– И все же ничто, даже такое горе, не может помешать Песне. Только она остановит беду. Поэтому мы здесь.
Ответом ей был короткий смех, в котором смешались горечь и гнев.
– О какая ложь! – затряслась Ар'ейниии. – Или глупость и заблуждение! Неужели ты и в самом деле веришь, будто ЧТО-НИБУДЬ может заставить их уйти и перестать охотиться на нас, Ш'риии? – Китиха вдруг с ненавистью посмотрела на Ниту. – Теперь, как я вижу, они уже коварно проникают в самые глубины Моря!
Между Нитой и Ар'ейниии оказался Кит. Он прогудел своим ровным, глубоким голосом кашалота:
– Ты ошибаешься, Ар'ейниии. Она здесь для того, чтобы защитить твою жизнь и жизни твоих сородичей. За то, что случилось, она не может отвечать.
Ар'ейниии насмешливо фыркнула, и звук этот был похож на грохот волны, разбившейся о скалу.
– В самом деле? – всколыхнулась она. – Что же такое может сотворить эта пришелица? Такое, что изменит мою жизнь?
– Она – Молчаливая в Песне, – тихо произнесла Ш'риии.
Ар'ейниии смерила Ниту презрительным взглядом.
– Она? – И громадная китиха снова фыркнула. – Что ж, наконец-то от человека будет хоть какая-то польза. Но не сомневаюсь, что вам пришлось здорово потрудиться, чтобы заставить ее пойти на это. Ни один человек никогда не отдаст добровольно свою жизнь за одного из нас, будь он хоть трижды Волшебник. А может, вы заманили ее хитростью?
Медленно, еле двигая плавниками, словно подкрадываясь, Эд'рум подплыл к Ар'ейниии.
– Не умно, – прохрипел он, – ох как не умно, Волшебница, презирать другого Волшебника, пусть даже он не принадлежит к твоему роду. Ты хочешь сделать Х'Нииит ответственной за все неправедные дела ее собратьев? Хорошо. Тогда я стану винить тебя за те раны, которые нанесли моим сородичам твои братья за многие тысячи лун. И значит, буду вправе отплатить тебе ранами на твоей собственной шкуре. Теперь же!
Ар'ейниии повернулась спиной к акуле и спокойно поплыла назад, будто и не ее вовсе касались нешуточные угрозы.
– Ты принимаешь не ту сторону, Бледный Убийца, – откликнулась она наконец. – Люди убивают и тех, кто находится под твоим владычеством.
– Я ни на чьей стороне, Ар'ейниии. – Эд'рум продолжал неотступно плыть за китихой. – Я ни с китами, ни с рыбами, ни с людьми, ни с какой-либо Силой в Море. Вы, Волшебники, должны бы знать это. – Он принялся очерчивать круги вокруг китихи-кашалота. – И если я пою эту Песню, то только по той причине, по которой пел уже множество раз: мне это нравится. Лучше отбрось свое отчаяние, приглуши боль и поговорим о деле, ради которого мы приплыли сюда, в твои воды. Поговорим, пока ничего худшего с тобой не произошло.
Ар'ейниии медленно развернулась.
– Ладно. Если вы явились взять с меня Клятву, – она взглянула на Ш'риии, – начинайте. Но вы помешали мне расквитаться за потерю.
– Смягчись, – остановила ее Ш'риии, – От тебя идет волна ярости. Используй ее в Песне, но не обращай на тех, кто рядом. У нас не так мало Волшебников, чтобы я рискнула взять певца, обуянного слепым гневом. Выбирай и скажи мне, усмиришь ли свой гнев и отдашься ли Песне всем своим существом?
Ар'ейниии медленно и молча плыла меж ними, издавая лишь слабый звук, похожий на тиканье часов, звук, который обычно издают плывущие кашалоты.
– Приятно знать, что человек будет петь ради Моря, – наконец произнесла она твердым, ровным голосом. – Я довольна. Но на сердце у меня горечь потери. Я лишилась своего детеныша и не смогу легко и быстро забыть такое. Пусть люди знают это и не приближаются ко мне.
Ш'риии взглянула на Ниту и Кита.
– Вы согласны? – Кит-горбач и кашалот пошевелили хвостами в знак согласия. – Тогда приступим, – сказала Ш'риии. – Ар'ейниии, те, кто собрались петь Песню, которая есть и позор Моря, и слава Моря, призывают тебя. Скажи, чтобы я слышала, согласна ли ты с этой Песней?
– Я согласна… – Ар'ейниии отвечала медленно и настороженно, но постепенно голос ее приобретал глубину и ровное спокойствие, и Нита начала постепенно расслабляться.
А китиха-кашалот издавала протяжное мелодичное гудение. Звук был приятен, в нем слышалась уже не злоба, а умиротворение. И все же Нита поймала мимолетный настороженный взгляд Ар'ейниии, брошенный на акулу. Да, громадная китиха все же помнила об угрозе, о том, что Эд'рум наблюдает за ней и теперь постоянно будет держать ее под прицелом своих холодных круглых глаз.
И во второй, и в третий раз был задан вопрос, и голос Ар'ейниии поднялся до самых высоких, доступных кашалоту нот.
– Пусть я вечно буду скитаться среди исчезнувших и потерянных, если откажусь от Песни, – пела Ар'ейниии, – или от того блага, что она несет живущим. – И все же Нита уловила в ее голосе отчуждение и слабый отзвук презрения к высокой Клятве, как будто китиха полагала, что потери ждут лишь ее и лишь ей грозит исчезновение. Особенная горечь послышалась в последних словах о тех, кто жив, кто еще живет в этих водах. И боль утраты и потери придавала ее словам один-единственный смысл: жизнь – это проклятие…
Кажется, и Ш'риии почувствовала тоску в голосе Ар'ейниии, но поздно, возврата уже не могло быть.
– Ну, – спросила китиха-кашалот, – когда состоится Встреча? И где?
– Завтра на рассвете, – ответила Ш'риии, – в водах у Барнегата. Ты будешь вовремя?
– Да, – коротко ответила Ар'ейниии. – Прощайте, – Она шевельнула хвостом и уплыла.
Кит покосился на Властелина акул и тихо сказал Ните:
– Если бы эти двое все же схватились, думаю, обоим пришел бы конец…
– Нет, не обоим, – услышал его Эд'рум.
– Конечно, Бледный, – слегка раздраженно откликнулся Кит, – кашалоту не под силу убить тебя, но разве он не может ранить, пролив твою кровь.
– О, она бы пожалела об этом, – просипел Эд'рум. – Кровь в воде привлекает акул. А кровь их Властелина призовет сюда всех акул, будь они хоть за тысячу длин пути отсюда. Это уже мое волшебство. С кем бы Властелин акул ни схватился, от его врага не оставят ничего, кроме лохмотьев и крох, годных лишь в пищу мелюзге.
Нита, Кит и Ш'риии переглянулись.
– Но почему нам потребовалась именно Ар'ейниии? – спросила Нита. – Она и в самом деле так хороша и незаменима в волшебстве?
Ш'риии сделала крутой поворот и поплыла обратно, в точности повторяя тот путь, который они проделали перед этим. За ней, ныряя и прыгая, устремился дельфин. Над ними скользил бледнеющий в начавшей быстро темнеть воде Повелитель акул.
– Да, – спустя некоторое время откликнулась Ш'риии. – По справедливости она, а не я должна была стать преемницей Аэ'мхнууу.
Кит с удивлением глянул на Ш'риии.
– Тогда почему же она не стала ею?
– Не знаю. Не мне судить, – слегка раздраженно ответила Ш'риии. – Ар'ейниии гораздо сильнее меня. И как Волшебница тоже. Аэ'мхнууу был согласен со мной. И все же он несколько раз отказывал ей в просьбе обучить, открыть все тайны своего волшебства. А теперь еще и гибель ее детеныша… – Ш'риии с шумом выдохнула длинную цепочку крупных пузырей, что означало крайнюю степень неудовольствия. – Ладно, все решится скоро…
– Посмотрим, посмотрим, – послышался позади тусклый голос акулы.
Луна стояла высоко, когда Нита и Кит вышли из воды вблизи пристани и стали отыскивать свою одежду. Пока Нита одевалась. Кит поднял глаза к небу и, прищурясь, разглядывал золотящийся по краю серебряный диск. Потом перевел взгляд на едва колышущееся в темноте море.
– Вот тут-то нас и убьют? – словно бы ни к кому не обращаясь, прошептал он. Нита едва услышала его слова.
– М-мда-а, – промычала она, уселась на влажный песок и тоже поглядела на тяжело перекатывающиеся волны.
– Как же они это сделают? – спросил Кит, натягивая куртку-ветровку. Нита пожала плечами:
– Понятия не имею.
Кит подошел и стал рядом.
– А твои могут отослать меня домой, – сказал он с грустью.
– Могут, – согласилась Нита.
Они с трудом вскарабкались на последнюю дюну и сверху поглядели на бегущую к их дому дорожку. Окна верхнего этажа были ярко освещены. На первом этаже света не было. Очевидно, Дайрин отослали спать.
– Нита… – Кит запнулся и с трудом договорил: – Что ты собираешься делать?!
Она поняла, о чем он спрашивает.
– Я поклялась, Кит. И я буду петь. Я должна это сделать.
– Ты имеешь в виду, что собираешься…
– Нет. – Она напрягла всю волю, чтобы не выдать горечи и страха, переполнявших ее. Она не хотела сейчас даже думать об этом, а тем более говорить, потому что и сама еще не была уверена в том, как поступит.
– Я им для Песни не нужен, – сказал Кит.
– Мне тоже так кажется.
– Ага. – Он помолчал мгновение. – Слушай, а давай скажем твоим родителям, что я во всем виноват. Пусть они обрушатся на меня. Даже отошлют. Зато ты сможешь выходить из дому…
– Ничего не выйдет, – отмахнулась Нита. – Они не поверят. Вчера я обещала маме быть дома вовремя… и не сдержала слова. Сегодня я ускользнула без спроса, да еще из-под замка. Да, скандала не миновать…
– Ты думаешь?
– Знаю. – Мысль о том, что родители станут врагами, не желающими ничего знать и понимать, придавливала к земле тяжелее камня.
Единственное утешение, думала она, что завтра все будет кончено. Навсегда.
– Пошли, – сказала Нита, решительно направляясь к дому.
Дом встретил их мертвой тишиной. Дверь, казалось, хлопнула так, что слышно было на мили вокруг. В кухне темнота. Полоска света просачивалась из гостиной. Вероятно, горела лишь настольная лампа. Отец любил за полночь, когда все уснут, смотреть по телику ночные программы. Но сейчас не слышно было ни звука.
Во рту у Ниты пересохло, в горле запершило, будто оно было забито песком. Она замерла и посмотрела на Кита. Он тоже глянул на нее и легонько подтолкнул под локоть. Потом шагнул вперед и распахнул дверь гостиной.
Нита подумала, что всю оставшуюся жизнь будет помнить эту комнату и то чувство, с которым она сюда входила.
Гостиная давно требовала ремонта. А старый ковер на полу был протерт почти до дыр. Обшарпанные стены прикрывались дешевенькими морскими пейзажами и фотографиями двух сестричек, округливших умненькие глазки. И бросался в глаза нарисованный светящимися красками на черном бархате бравый матадор, картина, которую отец называл почему-то «Мастер Удара».
Мать и отец сидели, выпрямившись, на кровати, застеленной одеялом цвета кока-колы. Они молча наблюдали, как Нита и Кит нерешительно переступают порог комнаты. На неподвижном лице матери застыл ужас. Лицо отца было похоже на… на запертую дверь. Они, видимо, листали журналы, которые теперь уронили рядом с собой. Обычно уютная и такая теплая комната вдруг стала мрачной и чужой, как тюремная камера. А светящийся матадор действительно, как мастер удара, отталкивал, оттеснял, отбрасывал Ниту, вжимая спиной в захлопнувшуюся дверь.
– Садитесь, – сказал отец. Голос его, ровный, тихий и спокойный, звучал так, будто говорил с ними сейчас холодный Властелин акул.
Нита заставила себя медленно подойти к столу. Она, вся внутренне окаменев, опустилась на любимый стул Дайрин.
– Поздравляю, – так же холодно продолжал отец. – У моей дочери великое будущее взломщика. Потрясающая способность взламывать замки, не оставляя следов.
Нита открыла было рот, но снова его захлопнула. Она готова была к крикам и взбучке. Но эта холодная ирония просто испугала ее. Она не знала, как себя вести.
– Ну-у? – протянул отец. – Советую отвечать, юная леди. И ты тоже не молчи, – обратился он к Киту.
Глаза его уже сверкали. Лицо наливалось краской. При виде гнева отца Нита почувствовала облегчение. Этот грозный взгляд уже был нормальным и понятным.
– Итак, – процедил отец, – по тому, что вы оба скажете в свое оправдание, мы будем судить, отправить ли Кита немедленно домой, и… и решим, позволим ли мы вам вообще когда-либо видеть друг друга.
Кит глядел прямо в глаза отцу Ниты и молчал.
«Упрямый кашалот!» – мелькнуло вдруг в голове Ниты. Но тут же сообразила, что Кит молчит неспроста. Он ждет, что скажет она, чтобы поддержать ее потом в любом слове. Ну что ж! Теперь все решается. Она должна сделать что-то. И это ЧТО-ТО решит все!
Но что, что сказать?
– Кит, – снова заговорил отец, – я предупреждаю тебя, у меня нет никакого желания и настроения видеть сейчас перед собой галантного рыцаря и выслушивать его благородные слова в защиту дамы. Тебя доверили мне, и я хочу услышать прямой и честный ответ. Твои родители узнают обо всем в любом случае, скажешь ли ты что-нибудь или нет. Но от твоих слов будет зависеть, КАК я стану говорить о тебе с ними.
– Я понимаю, – тихо сказал Кит и взглянул на Ниту.
Нита кивнула, чувствуя пугающую волну решимости. Она должна начать первой! И Кит ей не помощник. Он бессилен сейчас, как на глубине без Сети Жизни. Значит, сама…
Отец и мать в ожидании не сводили с них глаз.
«О Господи!» – подумала Нита, опуская голову и закрывая лицо ладонями. Она поняла, что должна сказать!
И выпрямилась на стуле.
– Ма… – начала она, но следующее слово комом застряло в горле, и пришлось пытаться сначала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Ответом ей был короткий смех, в котором смешались горечь и гнев.
– О какая ложь! – затряслась Ар'ейниии. – Или глупость и заблуждение! Неужели ты и в самом деле веришь, будто ЧТО-НИБУДЬ может заставить их уйти и перестать охотиться на нас, Ш'риии? – Китиха вдруг с ненавистью посмотрела на Ниту. – Теперь, как я вижу, они уже коварно проникают в самые глубины Моря!
Между Нитой и Ар'ейниии оказался Кит. Он прогудел своим ровным, глубоким голосом кашалота:
– Ты ошибаешься, Ар'ейниии. Она здесь для того, чтобы защитить твою жизнь и жизни твоих сородичей. За то, что случилось, она не может отвечать.
Ар'ейниии насмешливо фыркнула, и звук этот был похож на грохот волны, разбившейся о скалу.
– В самом деле? – всколыхнулась она. – Что же такое может сотворить эта пришелица? Такое, что изменит мою жизнь?
– Она – Молчаливая в Песне, – тихо произнесла Ш'риии.
Ар'ейниии смерила Ниту презрительным взглядом.
– Она? – И громадная китиха снова фыркнула. – Что ж, наконец-то от человека будет хоть какая-то польза. Но не сомневаюсь, что вам пришлось здорово потрудиться, чтобы заставить ее пойти на это. Ни один человек никогда не отдаст добровольно свою жизнь за одного из нас, будь он хоть трижды Волшебник. А может, вы заманили ее хитростью?
Медленно, еле двигая плавниками, словно подкрадываясь, Эд'рум подплыл к Ар'ейниии.
– Не умно, – прохрипел он, – ох как не умно, Волшебница, презирать другого Волшебника, пусть даже он не принадлежит к твоему роду. Ты хочешь сделать Х'Нииит ответственной за все неправедные дела ее собратьев? Хорошо. Тогда я стану винить тебя за те раны, которые нанесли моим сородичам твои братья за многие тысячи лун. И значит, буду вправе отплатить тебе ранами на твоей собственной шкуре. Теперь же!
Ар'ейниии повернулась спиной к акуле и спокойно поплыла назад, будто и не ее вовсе касались нешуточные угрозы.
– Ты принимаешь не ту сторону, Бледный Убийца, – откликнулась она наконец. – Люди убивают и тех, кто находится под твоим владычеством.
– Я ни на чьей стороне, Ар'ейниии. – Эд'рум продолжал неотступно плыть за китихой. – Я ни с китами, ни с рыбами, ни с людьми, ни с какой-либо Силой в Море. Вы, Волшебники, должны бы знать это. – Он принялся очерчивать круги вокруг китихи-кашалота. – И если я пою эту Песню, то только по той причине, по которой пел уже множество раз: мне это нравится. Лучше отбрось свое отчаяние, приглуши боль и поговорим о деле, ради которого мы приплыли сюда, в твои воды. Поговорим, пока ничего худшего с тобой не произошло.
Ар'ейниии медленно развернулась.
– Ладно. Если вы явились взять с меня Клятву, – она взглянула на Ш'риии, – начинайте. Но вы помешали мне расквитаться за потерю.
– Смягчись, – остановила ее Ш'риии, – От тебя идет волна ярости. Используй ее в Песне, но не обращай на тех, кто рядом. У нас не так мало Волшебников, чтобы я рискнула взять певца, обуянного слепым гневом. Выбирай и скажи мне, усмиришь ли свой гнев и отдашься ли Песне всем своим существом?
Ар'ейниии медленно и молча плыла меж ними, издавая лишь слабый звук, похожий на тиканье часов, звук, который обычно издают плывущие кашалоты.
– Приятно знать, что человек будет петь ради Моря, – наконец произнесла она твердым, ровным голосом. – Я довольна. Но на сердце у меня горечь потери. Я лишилась своего детеныша и не смогу легко и быстро забыть такое. Пусть люди знают это и не приближаются ко мне.
Ш'риии взглянула на Ниту и Кита.
– Вы согласны? – Кит-горбач и кашалот пошевелили хвостами в знак согласия. – Тогда приступим, – сказала Ш'риии. – Ар'ейниии, те, кто собрались петь Песню, которая есть и позор Моря, и слава Моря, призывают тебя. Скажи, чтобы я слышала, согласна ли ты с этой Песней?
– Я согласна… – Ар'ейниии отвечала медленно и настороженно, но постепенно голос ее приобретал глубину и ровное спокойствие, и Нита начала постепенно расслабляться.
А китиха-кашалот издавала протяжное мелодичное гудение. Звук был приятен, в нем слышалась уже не злоба, а умиротворение. И все же Нита поймала мимолетный настороженный взгляд Ар'ейниии, брошенный на акулу. Да, громадная китиха все же помнила об угрозе, о том, что Эд'рум наблюдает за ней и теперь постоянно будет держать ее под прицелом своих холодных круглых глаз.
И во второй, и в третий раз был задан вопрос, и голос Ар'ейниии поднялся до самых высоких, доступных кашалоту нот.
– Пусть я вечно буду скитаться среди исчезнувших и потерянных, если откажусь от Песни, – пела Ар'ейниии, – или от того блага, что она несет живущим. – И все же Нита уловила в ее голосе отчуждение и слабый отзвук презрения к высокой Клятве, как будто китиха полагала, что потери ждут лишь ее и лишь ей грозит исчезновение. Особенная горечь послышалась в последних словах о тех, кто жив, кто еще живет в этих водах. И боль утраты и потери придавала ее словам один-единственный смысл: жизнь – это проклятие…
Кажется, и Ш'риии почувствовала тоску в голосе Ар'ейниии, но поздно, возврата уже не могло быть.
– Ну, – спросила китиха-кашалот, – когда состоится Встреча? И где?
– Завтра на рассвете, – ответила Ш'риии, – в водах у Барнегата. Ты будешь вовремя?
– Да, – коротко ответила Ар'ейниии. – Прощайте, – Она шевельнула хвостом и уплыла.
Кит покосился на Властелина акул и тихо сказал Ните:
– Если бы эти двое все же схватились, думаю, обоим пришел бы конец…
– Нет, не обоим, – услышал его Эд'рум.
– Конечно, Бледный, – слегка раздраженно откликнулся Кит, – кашалоту не под силу убить тебя, но разве он не может ранить, пролив твою кровь.
– О, она бы пожалела об этом, – просипел Эд'рум. – Кровь в воде привлекает акул. А кровь их Властелина призовет сюда всех акул, будь они хоть за тысячу длин пути отсюда. Это уже мое волшебство. С кем бы Властелин акул ни схватился, от его врага не оставят ничего, кроме лохмотьев и крох, годных лишь в пищу мелюзге.
Нита, Кит и Ш'риии переглянулись.
– Но почему нам потребовалась именно Ар'ейниии? – спросила Нита. – Она и в самом деле так хороша и незаменима в волшебстве?
Ш'риии сделала крутой поворот и поплыла обратно, в точности повторяя тот путь, который они проделали перед этим. За ней, ныряя и прыгая, устремился дельфин. Над ними скользил бледнеющий в начавшей быстро темнеть воде Повелитель акул.
– Да, – спустя некоторое время откликнулась Ш'риии. – По справедливости она, а не я должна была стать преемницей Аэ'мхнууу.
Кит с удивлением глянул на Ш'риии.
– Тогда почему же она не стала ею?
– Не знаю. Не мне судить, – слегка раздраженно ответила Ш'риии. – Ар'ейниии гораздо сильнее меня. И как Волшебница тоже. Аэ'мхнууу был согласен со мной. И все же он несколько раз отказывал ей в просьбе обучить, открыть все тайны своего волшебства. А теперь еще и гибель ее детеныша… – Ш'риии с шумом выдохнула длинную цепочку крупных пузырей, что означало крайнюю степень неудовольствия. – Ладно, все решится скоро…
– Посмотрим, посмотрим, – послышался позади тусклый голос акулы.
Луна стояла высоко, когда Нита и Кит вышли из воды вблизи пристани и стали отыскивать свою одежду. Пока Нита одевалась. Кит поднял глаза к небу и, прищурясь, разглядывал золотящийся по краю серебряный диск. Потом перевел взгляд на едва колышущееся в темноте море.
– Вот тут-то нас и убьют? – словно бы ни к кому не обращаясь, прошептал он. Нита едва услышала его слова.
– М-мда-а, – промычала она, уселась на влажный песок и тоже поглядела на тяжело перекатывающиеся волны.
– Как же они это сделают? – спросил Кит, натягивая куртку-ветровку. Нита пожала плечами:
– Понятия не имею.
Кит подошел и стал рядом.
– А твои могут отослать меня домой, – сказал он с грустью.
– Могут, – согласилась Нита.
Они с трудом вскарабкались на последнюю дюну и сверху поглядели на бегущую к их дому дорожку. Окна верхнего этажа были ярко освещены. На первом этаже света не было. Очевидно, Дайрин отослали спать.
– Нита… – Кит запнулся и с трудом договорил: – Что ты собираешься делать?!
Она поняла, о чем он спрашивает.
– Я поклялась, Кит. И я буду петь. Я должна это сделать.
– Ты имеешь в виду, что собираешься…
– Нет. – Она напрягла всю волю, чтобы не выдать горечи и страха, переполнявших ее. Она не хотела сейчас даже думать об этом, а тем более говорить, потому что и сама еще не была уверена в том, как поступит.
– Я им для Песни не нужен, – сказал Кит.
– Мне тоже так кажется.
– Ага. – Он помолчал мгновение. – Слушай, а давай скажем твоим родителям, что я во всем виноват. Пусть они обрушатся на меня. Даже отошлют. Зато ты сможешь выходить из дому…
– Ничего не выйдет, – отмахнулась Нита. – Они не поверят. Вчера я обещала маме быть дома вовремя… и не сдержала слова. Сегодня я ускользнула без спроса, да еще из-под замка. Да, скандала не миновать…
– Ты думаешь?
– Знаю. – Мысль о том, что родители станут врагами, не желающими ничего знать и понимать, придавливала к земле тяжелее камня.
Единственное утешение, думала она, что завтра все будет кончено. Навсегда.
– Пошли, – сказала Нита, решительно направляясь к дому.
Дом встретил их мертвой тишиной. Дверь, казалось, хлопнула так, что слышно было на мили вокруг. В кухне темнота. Полоска света просачивалась из гостиной. Вероятно, горела лишь настольная лампа. Отец любил за полночь, когда все уснут, смотреть по телику ночные программы. Но сейчас не слышно было ни звука.
Во рту у Ниты пересохло, в горле запершило, будто оно было забито песком. Она замерла и посмотрела на Кита. Он тоже глянул на нее и легонько подтолкнул под локоть. Потом шагнул вперед и распахнул дверь гостиной.
Нита подумала, что всю оставшуюся жизнь будет помнить эту комнату и то чувство, с которым она сюда входила.
Гостиная давно требовала ремонта. А старый ковер на полу был протерт почти до дыр. Обшарпанные стены прикрывались дешевенькими морскими пейзажами и фотографиями двух сестричек, округливших умненькие глазки. И бросался в глаза нарисованный светящимися красками на черном бархате бравый матадор, картина, которую отец называл почему-то «Мастер Удара».
Мать и отец сидели, выпрямившись, на кровати, застеленной одеялом цвета кока-колы. Они молча наблюдали, как Нита и Кит нерешительно переступают порог комнаты. На неподвижном лице матери застыл ужас. Лицо отца было похоже на… на запертую дверь. Они, видимо, листали журналы, которые теперь уронили рядом с собой. Обычно уютная и такая теплая комната вдруг стала мрачной и чужой, как тюремная камера. А светящийся матадор действительно, как мастер удара, отталкивал, оттеснял, отбрасывал Ниту, вжимая спиной в захлопнувшуюся дверь.
– Садитесь, – сказал отец. Голос его, ровный, тихий и спокойный, звучал так, будто говорил с ними сейчас холодный Властелин акул.
Нита заставила себя медленно подойти к столу. Она, вся внутренне окаменев, опустилась на любимый стул Дайрин.
– Поздравляю, – так же холодно продолжал отец. – У моей дочери великое будущее взломщика. Потрясающая способность взламывать замки, не оставляя следов.
Нита открыла было рот, но снова его захлопнула. Она готова была к крикам и взбучке. Но эта холодная ирония просто испугала ее. Она не знала, как себя вести.
– Ну-у? – протянул отец. – Советую отвечать, юная леди. И ты тоже не молчи, – обратился он к Киту.
Глаза его уже сверкали. Лицо наливалось краской. При виде гнева отца Нита почувствовала облегчение. Этот грозный взгляд уже был нормальным и понятным.
– Итак, – процедил отец, – по тому, что вы оба скажете в свое оправдание, мы будем судить, отправить ли Кита немедленно домой, и… и решим, позволим ли мы вам вообще когда-либо видеть друг друга.
Кит глядел прямо в глаза отцу Ниты и молчал.
«Упрямый кашалот!» – мелькнуло вдруг в голове Ниты. Но тут же сообразила, что Кит молчит неспроста. Он ждет, что скажет она, чтобы поддержать ее потом в любом слове. Ну что ж! Теперь все решается. Она должна сделать что-то. И это ЧТО-ТО решит все!
Но что, что сказать?
– Кит, – снова заговорил отец, – я предупреждаю тебя, у меня нет никакого желания и настроения видеть сейчас перед собой галантного рыцаря и выслушивать его благородные слова в защиту дамы. Тебя доверили мне, и я хочу услышать прямой и честный ответ. Твои родители узнают обо всем в любом случае, скажешь ли ты что-нибудь или нет. Но от твоих слов будет зависеть, КАК я стану говорить о тебе с ними.
– Я понимаю, – тихо сказал Кит и взглянул на Ниту.
Нита кивнула, чувствуя пугающую волну решимости. Она должна начать первой! И Кит ей не помощник. Он бессилен сейчас, как на глубине без Сети Жизни. Значит, сама…
Отец и мать в ожидании не сводили с них глаз.
«О Господи!» – подумала Нита, опуская голову и закрывая лицо ладонями. Она поняла, что должна сказать!
И выпрямилась на стуле.
– Ма… – начала она, но следующее слово комом застряло в горле, и пришлось пытаться сначала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35