и обжигал мозг. Келли глубоко вздохнула, пытаясь сообразить, с какой стати ее нейросеть прервала программу РТМ. Это не могло случиться только потому, что кто-то решил навестить ее и теперь не оставляет в покое дверной сигнал. Неужели хрупкие волоконца, вплетенные в ее синапсы, засбоили из-за нарушений биохимического равновесия?
Она проковыляла в гостиную к селектору.
— Кто там?
— Лиерия.
Келли не знала никакой Лиерии, а чтобы выяснить это, нужно было порыться в ячейках памяти. Она тяжело опустилась в глубокое кресло, укрыла ноги одеялом и велела процессору открыть дверь.
На пороге стояла взрослая киинт. Ее снежно-белое тело исходило ярким сиянием. Разинув рот и запрокинув голову, Келли разразилась истеричным смехом. Вот это да! Да она себе окончательно мозги РТМ-программами выжгла!
Лиерия пригнула голову и с трудом протиснулась в дверной проем. Потом, стараясь не задевать мебель, направилась в гостиную. В коридоре уже маячили любопытные соседи. Дверь затворилась, и замок закрылся. Но Келли не отдавала такого приказа. Она разом оборвала смех и снова задрожала. Все это происходило на самом деле. Ей захотелось вернуться в РТМ.
Лиерия заняла примерно пятую часть гостиной. Ее щупальца были втянуты и походили на этакие огромные луковицы. Треугольная голова слегка покачивалась из стороны в сторону, пока огромные глаза осматривали комнату. Ни один домошимп не убирал здесь несколько недель. Повсюду лежала пыль. Дверь на кухню была открыта. На кухонном столе громоздились пустые пакеты из-под рационов и немытая посуда. В углу, у стиральной машины, возвышалась гора грязного белья. На письменном столе валялись клипы и процессорные блоки. Киинт перевела взгляд на Келли. Та вжалась в кресло и вцепилась руками в подлокотники.
— Как вы добрались сюда? — с трудом выговорила она.
— Сначала на метро, затем на служебном лифте, — датавизировала гостья. — Там было очень тесно.
Келли испугалась.
— Я не знала, что вы умеете это делать.
— Пользоваться лифтом?
— Нет. Датавизировать.
— Мы разбираемся немного в вашей технологии.
— Ясно. Я это к тому, что… Впрочем, неважно.
Ее репортерская натура постепенно брала верх над замешательством. Визит киинт был невероятным событием.
— Ваше посещение конфиденциально?
Лиерия расширила дыхальца и засопела.
— Это вам решать, Келли Тиррел. Вы хотите, чтобы публика узнала о вашем нынешнем состоянии?
Келли изо всех сил старалась не подать виду, что задета.
— Нет.
— Я вас понимаю. Знание бездны может приводить к серьезным расстройствам.
— Как вы справились с этим? Скажите, пожалуйста. Хотя бы из жалости. Я не хочу быть пойманной в ловушку. Я не выдержу этого!
— Извините. Я не могу обсуждать это с вами.
Келли снова одолел приступ кашля.
— Тогда зачем вы пришли ко мне? — наконец выговорила она, утирая выступившие слезы.
— Я хочу купить информацию. Ваши сенсвизы с Лалонда.
— Мои… Зачем они вам?
— Они нам интересны.
— Конечно, я могу отдать их киинтам. В обмен на информацию о том, как вы избежали бездны.
— Вы не можете купить такую информацию. Ответ находится внутри вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89