мне надо быть там не позже восьми. Почему так рано, удивилась она, впрочем не проявив особых эмоций. Иначе нельзя, в полдень режиссер уезжает в аэропорт. Хорошо, скажет Элена и уйдет в кухню, закрыв за собой дверь, ей надо обдумать, что приготовить на ужин. У нее останется еще много времени, но ей захочется побыть одной. Она как-то сказала, что ее кровать – это ее крепость, она могла бы также сказать, что кухня – это ее оплот. Ловко и бесшумно, словно заправский воришка, Антонио Кларо открыл ящик, в котором хранилась коробка с маскарадными принадлежностями, вынул бороду и так же бесшумно и ловко спрятал ее под одной из подушек большого дивана в гостиной, в том месте, куда никто никогда не садился. Чтобы она не очень измялась, подумал он.
На следующее утро в самом начале девятого он поставил машину почти против той двери, из которой, как он предполагал, должна была выйти Мария да Пас, но по другую сторону улицы. Видимо, покровитель сыщиков провел там всю ночь, карауля для него место. Большая часть торговых предприятий еще не работала, некоторые из них были, как следовало из соответствующих объявлений, закрыты в связи с отпуском сотрудников, людей на улице в этот час почти не наблюдалось, небольшая очередь ждала автобуса. Вскоре Антонио Кларо понял, что его долгие мучительные размышления по поводу того, где и как он должен затаиться, чтобы следить за Марией да Пас, оказались напрасной тратой времени и умственной энергии. Сидя в машине и читая газету, он менее всего рисковал привлечь к себе внимание, пусть думают, что он кого-то ждет, впрочем, это чистая правда, но о ней надо молчать. Из здания, являвшегося объектом слежки, в разное время вышло несколько человек, почти все они были мужчинами, а из женщин ни одна не соответствовала тому образу, который Антонио Кларо, не отдавая себе в этом отчета, создал под влиянием тех фильмов, в которых он принимал участие. Ровно в половине девятого двери дома открылись, и из них вышла молодая красивая женщина, очень приятная, в сопровождении пожилой дамы. Это они, подумал Антонио Кларо. Он бросил газету, включил мотор и стал ждать, напрягшись, словно конь в ожидании знака старта. Женщины медленно пошли вправо, старая опиралась на руку молодой, ясное дело, они мать и дочь и, возможно, живут одни. Вчера по телефону говорила старуха, судя по ее походке, она только что оправилась от болезни, а вторая, готов дать голову на отсечение, и есть та самая Мария да Пас, очень даже недурна, у преподавателя истории хороший вкус. Женщины удалялись, а Антонио Кларо не знал, что ему делать. Он мог проследить за ними, пока они не сядут в автобус, но тогда он рисковал потерять их из виду. Что мне делать, куда прут эти бабы. Грубое выражение вырвалось у него случайно, он нервничает, обычно Антонио Кларо не употребляет таких слов. Готовый ко всему, он вышел из машины и пошел за двумя женщинами. Когда расстояние между ними сократилось приблизительно до тридцати метров, он замедлил шаг и попытался идти с такой же скоростью, как они. Чтобы не слишком приблизиться к ним, поскольку мать Марии да Пас шла очень медленно, он несколько раз останавливался, делая вид, будто рассматривает витрины. Внезапно он понял, что эта медленность начинает его раздражать, словно в ней угадывался намек на помехи в его будущих действиях, которые хоть и не определились еще окончательно в его голове, не должны были сталкиваться при своем осуществлении ни с какими препятствиями. От накладной бороды у него чесалось лицо, мучительно медленному пути, казалось, не будет конца, но, к счастью, они прошли всего каких-нибудь триста метров, на ближайшем углу путешествие закончилось, Мария да Пас помогла матери подняться по церковным ступеням, поцеловала ее, и вот она уже возвращается по тому же тротуару, идет легким шагом, у некоторых женщин бывает такая танцующая походка. Антонио Кларо перешел на другую сторону улицы и еще раз остановился перед витриной, сейчас в ней должна отразиться стройная фигура Марии да Пас. Надо быть предельно внимательным, малейшее замешательство может все погубить, если она сядет в одну из этих машин, а он не успеет добежать до своей, тогда пиши пропало, придется ждать следующего дня. Антонио Кларо не знает, что у Марии да Пас нет машины и она будет терпеливо дожидаться автобуса, который довезет ее до банка, где она работает, в руководстве для усовершенствования сыщиков, переработанном с учетом передовых технологий, забыли отметить, что из пяти миллионов жителей города не все еще преуспели в приобретении собственных транспортных средств. Очередь на остановке почти не увеличилась, Мария да Пас заняла место, Антонио Кларо, чтобы не оказаться к ней слишком близко, пропустил вперед трех человек, накладная борода закрывает не все его лицо, на виду остаются глаза, нос, брови, лоб, волосы, уши. Человек, подкованный в оккультных науках, мог бы присоединить еще и душу к списку того, чего не может скрыть фальшивая борода, но тут мы промолчим, дабы по нашей вине не обострился спор, начатый где-то в начале времен, которому не суждено так уж скоро закончиться. Подошел автобус, Марии да Пас удалось найти свободное место, Антонио Кларо поедет, стоя в конце салона. Так даже лучше, подумал он, мы совершим это путешествие вместе.
* * *
Тертулиано Максимо Афонсо рассказал своей матери, что познакомился с одним человеком, настолько на него похожим, что кто-нибудь, не очень хорошо их знающий, наверняка бы их спутал, они встретились, но потом он стал раскаиваться, потому что, если ты похож на своего брата-близнеца, это еще куда ни шло, вы ведь родственники, и совсем другое дело, когда смотришь на совершенно чужого человека, которого ты никогда раньше не видел, и вдруг начинаешь сомневаться, кто есть ты, а кто он. Я уверен, что вы, мама, по крайней мере на первый взгляд, не смогли бы угадать, кто из нас двоих ваш сын. Даже если бы ко мне привели десять точь-в-точь таких, как ты, одинаково одетых, и ты был бы среди них, я бы сразу указала на моего сына, материнский инстинкт не обманешь. Того, что называют материнским инстинктом, просто не существует, если бы нас разлучили, как только я родился, и мы бы встретились потом через двадцать лет, вы уверены, что были бы способны меня узнать. Узнать – не то слово, сморщенное личико новорожденного младенца и лицо двадцатилетнего юноши вещи совсем разные, но я готова поспорить на что угодно, что-то заставило бы меня посмотреть на тебя во второй раз. А на третий, не исключено, вы бы отвели глаза. Не исключено, но, возможно, у меня бы стало неспокойно на сердце. А как вы думаете, я бы взглянул на вас еще раз, поинтересовался Тертулиано Максимо Афонсо. Скорее всего, нет, сказала мать, потому что дети существа неблагодарные. Оба рассмеялись, и она спросила: и по этой причине ты был таким озабоченным. Да, я испытал настоящий шок, не думаю, что может быть еще один подобный случай, наверное, это даже противоречит законам генетики, в первые ночи мне снились кошмары, просто наваждение какое-то. А что происходит с тобой теперь. К счастью, нам очень помог здравый смысл, он дал нам понять, что если мы до сих пор жили, не подозревая о существовании друг друга, то сейчас, когда мы познакомились, мы тем более должны держаться подальше, избегать встреч, мы нигде не должны появляться вместе, и, следовательно, мы не можем стать друзьями. Вы можете стать врагами. Одно время я тоже так думал, но постепенно все вернулось на свои места, и я вспоминаю об этом как о дурном сне, который в конце концов сотрется из памяти. Будем надеяться, что так оно и произойдет. Томарктус лежал у ног доны Каролины, вытянув шею и положив голову на скрещенные передние лапы, и, кажется, спал. Тертулиано Максимо Афонсо посмотрел на него и сказал: интересно, как бы повел себя этот пес, если бы перед ним появились тот мужчина и я, в ком из нас он бы признал хозяина. Он узнал бы тебя по запаху. Если только мы по-разному пахнем, в чем я отнюдь не уверен. Должна же быть хоть какая-то разница. Возможно. Люди могут походить друг на друга лицом, но не телом, думаю, вы с ним не разглядывали себя, стоя перед зеркалом, сравнивая абсолютно все, вплоть до ногтей на ногах. Конечно нет, мама, поторопился ответить Тертулиано Максимо Афонсо и, строго говоря, не солгал, ведь они с Антонио Кларо никогда не стояли вместе перед зеркалом. Пес открыл глаза, снова закрыл их, потом опять открыл, наверное, думал, что пора ему встать и выйти во двор, посмотреть, намного ли подросли герань и розмарин с прошлого раза. Он потянулся, вытянув сначала передние, потом задние лапы, растягивая, насколько можно, спинной хребет, встал и пошел к двери. Ты куда, Томарктус, спросил хозяин, появлявшийся теперь очень редко. Пес остановился на полпути, повернул голову в ожидании приказа и, поскольку его не последовало, вышел. А ты рассказал об этом Марии да Пас, спросила дона Каролина, Нет, я не хотел нагружать ее своими заботами. Понимаю, но я бы поняла также, если бы ты ей все рассказал. Я решил, что лучше не надо. А теперь, когда все уже позади, ты ей тоже ничего не скажешь. Не стоит, однажды, когда она заметила, что я чем-то обеспокоен, я пообещал, что когда-нибудь все ей расскажу, когда-нибудь после, в тот момент я был просто не в состоянии говорить об этом. И, видимо, день откровения так и не наступит. Лучше оставить все как есть. Бывают случаи, когда хуже всего именно оставить все как есть, тогда оно еще больше запутывается. Надоест когда-нибудь запутываться, в конце концов нас оставят в покое и мы сможем с облегчением вздохнуть. Если бы тебе по-настоящему нравилась Мария да Пас, ты бы ей все рассказал. Она мне нравится. Но недостаточно, если ты спишь с женщиной, которая тебя любит, и не считаешь нужным быть с ней откровенным, к чему тогда все это. Вы защищаете ее, а ведь вы даже с ней незнакомы. Я никогда ее не видела, но знаю ее. Только от меня и очень мало. Ты упоминал о ней в двух письмах, сказал кое-что по телефону, мне этого достаточно. Чтобы решить, что мне нужна именно такая жена, так. Я бы могла утверждать это, если бы была уверена, что ты тот муж, который ей нужен. А вы не уверены. Возможно, нет. Тогда самый лучший выход состоит в том, чтобы мы как можно скорее порвали наши отношения. Так считаешь ты, а не я. Надо рассуждать логически, мама, если она мне подходит, а я ей нет, какой смысл тогда в том, чтобы желать нашего брака. Чтобы она была рядом, когда ты проснешься. Я не сплю, я не лунатик, у меня своя жизнь, работа. Какая-то часть тебя спит с самого твоего рождения, и я боюсь, что в один прекрасный день тебя ожидает тяжкое пробуждение. Моя матушка настоящая Кассандра. Это еще что. Не что, а кто. Так объясни мне, как говорится, кто объяснит незнающему, тот совершит доброе дело. Кассандра была дочерью Приама, царя Трои, и когда греки поставили у городских ворот деревянного коня, она стала кричать, что если его внесут в город, то город будет разрушен, об этом рассказывает Гомер в Илиаде, есть такая поэма. Я о ней слышала, а что было дальше. Троянцы сочли ее безумной и пренебрегли ее предсказанием. А потом. А потом город был взят штурмом, разграблен и сожжен. Значит, эта твоя Кассандра оказалась права. Изучение истории убедило меня, что Кассандра всегда права. И ты говоришь, что я настоящая Кассандра. Говорю и повторяю, со всей любовью сына, имеющего матушку-провидицу. Но ты один из тех троянцев, которые ей не поверили и по чьей вине была сожжена Троя. В нашем случае нет Трои, и гореть нечему. А сколько еще Трой с другими названиями были сожжены в других местах и в другое время. Огромное количество. Не хочешь ли ты стать еще одной такой Троей. Но у дверей моего дома не стоит деревянный конь. А если он появится, послушайся совета этой старой Кассандры, не позволяй ему войти. Буду очень осторожен, если услышу ржание. Я прошу тебя только об одном, обещай мне не встречаться больше с этим человеком. Обещаю. Пес Томарктус решил, что ему пора возвращаться, он уже обнюхал и герань, и розмарин, растущие во дворе, но сейчас пришел из другого места. Он заглянул в комнату Тертулиано Максимо Афонсо и увидел на его кровати открытый чемодан, он уже много лет был псом и знал, что сие означает, и поэтому теперь он улегся не у ног своей хозяйки, которая всегда здесь, но у ног того, кто собирался уехать.
После всех мучительных раздумий по поводу того, как бы поосторожней рассказать матери о поразительном факте существования своей абсолютной копии, Тертулиано Максимо Афонсо убедил себя, что сумел обойти все самые острые углы и дона Каролина не станет слишком уж беспокоиться. Но ему не удалось избежать разговора с матерью о своих отношениях с Марией да Пас, и теперь он с удивлением вспоминал то место их беседы, когда он заявил, что лучше всего было бы как можно скорее порвать с ней, дело в том, что едва он успел произнести этот, казалось бы, окончательный приговор, как почувствовал внутреннюю слабость, смутное, не совсем еще осознанное желание уступить, сдаться, словно бы какой-то голос в его мозгу силился дать ему понять, что его упорство было не чем иным, как последним редутом в его тщетной борьбе с самим собой, ибо он уже готов вывесить белый флаг безоговорочной капитуляции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
На следующее утро в самом начале девятого он поставил машину почти против той двери, из которой, как он предполагал, должна была выйти Мария да Пас, но по другую сторону улицы. Видимо, покровитель сыщиков провел там всю ночь, карауля для него место. Большая часть торговых предприятий еще не работала, некоторые из них были, как следовало из соответствующих объявлений, закрыты в связи с отпуском сотрудников, людей на улице в этот час почти не наблюдалось, небольшая очередь ждала автобуса. Вскоре Антонио Кларо понял, что его долгие мучительные размышления по поводу того, где и как он должен затаиться, чтобы следить за Марией да Пас, оказались напрасной тратой времени и умственной энергии. Сидя в машине и читая газету, он менее всего рисковал привлечь к себе внимание, пусть думают, что он кого-то ждет, впрочем, это чистая правда, но о ней надо молчать. Из здания, являвшегося объектом слежки, в разное время вышло несколько человек, почти все они были мужчинами, а из женщин ни одна не соответствовала тому образу, который Антонио Кларо, не отдавая себе в этом отчета, создал под влиянием тех фильмов, в которых он принимал участие. Ровно в половине девятого двери дома открылись, и из них вышла молодая красивая женщина, очень приятная, в сопровождении пожилой дамы. Это они, подумал Антонио Кларо. Он бросил газету, включил мотор и стал ждать, напрягшись, словно конь в ожидании знака старта. Женщины медленно пошли вправо, старая опиралась на руку молодой, ясное дело, они мать и дочь и, возможно, живут одни. Вчера по телефону говорила старуха, судя по ее походке, она только что оправилась от болезни, а вторая, готов дать голову на отсечение, и есть та самая Мария да Пас, очень даже недурна, у преподавателя истории хороший вкус. Женщины удалялись, а Антонио Кларо не знал, что ему делать. Он мог проследить за ними, пока они не сядут в автобус, но тогда он рисковал потерять их из виду. Что мне делать, куда прут эти бабы. Грубое выражение вырвалось у него случайно, он нервничает, обычно Антонио Кларо не употребляет таких слов. Готовый ко всему, он вышел из машины и пошел за двумя женщинами. Когда расстояние между ними сократилось приблизительно до тридцати метров, он замедлил шаг и попытался идти с такой же скоростью, как они. Чтобы не слишком приблизиться к ним, поскольку мать Марии да Пас шла очень медленно, он несколько раз останавливался, делая вид, будто рассматривает витрины. Внезапно он понял, что эта медленность начинает его раздражать, словно в ней угадывался намек на помехи в его будущих действиях, которые хоть и не определились еще окончательно в его голове, не должны были сталкиваться при своем осуществлении ни с какими препятствиями. От накладной бороды у него чесалось лицо, мучительно медленному пути, казалось, не будет конца, но, к счастью, они прошли всего каких-нибудь триста метров, на ближайшем углу путешествие закончилось, Мария да Пас помогла матери подняться по церковным ступеням, поцеловала ее, и вот она уже возвращается по тому же тротуару, идет легким шагом, у некоторых женщин бывает такая танцующая походка. Антонио Кларо перешел на другую сторону улицы и еще раз остановился перед витриной, сейчас в ней должна отразиться стройная фигура Марии да Пас. Надо быть предельно внимательным, малейшее замешательство может все погубить, если она сядет в одну из этих машин, а он не успеет добежать до своей, тогда пиши пропало, придется ждать следующего дня. Антонио Кларо не знает, что у Марии да Пас нет машины и она будет терпеливо дожидаться автобуса, который довезет ее до банка, где она работает, в руководстве для усовершенствования сыщиков, переработанном с учетом передовых технологий, забыли отметить, что из пяти миллионов жителей города не все еще преуспели в приобретении собственных транспортных средств. Очередь на остановке почти не увеличилась, Мария да Пас заняла место, Антонио Кларо, чтобы не оказаться к ней слишком близко, пропустил вперед трех человек, накладная борода закрывает не все его лицо, на виду остаются глаза, нос, брови, лоб, волосы, уши. Человек, подкованный в оккультных науках, мог бы присоединить еще и душу к списку того, чего не может скрыть фальшивая борода, но тут мы промолчим, дабы по нашей вине не обострился спор, начатый где-то в начале времен, которому не суждено так уж скоро закончиться. Подошел автобус, Марии да Пас удалось найти свободное место, Антонио Кларо поедет, стоя в конце салона. Так даже лучше, подумал он, мы совершим это путешествие вместе.
* * *
Тертулиано Максимо Афонсо рассказал своей матери, что познакомился с одним человеком, настолько на него похожим, что кто-нибудь, не очень хорошо их знающий, наверняка бы их спутал, они встретились, но потом он стал раскаиваться, потому что, если ты похож на своего брата-близнеца, это еще куда ни шло, вы ведь родственники, и совсем другое дело, когда смотришь на совершенно чужого человека, которого ты никогда раньше не видел, и вдруг начинаешь сомневаться, кто есть ты, а кто он. Я уверен, что вы, мама, по крайней мере на первый взгляд, не смогли бы угадать, кто из нас двоих ваш сын. Даже если бы ко мне привели десять точь-в-точь таких, как ты, одинаково одетых, и ты был бы среди них, я бы сразу указала на моего сына, материнский инстинкт не обманешь. Того, что называют материнским инстинктом, просто не существует, если бы нас разлучили, как только я родился, и мы бы встретились потом через двадцать лет, вы уверены, что были бы способны меня узнать. Узнать – не то слово, сморщенное личико новорожденного младенца и лицо двадцатилетнего юноши вещи совсем разные, но я готова поспорить на что угодно, что-то заставило бы меня посмотреть на тебя во второй раз. А на третий, не исключено, вы бы отвели глаза. Не исключено, но, возможно, у меня бы стало неспокойно на сердце. А как вы думаете, я бы взглянул на вас еще раз, поинтересовался Тертулиано Максимо Афонсо. Скорее всего, нет, сказала мать, потому что дети существа неблагодарные. Оба рассмеялись, и она спросила: и по этой причине ты был таким озабоченным. Да, я испытал настоящий шок, не думаю, что может быть еще один подобный случай, наверное, это даже противоречит законам генетики, в первые ночи мне снились кошмары, просто наваждение какое-то. А что происходит с тобой теперь. К счастью, нам очень помог здравый смысл, он дал нам понять, что если мы до сих пор жили, не подозревая о существовании друг друга, то сейчас, когда мы познакомились, мы тем более должны держаться подальше, избегать встреч, мы нигде не должны появляться вместе, и, следовательно, мы не можем стать друзьями. Вы можете стать врагами. Одно время я тоже так думал, но постепенно все вернулось на свои места, и я вспоминаю об этом как о дурном сне, который в конце концов сотрется из памяти. Будем надеяться, что так оно и произойдет. Томарктус лежал у ног доны Каролины, вытянув шею и положив голову на скрещенные передние лапы, и, кажется, спал. Тертулиано Максимо Афонсо посмотрел на него и сказал: интересно, как бы повел себя этот пес, если бы перед ним появились тот мужчина и я, в ком из нас он бы признал хозяина. Он узнал бы тебя по запаху. Если только мы по-разному пахнем, в чем я отнюдь не уверен. Должна же быть хоть какая-то разница. Возможно. Люди могут походить друг на друга лицом, но не телом, думаю, вы с ним не разглядывали себя, стоя перед зеркалом, сравнивая абсолютно все, вплоть до ногтей на ногах. Конечно нет, мама, поторопился ответить Тертулиано Максимо Афонсо и, строго говоря, не солгал, ведь они с Антонио Кларо никогда не стояли вместе перед зеркалом. Пес открыл глаза, снова закрыл их, потом опять открыл, наверное, думал, что пора ему встать и выйти во двор, посмотреть, намного ли подросли герань и розмарин с прошлого раза. Он потянулся, вытянув сначала передние, потом задние лапы, растягивая, насколько можно, спинной хребет, встал и пошел к двери. Ты куда, Томарктус, спросил хозяин, появлявшийся теперь очень редко. Пес остановился на полпути, повернул голову в ожидании приказа и, поскольку его не последовало, вышел. А ты рассказал об этом Марии да Пас, спросила дона Каролина, Нет, я не хотел нагружать ее своими заботами. Понимаю, но я бы поняла также, если бы ты ей все рассказал. Я решил, что лучше не надо. А теперь, когда все уже позади, ты ей тоже ничего не скажешь. Не стоит, однажды, когда она заметила, что я чем-то обеспокоен, я пообещал, что когда-нибудь все ей расскажу, когда-нибудь после, в тот момент я был просто не в состоянии говорить об этом. И, видимо, день откровения так и не наступит. Лучше оставить все как есть. Бывают случаи, когда хуже всего именно оставить все как есть, тогда оно еще больше запутывается. Надоест когда-нибудь запутываться, в конце концов нас оставят в покое и мы сможем с облегчением вздохнуть. Если бы тебе по-настоящему нравилась Мария да Пас, ты бы ей все рассказал. Она мне нравится. Но недостаточно, если ты спишь с женщиной, которая тебя любит, и не считаешь нужным быть с ней откровенным, к чему тогда все это. Вы защищаете ее, а ведь вы даже с ней незнакомы. Я никогда ее не видела, но знаю ее. Только от меня и очень мало. Ты упоминал о ней в двух письмах, сказал кое-что по телефону, мне этого достаточно. Чтобы решить, что мне нужна именно такая жена, так. Я бы могла утверждать это, если бы была уверена, что ты тот муж, который ей нужен. А вы не уверены. Возможно, нет. Тогда самый лучший выход состоит в том, чтобы мы как можно скорее порвали наши отношения. Так считаешь ты, а не я. Надо рассуждать логически, мама, если она мне подходит, а я ей нет, какой смысл тогда в том, чтобы желать нашего брака. Чтобы она была рядом, когда ты проснешься. Я не сплю, я не лунатик, у меня своя жизнь, работа. Какая-то часть тебя спит с самого твоего рождения, и я боюсь, что в один прекрасный день тебя ожидает тяжкое пробуждение. Моя матушка настоящая Кассандра. Это еще что. Не что, а кто. Так объясни мне, как говорится, кто объяснит незнающему, тот совершит доброе дело. Кассандра была дочерью Приама, царя Трои, и когда греки поставили у городских ворот деревянного коня, она стала кричать, что если его внесут в город, то город будет разрушен, об этом рассказывает Гомер в Илиаде, есть такая поэма. Я о ней слышала, а что было дальше. Троянцы сочли ее безумной и пренебрегли ее предсказанием. А потом. А потом город был взят штурмом, разграблен и сожжен. Значит, эта твоя Кассандра оказалась права. Изучение истории убедило меня, что Кассандра всегда права. И ты говоришь, что я настоящая Кассандра. Говорю и повторяю, со всей любовью сына, имеющего матушку-провидицу. Но ты один из тех троянцев, которые ей не поверили и по чьей вине была сожжена Троя. В нашем случае нет Трои, и гореть нечему. А сколько еще Трой с другими названиями были сожжены в других местах и в другое время. Огромное количество. Не хочешь ли ты стать еще одной такой Троей. Но у дверей моего дома не стоит деревянный конь. А если он появится, послушайся совета этой старой Кассандры, не позволяй ему войти. Буду очень осторожен, если услышу ржание. Я прошу тебя только об одном, обещай мне не встречаться больше с этим человеком. Обещаю. Пес Томарктус решил, что ему пора возвращаться, он уже обнюхал и герань, и розмарин, растущие во дворе, но сейчас пришел из другого места. Он заглянул в комнату Тертулиано Максимо Афонсо и увидел на его кровати открытый чемодан, он уже много лет был псом и знал, что сие означает, и поэтому теперь он улегся не у ног своей хозяйки, которая всегда здесь, но у ног того, кто собирался уехать.
После всех мучительных раздумий по поводу того, как бы поосторожней рассказать матери о поразительном факте существования своей абсолютной копии, Тертулиано Максимо Афонсо убедил себя, что сумел обойти все самые острые углы и дона Каролина не станет слишком уж беспокоиться. Но ему не удалось избежать разговора с матерью о своих отношениях с Марией да Пас, и теперь он с удивлением вспоминал то место их беседы, когда он заявил, что лучше всего было бы как можно скорее порвать с ней, дело в том, что едва он успел произнести этот, казалось бы, окончательный приговор, как почувствовал внутреннюю слабость, смутное, не совсем еще осознанное желание уступить, сдаться, словно бы какой-то голос в его мозгу силился дать ему понять, что его упорство было не чем иным, как последним редутом в его тщетной борьбе с самим собой, ибо он уже готов вывесить белый флаг безоговорочной капитуляции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43