Не пьянства ради, а дабы не простудиться.
7. Спустя неделю
Молодой милиционер по имени Слава, неофит привокзального отделения станции Ростов-пассажирская, в последний день осени 93-го вновь заметил средь пестрой толпы пассажиров подозрительное мужское лицо и опять промолчал, опасаясь насмешек старшего милицейского товарища по имени Глеб.
Служил Славик без году неделя и чувствовал себя, как рыба, выброшенная на берег, а Глеб на вокзале — как рыба в воде. Хищная рыба, акула. Самая хитрая серая акула из всей милицейской стаи.
Глеб постоянно прикалывал неофита Славика, но по-доброму, по-отечески. Он, Глеб, очень гордился, что является тезкой героя Высоцкого из бессмертного сериала, и всячески подражал харизме Жеглова. Славика тезка телегероя называл не иначе, как Шараповым.
— Значится, так, Шарапов! Сегодня с утра сдан в эксплуатацию после долгого ремонта туалет, типа сортир, обозначенный буквой «жо». Шагом арш в отремонтированный сортир, вытаскивай оттудова гражданку Петрову и представь ее перед мои ясные очи.
— Я? В женский туалет? — Славик смутился.
— Ну и рожа у тебя, Шарапов! Значится, так, у нас на вокзале, в женском сортире, гражданка Петрова торгует цыганской косметикой. Так было, и так будет. Она — незаконный предприниматель, а мы с тобой представители закона. Мы — власть, а власть обязана что?
— Что?.. — захлопал глазами Славик, как двоечник-второгодник перед экзаменатором из Минобразования.
— Мы обязаны пресекать беспошлинную торговлю. Наша с тобой законная обязанность — взымать пошлину в пользу власти. То есть в пользу милиции. Так повелось с тех пор, как в стране победила демократия, за которую в девяносто первом мы кровь проливали. И чему вас только учат, молодежь?
— Глеб, может, вместе...
— Пошли бы! — перебил Глеб, хитро прищуриваясь. — Поучил бы тебя, как производить зачистку в женской уборной, однако ж долг зовет вон к тому, видишь, гражданину, который курит в неположенном месте. Гражданин задолжал властям за лицензию, сегодня грозился рассчитаться. — И Глеб подмигнул Славику еще более хитро, чем до того прищуривался.
Курящего в помещении вокзала гражданина Славик уже знал. Со щипачом, сиречь с местным вором-карманником, многоопытный Глеб познакомил подопечного Славу несколько дежурств тому назад.
Хлопнув Славика по плечу, подтолкнув подопечного в сторону туалетов, Глеб вразвалочку, походкой Жеглова, отправился восстанавливать финансовую справедливость, взимать долг с карманника. Славик вздохнул, проводил взглядом серую акулу Глеба... О! Опять померещилось или?..
А правильнее сказать — померещился. Опять в толпе пассажиров промелькнуло то же самое плохо выбритое мужское лицо. Равнодушное такое лицо, но с неприятно внимательными глазами мелькнуло в сутолоке пассажиропотока и исчезло. Прям наваждение какое-то! Который уж день Славик успевает заметить одну и ту же невозмутимую физиономию со зрачками-прицелами, и, стоит моргнуть, кажется, что померещился наблюдатель.
А который, кстати, по счету день Славику мерещится, что за ним и Глебом, за милиционерами, кто-то следит?.. Кажется, уже третий?.. Или четвертый?..
Третий. Третий день подряд Змей следил конкретно за этими ментами. Вернее, за матерым законником Глебом.
Добравшись с пересадками до Ростова, Змей сменил одежду на малоприметную, нашел подходящее место для ночной лежки в вакантном коллекторе и на следующее утро появился на пассажирском вокзале.
Змей без труда вспомнил, как следует теряться в большом количестве людей, как решать свои задачи и оставаться не замеченным в общественных местах. Вспомнить-то он вспомнил, но на практике не обошлось без проколов — глазастый Славик таки замечал внимательные глаза Змея. «Тушить» пристальный взгляд, когда со значительного расстояния читаешь по губам, — это самое сложное. «Горячий» взгляд люди в состоянии легкого стресса очень отчетливо чувствуют, а именно в таком, в легкострессовом состоянии и пребывал перманентно неофит Слава.
Читать по губам, на манер глухонемых, гораздо проще, чем «тушить» взгляд. Но лишь в том случае, ежели имеешь соответствующую практику. В первый день наблюдений, определившись с объектом слежки, Змею приходилось то и дело приближаться на дистанцию аудиоконтакта, дабы разобраться с индивидуальными особенностями артикуляции мента Глеба.
Матерый вокзальный мент много болтал, объясняя новичку Славику-Шарапову, чего да как, куда и откуда. Змей мотал информацию на воображаемый ус гораздо быстрее, чем неофит Слава, и к сегодняшнему дню, к последнему дню осени, знал достаточно, чтобы приступить к следующему этапу задуманного.
Помимо деловой, владел Змей и информацией бытовой — в первый же день слежки выяснил, где проживает тезка Жеглова, сопроводив того до дому.
И то, что Глеб жил один, бобылем, несказанно обрадовало бывшего особого порученца.
Впрочем, «особые» бывшими не бывают. Даже если перестают быть порученцами.
8. Последний вечер осени
Глеб возвращался домой в разное время. Всегда один. Женщин к себе не водил и с дружками предпочитал отдыхать где угодно, только не у себя дома. Глеб стеснялся убожества своей однокомнатной жилой площади с шестиметровой кухонькой и спаренными удобствами. Ему было чего стесняться. И дело вовсе не в малогабаритности жилища. Бедность, в том числе и на квадратные метры, как говорится, не порок.
Потолок на кухне у Глеба совсем облупился. Холодильник «Север» шестьдесят лохматого года выпуска просился в утиль. Тек унитаз в удобствах, и пожелтела от времени лохань ванны. Давно выцвели обои в комнате, почти лишенной мебели. Из мебели — только продавленная раскладушка да огромный шкаф. И сиротливо притулился на гладильной доске у подоконника черно-белый телевизор «Сапфир».
Все ценное хозяин однокомнатного убожества хранил в шкафу. За румынскими полированными створками висело кожаное пальто и фетровая шляпа а-ля Жеглов, безупречно консервативные костюмы отменного кроя, великолепного качества рубашки, фирменные галстуки.
Осмотрев квадратные метры и проинспектировав шкаф, Змей остался в недоумении. Контраст между тем, что внутри румынского монстра, и всем остальным снаружи был поразительный.
Разумеется, в квартиру Змей проник без проблем. Умеет. Он ожидал увидеть вычурный интерьер со всякими модными прибамбасами, а вот фиг вам.
Жилье мента, весьма прилично обеспеченного за счет привокзального Клондайка, в принципиальном аспекте мало чем отличалось от лежки Змея в коллекторе. И Змей, возвращаясь на ночлег к теплым трубам, заботился лишь об одежде. Внешне, на людях, Змею ПОКА нельзя выглядеть абы как, остальное для него, для Змея, несущественно. И для Глеба, как выяснилось, тоже.
Глеб вернулся домой в начале девятого. Вздохнул с облегчением, запирая дверь. Зашуршал верхней одеждой, стукнули сбрасываемые с ног ботинки, заскрипели половицы — Глеб вошел в комнату.
Кроме, как на свободные «плечики» в шкафу, вешать китель хозяину жилплощади больше некуда. К нему-то он и подошел, к шкафу. Привычно открыл створку...
— Замри. — Змей удобно сидел, по-турецки, поджав под себя ноги, внутри шкафа, на днище, на ворохе безжалостно смятых костюмов и рубашек. Дырочка на торце казенной части «ТТ» снизу вверх «смотрела» на Глеба. Затянутый кожей перчатки палец дрогнул на дуге спуска.
Милиционер, как ему и было велено, замер. Превратился в скульптуру. Его сходство с изваянием усиливалось ежесекундно. С каждой секундой он все больше и больше бледнел, и его лицо все более походило на творение из гипса.
— Отомри. Медленно и печально, без резких движений, отходи назад. Пошел.
Глеб попятился. Верхняя половина тела сохранила скульптурную незыблемость, двигались только ноги. До тех пор, пока икры не уперлись в алюминиевый каркас раскладушки.
— Сядь, — скомандовал Змей. — Колени сдвинь, руки сцепи в «замок» и положи на коленки.
Скрипнула створка шкафа. Чтобы она не закрылась, Змей вытащил из-под себя левую ногу, поставил на пол. Кабы не пистолет и гипсовая бледность мента, они бы, эти двое, смотрелись очень комично — один сидит в шкафу, ноги сикось-накось, другой — на низенькой раскладушке, с коленями на уровне груди, со сцепленными, как будто в отчаянной мольбе, пальцами.
— Разрешаю задать мне вопрос, — сказал Змей. — Но только один, и спрашивай тихим голосом.
Глеб сглотнул, облизнул сухие губы, тихонечко кашлянул и произнес шепотом:
— За что?
— Хм-м... — Змей улыбнулся, хмыкнув. — Забавно. Кто я, ты не спрашиваешь. Интересуешься, за что собираюсь тебя... — Змей задумался, подыскивая нужное слово. — Гм-м... Наказать, да?
Глеб судорожно кивнул.
— За то, что ты собираешь дань с вокзальных наркодилеров. А именно... — и Змей назвал клички тех торговцев наркотой, в контактах с которыми замечал Глеба. — За то, что крышуешь карманников. Не далее как сегодня один гражданин щипач заплатил тебе, как ты выразился, «за лицензию». За то, что имеешь процент с вокзальной проституции. Вчера, к примеру, бандерша тетя Галя откатила тебе энную сумму. За то, что... — Змей перечислил все грехи Глеба, о которых узнал в результате слежки. — За то, что... Хватит или продолжать? Я еще многое про тебя знаю, — соврал Змей. — За все то, что я про тебя знаю...
— Не я один! Все наши берут и все делятся с кем положено! — перебил Глеб. Гипсовая бледность с его лица спала, он явно оправился от шока. Более того, он вроде как переживал огромное облегчение. Как принято говорить в таких случаях: упал камень с плеч. Сидеть продолжал, как было велено, но плечи расправил. Видимо, были за душой у мента Глеба какие-то воистину смертные Грехи, гораздо более серьезные, чем перечисленные Змеем грешки. И, спрашивая, за что, Глеб, очевидно, ожидал услышать перечисление Грехов с большой буквы, а услыхал про ерунду, и его отпустило.
— Чего ты хочешь? — На порозовевшем лице Глеба появилась полуулыбка-полуухмылка. — Денег хочешь? Шантажируешь телегой в прокуратуру? Откуда ты такой смелый взялся?
— Разве уж таким надо быть смельчаком, чтобы вскрыть чужую квартиру и устроить засаду в шкафу? — улыбнулся Змей во весь рот. Вытащил из-под себя ногу, вылезая из шкафа, встал, шагнул по направлению к Глебу, продолжая держать мента на прицеле. — Разве ж это я смелый? Это ты у нас смельчак. Ухмыляешься, как ни в чем не бывало, и практически посылаешь меня к чертовой бабушке вместе с моим пистолетом и со всем моим компроматом.
Ко многому был готов Глеб, но только не к тому, что произошло и прозвучало далее.
А далее Змей спрятал «пушку» за пазуху и пошел к выходу. Задержался у двери в прихожую, обернулся, заговорил:
— Ты прав, я приходил тебя шантажировать. Деньги мне не нужны, мне другое требуется. Пока не суть важно, что именно. Вот нарою на тебя компромат посерьезнее, тогда и поговорим.
Змей рисковал. Такой, скажем так, чисто психологический риск зачастую не менее серьезен, чем чисто физиологический риск недельной давности во время тотального мочилова.
Ежели Змей психологически просчитался, тогда — пиши пропало. Пропало зря время, истраченное на Глеба. А денег на жизнь в запасе осталось самый минимум. И придется их добывать человеку без документов, которого разыскивают — если бы менты! — компетентные органы. Надобно сказать, что особых порученцев учили и этому — добыче денег путем грабежа, кражи, мошенничества и т. д.
При возникновении острой необходимости в средствах для выполнения акции автономный порученец обязан их, средства, уметь добывать. Но только в случае ОСТРОЙ НЕОБХОДИМОСТИ, ибо вынужденное противоправное действие осложняет положение порученца.
Змей блефовал. Он вовсе не собирался продолжать раскопки ментовской жизни. Не в том находился Змей положении. Находясь на нелегальном положении, занимаются подобными следственными мероприятиями лишь герои американских кинобоевиков.
— До свидания, гражданин Глеб — начальник...
— Стой-ка! — Глеб напрягся, и ухмылку смыло с его розовеющего лица. — Да кто ты такой, в самом деле?!
— При следующей встрече поговорим. Я, как и ты, привык диктовать условия, выступать с позиции силы, а не оправдываться. До скорого!
— Стой! Чего тебе надо-то? Конкретно?
— В общем-то сущие пустяки, но об этом потом. Счастливо оставаться, гражданин начальник.
— Да стой ты! Сейчас говори, чего надо. Неохота мне второй раз с тобой встречаться.
— Серьезно? — Змей развернулся на сто восемьдесят градусов, привалился плечом к дверному косяку. — Вот что мне в тебе нравится, Глеб, так это то, что ты умный. Продолжаешь сидеть, сцепив пальцы, и даже не думаешь выхватывать табельное оружие. А нужен мне, гражданин умный начальник, этакий пустячок, как, всего-навсего, паспорт.
— Паспорт?!
— Да, он.
— Я мент с вокзала, я не крыса из паспортного стола. Где я тебе чистый паспорт возьму?
— Чистый мне не нужен. На вокзале полно бомжей. Многие из них пришлые из других городов и весей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
7. Спустя неделю
Молодой милиционер по имени Слава, неофит привокзального отделения станции Ростов-пассажирская, в последний день осени 93-го вновь заметил средь пестрой толпы пассажиров подозрительное мужское лицо и опять промолчал, опасаясь насмешек старшего милицейского товарища по имени Глеб.
Служил Славик без году неделя и чувствовал себя, как рыба, выброшенная на берег, а Глеб на вокзале — как рыба в воде. Хищная рыба, акула. Самая хитрая серая акула из всей милицейской стаи.
Глеб постоянно прикалывал неофита Славика, но по-доброму, по-отечески. Он, Глеб, очень гордился, что является тезкой героя Высоцкого из бессмертного сериала, и всячески подражал харизме Жеглова. Славика тезка телегероя называл не иначе, как Шараповым.
— Значится, так, Шарапов! Сегодня с утра сдан в эксплуатацию после долгого ремонта туалет, типа сортир, обозначенный буквой «жо». Шагом арш в отремонтированный сортир, вытаскивай оттудова гражданку Петрову и представь ее перед мои ясные очи.
— Я? В женский туалет? — Славик смутился.
— Ну и рожа у тебя, Шарапов! Значится, так, у нас на вокзале, в женском сортире, гражданка Петрова торгует цыганской косметикой. Так было, и так будет. Она — незаконный предприниматель, а мы с тобой представители закона. Мы — власть, а власть обязана что?
— Что?.. — захлопал глазами Славик, как двоечник-второгодник перед экзаменатором из Минобразования.
— Мы обязаны пресекать беспошлинную торговлю. Наша с тобой законная обязанность — взымать пошлину в пользу власти. То есть в пользу милиции. Так повелось с тех пор, как в стране победила демократия, за которую в девяносто первом мы кровь проливали. И чему вас только учат, молодежь?
— Глеб, может, вместе...
— Пошли бы! — перебил Глеб, хитро прищуриваясь. — Поучил бы тебя, как производить зачистку в женской уборной, однако ж долг зовет вон к тому, видишь, гражданину, который курит в неположенном месте. Гражданин задолжал властям за лицензию, сегодня грозился рассчитаться. — И Глеб подмигнул Славику еще более хитро, чем до того прищуривался.
Курящего в помещении вокзала гражданина Славик уже знал. Со щипачом, сиречь с местным вором-карманником, многоопытный Глеб познакомил подопечного Славу несколько дежурств тому назад.
Хлопнув Славика по плечу, подтолкнув подопечного в сторону туалетов, Глеб вразвалочку, походкой Жеглова, отправился восстанавливать финансовую справедливость, взимать долг с карманника. Славик вздохнул, проводил взглядом серую акулу Глеба... О! Опять померещилось или?..
А правильнее сказать — померещился. Опять в толпе пассажиров промелькнуло то же самое плохо выбритое мужское лицо. Равнодушное такое лицо, но с неприятно внимательными глазами мелькнуло в сутолоке пассажиропотока и исчезло. Прям наваждение какое-то! Который уж день Славик успевает заметить одну и ту же невозмутимую физиономию со зрачками-прицелами, и, стоит моргнуть, кажется, что померещился наблюдатель.
А который, кстати, по счету день Славику мерещится, что за ним и Глебом, за милиционерами, кто-то следит?.. Кажется, уже третий?.. Или четвертый?..
Третий. Третий день подряд Змей следил конкретно за этими ментами. Вернее, за матерым законником Глебом.
Добравшись с пересадками до Ростова, Змей сменил одежду на малоприметную, нашел подходящее место для ночной лежки в вакантном коллекторе и на следующее утро появился на пассажирском вокзале.
Змей без труда вспомнил, как следует теряться в большом количестве людей, как решать свои задачи и оставаться не замеченным в общественных местах. Вспомнить-то он вспомнил, но на практике не обошлось без проколов — глазастый Славик таки замечал внимательные глаза Змея. «Тушить» пристальный взгляд, когда со значительного расстояния читаешь по губам, — это самое сложное. «Горячий» взгляд люди в состоянии легкого стресса очень отчетливо чувствуют, а именно в таком, в легкострессовом состоянии и пребывал перманентно неофит Слава.
Читать по губам, на манер глухонемых, гораздо проще, чем «тушить» взгляд. Но лишь в том случае, ежели имеешь соответствующую практику. В первый день наблюдений, определившись с объектом слежки, Змею приходилось то и дело приближаться на дистанцию аудиоконтакта, дабы разобраться с индивидуальными особенностями артикуляции мента Глеба.
Матерый вокзальный мент много болтал, объясняя новичку Славику-Шарапову, чего да как, куда и откуда. Змей мотал информацию на воображаемый ус гораздо быстрее, чем неофит Слава, и к сегодняшнему дню, к последнему дню осени, знал достаточно, чтобы приступить к следующему этапу задуманного.
Помимо деловой, владел Змей и информацией бытовой — в первый же день слежки выяснил, где проживает тезка Жеглова, сопроводив того до дому.
И то, что Глеб жил один, бобылем, несказанно обрадовало бывшего особого порученца.
Впрочем, «особые» бывшими не бывают. Даже если перестают быть порученцами.
8. Последний вечер осени
Глеб возвращался домой в разное время. Всегда один. Женщин к себе не водил и с дружками предпочитал отдыхать где угодно, только не у себя дома. Глеб стеснялся убожества своей однокомнатной жилой площади с шестиметровой кухонькой и спаренными удобствами. Ему было чего стесняться. И дело вовсе не в малогабаритности жилища. Бедность, в том числе и на квадратные метры, как говорится, не порок.
Потолок на кухне у Глеба совсем облупился. Холодильник «Север» шестьдесят лохматого года выпуска просился в утиль. Тек унитаз в удобствах, и пожелтела от времени лохань ванны. Давно выцвели обои в комнате, почти лишенной мебели. Из мебели — только продавленная раскладушка да огромный шкаф. И сиротливо притулился на гладильной доске у подоконника черно-белый телевизор «Сапфир».
Все ценное хозяин однокомнатного убожества хранил в шкафу. За румынскими полированными створками висело кожаное пальто и фетровая шляпа а-ля Жеглов, безупречно консервативные костюмы отменного кроя, великолепного качества рубашки, фирменные галстуки.
Осмотрев квадратные метры и проинспектировав шкаф, Змей остался в недоумении. Контраст между тем, что внутри румынского монстра, и всем остальным снаружи был поразительный.
Разумеется, в квартиру Змей проник без проблем. Умеет. Он ожидал увидеть вычурный интерьер со всякими модными прибамбасами, а вот фиг вам.
Жилье мента, весьма прилично обеспеченного за счет привокзального Клондайка, в принципиальном аспекте мало чем отличалось от лежки Змея в коллекторе. И Змей, возвращаясь на ночлег к теплым трубам, заботился лишь об одежде. Внешне, на людях, Змею ПОКА нельзя выглядеть абы как, остальное для него, для Змея, несущественно. И для Глеба, как выяснилось, тоже.
Глеб вернулся домой в начале девятого. Вздохнул с облегчением, запирая дверь. Зашуршал верхней одеждой, стукнули сбрасываемые с ног ботинки, заскрипели половицы — Глеб вошел в комнату.
Кроме, как на свободные «плечики» в шкафу, вешать китель хозяину жилплощади больше некуда. К нему-то он и подошел, к шкафу. Привычно открыл створку...
— Замри. — Змей удобно сидел, по-турецки, поджав под себя ноги, внутри шкафа, на днище, на ворохе безжалостно смятых костюмов и рубашек. Дырочка на торце казенной части «ТТ» снизу вверх «смотрела» на Глеба. Затянутый кожей перчатки палец дрогнул на дуге спуска.
Милиционер, как ему и было велено, замер. Превратился в скульптуру. Его сходство с изваянием усиливалось ежесекундно. С каждой секундой он все больше и больше бледнел, и его лицо все более походило на творение из гипса.
— Отомри. Медленно и печально, без резких движений, отходи назад. Пошел.
Глеб попятился. Верхняя половина тела сохранила скульптурную незыблемость, двигались только ноги. До тех пор, пока икры не уперлись в алюминиевый каркас раскладушки.
— Сядь, — скомандовал Змей. — Колени сдвинь, руки сцепи в «замок» и положи на коленки.
Скрипнула створка шкафа. Чтобы она не закрылась, Змей вытащил из-под себя левую ногу, поставил на пол. Кабы не пистолет и гипсовая бледность мента, они бы, эти двое, смотрелись очень комично — один сидит в шкафу, ноги сикось-накось, другой — на низенькой раскладушке, с коленями на уровне груди, со сцепленными, как будто в отчаянной мольбе, пальцами.
— Разрешаю задать мне вопрос, — сказал Змей. — Но только один, и спрашивай тихим голосом.
Глеб сглотнул, облизнул сухие губы, тихонечко кашлянул и произнес шепотом:
— За что?
— Хм-м... — Змей улыбнулся, хмыкнув. — Забавно. Кто я, ты не спрашиваешь. Интересуешься, за что собираюсь тебя... — Змей задумался, подыскивая нужное слово. — Гм-м... Наказать, да?
Глеб судорожно кивнул.
— За то, что ты собираешь дань с вокзальных наркодилеров. А именно... — и Змей назвал клички тех торговцев наркотой, в контактах с которыми замечал Глеба. — За то, что крышуешь карманников. Не далее как сегодня один гражданин щипач заплатил тебе, как ты выразился, «за лицензию». За то, что имеешь процент с вокзальной проституции. Вчера, к примеру, бандерша тетя Галя откатила тебе энную сумму. За то, что... — Змей перечислил все грехи Глеба, о которых узнал в результате слежки. — За то, что... Хватит или продолжать? Я еще многое про тебя знаю, — соврал Змей. — За все то, что я про тебя знаю...
— Не я один! Все наши берут и все делятся с кем положено! — перебил Глеб. Гипсовая бледность с его лица спала, он явно оправился от шока. Более того, он вроде как переживал огромное облегчение. Как принято говорить в таких случаях: упал камень с плеч. Сидеть продолжал, как было велено, но плечи расправил. Видимо, были за душой у мента Глеба какие-то воистину смертные Грехи, гораздо более серьезные, чем перечисленные Змеем грешки. И, спрашивая, за что, Глеб, очевидно, ожидал услышать перечисление Грехов с большой буквы, а услыхал про ерунду, и его отпустило.
— Чего ты хочешь? — На порозовевшем лице Глеба появилась полуулыбка-полуухмылка. — Денег хочешь? Шантажируешь телегой в прокуратуру? Откуда ты такой смелый взялся?
— Разве уж таким надо быть смельчаком, чтобы вскрыть чужую квартиру и устроить засаду в шкафу? — улыбнулся Змей во весь рот. Вытащил из-под себя ногу, вылезая из шкафа, встал, шагнул по направлению к Глебу, продолжая держать мента на прицеле. — Разве ж это я смелый? Это ты у нас смельчак. Ухмыляешься, как ни в чем не бывало, и практически посылаешь меня к чертовой бабушке вместе с моим пистолетом и со всем моим компроматом.
Ко многому был готов Глеб, но только не к тому, что произошло и прозвучало далее.
А далее Змей спрятал «пушку» за пазуху и пошел к выходу. Задержался у двери в прихожую, обернулся, заговорил:
— Ты прав, я приходил тебя шантажировать. Деньги мне не нужны, мне другое требуется. Пока не суть важно, что именно. Вот нарою на тебя компромат посерьезнее, тогда и поговорим.
Змей рисковал. Такой, скажем так, чисто психологический риск зачастую не менее серьезен, чем чисто физиологический риск недельной давности во время тотального мочилова.
Ежели Змей психологически просчитался, тогда — пиши пропало. Пропало зря время, истраченное на Глеба. А денег на жизнь в запасе осталось самый минимум. И придется их добывать человеку без документов, которого разыскивают — если бы менты! — компетентные органы. Надобно сказать, что особых порученцев учили и этому — добыче денег путем грабежа, кражи, мошенничества и т. д.
При возникновении острой необходимости в средствах для выполнения акции автономный порученец обязан их, средства, уметь добывать. Но только в случае ОСТРОЙ НЕОБХОДИМОСТИ, ибо вынужденное противоправное действие осложняет положение порученца.
Змей блефовал. Он вовсе не собирался продолжать раскопки ментовской жизни. Не в том находился Змей положении. Находясь на нелегальном положении, занимаются подобными следственными мероприятиями лишь герои американских кинобоевиков.
— До свидания, гражданин Глеб — начальник...
— Стой-ка! — Глеб напрягся, и ухмылку смыло с его розовеющего лица. — Да кто ты такой, в самом деле?!
— При следующей встрече поговорим. Я, как и ты, привык диктовать условия, выступать с позиции силы, а не оправдываться. До скорого!
— Стой! Чего тебе надо-то? Конкретно?
— В общем-то сущие пустяки, но об этом потом. Счастливо оставаться, гражданин начальник.
— Да стой ты! Сейчас говори, чего надо. Неохота мне второй раз с тобой встречаться.
— Серьезно? — Змей развернулся на сто восемьдесят градусов, привалился плечом к дверному косяку. — Вот что мне в тебе нравится, Глеб, так это то, что ты умный. Продолжаешь сидеть, сцепив пальцы, и даже не думаешь выхватывать табельное оружие. А нужен мне, гражданин умный начальник, этакий пустячок, как, всего-навсего, паспорт.
— Паспорт?!
— Да, он.
— Я мент с вокзала, я не крыса из паспортного стола. Где я тебе чистый паспорт возьму?
— Чистый мне не нужен. На вокзале полно бомжей. Многие из них пришлые из других городов и весей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37