Почему так?
«Бода».
Ветер приносит лепестки с этим именем. Бода? Кто это был? Его последняя… последняя что? Последняя пчела? Последняя пушистая сука? Последняя пассажирка? Последняя девушка? Он выйдет на меченую мочой тропу. Ему нужен солнечный свет – это его мясо и его заказ. В нем есть знание того, что он страшен, первый из нового рода. Новый способ существования. Пока сойдет и просто дорога.
Форма роста.
Далматинские лепестки.
Заказ Боды – его солнечный свет.
БЕЛИНДА, МЕНЯ ЗАСАСЫВАЕТ НАЗАД.
Эти слова по Тени доходят до Белинды, когда она плавает в мраморном бассейне.
Слова Тошки.
БЕЛИНДА, МЕНЯ ЗАСАСЫВАЕТ НАЗАД. КОЛУМБ ДОБРАЛСЯ ДО МЕНЯ. БЕЛИНДА, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.
Это последние слова Тошки.
Как раз в это время взрывается Чихобомба. 6:19. Цветок, который она притащила из Вирта, качается на воде между ее ног. Вдруг на воде появляются волны, накатывают и отражаются от ее бедер и откатываются назад, смешиваясь с теми, что идут следом. Белинда с интересом смотрит на образовавшийся хаотичный узор, думает, что это совсем как запись землетрясения, которую она видела по телевизору. Но это Манчестер, не ТокиоКо и не ФранцисКо. Она нервно оглядывается, но в остальном подземный дворец мертвенно спокоен. Тут она слышит звук взрыва, отдаленный залп мягких ядер. Сопли попадают в подвальное окно.
Тыц! Тыц! Тыц!
Удары…
Шлеп… шлеп… шлеп…
Заряды смачно бьют в стекло, и Белинда от страха запускает собственные волны по воде, дернувшись от шума. Она смотрит на окно, пытается понять, отчего шум, но тут прилетает очередная порция соплей, и ей становится страшно. С потолка сыплется штукатурка. Надо срочно выбираться из бассейна. Окно покрывается слизью; бассейн погружается в пушистую тьму. С улицы раздаются приглушенные крики. В темноте Белинда ужасно одиноко. Что пошло не так?
Белинда с головой уходит в воду. Закрывает глаза, медленно плывет, пока ее разум не начинает тонуть. Так здорово погружаться в водянистый сон. Краденая орхидея тычется ей в бедра, и это словно нежный лепестковый поцелуй.
Цветок следит за тобой, Белинда.
Текущие мысли…
Надломленное сердце…
«И слезу задушив, завтра утром, Джо, я продолжу жить…»
Эхо ее милого голоса заполняет мраморное пространство. Это песня животных, и травы, и цветов, и воздуха. Утро разорвано воем сирен. Аварийные действия. Город умирает. Стоит ли что-нибудь спасать? Она все равно не может вернуть Койота. Не может даже отомстить за его смерть.
Еще одна капля в чаше…
Что хорошего может быть в ее жизни без него?
Белинда, ты даже толком не узнала его…
Она не слушает.
Капает яд. Она вспоминает; похоже, думает Белинда, что когда она прошла сквозь Волшебную Стену, этот шаг был признанием ее мертвой части…
Вспоминает…
Сцена на кухне. Дотаксишная. Белинда слушает с верха лестницы…
Отец и мать сидят за столом и спорят. Отец называет мать плохим словом – зомби, сукой из ада. Проклинает за то, что та приносит в мир только трупы. Мать называет его мясом, простым мясом, чистым мясом.
«Все, чего вам, чистым мальчикам, надо – еще больше чистоты. Терпеть не можете бардака». Слова ее матери.
«Эта девка – смерть». Слова отца. Эта девка, в смысле она… Белинда. Это Белинда – смерть. Для нее это слишком. Она спускается по лестнице. Бьет отца прямо в лицо. Как в замедленной съемке отец падает без сознания на кафельный пол.
Вспышка гнева. День, когда она начала уходить. Уходить от семьи. Время исчезать, бежать, пройти все грани жизни. На девять лет «Икс-кэб» стал ее семьей. Теперь и это ушло. Больше для нее нигде нет места.
Капает яд…
Может быть, пора. Пропасть зовет. Потому что, в конце концов, разве Тень – это не след смерти на жизни? Может, пришло время завершить эту схему.
Белинда смотрит на рюкзак, лежащий на бортике бассейна, и отводит глаза. Снова смотрит. Наконец, тянется, расстегивает застежку. Открывает рюкзак. Распутывает тьму. Достает бутылку, подарок, украденный у Кантри Джо.
«Бумер».
Белинда, дочь моя…
Ты открываешь бутылку. Наливаешь немножко в грязный стакан и снова закрываешь бутылку пробкой, кладешь ее обратно в рюкзак. Одна доза – для оттяга, две дозы – для сорванной крыши. Три – для чистой и сексуальной смерти. Открываешь рюкзак, отвинчиваешь пробку, наливаешь третью дозу. А потом держишь бутылку над стаканом, пока та не опустела. Должно хватить.
Еще одна капля в чаше, наполнявшейся всю жизнь.
Чистая и сексуальная смерть.
Это твое желание?
Как же прекрасно твое тело, дочь моя! Бледная белая кожа, покрытая путаницей карты Манчестера. Все улицы и все названия вписаны в изгибы твоего тела. Ты соскальзываешь в воду еще глубже. Несколько минут нежишься в теплом бассейне, а потом берешь стакан.
– Похоже, я иду к тебе, Койот.
Ты говоришь это вслух теням и клочкам тумана, встающим над водой.
А потом ты подносишь стакан к губам, Белинда. Пьешь…
Время на панели было 6:19 утра. Содержание пыльцы – 1999. Щелчок, цифры меняются – и неожиданный, жестокий взрыв. Солнце содрогнулось. «Комета» накренилась.
– Что за черт… – Голос Тома.
Чихобомба.
Аааааааааааааааааааааапппппччччччччххххххххххиииииииииииииии!!!!!!
Пять, и десять, и пятьдесят раз.
Царство соплей взрывается и обретает собственную жизнь. Носовая Хиросима. Каждый житель города дает залп из ноздрей. Без респиратора и без жалости. Сопли падают дождем на стекла. Эштон Олд-роуд. Взрыв толкает машину вперед, добавляя километры на спидометре, и вот я уже превышаю скорость.
Тыц! Тыц! Тыц!
«Пылающая комета» покрыта зеленой дрянью. Я не вижу ничего впереди.
– Где мы, бля? – кричу я.
– Приплыли, – говорит Томми Голубь.
– Что это?
– Новая карта.
– Но мы уже почти на месте. Мы почти добрались до Ардвика.
– Не думаю, что мы сможем…
Я резко бросила машину вправо. И остановилась в Намчестере, у Первой крепости.
– Чего?
– Бля.
– Что мы тут делаем?
– Приплыли, Сивилла. Прорывается новая карта.
Перед нами две машины смешались в кучу металла и мяса. Люди кричали и вываливались из дверей.
– Я слышу, как смеется Колумб, – говорит Томми, и я поворачиваю «Комету» от свалки.
Прошла секунда.
И мы вернулись к моему дому на Виктория-парк.
Я изумленно кручу руль, отчаявшись найти дорогу в Ардвик.
Секунда…
И мы на Уоллей-рендж, около дома моей дочери. Там еще груда машин, влетевших друг в друга. Дорожные копы бегут помогать пассажирам.
– Плохо дело, Том, – сказала я. – Мы никуда не доедем.
– Нет. Дорога есть, – ответил он. – Должна быть дорога. Мы сейчас в виртовой карте. Вот и все. Езжай дальше.
– Мне это не нравится.
– Просто поезжай.
И вот мы уже в Боттлтауне – и стекло трещит под колесами, пуская радугу осколков. Я остановила машину. Я слышала, как во весь голос кричат люди из блестящих домов.
– Так мы никуда не приедем, Том.
– Мы во сне, вот и все. Мы в мифе.
– Что это за миф?
– Забудь про расстояния и направления. Мы должны найти нить повествования.
– Эта дело не по мне.
– По тебе. Просто используй свою Тень.
– Моя Тень чувствует себя крысой в лабиринте.
– Это миф про Джона Берликорна, Сивилла. Разве ты не видишь? Чего Берликорн хочет меньше всего?
– Том, ты несешь какую-то чушь.
– Чего он боится больше всего на свете? Подумай. Он человек, который живет только в мифе.
– Иммунных…
– Дронтов. Они – единственные, кого он не может заразить. Единственные, кто не может вжиться. Дронты – его самый большой страх. Вот почему он встроил в аллергические реакции желание убивать дронтов. В этом мифе, написанном под нас, он меньше всего хочет, чтобы дронты объединились. Он действительно пытается не дать тебе встретиться с твоей дочерью.
– Что значит…
– Есть что-то такое в вашей встрече… Ты и твоя дочь… не знаю… Берликорн увидел в вас потенциальную угрозу. Сивилла, думаю, мы его раскусили.
– Но что мы можем, Томми? Он контролирует миф. Мы сквозь него не проедем.
Сквозь заляпанное соплями лобовое стекло я вижу одинокую машину, влетевшую в стену. Водитель бредет прочь, держась за голову.
– Вирт-Христос! – Том шлепнул рукой по панели.
– Что там? – спросила я.
– Боже, ну я и дурак! Берликорн не может дотянуться до тебя, Сивилла. Он действует через меня.
И с этими словами Томми Голубь открывает дверь «Кометы» и вылезает.
– Том? Ты куда пошел?
– Дальше ты одна, Сивилла.
– Том?
– Просто езжай.
Я посмотрела, как он пошел помогать раненой женщине, а потом выключила
разум, отпустив на волю Тень. В моей дымке тут же протянулся мерцающий лучик света. Словно дымка была вечнотекучей картой, а свет был моей любовью. Надо всегда идти за огнем. И я увидела, увидела всех дронтов Манчестера, включающихся в какой-то тайный план. Время принимать бой. Даже моя дочь… наконец пора играть роль…
Я бросила «Комету» вперед и повернула на третьем повороте направо.
Прошла секунда…
И я приехала в ардвикскую промзону.
Крекер воспринимает носовой взрыв как приветствие. Демон соплей заполняет переулок, и здания трясутся от вибрации. Он слышит крики и снаружи, и изнутри. Персефона показала ему настоящую, верную дорогу. Она предупреждала его о взрыве. 6:19 утра. Новая карта. Содержание пыльцы – 2000. Цветочный маршрут был жарким и мучительным, но ему вновь придется пройти по этому пути, припадая к лепесткам девочки всякий раз, когда она позволит. Персефона была так ласкова с ним, так соблазнительна для мужчины, в чьих жилах течет больше Плодородия 10, чем крови, разве он может противостоять ее наслаждениям?
Лепестки к лепесткам, открываются и закрываются – его долгая дорога к успеху.
Он выходит посмотреть на неразбериху перед домом Гамбо. Лагерь в руинах: псомужики и сукобабы разных пород носятся, как угорелые, некоторые пытаются помогать раненым на земле, другие просто ищут укрытие. По удушающей жаре летают крики и мат. Черная женщина с прической афро нагнулась над одной из жертв. Мужчина с длинными всклокоченными волосами и в блестящих штанах идет сквозь хаос, размахивая руками и изрыгая безумные взрывы смеха. Крекеру кажется, что это должен быть сам старый добрый хиппи Гамбо, мозги у которого прочистились из-за провала.
Крекер отступает назад, слушаясь цветка Персефоны.
Боковая дверь разорвана на части взрывом соплей. Крекер раздвигает остатки и, легко ступая, входит в огромную подземную комнату, наполненную тенями и водным пространством, ограниченным мраморными стенами.
Молодая девушка плавает в воде, сорванный цветок прелестной окраски колышется между ее ног. Сама Персефона плавает между ног Белинды, вот как она привела его так далеко, так близко.
Белинда…
Цель дня. Хорошая цель. На этот раз он сделает все правильно.
Крекер ступает в тени…
Белинда, у губ твоих – стакан яда. Половину ты уже проглотила. Крыша едет, мощно и красиво. Приход зовет тебя завершить начатое, испить трип до конца.
Смерть терпелива. Что ей несколько лишних секунд твоих размышлений? Стакан вновь возле рта. На язык падают первые капли. Очень возбуждающе.
Огонь возбуждения.
Шум из дальнего конца бассейна…
Бля!
Белинда прислушивается, мечтает, чтобы посетители убрались, кто бы они ни были. Это Гамбо или Ванита? Они что, не видят, что девушка пытается покончить с собой? Думают, это так просто?
– Кто там? – кричит Белинда.
– Полиция, – отвечает голос. – Без глупостей.
Белинда ждет пять секунд. А потом…
– Что вам нужно? – вглядывается она в тени, среди которых дрожит тонкая, высохшая фигура …
– Не волнуйся, Белинда. Мы знаем, кто убил твоего дружка-пса. Мы знаем, что это не ты. Семь секунд. Голос кажется знакомым.
– Я тоже выяснила, кто убил его, – говорит Белинда. – Персефона, при помощи Колумба.
– Ты очень умная девочка, – отвечает голос. – Хорошо, что мне придется убить тебя.
Наши разные жизни сближаются. Моя дочь плавает в бассейне, обнаженная и отрешенная от карты. Крекер, шеф полиции, идет на свет, потея, как мокрая рана. Он садится на край бассейна, опускает ботинки в воду. Цветок Персефоны бьется лепестками о бедра Белинды. Полупустой стакан «бумера» снова стоит на бортике бассейна. В кармане Крекера затаился пистолет. Все части на своих местах. На сцене появляюсь я. И Колумб – он раскрывает свою новую карту. Этот подземный плавательный зал, этот мерцающий зал, моя дочь в центре, такая притягательная в тенях и мраморе. Кольцо странных желаний вокруг нее стягивается, как отдаленные улицы, которые сходятся друг с другом, стоит сложить карту.
Над миром все еще висит зеленая грозовая туча слизи. Внутри – только заикание призраков из заляпанного соплями окна, единственного источника света.
– Снова ты, – говорит моя дочь. – Тебя зовут пассажир Девиль.
– Уже нет, уже нет, – улыбается Крекер. – Просто маскировка. Меня зовут Крекер, шеф полиции.
Его цель кажется такой нежной – мерцающая под водой карта; от ее вида «Казанова» тяжестью обрушивается в чресла. Крекер не может отвести взгляд от цветка, плавающего между бедер девушки, того, что привел его сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
«Бода».
Ветер приносит лепестки с этим именем. Бода? Кто это был? Его последняя… последняя что? Последняя пчела? Последняя пушистая сука? Последняя пассажирка? Последняя девушка? Он выйдет на меченую мочой тропу. Ему нужен солнечный свет – это его мясо и его заказ. В нем есть знание того, что он страшен, первый из нового рода. Новый способ существования. Пока сойдет и просто дорога.
Форма роста.
Далматинские лепестки.
Заказ Боды – его солнечный свет.
БЕЛИНДА, МЕНЯ ЗАСАСЫВАЕТ НАЗАД.
Эти слова по Тени доходят до Белинды, когда она плавает в мраморном бассейне.
Слова Тошки.
БЕЛИНДА, МЕНЯ ЗАСАСЫВАЕТ НАЗАД. КОЛУМБ ДОБРАЛСЯ ДО МЕНЯ. БЕЛИНДА, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.
Это последние слова Тошки.
Как раз в это время взрывается Чихобомба. 6:19. Цветок, который она притащила из Вирта, качается на воде между ее ног. Вдруг на воде появляются волны, накатывают и отражаются от ее бедер и откатываются назад, смешиваясь с теми, что идут следом. Белинда с интересом смотрит на образовавшийся хаотичный узор, думает, что это совсем как запись землетрясения, которую она видела по телевизору. Но это Манчестер, не ТокиоКо и не ФранцисКо. Она нервно оглядывается, но в остальном подземный дворец мертвенно спокоен. Тут она слышит звук взрыва, отдаленный залп мягких ядер. Сопли попадают в подвальное окно.
Тыц! Тыц! Тыц!
Удары…
Шлеп… шлеп… шлеп…
Заряды смачно бьют в стекло, и Белинда от страха запускает собственные волны по воде, дернувшись от шума. Она смотрит на окно, пытается понять, отчего шум, но тут прилетает очередная порция соплей, и ей становится страшно. С потолка сыплется штукатурка. Надо срочно выбираться из бассейна. Окно покрывается слизью; бассейн погружается в пушистую тьму. С улицы раздаются приглушенные крики. В темноте Белинда ужасно одиноко. Что пошло не так?
Белинда с головой уходит в воду. Закрывает глаза, медленно плывет, пока ее разум не начинает тонуть. Так здорово погружаться в водянистый сон. Краденая орхидея тычется ей в бедра, и это словно нежный лепестковый поцелуй.
Цветок следит за тобой, Белинда.
Текущие мысли…
Надломленное сердце…
«И слезу задушив, завтра утром, Джо, я продолжу жить…»
Эхо ее милого голоса заполняет мраморное пространство. Это песня животных, и травы, и цветов, и воздуха. Утро разорвано воем сирен. Аварийные действия. Город умирает. Стоит ли что-нибудь спасать? Она все равно не может вернуть Койота. Не может даже отомстить за его смерть.
Еще одна капля в чаше…
Что хорошего может быть в ее жизни без него?
Белинда, ты даже толком не узнала его…
Она не слушает.
Капает яд. Она вспоминает; похоже, думает Белинда, что когда она прошла сквозь Волшебную Стену, этот шаг был признанием ее мертвой части…
Вспоминает…
Сцена на кухне. Дотаксишная. Белинда слушает с верха лестницы…
Отец и мать сидят за столом и спорят. Отец называет мать плохим словом – зомби, сукой из ада. Проклинает за то, что та приносит в мир только трупы. Мать называет его мясом, простым мясом, чистым мясом.
«Все, чего вам, чистым мальчикам, надо – еще больше чистоты. Терпеть не можете бардака». Слова ее матери.
«Эта девка – смерть». Слова отца. Эта девка, в смысле она… Белинда. Это Белинда – смерть. Для нее это слишком. Она спускается по лестнице. Бьет отца прямо в лицо. Как в замедленной съемке отец падает без сознания на кафельный пол.
Вспышка гнева. День, когда она начала уходить. Уходить от семьи. Время исчезать, бежать, пройти все грани жизни. На девять лет «Икс-кэб» стал ее семьей. Теперь и это ушло. Больше для нее нигде нет места.
Капает яд…
Может быть, пора. Пропасть зовет. Потому что, в конце концов, разве Тень – это не след смерти на жизни? Может, пришло время завершить эту схему.
Белинда смотрит на рюкзак, лежащий на бортике бассейна, и отводит глаза. Снова смотрит. Наконец, тянется, расстегивает застежку. Открывает рюкзак. Распутывает тьму. Достает бутылку, подарок, украденный у Кантри Джо.
«Бумер».
Белинда, дочь моя…
Ты открываешь бутылку. Наливаешь немножко в грязный стакан и снова закрываешь бутылку пробкой, кладешь ее обратно в рюкзак. Одна доза – для оттяга, две дозы – для сорванной крыши. Три – для чистой и сексуальной смерти. Открываешь рюкзак, отвинчиваешь пробку, наливаешь третью дозу. А потом держишь бутылку над стаканом, пока та не опустела. Должно хватить.
Еще одна капля в чаше, наполнявшейся всю жизнь.
Чистая и сексуальная смерть.
Это твое желание?
Как же прекрасно твое тело, дочь моя! Бледная белая кожа, покрытая путаницей карты Манчестера. Все улицы и все названия вписаны в изгибы твоего тела. Ты соскальзываешь в воду еще глубже. Несколько минут нежишься в теплом бассейне, а потом берешь стакан.
– Похоже, я иду к тебе, Койот.
Ты говоришь это вслух теням и клочкам тумана, встающим над водой.
А потом ты подносишь стакан к губам, Белинда. Пьешь…
Время на панели было 6:19 утра. Содержание пыльцы – 1999. Щелчок, цифры меняются – и неожиданный, жестокий взрыв. Солнце содрогнулось. «Комета» накренилась.
– Что за черт… – Голос Тома.
Чихобомба.
Аааааааааааааааааааааапппппччччччччххххххххххиииииииииииииии!!!!!!
Пять, и десять, и пятьдесят раз.
Царство соплей взрывается и обретает собственную жизнь. Носовая Хиросима. Каждый житель города дает залп из ноздрей. Без респиратора и без жалости. Сопли падают дождем на стекла. Эштон Олд-роуд. Взрыв толкает машину вперед, добавляя километры на спидометре, и вот я уже превышаю скорость.
Тыц! Тыц! Тыц!
«Пылающая комета» покрыта зеленой дрянью. Я не вижу ничего впереди.
– Где мы, бля? – кричу я.
– Приплыли, – говорит Томми Голубь.
– Что это?
– Новая карта.
– Но мы уже почти на месте. Мы почти добрались до Ардвика.
– Не думаю, что мы сможем…
Я резко бросила машину вправо. И остановилась в Намчестере, у Первой крепости.
– Чего?
– Бля.
– Что мы тут делаем?
– Приплыли, Сивилла. Прорывается новая карта.
Перед нами две машины смешались в кучу металла и мяса. Люди кричали и вываливались из дверей.
– Я слышу, как смеется Колумб, – говорит Томми, и я поворачиваю «Комету» от свалки.
Прошла секунда.
И мы вернулись к моему дому на Виктория-парк.
Я изумленно кручу руль, отчаявшись найти дорогу в Ардвик.
Секунда…
И мы на Уоллей-рендж, около дома моей дочери. Там еще груда машин, влетевших друг в друга. Дорожные копы бегут помогать пассажирам.
– Плохо дело, Том, – сказала я. – Мы никуда не доедем.
– Нет. Дорога есть, – ответил он. – Должна быть дорога. Мы сейчас в виртовой карте. Вот и все. Езжай дальше.
– Мне это не нравится.
– Просто поезжай.
И вот мы уже в Боттлтауне – и стекло трещит под колесами, пуская радугу осколков. Я остановила машину. Я слышала, как во весь голос кричат люди из блестящих домов.
– Так мы никуда не приедем, Том.
– Мы во сне, вот и все. Мы в мифе.
– Что это за миф?
– Забудь про расстояния и направления. Мы должны найти нить повествования.
– Эта дело не по мне.
– По тебе. Просто используй свою Тень.
– Моя Тень чувствует себя крысой в лабиринте.
– Это миф про Джона Берликорна, Сивилла. Разве ты не видишь? Чего Берликорн хочет меньше всего?
– Том, ты несешь какую-то чушь.
– Чего он боится больше всего на свете? Подумай. Он человек, который живет только в мифе.
– Иммунных…
– Дронтов. Они – единственные, кого он не может заразить. Единственные, кто не может вжиться. Дронты – его самый большой страх. Вот почему он встроил в аллергические реакции желание убивать дронтов. В этом мифе, написанном под нас, он меньше всего хочет, чтобы дронты объединились. Он действительно пытается не дать тебе встретиться с твоей дочерью.
– Что значит…
– Есть что-то такое в вашей встрече… Ты и твоя дочь… не знаю… Берликорн увидел в вас потенциальную угрозу. Сивилла, думаю, мы его раскусили.
– Но что мы можем, Томми? Он контролирует миф. Мы сквозь него не проедем.
Сквозь заляпанное соплями лобовое стекло я вижу одинокую машину, влетевшую в стену. Водитель бредет прочь, держась за голову.
– Вирт-Христос! – Том шлепнул рукой по панели.
– Что там? – спросила я.
– Боже, ну я и дурак! Берликорн не может дотянуться до тебя, Сивилла. Он действует через меня.
И с этими словами Томми Голубь открывает дверь «Кометы» и вылезает.
– Том? Ты куда пошел?
– Дальше ты одна, Сивилла.
– Том?
– Просто езжай.
Я посмотрела, как он пошел помогать раненой женщине, а потом выключила
разум, отпустив на волю Тень. В моей дымке тут же протянулся мерцающий лучик света. Словно дымка была вечнотекучей картой, а свет был моей любовью. Надо всегда идти за огнем. И я увидела, увидела всех дронтов Манчестера, включающихся в какой-то тайный план. Время принимать бой. Даже моя дочь… наконец пора играть роль…
Я бросила «Комету» вперед и повернула на третьем повороте направо.
Прошла секунда…
И я приехала в ардвикскую промзону.
Крекер воспринимает носовой взрыв как приветствие. Демон соплей заполняет переулок, и здания трясутся от вибрации. Он слышит крики и снаружи, и изнутри. Персефона показала ему настоящую, верную дорогу. Она предупреждала его о взрыве. 6:19 утра. Новая карта. Содержание пыльцы – 2000. Цветочный маршрут был жарким и мучительным, но ему вновь придется пройти по этому пути, припадая к лепесткам девочки всякий раз, когда она позволит. Персефона была так ласкова с ним, так соблазнительна для мужчины, в чьих жилах течет больше Плодородия 10, чем крови, разве он может противостоять ее наслаждениям?
Лепестки к лепесткам, открываются и закрываются – его долгая дорога к успеху.
Он выходит посмотреть на неразбериху перед домом Гамбо. Лагерь в руинах: псомужики и сукобабы разных пород носятся, как угорелые, некоторые пытаются помогать раненым на земле, другие просто ищут укрытие. По удушающей жаре летают крики и мат. Черная женщина с прической афро нагнулась над одной из жертв. Мужчина с длинными всклокоченными волосами и в блестящих штанах идет сквозь хаос, размахивая руками и изрыгая безумные взрывы смеха. Крекеру кажется, что это должен быть сам старый добрый хиппи Гамбо, мозги у которого прочистились из-за провала.
Крекер отступает назад, слушаясь цветка Персефоны.
Боковая дверь разорвана на части взрывом соплей. Крекер раздвигает остатки и, легко ступая, входит в огромную подземную комнату, наполненную тенями и водным пространством, ограниченным мраморными стенами.
Молодая девушка плавает в воде, сорванный цветок прелестной окраски колышется между ее ног. Сама Персефона плавает между ног Белинды, вот как она привела его так далеко, так близко.
Белинда…
Цель дня. Хорошая цель. На этот раз он сделает все правильно.
Крекер ступает в тени…
Белинда, у губ твоих – стакан яда. Половину ты уже проглотила. Крыша едет, мощно и красиво. Приход зовет тебя завершить начатое, испить трип до конца.
Смерть терпелива. Что ей несколько лишних секунд твоих размышлений? Стакан вновь возле рта. На язык падают первые капли. Очень возбуждающе.
Огонь возбуждения.
Шум из дальнего конца бассейна…
Бля!
Белинда прислушивается, мечтает, чтобы посетители убрались, кто бы они ни были. Это Гамбо или Ванита? Они что, не видят, что девушка пытается покончить с собой? Думают, это так просто?
– Кто там? – кричит Белинда.
– Полиция, – отвечает голос. – Без глупостей.
Белинда ждет пять секунд. А потом…
– Что вам нужно? – вглядывается она в тени, среди которых дрожит тонкая, высохшая фигура …
– Не волнуйся, Белинда. Мы знаем, кто убил твоего дружка-пса. Мы знаем, что это не ты. Семь секунд. Голос кажется знакомым.
– Я тоже выяснила, кто убил его, – говорит Белинда. – Персефона, при помощи Колумба.
– Ты очень умная девочка, – отвечает голос. – Хорошо, что мне придется убить тебя.
Наши разные жизни сближаются. Моя дочь плавает в бассейне, обнаженная и отрешенная от карты. Крекер, шеф полиции, идет на свет, потея, как мокрая рана. Он садится на край бассейна, опускает ботинки в воду. Цветок Персефоны бьется лепестками о бедра Белинды. Полупустой стакан «бумера» снова стоит на бортике бассейна. В кармане Крекера затаился пистолет. Все части на своих местах. На сцене появляюсь я. И Колумб – он раскрывает свою новую карту. Этот подземный плавательный зал, этот мерцающий зал, моя дочь в центре, такая притягательная в тенях и мраморе. Кольцо странных желаний вокруг нее стягивается, как отдаленные улицы, которые сходятся друг с другом, стоит сложить карту.
Над миром все еще висит зеленая грозовая туча слизи. Внутри – только заикание призраков из заляпанного соплями окна, единственного источника света.
– Снова ты, – говорит моя дочь. – Тебя зовут пассажир Девиль.
– Уже нет, уже нет, – улыбается Крекер. – Просто маскировка. Меня зовут Крекер, шеф полиции.
Его цель кажется такой нежной – мерцающая под водой карта; от ее вида «Казанова» тяжестью обрушивается в чресла. Крекер не может отвести взгляд от цветка, плавающего между бедер девушки, того, что привел его сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41