– произнесла она, повысив голос.
Кевин посмотрел в сторону, избегая встречаться с ней взглядом.
– Так можно или нельзя?
Учитель медленно кивнул:
– Я полагаю, да. Правда, на сто процентов в этом не уверен. Думаю, что мы должны быть благодарны судьбе, что первый бог, который возродился, это бог из плоти и крови. Это существенно повышает наши шансы. Ведь Дионис – сезонный бог. Подобно другим богам сельскохозяйственных культур, он живет, подчиняясь смене времен года. Он пробуждается с первым цветением винограда, а потом, как и виноград, вянет, сохнет и, наконец, умирает. А в следующий сезон возрождается опять.
– В таком случае он должен умереть очень скоро, – сказал Кевин. – В этом году сезон, можно сказать, уже закончился. – Он глянул на Пенелопу, ища подтверждения, но она на него не смотрела.
– Может быть, нет.
Холбрук прошел в противоположный конец подвала, где между двумя внушительными стопками книг стоял стакан от напитка «Макдоналдса», наполненный наполовину водой, в которой стояла веточка. Он принес стакан и показал на зеленый отросток сбоку коричневой веточки:
– Посмотрите сюда. Что вы видите?
Кевин пожал плечами:
– Почку?
– Правильно. Это виноград винных сортов. Он цветет. Сейчас, поздней осенью. Знаешь, что это означает?
Кевин покачал головой.
– То, что в результате возрождения Диониса изменились циклы. – Он поставил стакан на стол. – Я не имею представления, насколько широко распространился этот феномен, существует ли он только здесь, в этой долине, или уже повсюду, но винограду полагается сейчас вянуть и возрождаться весной. – Он остановился, вперился на некоторое время невидящим взглядом в пространство, а затем снова принялся что-то писать в тетради. – Надо же, никогда не думал об этом раньше. Дионис и Шива.
– Что?
– Шива – индийский бог разрушения и возрождения. У Шивы с Дионисом есть много общего. Может быть, это один и тот же бог, только имена у него разные.
– Да кому это нужно? – сказал Кевин. – Ведь мы пришли к вам за помощью.
Пенелопа откашлялась. Когда она заговорила, ее голос звучал тише, чем прежде.
– А каким способом он умирает? – спросила она.
Холбрук посмотрел на нее.
– Он бывает разорван на части.
– О Боже!
– А возможно ли как-нибудь ускорить течение сезона? – предположил Кевин. – И раз он умрет, может быть, его фанаты…
– Как ты можешь так об этом говорить? – взорвалась Пенелопа. – Ведь это же Дион. Твой друг.
– Это не Дион, – ответил Кевин. – Дион мертв.
– Нет, он не умер. Он сидит в нем. И пытается выбраться.
Кевин покачал головой, смиряясь.
– К тому же это, наверное, не имеет никакого значения. Даже если мы его убьем, в следующем сезоне он все равно возродится.
– Но ведь он умрет. Вот что главное. Дионис, возможно, и возродится, но Дион нет. Если мы убьем его сейчас, мы убьем Диона.
Холбрук закрыл свою тетрадь.
– Вы правы. Вы оба правы. Диониса, как, впрочем, и всякого бога, убить вообще невозможно. Это можно проделать только с формой, в которую он облечен. В данном случае с телом Диона. Но если в течение тысячелетий он пребывал в спячке, то, видимо, его можно снова погрузить в это состояние.
– Как? – спросил Кевин.
– Пока не знаю. Но все эти столетия Дионис пребывал как бы в оболочке семени, которое ожидало пересадки в благодатную почву. И этой почвой оказался Дион. Если мы уничтожим эту оболочку, пройдут, возможно, века, прежде чем снова найдется подходящая форма.
Кевин сделал глубокий вздох. Он ощутил дрожь в руках и, чтобы успокоиться, сунул их в карманы джинсов.
– А как насчет Бога? Нашего Бога? Чем Он сейчас занимается? Почему Он ничего не предпринимает? Мы что, все время поклонялись неправильному Богу? Мы что, Его просто выдумали?
Мистер Холбрук покачал головой.
– Нет, друг мой. Бог существует. По крайней мере я считаю, что Он существует. Но я также считаю, что мы не можем и не должны рассчитывать на Его помощь. Он никогда не вмешивался в войны, не предотвращал естественные катастрофы. Он не останавливал также и распространение разного рода болезней. Это все наши проблемы. И я думаю, что здесь то же самое. Вот ведь как получается – мы привыкли считать Диониса и всех остальных античных идолов «богами», и, наверное, для нас они действительно таковыми и являются. Но я не думаю, что они боги в подлинном смысле этого слова. И не думаю, что они всемогущи. Даже мифы, – а единственное, на что мы можем опираться, так это на них, – говорят нам, что это не так. Я думаю, эти существа наделены гораздо большей мощью, чем люди, но вряд ли их сила может быть соизмерима с силой подлинного Бога… хм, нашего Бога.
– Значит, они вроде демонов? Монстры?
– Да.
В первый раз с тех пор как они спустились в подвал, все замолчали. Холбрук положил тетрадь на стол. Кевин смотрел на него и думал: «А Пенелопа была права. В этом Холбруке есть что-то жутковатое, что-то таинственное и неопределенное». И хотя Кевин не сомневался, что учитель целиком на их стороне, что он не такой, как они, все равно общаться с ним было как-то неприятно. Ему хотелось, чтобы на его месте был кто-нибудь другой. Из взрослых, но другой. И вообще ему много чего хотелось. Например, чтобы на месте Пенелопы был парень. С ней все в порядке, она отличная девчонка, но все равно он чувствовал бы себя в сто раз лучше, если бы с ним рядом сейчас был парень.
Она бы, наверное, треснула его сейчас по башке, если бы могла прочитать, эти мысли.
Он улыбнулся про себя, а затем посмотрел на Пенелопу. Она в ответ не улыбнулась, но на сей раз не отвернулась, и по взгляду девушки можно было предположить, что с ней все в порядке.
Он снова принялся осматривать подвал. Его взгляд натолкнулся на большую урну, резной мраморный сосуд, на котором были изображены сатиры и нимфы, резвящиеся между дорическими колоннами. Он обернулся к Холбруку, собираясь спросить насчет всех этих фотографий, макета гробницы и всего прочего, но Пенелопа его опередила.
– И для чего это здесь? – Она показала жестом на комнату.
Холбрук вскинул глаза.
– Что?
– Ну, все это… вся эта мифологическая греческая мура.
Мистер Холбрук гордо улыбнулся:
– Я знал, что этот день придет. И готовился.
Кевин фыркнул.
– Да вы просто настоящий Шерлок Холмс.
Пенелопа не обратила внимания на его слова, она повернулась лицом к учителю.
– Вы знали, что это придет? Что заставило вас так думать?
– Фамилия Диона. Семел. Вот почему я спрашивал вас о вашей фамилии, ваших матерях и вашем вине. Семела – принцесса Фив, дочь Кадма. Она погибла от огня, когда Зевс предстал перед ней во всем своем великолепии. Дионис сын Зевса и Семелы.
Пенелопа недоверчиво смотрела на него.
– И что, это единственное, что заставило вас так думать? Фамилия Диона?
– Не только. Ваша фамилия тоже. Аданем. Это «менада», прочитанная наоборот.
Пенелопа молчала. Такое ей просто в голову не приходило.
– Ну и что? – сказал Кевин.
– Все это явилось не вдруг. Подготовка шла столетия. – Холбрук сделал паузу. – Но не дремали и мы.
Кевин бросил беспокойный взгляд на Пенелопу.
– Мы?
Учитель выпрямился.
– Да, мы. Последователи Овидия. – Он гордо посмотрел на них. – Защитники рода человеческого от богов.
Кевин снова взглянул на Пенелопу, но ее глаза были прикованы к Холбруку.
– Наша цивилизация сформировалась в борьбе против вмешательства богов в человеческие дела. В Древней Греции в тот период, когда правили боги, жить было очень и очень неуютно. Они всегда насиловали наших женщин, играли с нами, забавлялись. Им было скучно, ведь они были бессмертны, вот боги и искали, чем бы развлечься. Мы же пытались положить этому конец.
– Бунт против богов, – сказал Кевин.
– Если хотите, да.
– А Овидий? Это тот самый Овидий?
– Да.
– Я считала, что он просто записывал мифы и тем самым сохранил их для потомков.
– Он был римским летописцем богов, но считал все это бессмыслицей. К тому времени уже несколько сотен лет люди протестовали против бесчинства богов, но протест этот, как бы теперь сказали, не был оформлен организационно. У движения не было лидера. А пренебрежительное отношение Овидия к богам, его утверждения, что мифы – это сказки, ничего общего не имеющие с действительно имевшими место событиями, заставили людей объединиться… Они назвали себя его последователями. Овидианцами, если хотите. Сам он в этом движении не участвовал, но дал толчок нашему делу.
Кевин посмотрел на учителя.
– Неужели среди этих богов нет ни одной симпатичной физиономии?
Холбрук подался вперед.
– Они дьяволы. Все без исключения. – Он обвел рукой подвал, показывая картины на стенах. – Существует мнение, что в античные времена жизнь была идиллической, что будто бы это был золотой век, что все люди тогда были вдохновенными поэтами, художниками и учеными, что все они славно трудились и счастливо жили в своих храмах, слушая своих оракулов. Но вы не знаете, какие ужасы боги приготовили для людей! Мы все были рабами. Хозяева – они. И они этим забавлялись. И процветали. Наша цивилизация выросла на противоборстве с ними.
– Значит, это ваши предки их всех уничтожили?
Холбрук покачал головой.
– Мне бы очень хотелось сказать, что да, их убили мои пращуры, но это не так. Они лишь пытались поддерживать в людях неверие в «богов», и именно это отсутствие веры постепенно ослабило небожителей до такой степени, что они были вынуждены прятаться и защищать себя, а потом и вовсе исчезнуть. И в этом деле огромную помощь оказал Овидий. Но самым главным, конечно, было распространение христианства. Оно помогло больше, чем что-либо, – заставило людей окончательно порвать с верой в старых богов.
– Но овидианцы свою деятельность не прекратили, – сказала Пенелопа, не то спрашивая, не то констатируя факт.
– Они знали, что боги вернутся. Не знали как, не знали где, не знали когда, но, поскольку менады и остальные, кто поклонялся богам, выжили, они знали, что эти дьяволы окончательно не умерли.
– Значит, ваш папа и дедушка были последователями Овидия? – спросил Кевин. – То есть вы овидианец далеко не в первом поколении?
– Нет. Я имею в виду, что мой отец действительно был овидианцем, но его отец – нет. Принадлежность обществу овидианцев по наследству не передается. Ими не рождаются. Обычно ими становятся. – Холбрук сел на вращающееся кресло перед компьютером. – Мы поддерживаем связь друг с другом по компьютерной сети. – Он потянулся и включил компьютер.
– Но ведь телефонные линии не работают…
– Да. Сейчас мы связаться не можем. И я не уверен, что они в курсе того, что произошло. У меня здесь большая база данных. Практически все, что касается овидианцев. Я знал, что это должно будет случиться, поэтому все последние недели усиленно работал.
Самодовольное заявление Холбрука «я-знал-что-это-должно-будет-случиться» привело Кевина в сильное раздражение, и он легонько толкнул Пенелопу локтем. Она к нему не повернулась, но кивнула, показывая таким образом, что поняла, почему он ее толкает.
– Меня интересуют остальные боги, – сказал Холбрук, обращаясь к Пенелопе. – Вы не сказали, каким образом они могут быть возрождены. А также как долго этого ждать.
Пенелопа откашлялась.
– Мои матери сказали, что остальные боги… – Она осеклась, краска начала заливать ее лицо. – Они сказали, что остальные боги тоже содержатся в Дионе. И что если я вступлю с ним в половой контакт, то смогу их родить.
– Выходит, что Дионис может стать отцом остальных богов? – Холбрук улыбнулся. – Вот здесь, мы можем сделать перерыв.
– Почему? – спросил Кевин.
– На Олимпе он всегда был кем-то вроде изгоя. Все остальные боги любили симметрию и порядок. Дионис же провозглашал хаос. Скорее всего ему не захочется возрождать всех остальных. – Холбрук нажал несколько клавиш на клавиатуре. – Мать Диона тоже менада, не так ли?
Пенелопа кивнула.
– У нее те же родители, что и у твоих матерей?
– Тот же отец. Матери разные.
Он вскинул брови.
– Отец? Это что-то новое. Имени его, конечно, ты не знаешь.
– Мать говорила мне, но я… я не помню.
– Постарайся.
– Она говорила… – Пенелопа задумалась на секунду. – Харрис, – проговорила она наконец. – Харрис. Сын Эльсмиры. Если это что-то для вас значит.
– Харрис, – повторил Холбрук. – Эльсмира. – Он снова нажал серию клавиш, затем откинулся на спинку кресла и стал ждать. Некоторое время в машине что-то щелкало и пикало, затем на экране появился текст. – Харрис Накос, – прочитал он, просматривая дисплей. – Был найден мертвым в подвале своего дома в Нью-Йорке. Разорван на части. Подвал был затоплен, там также находились тела четырех женщин, прикованных цепями. Они только недавно родили, хотя ни одного из новорожденных обнаружить не удалось. Мать Харриса, Эльсмира, известная менада. Эмигрировала из Греции. По-видимому, нашему обществу о ее существовании было известно, но поскольку она родила сына, а не дочь, внимание было сконцентрировано на менаде Ариадне и ее детях, которые жили в Афинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Кевин посмотрел в сторону, избегая встречаться с ней взглядом.
– Так можно или нельзя?
Учитель медленно кивнул:
– Я полагаю, да. Правда, на сто процентов в этом не уверен. Думаю, что мы должны быть благодарны судьбе, что первый бог, который возродился, это бог из плоти и крови. Это существенно повышает наши шансы. Ведь Дионис – сезонный бог. Подобно другим богам сельскохозяйственных культур, он живет, подчиняясь смене времен года. Он пробуждается с первым цветением винограда, а потом, как и виноград, вянет, сохнет и, наконец, умирает. А в следующий сезон возрождается опять.
– В таком случае он должен умереть очень скоро, – сказал Кевин. – В этом году сезон, можно сказать, уже закончился. – Он глянул на Пенелопу, ища подтверждения, но она на него не смотрела.
– Может быть, нет.
Холбрук прошел в противоположный конец подвала, где между двумя внушительными стопками книг стоял стакан от напитка «Макдоналдса», наполненный наполовину водой, в которой стояла веточка. Он принес стакан и показал на зеленый отросток сбоку коричневой веточки:
– Посмотрите сюда. Что вы видите?
Кевин пожал плечами:
– Почку?
– Правильно. Это виноград винных сортов. Он цветет. Сейчас, поздней осенью. Знаешь, что это означает?
Кевин покачал головой.
– То, что в результате возрождения Диониса изменились циклы. – Он поставил стакан на стол. – Я не имею представления, насколько широко распространился этот феномен, существует ли он только здесь, в этой долине, или уже повсюду, но винограду полагается сейчас вянуть и возрождаться весной. – Он остановился, вперился на некоторое время невидящим взглядом в пространство, а затем снова принялся что-то писать в тетради. – Надо же, никогда не думал об этом раньше. Дионис и Шива.
– Что?
– Шива – индийский бог разрушения и возрождения. У Шивы с Дионисом есть много общего. Может быть, это один и тот же бог, только имена у него разные.
– Да кому это нужно? – сказал Кевин. – Ведь мы пришли к вам за помощью.
Пенелопа откашлялась. Когда она заговорила, ее голос звучал тише, чем прежде.
– А каким способом он умирает? – спросила она.
Холбрук посмотрел на нее.
– Он бывает разорван на части.
– О Боже!
– А возможно ли как-нибудь ускорить течение сезона? – предположил Кевин. – И раз он умрет, может быть, его фанаты…
– Как ты можешь так об этом говорить? – взорвалась Пенелопа. – Ведь это же Дион. Твой друг.
– Это не Дион, – ответил Кевин. – Дион мертв.
– Нет, он не умер. Он сидит в нем. И пытается выбраться.
Кевин покачал головой, смиряясь.
– К тому же это, наверное, не имеет никакого значения. Даже если мы его убьем, в следующем сезоне он все равно возродится.
– Но ведь он умрет. Вот что главное. Дионис, возможно, и возродится, но Дион нет. Если мы убьем его сейчас, мы убьем Диона.
Холбрук закрыл свою тетрадь.
– Вы правы. Вы оба правы. Диониса, как, впрочем, и всякого бога, убить вообще невозможно. Это можно проделать только с формой, в которую он облечен. В данном случае с телом Диона. Но если в течение тысячелетий он пребывал в спячке, то, видимо, его можно снова погрузить в это состояние.
– Как? – спросил Кевин.
– Пока не знаю. Но все эти столетия Дионис пребывал как бы в оболочке семени, которое ожидало пересадки в благодатную почву. И этой почвой оказался Дион. Если мы уничтожим эту оболочку, пройдут, возможно, века, прежде чем снова найдется подходящая форма.
Кевин сделал глубокий вздох. Он ощутил дрожь в руках и, чтобы успокоиться, сунул их в карманы джинсов.
– А как насчет Бога? Нашего Бога? Чем Он сейчас занимается? Почему Он ничего не предпринимает? Мы что, все время поклонялись неправильному Богу? Мы что, Его просто выдумали?
Мистер Холбрук покачал головой.
– Нет, друг мой. Бог существует. По крайней мере я считаю, что Он существует. Но я также считаю, что мы не можем и не должны рассчитывать на Его помощь. Он никогда не вмешивался в войны, не предотвращал естественные катастрофы. Он не останавливал также и распространение разного рода болезней. Это все наши проблемы. И я думаю, что здесь то же самое. Вот ведь как получается – мы привыкли считать Диониса и всех остальных античных идолов «богами», и, наверное, для нас они действительно таковыми и являются. Но я не думаю, что они боги в подлинном смысле этого слова. И не думаю, что они всемогущи. Даже мифы, – а единственное, на что мы можем опираться, так это на них, – говорят нам, что это не так. Я думаю, эти существа наделены гораздо большей мощью, чем люди, но вряд ли их сила может быть соизмерима с силой подлинного Бога… хм, нашего Бога.
– Значит, они вроде демонов? Монстры?
– Да.
В первый раз с тех пор как они спустились в подвал, все замолчали. Холбрук положил тетрадь на стол. Кевин смотрел на него и думал: «А Пенелопа была права. В этом Холбруке есть что-то жутковатое, что-то таинственное и неопределенное». И хотя Кевин не сомневался, что учитель целиком на их стороне, что он не такой, как они, все равно общаться с ним было как-то неприятно. Ему хотелось, чтобы на его месте был кто-нибудь другой. Из взрослых, но другой. И вообще ему много чего хотелось. Например, чтобы на месте Пенелопы был парень. С ней все в порядке, она отличная девчонка, но все равно он чувствовал бы себя в сто раз лучше, если бы с ним рядом сейчас был парень.
Она бы, наверное, треснула его сейчас по башке, если бы могла прочитать, эти мысли.
Он улыбнулся про себя, а затем посмотрел на Пенелопу. Она в ответ не улыбнулась, но на сей раз не отвернулась, и по взгляду девушки можно было предположить, что с ней все в порядке.
Он снова принялся осматривать подвал. Его взгляд натолкнулся на большую урну, резной мраморный сосуд, на котором были изображены сатиры и нимфы, резвящиеся между дорическими колоннами. Он обернулся к Холбруку, собираясь спросить насчет всех этих фотографий, макета гробницы и всего прочего, но Пенелопа его опередила.
– И для чего это здесь? – Она показала жестом на комнату.
Холбрук вскинул глаза.
– Что?
– Ну, все это… вся эта мифологическая греческая мура.
Мистер Холбрук гордо улыбнулся:
– Я знал, что этот день придет. И готовился.
Кевин фыркнул.
– Да вы просто настоящий Шерлок Холмс.
Пенелопа не обратила внимания на его слова, она повернулась лицом к учителю.
– Вы знали, что это придет? Что заставило вас так думать?
– Фамилия Диона. Семел. Вот почему я спрашивал вас о вашей фамилии, ваших матерях и вашем вине. Семела – принцесса Фив, дочь Кадма. Она погибла от огня, когда Зевс предстал перед ней во всем своем великолепии. Дионис сын Зевса и Семелы.
Пенелопа недоверчиво смотрела на него.
– И что, это единственное, что заставило вас так думать? Фамилия Диона?
– Не только. Ваша фамилия тоже. Аданем. Это «менада», прочитанная наоборот.
Пенелопа молчала. Такое ей просто в голову не приходило.
– Ну и что? – сказал Кевин.
– Все это явилось не вдруг. Подготовка шла столетия. – Холбрук сделал паузу. – Но не дремали и мы.
Кевин бросил беспокойный взгляд на Пенелопу.
– Мы?
Учитель выпрямился.
– Да, мы. Последователи Овидия. – Он гордо посмотрел на них. – Защитники рода человеческого от богов.
Кевин снова взглянул на Пенелопу, но ее глаза были прикованы к Холбруку.
– Наша цивилизация сформировалась в борьбе против вмешательства богов в человеческие дела. В Древней Греции в тот период, когда правили боги, жить было очень и очень неуютно. Они всегда насиловали наших женщин, играли с нами, забавлялись. Им было скучно, ведь они были бессмертны, вот боги и искали, чем бы развлечься. Мы же пытались положить этому конец.
– Бунт против богов, – сказал Кевин.
– Если хотите, да.
– А Овидий? Это тот самый Овидий?
– Да.
– Я считала, что он просто записывал мифы и тем самым сохранил их для потомков.
– Он был римским летописцем богов, но считал все это бессмыслицей. К тому времени уже несколько сотен лет люди протестовали против бесчинства богов, но протест этот, как бы теперь сказали, не был оформлен организационно. У движения не было лидера. А пренебрежительное отношение Овидия к богам, его утверждения, что мифы – это сказки, ничего общего не имеющие с действительно имевшими место событиями, заставили людей объединиться… Они назвали себя его последователями. Овидианцами, если хотите. Сам он в этом движении не участвовал, но дал толчок нашему делу.
Кевин посмотрел на учителя.
– Неужели среди этих богов нет ни одной симпатичной физиономии?
Холбрук подался вперед.
– Они дьяволы. Все без исключения. – Он обвел рукой подвал, показывая картины на стенах. – Существует мнение, что в античные времена жизнь была идиллической, что будто бы это был золотой век, что все люди тогда были вдохновенными поэтами, художниками и учеными, что все они славно трудились и счастливо жили в своих храмах, слушая своих оракулов. Но вы не знаете, какие ужасы боги приготовили для людей! Мы все были рабами. Хозяева – они. И они этим забавлялись. И процветали. Наша цивилизация выросла на противоборстве с ними.
– Значит, это ваши предки их всех уничтожили?
Холбрук покачал головой.
– Мне бы очень хотелось сказать, что да, их убили мои пращуры, но это не так. Они лишь пытались поддерживать в людях неверие в «богов», и именно это отсутствие веры постепенно ослабило небожителей до такой степени, что они были вынуждены прятаться и защищать себя, а потом и вовсе исчезнуть. И в этом деле огромную помощь оказал Овидий. Но самым главным, конечно, было распространение христианства. Оно помогло больше, чем что-либо, – заставило людей окончательно порвать с верой в старых богов.
– Но овидианцы свою деятельность не прекратили, – сказала Пенелопа, не то спрашивая, не то констатируя факт.
– Они знали, что боги вернутся. Не знали как, не знали где, не знали когда, но, поскольку менады и остальные, кто поклонялся богам, выжили, они знали, что эти дьяволы окончательно не умерли.
– Значит, ваш папа и дедушка были последователями Овидия? – спросил Кевин. – То есть вы овидианец далеко не в первом поколении?
– Нет. Я имею в виду, что мой отец действительно был овидианцем, но его отец – нет. Принадлежность обществу овидианцев по наследству не передается. Ими не рождаются. Обычно ими становятся. – Холбрук сел на вращающееся кресло перед компьютером. – Мы поддерживаем связь друг с другом по компьютерной сети. – Он потянулся и включил компьютер.
– Но ведь телефонные линии не работают…
– Да. Сейчас мы связаться не можем. И я не уверен, что они в курсе того, что произошло. У меня здесь большая база данных. Практически все, что касается овидианцев. Я знал, что это должно будет случиться, поэтому все последние недели усиленно работал.
Самодовольное заявление Холбрука «я-знал-что-это-должно-будет-случиться» привело Кевина в сильное раздражение, и он легонько толкнул Пенелопу локтем. Она к нему не повернулась, но кивнула, показывая таким образом, что поняла, почему он ее толкает.
– Меня интересуют остальные боги, – сказал Холбрук, обращаясь к Пенелопе. – Вы не сказали, каким образом они могут быть возрождены. А также как долго этого ждать.
Пенелопа откашлялась.
– Мои матери сказали, что остальные боги… – Она осеклась, краска начала заливать ее лицо. – Они сказали, что остальные боги тоже содержатся в Дионе. И что если я вступлю с ним в половой контакт, то смогу их родить.
– Выходит, что Дионис может стать отцом остальных богов? – Холбрук улыбнулся. – Вот здесь, мы можем сделать перерыв.
– Почему? – спросил Кевин.
– На Олимпе он всегда был кем-то вроде изгоя. Все остальные боги любили симметрию и порядок. Дионис же провозглашал хаос. Скорее всего ему не захочется возрождать всех остальных. – Холбрук нажал несколько клавиш на клавиатуре. – Мать Диона тоже менада, не так ли?
Пенелопа кивнула.
– У нее те же родители, что и у твоих матерей?
– Тот же отец. Матери разные.
Он вскинул брови.
– Отец? Это что-то новое. Имени его, конечно, ты не знаешь.
– Мать говорила мне, но я… я не помню.
– Постарайся.
– Она говорила… – Пенелопа задумалась на секунду. – Харрис, – проговорила она наконец. – Харрис. Сын Эльсмиры. Если это что-то для вас значит.
– Харрис, – повторил Холбрук. – Эльсмира. – Он снова нажал серию клавиш, затем откинулся на спинку кресла и стал ждать. Некоторое время в машине что-то щелкало и пикало, затем на экране появился текст. – Харрис Накос, – прочитал он, просматривая дисплей. – Был найден мертвым в подвале своего дома в Нью-Йорке. Разорван на части. Подвал был затоплен, там также находились тела четырех женщин, прикованных цепями. Они только недавно родили, хотя ни одного из новорожденных обнаружить не удалось. Мать Харриса, Эльсмира, известная менада. Эмигрировала из Греции. По-видимому, нашему обществу о ее существовании было известно, но поскольку она родила сына, а не дочь, внимание было сконцентрировано на менаде Ариадне и ее детях, которые жили в Афинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58