За окном мимо них давно уже не проносились огни. Там была сплошная темнота, так что их лица отражались на слабо освещенных изнутри оконных стеклах. Отражение Стеллы послало отражению Давида теплую улыбку. Давид взглянул на нее и одарил ее ответной улыбкой – от всего сердца. Он любил ее, он гордился ею и он был бесконечно благодарен ей за то, что она была с ним, несмотря на все, что произошло. Он вряд ли являлся для нее хорошей партией: болтун, пустомеля, слюнявый зомби – только еще опаснее. Нигде он не мог появиться без того, чтобы не возникла паника и не случилось большого несчастья. Но Стелла оставалась с ним. Она была оправданием его существования, проводком, ведущим его в далекую нормальную жизнь.
– Спасибо, что ты со мной и помогаешь справиться с этим безумием, – подытожил он свои мысли шепотом.
Стелла улыбнулась и повела плечами:
– Ты – единственный человек, который у меня есть.
– У тебя есть родители, – возразил Давид и застыдился, что не смог подавить нотку зависти в своем голосе.
– Да. – Стелла взяла его за руку и посмотрела на него со смешанным выражением сочувствия по отношению к нему и жалости к себе. – Но им я безразлична. А тебе нет.
Естественно, она знала, что далеко не безразлична своим родителям. Давид прочел это в ее глазах. Но в них было написано также нечто иное: она хотела быть с ним, хотела вместе с ним жить, любить и страдать. И воля Стеллы была сильнее всего остального.
Их губы встретились. Только теперь ему стало ясно, что, хотя в прошедшие дни они постоянно находились вместе, дело ни разу не дошло до того, чтобы, оказываясь рядом, на момент закрыть глаза, погладить друг друга, поцеловать и забыть все заботы. Со времени их первого и пока единственного поцелуя в интернате Давид никогда не чувствовал себя так хорошо и так свободно. Он удивлялся теперь, как даже один-единственный день он мог прожить раньше без знаков нежности со стороны Стеллы. Они оба так много упустили и теперь наверстывали упущенное. Ее поцелуи и прикосновения стали более бурными, безудержными. Его руки забирались под ее комбинезон, узнавали бархатную горячую кожу ее рук, спины, живота.
Возможно, если бы Давид не пережил свой первый раз в купе мчащегося поезда, они в своей страсти не потеряли бы так внезапно равновесия. Они свалились с глухим стуком на грязный пол между– полками. Тотчас их взгляды повернулись в направлении Квентина. Равномерный храп монаха перешел в отрывистое бурчание, но он спал или из чувства приличия делал вид, что спит.
Давид смущенно ухмыльнулся, в то время как они расцепили сплетенные руки и ноги и с трудом встали. Квентин повернулся на другой бок, теперь он снова храпел. Они немного подождали, не будет ли он вертеться. Затем вновь втиснулись на узкую полку и улеглись рядом, и целовались, и гладили друг друга во сне.
Давид понимал, что приятное путешествие в поезде – короткое затишье перед бурей, но в надежде на то, что буря пронесется в рамках безобидного приключения и в дальнейшем не превратится в сметающий все на своем пути ураган, он с относительным спокойствием смог использовать поездку, чтобы немного отоспаться и восстановить силы. Если уж мать не выследила его перед итальянской границей, то теперь, поскольку они приехали в Рим в ранний полдень, он надеялся, что никто больше не встанет на их последнем пути, раз и навсегда заканчивающем это безумие. Лукреция влиятельна и богата и, естественно, располагает разнообразными методами получения информации, но она все же не волшебница, которая может проследить в магическом стеклянном шаре каждый его шаг. Он обладает реликвиями, никто, кроме него, не знает, где искать Гроб, и потому единственный, кто, возможно, захочет помешать и сорвать его планы, это сам Господь. Но Давид не думал, что добрый Боженька не одобрит его деяние. Стелла была права в своем убеждении, что горе и пролитие крови ради завладения Граалем вовсе не в духе Господа. Если же великому Творцу так уж важен этот глупый сосуд и Давид, уничтожив его, навлечет на себя высочайший гнев, такой Творец не достоин ни одной молитвы и должен быть свергнут. Так, во всяком случае, все это воспринимал Давид, будучи в хорошем настроении, в то время как рядом с Квентином и держащейся за его руку Стеллой, согреваемый лучами предобеденного солнца, как самый обычный турист с завернутым в газетную бумагу продолговатым сувениром, держал путь в самое маленькое государство мира.
– Сейчас мы будем на месте.
Квентин замер на миг среди уже собравшегося к этому часу значительного скопления людей, которые сновали туда-сюда между кафе и достопримечательностями, и развернул небольшой план города, который он так часто рассматривал, что уже заучил наизусть.
Было заметно, что монаху не по себе при мысли, что самую значительную святыню, которая существует на свете, предполагается уничтожить. Он использовал каждое обстоятельство, чтобы оттянуть время, возможно, в надежде, что Давид подумает и изберет другой путь. Но никакой альтернативы не было. Лукреция не успокоится, пока не получит то, что хочет. Убийства и кровопролития никогда не кончатся, пока существует Святой Грааль.
– Туда! – сказал Квентин после небольшой заминки и кивнул в сторону давно уже видимого с их стороны входа в катакомбы, где надо было присоединиться к очереди туристов, ожидающих возле кассы.
Давид и Стелла последовали за ним и стали слушать гида, который возглавил одну из групп и остановился на площади перед Ватиканом, чтобы произнести вступительную речь.
– В Риме более шестидесяти катакомб, – разъяснял экскурсовод тем, кто ему доверился, и тем, кто еще решал про себя, стоит ли идти в катакомбы или присмотреть что-нибудь на память на подвижных торговых стендах на площади. – Только пять из них доступны для осмотра. Папская комиссия сакральной археологии выработала для посещения катакомб строгие правила.
Ну, какое-нибудь сдерживающее начало было необходимо для Давидовой эйфории, чтобы он в своем высокомерии не сделал глупой ошибки, но в общем и целом слова гида не поколебали его уверенности. Стелла, напротив, немного забеспокоилась, о чем он узнал по посланной ему нарочито бодрой улыбке. Давид пожал ее руку и слегка коснулся губами ее щеки.
Квентин, наконец, пробрался к кассе и, купив три входных билета на свои последние монеты, повернулся к Давиду и Стелле, и тут его чуть не сбил с ног какой-то нетерпеливый турист.
– Scusi, – бросил суетливый незнакомец.
И Квентин, к изумлению Давида, ответил ему по-итальянски, который для ушей юноши звучал без всякого акцента:
– Non fa niente.
Затем Квентин подошел к Стелле и Давиду и протянул им билеты.
– Если мы будем исходить из того, что линии на плащанице, как на каждой карте, направлены на север, то это нужный нам вход, – уверенно сказал он. – Имеется также вход в старую часть катакомб. Его мы и должны найти…
«… Для того, чтобы ты совершил самое скверное и непростительное деяние из тех, что может совершить человек», – добавил его взгляд. Однако вслух он не произнес ничего подобного, лишь беспокойно переминался с ноги на ногу, как если бы у него были проблемы с мочевым пузырем.
«Возможно, он действительно пытается выиграть пару минут в поисках туалета», – подумал Давид про себя. Но в конце концов он решил, что никто и ничто его теперь не удержит. Когда все произойдет, этот человек увидит, что путь Давида единственно правильный.
Молодой экскурсовод, который только что вывел из катакомб туристов, собрал новую группу вокруг себя, коротко представился и без перехода забубнил заученный текст:
– Запомните две вещи: ничего не трогать и не отставать от группы!
В то время как билетерша, скучая, отрывала корешки билетов, гид привычно поприветствовал туристов:
– Добро пожаловать в Город мертвых!
Давид, Стелла и Квентин обменялись многозначительными взглядами. Давид почувствовал легкое напряжение в мускулах. Строгие правила… Наверняка и в них имеются пробелы. Первый обнаружился сразу же: Давиду удалось пронести с собой опасное оружие и ни один косой взгляд не задержался на странном свертке у него под мышкой. Теперь надо найти второй пробел и проникнуть в закрытую для посещения старую часть лабиринта.
Но с гидом, с которым им явно не повезло, дело грозило затянуться. Когда он остановил группу в третий раз, возможно, чтобы восполнить то, что не рассказал им по пути (вокруг ничего особенно захватывающего не было), касса еще была в пределах видимости. Стелла повисла на руке Давида и прогоняла скуку, гримасничая и передразнивая экскурсовода, как только тот отворачивался. Взгляды Давида внимательно обшаривали темные углы в этом похожем на пещеры подземном помещении.
Казалось, прошли часы, прежде чем группа достигла расположенного в неосвещенном углу некоего прохода, перед которым их проводник задержался, чтобы сказать несколько слов и пойти дальше, но лишь для того, чтобы через десять метров снова остановиться, когда ему в глаза бросилось нечто достойное упоминания.
– Конечно, невозможно забыть трагическую историю детей из Анцио… – рассказывал гид. Комическим образом в этот момент над его головой загорелась лампочка.
Давид внутренне застонал от нетерпения, в то время как Квентин незаметно отделился от группы и в своей темной рясе, казалось, растаял в нише перед воротами, ведущими в коридор.
– … и когда их фонарики погасли, они оказались в абсолютной темноте…
Давид рискнул бросить нервный взгляд в черноту, поглотившую Квентина.
Раздался металлический лязгающий звук.
Стелла со свойственным ей присутствием духа заглушила его звонким кашлем.
Гид кивнул ей с профессиональной озабоченностью и продолжил:
– Беспомощные дети, одни, в царстве мертвых… Итак, еще раз напоминаю: держитесь вместе, не отходите от группы!
Открыть ворота стоило Квентину немало труда, так как раздалось еще более громкое дребезжание, которое Стелла заглушила новым приступом тяжелого надсадного кашля, создававшим опасение, что она близка к тому, чтобы умереть мучительной смертью от удушья, но она достигла своей цели. Со всех сторон к ней обращались сочувственные взгляды.
– Уже лучше, – благодарно кивнула Стелла. – Сейчас пройдет.
Группа во главе с гидом, все так же, наподобие фонтана, изливавшим потоки красноречия, снова пришла в движение. Стелла и Давид сделали несколько шагов вместе со всеми, но как только замыкающие процессию туристы, те, что стояли перед ними, скрылись за ближайшим поворотом, они, неслышно ступая, повернули назад и шмыгнули в темную нишу, где их ждал Квентин.
– Всегда лучше оставаться с группой, – пошутил старик. – Вспомните о детях из Анцио.
Стелла тихо закрыла за собой решетчатую створку и вытащила из рюкзака карманный фонарик, который купила по дороге на остатки скудного бюджета, своего и Квентина. Но кнопку нажала только тогда, когда они отошли на некоторое расстояние от ворот. При неярком свете они медленно пробирались по жуткому, бесконечному некрополю, в котором только их шаги и ритмический тихий стук, похожий на капель, нарушали покой бесчисленных мертвецов, чьи бренные останки подчас можно было видеть гораздо отчетливее, чем хотелось Давиду.
– Куда? – прошептал Давид, чья любовь к приключениям в значительной степени осталась в доступной для экскурсантов части лабиринта.
Квентин выудил из обшлага записку, на которую Стелла перенесла описание пути с плащаницы, где она, к ужасу священника, нарисовала его (на святой ткани!) куском угля. Он осветил записку лучом фонарика, но сначала взглянул не на нее, а с неприятным чувством осмотрел кости, черепа, мумифицированные части трупов в расположенных вокруг нишах.
– Если мы заблудимся, то кончим, как эти, – изрек Квентин.
Взгляд Стеллы последовал за взглядом монаха. Давид заметил, "как ее отвращение усиливается и постепенно переходит в страх. Ее пальцы крепко обхватили руку Давида.
– Все ясно? – деловито осведомился Давид, хотя ему самому было не лучше в этом мрачном и жутком месте.
Походы в склеп под Тамплиербургом были по сравнению с теперешним путешествием через темные коридоры просто пикником с кофе и мороженым. Та часть катакомб, которую они осматривали с туристической группой, была похожа на эту, но при свете и в компании действующего на нервы проводника, от которого души мертвых, вероятно, уже давным-давно сбежали в эту уединенную часть лабиринта, атмосфера там была совершенно иная.
– Я представила себе, что это аттракцион и что я еду по «Дороге ужасов».
Сказав это, Стелла храбро улыбнулась, в то время как Квентин после короткого взгляда на записку вытянул руку вперед и показал направо.
– Сюда, – вздохнул он, после того как его последняя надежда, что Давид передумает, полностью испарилась.
Он медленно шел впереди. Давид и Стелла – за ним.
Довольно продолжительное время они тихо крались при желтом свете фонаря через запутанный лабиринт, и вокруг них ничего не менялось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42