А разве можно ловить преступников, не понимая хорошенько мотивов их нелогичного, противоестественного поведения? Отношения с наркоманами-осведомителями не складывались, на допросах они бессовестно врали, легко соглашаясь на вербовку, превращая дальнейшие контакты в глупейший фарс.
Привыкнув выполнять порученное дело с полной отдачей, Григорий скрупулёзно перелопатил доступную литературу и протоколы допросов, просмотрел километры видеоматериала, прослушал диалоги наркоманов, от которых ум заходил за разум.
Всё тщетно; в результате этой изнурительной работы он ещё меньше стал понимать загадочную, саморазрушительную логику наркомана. Облачко тревоги разрасталось в огромную чёрную тучу, застилавшую ему радость бытия и государственной службы. Всё чаще Григорий стал задумываться о допустимости негласного, но только в интересах дела, неформального эксперимента — добровольной одноразовой инъекции наркотика в свой организм…
Но поможет ли этот жертвенный шаг влезть в шкуру матёрого наркомана? Сможет ли Григорий понять струны его души и найти с ним общий язык? Сомнения и вопросы мучили Григория во время бессонных ночей, когда в наушниках гремела музыка с последнего альбома «Вайтснейк»…
Григорий решился на этот шаг в первых числах июня, в полнолуние, после очередного, особенно неприятного, сопровождавшегося истерикой подследственного наркомана, допроса.
Он вколол иглу в синий бугорок вены на внутренней стороне локтевого изгиба, отпустил жгут и осторожно, не спеша, ввёл наркотик в кровь. Отбросил шприц, приложил к месту укола ватку, смоченную одеколоном, согнул руку в локте, откинулся в кресле, прикрыл глаза и стал прислушиваться к ощущениям…
Через пару недель Бабаёва знала и держала за своего вся левоцентральная тусовка. У него даже появилась кличка — Хэвик. Для новых приятелей он был фигурой недостаточно выясненной, однако то, что он сидел на игле по полной программе, было совершенно очевидно. Теперь Григорий жил в мире, не имевшем ничего общего с тем, в котором он пребывал до недавнего времени. Абсолютно всё, казавшееся доселе главным и составляющим смысл жизни, как то: пища, земля, вода, воздух, жильё, одежда, служба, карьера… — абсолютно всё было только кругами на воде; настолько глупыми и бессмысленными, что на воспоминания о них было жалко тратить даже мгновение.
Хэвик покупал дозу, кололся, включал плейер и сидел с прикрытыми веками. Никто на свете не мог представить, где он и как глупы, и как беспомощны все остальные… Даже бывшие подследственные не узнавали его при встрече. Зубов узнал его по армейской татуировке — во время просмотра оперативной видеозаписи, сделанной в одном из притонов.
Жестоко и решительно
После разговора с Зубовым прошло несколько дней, но Кизяк ещё не выработал чёткого плана физического устранения Бабаёва. Идеальным вариантом была бы гибель сотрудника на задании. Но ни о каком задании, даже о любом официальном контакте с этим уже не управляемым существом, не могло быть и речи. Размениваться на несчастный случай Кизяк не собирался: слишком много значило для его будущего это конфиденциальное поручение.
Гораздо более привлекательным и технически выполнимым выглядело убийство Бабаёва мстительным наркоманом. Такого человека, психа, можно было бы прикончить во время ареста. Кизяк решил остановиться на этом варианте. Он приготовился действовать жестоко и решительно.
Через день из Ялты возвращалась выездная бригада Дома моделей. Информатор Бабаёва, манекенщик Роман Цветаев, не был наркоманом. Но он мог стать им уже после смерти, после того, как в его тело сделают инъекции, а в его квартире обнаружат наркотики.
Кизяк встретит его в аэропорту, пригласит в машину и, после короткой беседы, положит перед ним два документа: оформленный по всем правилам загранпаспорт и ордер на арест. В таких случаях люди почти никогда не раздумывают больше одной секунды.
Цветаев придёт к Бабаёву якобы для передачи информации и убьёт его. Лучше всего — ударит ножом. Потом нагрянут оперативники, и маньяк будет расстрелян в упор при попытке сопротивления.
Роман стоял перед дверью квартиры Бабаёва и медлил нажать на кнопку звонка. В правом кармане светлого пиджака, в потной ладони, перекатывался тяжёлый выкидной нож. Во внутреннем кармане — документы на выезд и билеты на ночной самолёт.
Роман посмотрел на часы: из отведённых ему десяти минут оставалось шесть. Он надавил на звонок, дав несколько условленных сигналов.
Дверь открылась, они прошли по тёмному, показавшемся бесконечным, коридору. Нужно было нападать именно сейчас, сзади… Но нет, уже поздно, невозможно, слишком темно…
В комнате душно и неприбрано. Сам хозяин, бледный, обросший и похудевший похож на покойника. Только глаза светятся двумя бешенными огнями. Он действительно болен!..
Их встречи проходили по негласно принятому обоими сценарию. Роман садился за стол и писал. Бабаёв подходил сзади и читал через плечо. Рука его, как бы невзначай, скользила под рубашку, а губы шептали в ухо: «Молодец, молодец, всё хорошо…» Подпись источника уже выглядела неразборчиво.
Сегодня всё по-другому.
— Писать не надо, — рассеянно сказал Григорий. — Раздевайся.
Это было грубо и странно. Оба вели себя как сумасшедшие, и оба этого не замечали.
— Погоди, надо выпить, — сказал Цветаев.
— Пей один, я не хочу.
— Один не буду.
— Раздевайся.
— Я не могу… Почему так спешно?…
В голове Романа молотком стучал пульс, пот струился по его лицу. Одна мысль: быстрее, быстрее всё кончить.
— Да, я очень спешу. У меня… другие дела.
Оставалось четыре минуты. «Нужно, чтобы он повернулся спиной, — подумал Цветаев. — Но, если я разденусь, то не смогу воспользоваться…»
— Можно я не буду раздеваться?
— Ладно, хорошо, пускай так. Ты готов?
— Да, я готов.
Роман вплотную приблизился к Бабаёву, который упёрся руками о край кровати. Каждый изгиб, каждый бугорок этой спины был ему так хорошо знаком… Но сейчас это тело служило мишенью, схемой наиболее уязвимых для поражения участков организма.
Сердце… С какой стороны?… Бить наугад.
Щёлкнул нож, и Григорий сразу оглянулся.
Необходимо перевернуть нож лезвием вниз, иначе не ударить…
С помощью левой руки Роман перевернул нож… и в тот же момент получил удар в пах, отлетел и скорчился на полу.
Удар. Дверь в комнату с треском распахнулась.
Капитан Кизяк с пистолетом в руке и ещё несколько человек в штатском ворвались в комнату.
— Товарищ капитан?… — проговорил Бабаёв.
Он стоял голый, и мысли его отказывались выстраиваться в цепочку, как-либо объясняющую всё происходящее.
Кизяк перевёл взгляд на Цветаева, приставил к его голове пистолет и выстрелил. Голова резко дёрнулась, мозги и кровь разлетелись по паркету.
Наклонившись, Кизяк разжал пальцы убитого, взял нож, осторожно положил его себе на открытую ладонь и спросил у Бабаёва:
— Он хотел вас убить? Этим ножом?
Приблизившись вплотную, неожиданно воткнул нож в голое тело и, с усилием, повернул.
Бабаёв с изумлением посмотрел на кулак, сжимающий рукоятку, зарычал, схватил убийцу за горло слабеющими руками и стал падать.
Кизяк ударил ещё несколько раз наугад.
Чистильщики из отдела Ликвидации разняли пальцы умирающего и оттащили своего капитана.
— Приступайте, — приказал Кизяк, поднимаясь и дрожа всем телом.
Обтереть рукоятку ножа и вложить её в руку Цветаева, исколоть ему вены иглой, ввести в кровь наркотик — дело техники.
Александр Сулейманович выдержал экзамен на чин.
После похорон портрет убитого вывесили на первом этаже. Капитан Кизяк получил благодарность за отвагу с занесением в личное дело. Ещё на протяжении месяца, за едой, едва взявшись за столовый нож, он вдруг с грохотом ронял его, выпуская из рук. Жена решила, что своё скороспелое капитанство муж получил не иначе как путём перехода в расстрельную команду, но догадку свою скрывала.
Начальнику НКВД Петроградского округа полковнику Н. В. Ежову от начальника отдела НРГ к-на Кизяка
РАПОРТ
Настоящим докладываю, что 18 июля 1984 года в 19.55 мне на служебный номер позвонил сотрудник моего отдела мл. л-т Бабаёв Г. А. Он сообщил о своих опасениях в отношении одного из своих информаторов Цветаева Р. В. (агент Цветик), который, по его наблюдению, начал употреблять наркотики. Ввиду явной неуравновешенности указанного лица Бабаёв попросил меня присутствовать на их очередной встрече. Я немедленно выехал по месту жительства Бабаёва, прибыв туда в 20.09. Дверь в комнату была заперта изнутри, на стук и требования открыть никто не отзывался, хотя, судя по доносившимся голосам, в комнате кто-то был. Выбив замок, я обнаружил на полу тело мл. л-та Бабаёва. В ту же секунду на меня бросился гр. Цветаев с окровавленным ножом в руке. Я произвёл выстрел на поражение, после чего вызвал специальную бригаду подотдела.
По месту проживания гр. Цветаева Р. В. были обнаружены наркотические вещества, а также приспособления для их производства и использования.
К рапорту прилагается копия отчёта судебно-медицинской экспертизы, а также показания свидетелей.
23. 07.84. Кизяк.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Оружие сдерживания
26 августа 71 года Н. Э. (1988 Р. Х.)
Девять дней до конца света
Сразу по прибытию в Петроград Коршунов спустился в Город. Его беспокоила предстоящая демонстрация «психодислептического манипулятора» Карклина, и он хотел поговорить с Альтшуллером. На сей раз он с самого начала попросил Мерехлюдина удалиться и, оставшись наедине с изобретателем, перешёл к делу:
— Миша, что вы знаете о ПМ-излучателе?
Как только главный инженер вышел из лаборатории, Альтшуллер снял ноги со стола и затушил сигарету.
— Всё.
— Всё?…
— А что именно вас интересует?
Коршунов давно привык к самоуверенной хвастливости гения и спокойно делил его заявления пополам.
— Опасно ли присутствовать на его демонстрации?
Альтшуллер посмотрел в потолок, крутанулся в своём кресле и хрустнул длинными пальцами.
— Пожалуй, да. Чрезвычайно опасно. Испытания этой пакости чреваты непредсказуемыми побочными эффектами.
— Ага…
— Назовём их условно окнами. Допустим, вы направляете излучатель на какой-то объект, группу людей. А где-то рядом в образовавшееся окно влетает воробей… и попадает в другое измерение. Исчезает.
— Воробей?
— Воробей или человек.
— Значит, это может быть опасным и для человека?
— Вы поразительно догадливы.
— На каком расстоянии от прибора?
— Зависит от мощности. Насколько я понимаю, Карклин намерен продемонстрировать спутниковый излучатель.
— Да, кажется, он говорил именно об этом.
— Десять-пятнадцать километров.
— Это означает, что каждый из тех, кто будет присутствовать на демонстрации, может… пострадать?
— Несомненно. Однако вероятность невелика. Всё равно как перейти поле, на котором две-три минные растяжки.
— Чёрт!
— Согласен.
— Карклин — авантюрист.
— Несомненно.
— Но зачем он так спешит?
— Он боится «Оружия Сдерживания».
— Мы все боимся.
— Этой затеей он хочет дать Президенту уверенность, что мир уже под контролем.
— Это разумно. Но он плохо знает Президента. Старикан не успокоится до тех пор, пока не получит свою реакцию.
— Теоретически я смоделировал реакцию два года назад, когда работал у Карклина.
— Вывод однозначен?
— Будет конец света.
— Чёрт! Чёрт! И ведь этого никак не вбить в голову старому ослу!
— У него нет чувства самосохранения?
— Это очень трудно понять, Михаил Оттович.
— И всё таки?
— Во-первых, ему в ухо дышит Рубцов.
— Простите, не понял?…
— Рубцов, его новый референт. Этот юноша тяжело болен. Ему осталось жить два, от силы три года, и он это знает.
— А во-вторых?
— Во-вторых, сам Президент психически неуравновешен. Рубцов этим пользуется и подначивает Президента делать Бомбу.
— Вы произнесли это слово как женское имя.
— Так они и говорят.
— Вы подслушиваете?
— Я прослушиваю подготовленную для меня нарезку.
— По крайней мере, это объясняет ситуацию.
Коршунов достал сигареты, оба закурили и помолчали.
— У тебя есть идея?
— Пустите меня в Сеть, и я подумаю, что можно сделать.
— Ты сумеешь взломать коды ВПК?
— Чем чёрт не шутит.
— Допустим. Что дальше?
— Я подумаю.
Безумие
В субботу четверо членов Политбюро, во главе с Президентом, собрались на ближайшем испытательном полигоне ВПК. Погода для загородной поездки выдалась благоприятной: в меру прохладно и солнечно. Ночью прошёл дождь, воздух был чист и прозрачен.
Оставив чёрные бронированные лимузины на дороге, маршалы и генералиссимус направились к пункту наблюдения. Сказавшийся больным Коршунов не приехал.
Карклин шагал впереди, давая на ходу обрывочные объяснения. Выпивший водки Архаров умильно смотрел на повылезавшие из земли то там, то здесь крепыши-грибочки. На его лице всегда блестел игрушечный румянец.
Змий курил папиросу и смотрел себе под ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Привыкнув выполнять порученное дело с полной отдачей, Григорий скрупулёзно перелопатил доступную литературу и протоколы допросов, просмотрел километры видеоматериала, прослушал диалоги наркоманов, от которых ум заходил за разум.
Всё тщетно; в результате этой изнурительной работы он ещё меньше стал понимать загадочную, саморазрушительную логику наркомана. Облачко тревоги разрасталось в огромную чёрную тучу, застилавшую ему радость бытия и государственной службы. Всё чаще Григорий стал задумываться о допустимости негласного, но только в интересах дела, неформального эксперимента — добровольной одноразовой инъекции наркотика в свой организм…
Но поможет ли этот жертвенный шаг влезть в шкуру матёрого наркомана? Сможет ли Григорий понять струны его души и найти с ним общий язык? Сомнения и вопросы мучили Григория во время бессонных ночей, когда в наушниках гремела музыка с последнего альбома «Вайтснейк»…
Григорий решился на этот шаг в первых числах июня, в полнолуние, после очередного, особенно неприятного, сопровождавшегося истерикой подследственного наркомана, допроса.
Он вколол иглу в синий бугорок вены на внутренней стороне локтевого изгиба, отпустил жгут и осторожно, не спеша, ввёл наркотик в кровь. Отбросил шприц, приложил к месту укола ватку, смоченную одеколоном, согнул руку в локте, откинулся в кресле, прикрыл глаза и стал прислушиваться к ощущениям…
Через пару недель Бабаёва знала и держала за своего вся левоцентральная тусовка. У него даже появилась кличка — Хэвик. Для новых приятелей он был фигурой недостаточно выясненной, однако то, что он сидел на игле по полной программе, было совершенно очевидно. Теперь Григорий жил в мире, не имевшем ничего общего с тем, в котором он пребывал до недавнего времени. Абсолютно всё, казавшееся доселе главным и составляющим смысл жизни, как то: пища, земля, вода, воздух, жильё, одежда, служба, карьера… — абсолютно всё было только кругами на воде; настолько глупыми и бессмысленными, что на воспоминания о них было жалко тратить даже мгновение.
Хэвик покупал дозу, кололся, включал плейер и сидел с прикрытыми веками. Никто на свете не мог представить, где он и как глупы, и как беспомощны все остальные… Даже бывшие подследственные не узнавали его при встрече. Зубов узнал его по армейской татуировке — во время просмотра оперативной видеозаписи, сделанной в одном из притонов.
Жестоко и решительно
После разговора с Зубовым прошло несколько дней, но Кизяк ещё не выработал чёткого плана физического устранения Бабаёва. Идеальным вариантом была бы гибель сотрудника на задании. Но ни о каком задании, даже о любом официальном контакте с этим уже не управляемым существом, не могло быть и речи. Размениваться на несчастный случай Кизяк не собирался: слишком много значило для его будущего это конфиденциальное поручение.
Гораздо более привлекательным и технически выполнимым выглядело убийство Бабаёва мстительным наркоманом. Такого человека, психа, можно было бы прикончить во время ареста. Кизяк решил остановиться на этом варианте. Он приготовился действовать жестоко и решительно.
Через день из Ялты возвращалась выездная бригада Дома моделей. Информатор Бабаёва, манекенщик Роман Цветаев, не был наркоманом. Но он мог стать им уже после смерти, после того, как в его тело сделают инъекции, а в его квартире обнаружат наркотики.
Кизяк встретит его в аэропорту, пригласит в машину и, после короткой беседы, положит перед ним два документа: оформленный по всем правилам загранпаспорт и ордер на арест. В таких случаях люди почти никогда не раздумывают больше одной секунды.
Цветаев придёт к Бабаёву якобы для передачи информации и убьёт его. Лучше всего — ударит ножом. Потом нагрянут оперативники, и маньяк будет расстрелян в упор при попытке сопротивления.
Роман стоял перед дверью квартиры Бабаёва и медлил нажать на кнопку звонка. В правом кармане светлого пиджака, в потной ладони, перекатывался тяжёлый выкидной нож. Во внутреннем кармане — документы на выезд и билеты на ночной самолёт.
Роман посмотрел на часы: из отведённых ему десяти минут оставалось шесть. Он надавил на звонок, дав несколько условленных сигналов.
Дверь открылась, они прошли по тёмному, показавшемся бесконечным, коридору. Нужно было нападать именно сейчас, сзади… Но нет, уже поздно, невозможно, слишком темно…
В комнате душно и неприбрано. Сам хозяин, бледный, обросший и похудевший похож на покойника. Только глаза светятся двумя бешенными огнями. Он действительно болен!..
Их встречи проходили по негласно принятому обоими сценарию. Роман садился за стол и писал. Бабаёв подходил сзади и читал через плечо. Рука его, как бы невзначай, скользила под рубашку, а губы шептали в ухо: «Молодец, молодец, всё хорошо…» Подпись источника уже выглядела неразборчиво.
Сегодня всё по-другому.
— Писать не надо, — рассеянно сказал Григорий. — Раздевайся.
Это было грубо и странно. Оба вели себя как сумасшедшие, и оба этого не замечали.
— Погоди, надо выпить, — сказал Цветаев.
— Пей один, я не хочу.
— Один не буду.
— Раздевайся.
— Я не могу… Почему так спешно?…
В голове Романа молотком стучал пульс, пот струился по его лицу. Одна мысль: быстрее, быстрее всё кончить.
— Да, я очень спешу. У меня… другие дела.
Оставалось четыре минуты. «Нужно, чтобы он повернулся спиной, — подумал Цветаев. — Но, если я разденусь, то не смогу воспользоваться…»
— Можно я не буду раздеваться?
— Ладно, хорошо, пускай так. Ты готов?
— Да, я готов.
Роман вплотную приблизился к Бабаёву, который упёрся руками о край кровати. Каждый изгиб, каждый бугорок этой спины был ему так хорошо знаком… Но сейчас это тело служило мишенью, схемой наиболее уязвимых для поражения участков организма.
Сердце… С какой стороны?… Бить наугад.
Щёлкнул нож, и Григорий сразу оглянулся.
Необходимо перевернуть нож лезвием вниз, иначе не ударить…
С помощью левой руки Роман перевернул нож… и в тот же момент получил удар в пах, отлетел и скорчился на полу.
Удар. Дверь в комнату с треском распахнулась.
Капитан Кизяк с пистолетом в руке и ещё несколько человек в штатском ворвались в комнату.
— Товарищ капитан?… — проговорил Бабаёв.
Он стоял голый, и мысли его отказывались выстраиваться в цепочку, как-либо объясняющую всё происходящее.
Кизяк перевёл взгляд на Цветаева, приставил к его голове пистолет и выстрелил. Голова резко дёрнулась, мозги и кровь разлетелись по паркету.
Наклонившись, Кизяк разжал пальцы убитого, взял нож, осторожно положил его себе на открытую ладонь и спросил у Бабаёва:
— Он хотел вас убить? Этим ножом?
Приблизившись вплотную, неожиданно воткнул нож в голое тело и, с усилием, повернул.
Бабаёв с изумлением посмотрел на кулак, сжимающий рукоятку, зарычал, схватил убийцу за горло слабеющими руками и стал падать.
Кизяк ударил ещё несколько раз наугад.
Чистильщики из отдела Ликвидации разняли пальцы умирающего и оттащили своего капитана.
— Приступайте, — приказал Кизяк, поднимаясь и дрожа всем телом.
Обтереть рукоятку ножа и вложить её в руку Цветаева, исколоть ему вены иглой, ввести в кровь наркотик — дело техники.
Александр Сулейманович выдержал экзамен на чин.
После похорон портрет убитого вывесили на первом этаже. Капитан Кизяк получил благодарность за отвагу с занесением в личное дело. Ещё на протяжении месяца, за едой, едва взявшись за столовый нож, он вдруг с грохотом ронял его, выпуская из рук. Жена решила, что своё скороспелое капитанство муж получил не иначе как путём перехода в расстрельную команду, но догадку свою скрывала.
Начальнику НКВД Петроградского округа полковнику Н. В. Ежову от начальника отдела НРГ к-на Кизяка
РАПОРТ
Настоящим докладываю, что 18 июля 1984 года в 19.55 мне на служебный номер позвонил сотрудник моего отдела мл. л-т Бабаёв Г. А. Он сообщил о своих опасениях в отношении одного из своих информаторов Цветаева Р. В. (агент Цветик), который, по его наблюдению, начал употреблять наркотики. Ввиду явной неуравновешенности указанного лица Бабаёв попросил меня присутствовать на их очередной встрече. Я немедленно выехал по месту жительства Бабаёва, прибыв туда в 20.09. Дверь в комнату была заперта изнутри, на стук и требования открыть никто не отзывался, хотя, судя по доносившимся голосам, в комнате кто-то был. Выбив замок, я обнаружил на полу тело мл. л-та Бабаёва. В ту же секунду на меня бросился гр. Цветаев с окровавленным ножом в руке. Я произвёл выстрел на поражение, после чего вызвал специальную бригаду подотдела.
По месту проживания гр. Цветаева Р. В. были обнаружены наркотические вещества, а также приспособления для их производства и использования.
К рапорту прилагается копия отчёта судебно-медицинской экспертизы, а также показания свидетелей.
23. 07.84. Кизяк.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Оружие сдерживания
26 августа 71 года Н. Э. (1988 Р. Х.)
Девять дней до конца света
Сразу по прибытию в Петроград Коршунов спустился в Город. Его беспокоила предстоящая демонстрация «психодислептического манипулятора» Карклина, и он хотел поговорить с Альтшуллером. На сей раз он с самого начала попросил Мерехлюдина удалиться и, оставшись наедине с изобретателем, перешёл к делу:
— Миша, что вы знаете о ПМ-излучателе?
Как только главный инженер вышел из лаборатории, Альтшуллер снял ноги со стола и затушил сигарету.
— Всё.
— Всё?…
— А что именно вас интересует?
Коршунов давно привык к самоуверенной хвастливости гения и спокойно делил его заявления пополам.
— Опасно ли присутствовать на его демонстрации?
Альтшуллер посмотрел в потолок, крутанулся в своём кресле и хрустнул длинными пальцами.
— Пожалуй, да. Чрезвычайно опасно. Испытания этой пакости чреваты непредсказуемыми побочными эффектами.
— Ага…
— Назовём их условно окнами. Допустим, вы направляете излучатель на какой-то объект, группу людей. А где-то рядом в образовавшееся окно влетает воробей… и попадает в другое измерение. Исчезает.
— Воробей?
— Воробей или человек.
— Значит, это может быть опасным и для человека?
— Вы поразительно догадливы.
— На каком расстоянии от прибора?
— Зависит от мощности. Насколько я понимаю, Карклин намерен продемонстрировать спутниковый излучатель.
— Да, кажется, он говорил именно об этом.
— Десять-пятнадцать километров.
— Это означает, что каждый из тех, кто будет присутствовать на демонстрации, может… пострадать?
— Несомненно. Однако вероятность невелика. Всё равно как перейти поле, на котором две-три минные растяжки.
— Чёрт!
— Согласен.
— Карклин — авантюрист.
— Несомненно.
— Но зачем он так спешит?
— Он боится «Оружия Сдерживания».
— Мы все боимся.
— Этой затеей он хочет дать Президенту уверенность, что мир уже под контролем.
— Это разумно. Но он плохо знает Президента. Старикан не успокоится до тех пор, пока не получит свою реакцию.
— Теоретически я смоделировал реакцию два года назад, когда работал у Карклина.
— Вывод однозначен?
— Будет конец света.
— Чёрт! Чёрт! И ведь этого никак не вбить в голову старому ослу!
— У него нет чувства самосохранения?
— Это очень трудно понять, Михаил Оттович.
— И всё таки?
— Во-первых, ему в ухо дышит Рубцов.
— Простите, не понял?…
— Рубцов, его новый референт. Этот юноша тяжело болен. Ему осталось жить два, от силы три года, и он это знает.
— А во-вторых?
— Во-вторых, сам Президент психически неуравновешен. Рубцов этим пользуется и подначивает Президента делать Бомбу.
— Вы произнесли это слово как женское имя.
— Так они и говорят.
— Вы подслушиваете?
— Я прослушиваю подготовленную для меня нарезку.
— По крайней мере, это объясняет ситуацию.
Коршунов достал сигареты, оба закурили и помолчали.
— У тебя есть идея?
— Пустите меня в Сеть, и я подумаю, что можно сделать.
— Ты сумеешь взломать коды ВПК?
— Чем чёрт не шутит.
— Допустим. Что дальше?
— Я подумаю.
Безумие
В субботу четверо членов Политбюро, во главе с Президентом, собрались на ближайшем испытательном полигоне ВПК. Погода для загородной поездки выдалась благоприятной: в меру прохладно и солнечно. Ночью прошёл дождь, воздух был чист и прозрачен.
Оставив чёрные бронированные лимузины на дороге, маршалы и генералиссимус направились к пункту наблюдения. Сказавшийся больным Коршунов не приехал.
Карклин шагал впереди, давая на ходу обрывочные объяснения. Выпивший водки Архаров умильно смотрел на повылезавшие из земли то там, то здесь крепыши-грибочки. На его лице всегда блестел игрушечный румянец.
Змий курил папиросу и смотрел себе под ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39