На полке стояла небольшая фигурка сидящего на корточках существа с искаженным от ярости лицом. Длинный пенис свисал у него почти до пят. В правой руке существо держало тонкий стилет.
— О господи! Это кошачий глаз? — изумленно спросил я.
— Да, — ответил Инглхардт и подошел ко мне, приятно удивленный моим интересом.
— Наверное, самый большой кусок кошачьего глаза, какой только удавалось найти до сих пор. — Я покачал головой.
— Видимо, так. Это воин шевиатов, так, по крайней мере, утверждает Перси. Именно он нашел и купил для меня эту фигурку. Я очень ценю его подарок.
Я посмотрел на Фаррела. В его голубых глазах мелькнула неприязнь, он явно был зол на меня — я только не знал почему.
— Воин шевиатов? Ну-ну. Грозно выглядит. — Я повернулся к хозяину и протянул ему руку: — Спасибо за беседу, до свидания.
— Я вас провожу, — неожиданно сказал он и снова пошел впереди. Я кивнул Фаррелу, который тоже двинулся за нами, и мы строем прошли через холл к двери. По обеим ее сторонам торчали замаскированные «церберы». У меня вдруг возникло желание разозлить Инглхардта.
— Вы в это верите? — Я небрежно кивнул в сторону толстых цилиндров с цветочными горшками наверху.
— У меня нет причин не верить. Пока что…
— Включите, — прервал я его.
— Фас! — крикнул он, секунду поколебавшись.
Когда цилиндры прыгнули в мою сторону, я не пошевелился, продолжая стоять как прежде, положив руку на пряжку ремня. «Церберы» замерли, проехав по полу метра два.
— Черт побери! — послышался сзади голос Инглхардта.
Когда я обернулся, он изумленно глядел на меня, а Фаррел хмурил брови.
— До свидания, господа. — Я поклонился обоим и вышел, пройдя между неподвижными стражами.
Уже на газоне меня догнал Инглхардт — он действительно был не таким, как все миллионеры. Он побежал за мной сам, вместо того чтобы послать хотя бы Фаррела.
— Мистер Йитс, как вы это сделали? Черт побери, вы меня добили! Покупаю.
— Не продается, — покачал я головой, торжествуя в душе.
— Да чтоб вас! Я должен это иметь! Даю сто тысяч! — Он схватил меня за руку и остановил.
— И речи быть не может, — улыбнулся я ему в лицо. К моему удивлению, он тоже улыбнулся:
— Эта игрушка лишит меня сна. Рано или поздно я все равно буду ее иметь, но хочу уже сейчас.
Я продолжал улыбаться. Инглхардт громко рассмеялся.
— Вы надо мной издеваетесь — почему? Ха-ха! Черт возьми, да я стою тут как щенок перед продавцом мороженого! Зачем вы мне это показывали?
— Потому что не люблю, когда из меня делают идиота, — бросил я и пошел к воротам.
Он снова меня догнал:
— Минутку. На этот раз вы уже переборщили. В чем дело?
Я мгновение поколебался, но в конце концов сказал:
— Шевиаты никогда не вырезали из камня фигурок мужчин. Только животных и женщин. Они боялись, что в фигурке может оказаться заклятой душа воина. — Я обошел его и уже беспрепятственно подошел к воротам. Пока я садился в машину, он все еще стоял и смотрел мне вслед. С трудом согнав с лица издевательскую ухмылку, я поехал домой.
Входя в квартиру, я услышал телефонный звонок. Звонил адвокат Миллермана, чтобы спросить, знаю ли я, что завтра похороны Джорджа. Я вежливо выслушал, поблагодарил за высказанную готовность заняться от моего имени наследством, положил трубку и пошел в комнату, но сразу же вернулся и набрал номер Пимы. Никто не отвечал, так что я принял душ, а затем настроил телефон так, чтобы он звонил ей каждые пятнадцать минут, и уселся с банкой пива над вырезками, из которых позаимствовал представленные Вуди отрывки. Основательно проглядев их, я отбросил всяческие эмоции и обдумал еще раз все с самого начала, но никаких новых мыслей у меня так и не появилось.
После третьей банки я включил телевизор и сменил настройку телефона. Теперь он звонил в квартире Пимы каждые пять минут. Прождав десять таких звонков, я достал из ящика плоский, как бумажник, восьмизарядный «биффакс-33» и вышел.
На этот раз поездка действительно заняла у меня двадцать пять минут, я проехал мимо дома Пимы и остановился сразу за углом первой поперечной улицы. Не доходя до сада перед ее домом, я перепрыгнул через низкий забор соседнего дома и лишь оттуда, возле стеклянной стены между гостиной и садом, перебрался на ее участок. Комнату не слишком ярко освещали несколько ламп. Телевизор был включен, но без звука, а стеклянная плоскость убрана в стену. Я вошел и посмотрел на «цербера». Он стоял неподвижно, так что я отпустил пряжку и огляделся по сторонам. Кроме почти полного стакана и пустой пачки от «Плеерсов», ничто не нарушало идеального порядка в помещении, словно здесь никто не жил, а лишь заходил выпить. Я заглянул на кухню — там царила точно такая же идеальная чистота — и пошел наверх. Из-под одной двери виднелась тонкая полоска света, я подошел и приложил к ней ухо. Не услышав ни единого звука, я толкнул дверь и вошел.
Это была спальня Пимы, и там уже не было такого порядка, как в гостиной и кухне, а причиной тому была сама хозяйка. Она лежала на кровати, совершенно голая, разбросав руки, чуть подогнув левую ногу и касаясь маленькой ступней колена другой ноги. Казалось, будто она напилась до потери сознания и заснула, и мне очень бы хотелось, чтобы именно так и было, но целое ведро крови, разлитой по полу и кровати, и висевшая на волоске голова не оставляли никакого сомнения относительно состояния Пимы Гордениус. Я подошел ближе, стараясь не вляпаться в какую-нибудь из луж, и дотронулся до тела. Рука была холодной, но еще не окоченела. Я обвел взглядом комнату, а потом, больше ни на что уже не глядя, вышел.
Я бегло осмотрел гостиную и кухню. У меня не было никаких иллюзий относительно того, что я найду то, что должна была показать мне Пима; идеальный порядок означал, что она либо не успела это спрятать, или же этого вообще не было у нее дома, так что искать было нечего. Я подошел к входной двери, локтем ударил по выключателю, взялся через платок за ручку, отпустил ее и, шагнув назад, постучал ногой, по корпусу «цербера», а потом толкнул его плечом. Это была пустая труба непонятного назначения, может быть, подставка для цветов, но никоим образом не охранный автомат. Я присел на корточки и немного подумал, потом встал и открыл дверь. Снаружи было темно и тихо; я быстро пробежал в калитку. Улица была пуста, но я не выпускал рукоятки «биффакса», пока не сел в машину. Когда я ехал в сторону города, в наступающих сумерках мне показалось, будто что-то мчится перед моим автомобилем.
Это не могло быть не чем иным, как обгоняющей меня смертью.
У первого указателя с надписью «Мотобар-Комнаты-Отдых» я свернул и, проехав еще несколько метров, остановился у небольшого отеля. Выпив в баре подряд четыре «фиты», я снял комнату и, велев разбудить меня через два часа, сразу же провалился в сон, словно в густой туман. Проснулся я легко и, лишь стоя под горячим душем, вспомнил дом на узкой цветущей улочке и его хозяйку. Вытершись бумажным полотенцем, я спустился вниз, расплатился за комнату и еще раз зашел в бар. С трудом проглотив предлагавшиеся в качестве завтрака два безвкусных, как марля, сандвича и кофе, цветом и вкусом напоминавший помои из старой, ржавой цистерны, я вышел на стоянку. Мой «бастаад» был там единственным автомобилем. Чувствуя себя мишенью, я быстро вскочил внутрь, выехал со стоянки и сразу же за поворотом остановился. Никто, однако, за мной не ехал, я заблокировал двери и связался с компом. Тот реагировал странно медленно, словно я его разбудил, в конце концов я вошел в федеральную сеть и сразу же получил адрес матери Питера Гордениуса. Других родственников Питера и Пимы компьютер не нашел.
До Фоксфилда было пятьсот километров с лишним, я выехал на нужное шоссе и достал из-под кресла тонкий стержень, который позволял мне включиться в движение по самой быстрой полосе, зарезервированной только для автомобилей спецслужб. Вставив отмычку в гнездо навигатора, я стал ждать подтверждения. Какое-то время мне еще пришлось вести машину самому, пока не зажегся желтый сигнал, и я убрал руки с руля. Нажав на педаль газа, на скорости сто в час я вдавил клавишу фиксатора.
Я откинулся на спинку кресла. Меня мучило ощущение потраченных впустую двух часов, но тогда я еще понятия не имел, с какой стороны подойти к делу Гордениуса. Впрочем, и теперь я не мог пожаловаться на избыток идей. Я думал об этом достаточно долго, пока тихий шум двигателя и шелест наматывающегося на колеса шоссе не усыпили меня, и лишь сигнал навигатора прервал неглубокий сон.
Я выключил навигатор, когда на дорожном указателе мелькнули буквы, сложившиеся в надпись: «Фоксфилд 38», и свернул на плавный съезд с автострады. Было четыре утра. До дома миссис Гордениус я доехал в половине пятого.
Небольшой двухэтажный домик был темен, как и все дома на улице. Я собирался подождать до рассвета, но выскочил из машины значительно раньше. В ночной тишине раздался телефонный звонок и звенел довольно долго, пока в одном из окон наверху не вспыхнул свет. Я быстро выскользнул из машины и, перепрыгнув через низкую ажурную ограду, на бегу сунул в ухо маленький, но мощный микрофон. Впрочем, может, и зря, так как окно спальни миссис Гордениус было открыто.
— Алло? — услышал я высокий старческий голос. — Кто? Пима? — У меня по спине пробежали мурашки. — Что мне делать?.. Я вовсе не кричу… Хорошо… — Она долго слушала, не прерывая собеседника. Я внимательно огляделся по сторонам, сжимая рукоятку «биффакса». Становилось все более очевидным, что кто-то намеревается стереть фамилию Гордениус из списка живых граждан Соединенных Штатов. — Боже… Дитя мое, что же ты будешь теперь… да, понимаю, конечно… Но почему… Хорошо… Но… Подожди, сейчас запишу… Как это не записывать? Не запомню, дитя мое, с моей-то памятью… Бож-же… да… да… да… Так… Хорошо… Осторожнее… — Я услышал звук положенной трубки и рыдания и, спрятав пистолет, позвонил в дверь. Десять секунд спустя послышались тихие шаги; я отступил так, чтобы меня было видно в глазок.
— Меня зовут Оуэн Йитс, я частный детектив и веду расследование по делу смерти вашего сына. Мне необходимо с вами поговорить. — Я достал закатанную в пластик лицензию и показал. — Я брошу вам в щель мою лицензию. Можете связаться с компьютером и проверить. Я подожду. — Наклонившись, я сунул карточку в дверную щель. Я услышал, как она упала на пол, и секунд через пятнадцать дверь открылась. Мать Питера стояла в дверях, уже одетая в темное платье и светло-бежевый свитер с обширными рукавами, в которых она прятала руки, вместе с моей лицензией. Глаза у нее были чуть покрасневшие. Я шагнул вперед и оказался в доме. Не спрашивая разрешения, я закрыл за собой дверь и сказал:
— Мы не могли бы пойти куда-нибудь, где мало окон? Может, наверх?
— Хорошо, — сказала она, показывая на лестницу. Миссис Гордениус явно предпочитала не поворачиваться спиной к какому-то подозрительному детективу. Я пошел первым, а оказавшись наверху, открыл вторую с краю дверь, более узкую, чем остальные, полагая, что это ванная — и не ошибся. Обернувшись, я сказал:
— Здесь будет лучше, чем в комнате. Можно?
Несколько мгновений она боролась со страхом, вероятно, насмотрелась по телевизору на утопленных в собственных ваннах одиноких женщин, но вошла за мной. Я присел на край ванны, оставив ей ящик у стены. Однако она встала рядом с ним, видимо предпочитая быть поближе к двери.
— К сожалению, у меня плохие известия. Ваша невестка наняла меня, чтобы я расследовал подозрительные, по ее мнению, обстоятельства смерти Питера Гордениуса. Она должна была мне что-то показать, но не успела. Шесть часов назад я обнаружил ее убитой в собственной спальне.
Старушка застыла неподвижно, лишь шире раскрыла глаза. Ей явно нельзя было отказать в хладнокровии, а может быть, она не слишком любила невестку. Я продолжал:
— Похоже, что в смерти вашего сына действительно кроется какая-то тайна. Если так, то вам тоже может грозить опасность. Вам нужно как можно быстрее уехать, не оставляя никому адреса. — Я ждал ее реакции, но она молчала. — Кроме того, я хотел бы с вами поговорить о вашем сыне. Может быть, вы знаете что-то, что поможет найти убийцу.
— Как была убита Пима? — вдруг спросила она.
— Вы обязательно хотите знать? — Я задумался, как лучше об этом рассказать. Она решительно кивнула. — Ей перерезали горло, бритвой или чем-то столь же острым.
К моему удивлению, она снова кивнула. И не более того. Я решил пойти ва-банк.
— Я ждал возле вашего дома, пока вы проснетесь, и слышал ваш разговор. Полагаю, убийцы хотят как можно быстрее добраться до вас, и потому…
— Пима жива, не утруждайте себя, — неожиданно прервала она меня. Она явно все время ждала какой-то ошибки с моей стороны и теперь решила меня ошеломить. Ей это полностью удалось. Я несколько раз подвигал челюстью и издал некое подобие стона.
— Мне кажется, вы и в самом деле детектив. — Старушка уселась на ящик, как будто слегка расслабившись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— О господи! Это кошачий глаз? — изумленно спросил я.
— Да, — ответил Инглхардт и подошел ко мне, приятно удивленный моим интересом.
— Наверное, самый большой кусок кошачьего глаза, какой только удавалось найти до сих пор. — Я покачал головой.
— Видимо, так. Это воин шевиатов, так, по крайней мере, утверждает Перси. Именно он нашел и купил для меня эту фигурку. Я очень ценю его подарок.
Я посмотрел на Фаррела. В его голубых глазах мелькнула неприязнь, он явно был зол на меня — я только не знал почему.
— Воин шевиатов? Ну-ну. Грозно выглядит. — Я повернулся к хозяину и протянул ему руку: — Спасибо за беседу, до свидания.
— Я вас провожу, — неожиданно сказал он и снова пошел впереди. Я кивнул Фаррелу, который тоже двинулся за нами, и мы строем прошли через холл к двери. По обеим ее сторонам торчали замаскированные «церберы». У меня вдруг возникло желание разозлить Инглхардта.
— Вы в это верите? — Я небрежно кивнул в сторону толстых цилиндров с цветочными горшками наверху.
— У меня нет причин не верить. Пока что…
— Включите, — прервал я его.
— Фас! — крикнул он, секунду поколебавшись.
Когда цилиндры прыгнули в мою сторону, я не пошевелился, продолжая стоять как прежде, положив руку на пряжку ремня. «Церберы» замерли, проехав по полу метра два.
— Черт побери! — послышался сзади голос Инглхардта.
Когда я обернулся, он изумленно глядел на меня, а Фаррел хмурил брови.
— До свидания, господа. — Я поклонился обоим и вышел, пройдя между неподвижными стражами.
Уже на газоне меня догнал Инглхардт — он действительно был не таким, как все миллионеры. Он побежал за мной сам, вместо того чтобы послать хотя бы Фаррела.
— Мистер Йитс, как вы это сделали? Черт побери, вы меня добили! Покупаю.
— Не продается, — покачал я головой, торжествуя в душе.
— Да чтоб вас! Я должен это иметь! Даю сто тысяч! — Он схватил меня за руку и остановил.
— И речи быть не может, — улыбнулся я ему в лицо. К моему удивлению, он тоже улыбнулся:
— Эта игрушка лишит меня сна. Рано или поздно я все равно буду ее иметь, но хочу уже сейчас.
Я продолжал улыбаться. Инглхардт громко рассмеялся.
— Вы надо мной издеваетесь — почему? Ха-ха! Черт возьми, да я стою тут как щенок перед продавцом мороженого! Зачем вы мне это показывали?
— Потому что не люблю, когда из меня делают идиота, — бросил я и пошел к воротам.
Он снова меня догнал:
— Минутку. На этот раз вы уже переборщили. В чем дело?
Я мгновение поколебался, но в конце концов сказал:
— Шевиаты никогда не вырезали из камня фигурок мужчин. Только животных и женщин. Они боялись, что в фигурке может оказаться заклятой душа воина. — Я обошел его и уже беспрепятственно подошел к воротам. Пока я садился в машину, он все еще стоял и смотрел мне вслед. С трудом согнав с лица издевательскую ухмылку, я поехал домой.
Входя в квартиру, я услышал телефонный звонок. Звонил адвокат Миллермана, чтобы спросить, знаю ли я, что завтра похороны Джорджа. Я вежливо выслушал, поблагодарил за высказанную готовность заняться от моего имени наследством, положил трубку и пошел в комнату, но сразу же вернулся и набрал номер Пимы. Никто не отвечал, так что я принял душ, а затем настроил телефон так, чтобы он звонил ей каждые пятнадцать минут, и уселся с банкой пива над вырезками, из которых позаимствовал представленные Вуди отрывки. Основательно проглядев их, я отбросил всяческие эмоции и обдумал еще раз все с самого начала, но никаких новых мыслей у меня так и не появилось.
После третьей банки я включил телевизор и сменил настройку телефона. Теперь он звонил в квартире Пимы каждые пять минут. Прождав десять таких звонков, я достал из ящика плоский, как бумажник, восьмизарядный «биффакс-33» и вышел.
На этот раз поездка действительно заняла у меня двадцать пять минут, я проехал мимо дома Пимы и остановился сразу за углом первой поперечной улицы. Не доходя до сада перед ее домом, я перепрыгнул через низкий забор соседнего дома и лишь оттуда, возле стеклянной стены между гостиной и садом, перебрался на ее участок. Комнату не слишком ярко освещали несколько ламп. Телевизор был включен, но без звука, а стеклянная плоскость убрана в стену. Я вошел и посмотрел на «цербера». Он стоял неподвижно, так что я отпустил пряжку и огляделся по сторонам. Кроме почти полного стакана и пустой пачки от «Плеерсов», ничто не нарушало идеального порядка в помещении, словно здесь никто не жил, а лишь заходил выпить. Я заглянул на кухню — там царила точно такая же идеальная чистота — и пошел наверх. Из-под одной двери виднелась тонкая полоска света, я подошел и приложил к ней ухо. Не услышав ни единого звука, я толкнул дверь и вошел.
Это была спальня Пимы, и там уже не было такого порядка, как в гостиной и кухне, а причиной тому была сама хозяйка. Она лежала на кровати, совершенно голая, разбросав руки, чуть подогнув левую ногу и касаясь маленькой ступней колена другой ноги. Казалось, будто она напилась до потери сознания и заснула, и мне очень бы хотелось, чтобы именно так и было, но целое ведро крови, разлитой по полу и кровати, и висевшая на волоске голова не оставляли никакого сомнения относительно состояния Пимы Гордениус. Я подошел ближе, стараясь не вляпаться в какую-нибудь из луж, и дотронулся до тела. Рука была холодной, но еще не окоченела. Я обвел взглядом комнату, а потом, больше ни на что уже не глядя, вышел.
Я бегло осмотрел гостиную и кухню. У меня не было никаких иллюзий относительно того, что я найду то, что должна была показать мне Пима; идеальный порядок означал, что она либо не успела это спрятать, или же этого вообще не было у нее дома, так что искать было нечего. Я подошел к входной двери, локтем ударил по выключателю, взялся через платок за ручку, отпустил ее и, шагнув назад, постучал ногой, по корпусу «цербера», а потом толкнул его плечом. Это была пустая труба непонятного назначения, может быть, подставка для цветов, но никоим образом не охранный автомат. Я присел на корточки и немного подумал, потом встал и открыл дверь. Снаружи было темно и тихо; я быстро пробежал в калитку. Улица была пуста, но я не выпускал рукоятки «биффакса», пока не сел в машину. Когда я ехал в сторону города, в наступающих сумерках мне показалось, будто что-то мчится перед моим автомобилем.
Это не могло быть не чем иным, как обгоняющей меня смертью.
У первого указателя с надписью «Мотобар-Комнаты-Отдых» я свернул и, проехав еще несколько метров, остановился у небольшого отеля. Выпив в баре подряд четыре «фиты», я снял комнату и, велев разбудить меня через два часа, сразу же провалился в сон, словно в густой туман. Проснулся я легко и, лишь стоя под горячим душем, вспомнил дом на узкой цветущей улочке и его хозяйку. Вытершись бумажным полотенцем, я спустился вниз, расплатился за комнату и еще раз зашел в бар. С трудом проглотив предлагавшиеся в качестве завтрака два безвкусных, как марля, сандвича и кофе, цветом и вкусом напоминавший помои из старой, ржавой цистерны, я вышел на стоянку. Мой «бастаад» был там единственным автомобилем. Чувствуя себя мишенью, я быстро вскочил внутрь, выехал со стоянки и сразу же за поворотом остановился. Никто, однако, за мной не ехал, я заблокировал двери и связался с компом. Тот реагировал странно медленно, словно я его разбудил, в конце концов я вошел в федеральную сеть и сразу же получил адрес матери Питера Гордениуса. Других родственников Питера и Пимы компьютер не нашел.
До Фоксфилда было пятьсот километров с лишним, я выехал на нужное шоссе и достал из-под кресла тонкий стержень, который позволял мне включиться в движение по самой быстрой полосе, зарезервированной только для автомобилей спецслужб. Вставив отмычку в гнездо навигатора, я стал ждать подтверждения. Какое-то время мне еще пришлось вести машину самому, пока не зажегся желтый сигнал, и я убрал руки с руля. Нажав на педаль газа, на скорости сто в час я вдавил клавишу фиксатора.
Я откинулся на спинку кресла. Меня мучило ощущение потраченных впустую двух часов, но тогда я еще понятия не имел, с какой стороны подойти к делу Гордениуса. Впрочем, и теперь я не мог пожаловаться на избыток идей. Я думал об этом достаточно долго, пока тихий шум двигателя и шелест наматывающегося на колеса шоссе не усыпили меня, и лишь сигнал навигатора прервал неглубокий сон.
Я выключил навигатор, когда на дорожном указателе мелькнули буквы, сложившиеся в надпись: «Фоксфилд 38», и свернул на плавный съезд с автострады. Было четыре утра. До дома миссис Гордениус я доехал в половине пятого.
Небольшой двухэтажный домик был темен, как и все дома на улице. Я собирался подождать до рассвета, но выскочил из машины значительно раньше. В ночной тишине раздался телефонный звонок и звенел довольно долго, пока в одном из окон наверху не вспыхнул свет. Я быстро выскользнул из машины и, перепрыгнув через низкую ажурную ограду, на бегу сунул в ухо маленький, но мощный микрофон. Впрочем, может, и зря, так как окно спальни миссис Гордениус было открыто.
— Алло? — услышал я высокий старческий голос. — Кто? Пима? — У меня по спине пробежали мурашки. — Что мне делать?.. Я вовсе не кричу… Хорошо… — Она долго слушала, не прерывая собеседника. Я внимательно огляделся по сторонам, сжимая рукоятку «биффакса». Становилось все более очевидным, что кто-то намеревается стереть фамилию Гордениус из списка живых граждан Соединенных Штатов. — Боже… Дитя мое, что же ты будешь теперь… да, понимаю, конечно… Но почему… Хорошо… Но… Подожди, сейчас запишу… Как это не записывать? Не запомню, дитя мое, с моей-то памятью… Бож-же… да… да… да… Так… Хорошо… Осторожнее… — Я услышал звук положенной трубки и рыдания и, спрятав пистолет, позвонил в дверь. Десять секунд спустя послышались тихие шаги; я отступил так, чтобы меня было видно в глазок.
— Меня зовут Оуэн Йитс, я частный детектив и веду расследование по делу смерти вашего сына. Мне необходимо с вами поговорить. — Я достал закатанную в пластик лицензию и показал. — Я брошу вам в щель мою лицензию. Можете связаться с компьютером и проверить. Я подожду. — Наклонившись, я сунул карточку в дверную щель. Я услышал, как она упала на пол, и секунд через пятнадцать дверь открылась. Мать Питера стояла в дверях, уже одетая в темное платье и светло-бежевый свитер с обширными рукавами, в которых она прятала руки, вместе с моей лицензией. Глаза у нее были чуть покрасневшие. Я шагнул вперед и оказался в доме. Не спрашивая разрешения, я закрыл за собой дверь и сказал:
— Мы не могли бы пойти куда-нибудь, где мало окон? Может, наверх?
— Хорошо, — сказала она, показывая на лестницу. Миссис Гордениус явно предпочитала не поворачиваться спиной к какому-то подозрительному детективу. Я пошел первым, а оказавшись наверху, открыл вторую с краю дверь, более узкую, чем остальные, полагая, что это ванная — и не ошибся. Обернувшись, я сказал:
— Здесь будет лучше, чем в комнате. Можно?
Несколько мгновений она боролась со страхом, вероятно, насмотрелась по телевизору на утопленных в собственных ваннах одиноких женщин, но вошла за мной. Я присел на край ванны, оставив ей ящик у стены. Однако она встала рядом с ним, видимо предпочитая быть поближе к двери.
— К сожалению, у меня плохие известия. Ваша невестка наняла меня, чтобы я расследовал подозрительные, по ее мнению, обстоятельства смерти Питера Гордениуса. Она должна была мне что-то показать, но не успела. Шесть часов назад я обнаружил ее убитой в собственной спальне.
Старушка застыла неподвижно, лишь шире раскрыла глаза. Ей явно нельзя было отказать в хладнокровии, а может быть, она не слишком любила невестку. Я продолжал:
— Похоже, что в смерти вашего сына действительно кроется какая-то тайна. Если так, то вам тоже может грозить опасность. Вам нужно как можно быстрее уехать, не оставляя никому адреса. — Я ждал ее реакции, но она молчала. — Кроме того, я хотел бы с вами поговорить о вашем сыне. Может быть, вы знаете что-то, что поможет найти убийцу.
— Как была убита Пима? — вдруг спросила она.
— Вы обязательно хотите знать? — Я задумался, как лучше об этом рассказать. Она решительно кивнула. — Ей перерезали горло, бритвой или чем-то столь же острым.
К моему удивлению, она снова кивнула. И не более того. Я решил пойти ва-банк.
— Я ждал возле вашего дома, пока вы проснетесь, и слышал ваш разговор. Полагаю, убийцы хотят как можно быстрее добраться до вас, и потому…
— Пима жива, не утруждайте себя, — неожиданно прервала она меня. Она явно все время ждала какой-то ошибки с моей стороны и теперь решила меня ошеломить. Ей это полностью удалось. Я несколько раз подвигал челюстью и издал некое подобие стона.
— Мне кажется, вы и в самом деле детектив. — Старушка уселась на ящик, как будто слегка расслабившись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31