Вокруг шеи шла рана-борозда. Она стала выдирать гарроту из разорванного мяса, та не хотела выходить, а от усилий у неё из бока сильнее пошла кровь. Она снова засмеялась и снова поперхнулась. Какая разница, найдут гарроту или нет.
Раздался тихий звук. Келейос оттолкнула что-то, давившее на неё сбоку, и подползла к Пайкеру. Пёс был мёртв, глаза закатились. Чёрная кровь толчками выливалась из раны. Она переступила через тело и наклонилась возле мальчика. Прижатая к собственному боку, её рука стала скользкой.
Мальчик лежал на боку, и она осторожно его повернула. Синие глаза смотрели, не мигая, в далёкое небо. Изо рта и носа капала кровь. Он не смог пережить смерть своего фамилиара. Келейос, зная, что это бесполезно, все же пощупала его сердце. И от ощущения собственной беспомощности выкрикнула в ночь: — Нееет! Крик поглотил шум битвы. Фельтана и Пайкера она спасти не смогла, но есть другие, которым ещё можно, нужно помочь.
— О великий Урл, бог горна, помоги мне им помочь.
Прошептав эту молитву, она стала вылезать из ямы. Чёрная земля, столь плодородная там, где не была набита камнями, осыпалась из-под рук. Сила заклинаний дала ей возможность погружать руки в землю, но непривычная к такому обращению земля ползла там, где её беспокоили. Она застыла на полпути, тяжело дыша, и усталость поглотила её, как волна океана. Мимо неё скользнула матерчатая верёвка, и она, не думая о том, кто держится за другой конец, полезла по ней. На последних дюймах Тобин помог ей, она вывалилась наверх и упала рядом с ним. Верёвка была сплетена из обрывков белых одежд и привязана к обломку скалы. Келейос снова взмолилась, на этот раз к Шендре — богине жертв. — О Шендра, дай мне силы помочь им. Она поднялась на колени, встала на ноги. У То-бина при взгляде на её рану перехватило дыхание. Она опёрлась на его плечо, и они стали пробираться к остальным по все ещё колеблющейся земле. Лотор и Белор не могли навести мост через самую широкую трещину. Это был разлом шириной в три лошадиных корпуса. Дьяволы все ещё бились. Эроар, стоявший ближе всего к дьяволам, был вынужден раскинуть вокруг себя магический щит.
Тобин и Келейос пробирались по разбитому двору, когда он затрясся. Юношу сшибло с ног, а Келейос присела, стараясь не потерять равновесие. Между ними прошла расселина, отрезая Тобина на недосягаемом островке скал.
Вокруг красного дьявола вспыхнуло пламя. Он воздвигся поверх снежной бури и стоял, пока все кругом не стало оранжевым; белый дьявол лежал недвижимо. Горящая тварь встала на поверженного и испустила победный вопль. Потом горящие глаза обратились к людям. Джодда вскрикнула, но сделать ничего было нельзя. И дьявол простёр пылающую руку к сбившимся в кучку людям. — Нет! — завопила Келейос. Оставляя пламенный след, он повернулся к ней и выбросил молнию оранжевой силы.
Келейос пригнулась и вынырнула, просунув Счастливец между собой и молнией, но вторая молния уже вылетела из рук дьявола. Оранжевая сила ударила в лезвие и заполыхала вокруг него, разогревая металл до вишнёво-красного цвета. Келейос услышала собственный вопль, когда загорелась рука. Бросив меч, она прижала руку к телу. Меч разгорался все ярче. Она услышала перекрывший рёв огня голос Лотора: — Келейос, беги от… Меч взорвался.
Огонь ударил её в правый бок и опрокинул на спину. Она лежала, ощущая на лице шероховатую тьму. Успела шепнуть: — Оказывается, это не больно. В расходящемся по телу онемении она ещё увидела, как белый дьявол схватил красного, и схватка возобновилась. И тьма облекла её.
Глава 10
ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧТО ЕЩЁ ПЕЧАЛЬНЕЕ
Где-то в вышине грохотал дракон. Келейос закрывала горячая душная тьма. Открыв глаза, она обнаружила неясную тень капюшона плаща, которым была прикрыта. Вокруг его краёв проглядывали лучи скрытого в тумане солнца. Одна рука была свободна, она испытующе протянула её в серый с белыми хлопьями пепел. Пепел? Рука стиснула его в горсть и открылась, измазанная трухой. Пепел?
Всюду воняло дымом, горьким, едким. У неё в мозгу мелькнул образ пожираемого пламенем замка. Этой ночью он пал. В остальных воспоминаниях она была не слишком уверена. Она не знала, кто она, а это почему-то было важно знать. Она выговорила: — Я — Келейос Заклинательница, и я не умерла. Где-то неподалёку раздавалось гудение магии — но не её магии. Этой ночью она осталась без оружия — и заговорённого, и простого. На чародейство не оставалось сил, а травное колдовство требовало больше времени, чем оставляла эта ночь. Чья же эта магия? Она находилась внутри защитного круга, и, как она ощущала это в воздухе, сильного круга. Медленно она перекатилась на бок и приподнялась на локте. День, мерцая, клонился к вечеру. Изрезанные чёрные балки окутывались курящимся дымом и терялись в тумане, которого не касалось солнце. Постепенно возвращалась боль, и с нею память. Она вспоминала. Фельтан мёртв. Паула мертва.
Умерли. Ушли. Никогда не вернутся. Она давно слыхала эти слова, первый раз — о матери.
— Паула, — шепнула она. И проглотила подступившие к горлу слезы. — Нет.
Для этого ещё будет время. Потом. Горе лишает сил, а сейчас не время для беспомощности.
Она откинулась на спину и увидела над собою небо — по-прежнему по-летнему голубое. Последнее, что она ясно помнила — драконьи стойла. Битва дьяволов. Гибель Счастливца. От его потери осталась боль пустоты. Будто исчезла часть её самой. Магия стилетов иссякла — они более не гудели. Вверху плыли большие белые облака, и к ним лениво поднимался дым. Келейос медленно повернула голову. Левая сторона лица онемела и болела., Поодаль сидел Тобин. Его золотые доспехи на одной руке были разворочены и забрызганы кровью, измазаны сажей и грязью. Золотисто-каштановые волосы с одной стороны слиплись от крови, но это был он. Он сидел спиной к ней, скрестив ноги, в позиции накопления силы, но даже при этом она ощутила его усталость. Она произнесла его имя одними губами, но не решилась его беспокоить. Келейос лежала на спине, и её охватывала волна растущей боли. Тобин был почти вконец измотан и не стал бы держать щит, если бы опасность уже миновала.
Далеко среди руин она заметила движущееся зеленое мелькание. Оно перемещалось, как мех с водой, переливаясь, но при этом колеблясь и изменяясь, как пламя. Там, где оно проходило, обугленные доски обращались во прах, а обломки почерневших скал — в песок. Пламя разрушения. Она вспомнила, как Велен вызвал его как знак для огненного дьявола. Хозяина больше не было, но гончая не отправилась домой.
Келейос видела, как пламя направилось к ним, уничтожая все на своём пути. Устоит ли щит Тобина? Ей следовало ужаснуться, испугаться, но боль не оставляла места страху. Если щит не выдержит, Келейос все равно ничего не сможет поделать.
Пламя потекло поверх щита, отгораживая мир зелёным стеклом — стеклом, которое мерцало, колебалось и жаждало.
Тобин застонал, и щит прогнулся, потом застыл. Пламя соскользнуло и потекло туда, откуда пришло.
Келейос не могла вспомнить, чтобы она этой ночью растратила всю магическую силу, но её больше не было. Может быть, она слишком серьёзно ранена, чтобы ею пользоваться. День-два отдыха и помощь целителя, и она могла бы избежать разрушения с помощью чародейства. Единственная сила оставалась у неё — травное колдовство. Тобин продержится ещё часы, но не дни. Что у неё есть из ингредиентов? Пепел, горелое дерево, сушёная кровь и — по ощущениям — свежее дерево, если оно ей очень понадобится. Лежала она на горелом камне. Пепел для круга, камень в основание, кровь для символов, а может быть — сажа. Может сработать.
Она заставила себя сесть, баюкая правую руку. На ладони коркой засохла кровь, безымянный палец и мизинец, похоже, вывихнуты. При каждом движении руку пронзала резкая боль. Без всякого целителя можно было сказать, что в руке серьёзный перелом. Отломочки кости тёрлись друг о друга, кисть была почти раздроблена. Как ни старайся, не вспомнить, когда это случилось. Нога и рука выше локтя, просвечивающие через разорванные и почерневшие доспехи, покрылись волдырями. Потайной кинжал на правой руке сплавился с броней и с кожей. Кинжалы составляли пару, и если разрушить один, магия из них уходила. Что-то случилось с правой стороной лица, что-то очень болезненное. Как рука и нога, она по крайней мере обгорела. Здоровой рукой она хотела потрогать лицо, но остановилась. Потом будет время ужасаться. Если она не найдёт целителя, то смерть Счастливца станет для неё больше, чем памятью. От сидячего положения потекла струйка крови из открывшейся неглубокой раны живота, но ведь она не должна быть неглубокой. Лезвие вошло глубоко, и она должна была бы истечь кровью. Ощупав живот пальцами, она почувствовала, что рана закрывается. Не иначе, как Джодда.
Когда-то она ощутила кожей ожог от клейма. Но сейчас была совсем Другая боль. Она была тошнотворной, всепоглощающей. О ней нельзя было забыть. В неподвижности она мучила ничуть не меньше, и потому можно двигаться, если надо.
Судя по высоте солнца, день клонился к вечеру. Тобин отлично справился со щитом. Если бы заклинание было лишь против зла, оно бы не потребовало стольких усилий. Наверное, тут было и что-то ещё, кроме зла, раз юноша потратил столько энергии. Или он действовал в спешке и стал жертвой собственной ошибки?
Она осторожно встала на левое колено: ещё не так больно. Кажется, левая сторона тела невредима. Здоровой рукой она взялась за полусожженную балку и с трудом встала на ноги. Завопила и чуть не упала, когда вес тела пришёлся на правую ногу. Мир завертелся, но остановился. Келейос стояла, глубоко дыша, сосредоточиваясь на каждом движении. Она шепнула:
— Сиа, смилуйся. Дай мне пройти этот круг. Отступив от балки, за которую она держалась, Келейос стояла, тяжело дыша, с трудом сглатывая слюну и борясь с тошнотой от ожогов и переломов. Шагнула, хромая, вперёд, и ещё раз, и ещё раз. Как только она пошла, зеленое зло потекло в её сторону. Она могла обойти круг, потому что должна была его обойти. Первую часть можно выполнить отсюда. Она ползла вдоль круга, разметая левой рукой пепел и обломки. Правая сторона тащилась за ней, как баржа с болью. Тварь приблизилась ещё раз. Очень важно перед песнопением очистить камень от пепла. Пламя вздыбилось волной и обрушилось на купол щита,. когда она встала на ноги, сжимая пепел в здоровой руке. И начала круг пепла. Щит прогнулся, и Тобин громко вскрикнул. Тварь всей тяжестью нависла над куполом. Все мысли-были заняты песнью, сейчас нельзя останавлййзаться. Тварь разъярялась, черпая пищу в слабости Тобина. По сторонам щит чуть подался, и солнечный свет позеленел, когда чудовище заглотило щит. Круг пепла замкнулся. Тобин на этом немного выиграл, и щит толчком восстановил прежнюю форму.
Келейос рухнула в центре круга возле обгорелой балки. Не прекращая пения, она смочила палец кровью из раны на животе и начала первый символ. Можно использовать слова, но символ короче. Слова были из древнего наречия. Правду сказать, ими пользовались не слишком часто. Много людей погибло из-за неумения правильно распознать, против какой магии они направлены.
Левой рукой она работала не так уверенно, и потому это заняло больше времени. Пламя, казалось, почувствовало приближение заклинания и бросилось на щит. Всей массой оно бросалось вновь и вновь на светящуюся поверхность. Тобин закричал высоким, тонким голосом. Щит начал поддаваться. Оставалось только два символа. Человек с палкой — это просто, но сложнее был круг, уходящий в бесконечность. Он размазался, и ей пришлось стереть его и начать снова. Купол щита уже был на ладонь от её головы, и от веса пламени казался ещё ниже. Сначала внешний край круга. Снаружи раздался приглушённый звук — будто трубный зов дракона. Келейос не обращала внимания, она уже сделала третий обвод. Пламя начало подниматься, но щит оставался сморщенным и бесформенным. Седьмой обвод был просто точкой, и она его закончила. Заклинание начало действовать, и по коже пробежали мурашки. Тобин поднял голову и с тихим стоном упал, потеряв сознание. Его щит исчез.
Снаружи медный дракон отманивал пламя на себя. Он подлетел так, что его было не достать, но достаточно близко, чтобы дать надежду и подвергнуться опасности. Это была Бригетта, одна из дракониц мастера иллюзий Малькольма, члена Совета Астранты, единственного, кто вступился за Келейос, когда её лишили ранга мастера. Чешуя дракона отсвечивала радугой. Келейос попробовала установить с драконом ментальную связь, сомневаясь, хватит ли у неё сил. Астрантийцы выводили тупых и безопасных драконов. У тех сохранялась твёрдая чешуя, но чувство магического и интеллект искоренялись беспощадно, чтобы звери были более управляемы.
Разум дракона был круговоротом хаотических мыслей — разум животного. Коснувшись разума мастера Эроара, она восприняла теперь это как кощунство, которым оно и было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39