– Там, в гавани, полно скверной дряни, приятель. Я не шучу. Прорва всяких бактерий. Они и в твоем теле могут размножаться, С.Т., – говорил он, вкатывая мне какой-то колоссальный коктейль из антибиотиков.
Их же он мне дал с собой в таблетках, но в конечном итоге выпить мне довелось лишь полпузырька. Что бы там ни намешал доктор Джи, мой организм антибиотики вычистили основательно. Включая и Е. coli, естественные бактерии у меня в прямой кишке, и потому диарея никак не унималась. Жизнь слишком коротка, чтобы провести ее на унитазе в ожидании очередного спазма, поэтому я перестал глотать пилюли и предоставил заканчивать «уборку» собственным защитным системам. Противостолбнячную прививку я тоже сделал, если вам уж так надо это знать.
– Я тут с кое-какими ребятами столкнулся, они бы тебе понравились, – сказал я Барту по пути домой. – Фэны «Пойзен Бойзен».
С шумом втянув носом воздух, он чуть нахмурился. Бартоломью у нас – сомелье тяжелого рока.
– Ага, для двухдневной группы. Первый альбом был куда ни шло. Потом у них кончились идеи, теперь они пишут от силы две песни в год. Ради клипов ударились в черную магию. Старо.
– А разве не в этом весь смысл тяжелого металла?
– Ну да, это же я тебе так сказал, – напомнил он мне. – Тяжелый рок никогда тебя не обгонит.
– Откуда они взялись?
– Откуда-то с Лонг-Айленда. Но не со стороны Бруклина. – Он оторвался от дороги, чтобы посмотреть на меня. – Что это были за типы? С чего ты решил, что они фэны?
– Интуиция.
Я рассказал ему про баржу.
– Даже торговаться толком не умеют! – фыркнул он.
– О чем это ты?
– Продали душу дьяволу, а взамен получили старую ржавую баржу. Я попросил бы что-нибудь с приличным баром. И поближе к трамвайной линии.
Кода мы добрались домой, он направился к стойке с дисками, пытаясь вспомнить, поставлены «Пойзен Бойзен» на «П» или на «Б». Автоответчик мигал, поэтому я перемотал пленку и на большой скорости прослушал сообщение задом наперед. Так вот, когда так делаешь, обычно получается жуткая тарабарщина. Но не на сей раз. Это была песня с сильной партией бас-гитары, которую автоответчик ужал до слабенького «трынь-трынь-трынь». А поверх ритм-гитары высокий и пронзительный голос бормотал: «Сатана идет. Сатана идет».
Когда пленка перемоталась до конца, я проиграл ее обычным порядком: тяжелый трэш. Тут прибежал изумленный Барт.
– Какого черта? – выдохнул он. – Это что, у нас на автоответчике?
– Ага.
– Это же «Пойзен Бойзен»! Вещь со второго альбома. «Гимн» называется.
– Симпатичная вещица.
Нам записали ее целиком. Под конец последовало секунд на десять женских криков. Потом тишина.
На голос Дебби не похоже, но ведь я никогда не слышал, как Дебби кричит. Она не из оручих. Поэтому я набрал ее номер, и, когда она взяла трубку, раздалось самое обычное «привет».
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала она, и я понял: быть беде.
– Хочешь встретиться?
– Если ты не против. Ладно, я в большой беде.
Мы пообедали в «Жемчужине». Она дала мне основательно попотеть, прежде чем перешла к делу.
– Ты еще хочешь со мной встречаться? – спросила она.
– Черт, конечно. Господи!
Она же только пригвоздила меня взглядом огромных глаз, глаза-то красивые, а вот ум за ними острый и проницательный.
– Извини, что редко тебе звонил, – сказал я. – Я понимаю, что звонил слишком мало.
– А что было бы, если бы я перестала тебе звонить? Это послужило бы достаточным стимулом?
– А разве ты не так поступила?
– Не в этом смысле.
– Не понял. Объясни, пожалуйста.
– Ты мне нравишься, С.Т., и я пыталась, несколько раз пыталась до тебя достучаться. А теперь ты на это подсел.
– То есть?
Что тут вообще творится?
– Мы как раз дошли до той поганой стадии, когда ты ждешь, что я буду повсюду за тобой хвостом ходить. Выяснять и помнить, где ты, звонить тебе, решать, куда пойдем, договариваться, когда увидимся. А потом, когда мы вместе, ты замыкаешься.
– Правда?
– Ага. Заставляешь меня пойти тебе навстречу, а потом делаешь вид, будто ничего такого тебе не надо. Один или два раза, когда мы ездили в Канаду, я с этим мирилась, но с меня хватит. Уволь. Хочешь от меня чего-нибудь, позвони – у тебя же, черт побери, есть мой номер телефона!
После такого я с полчаса вообще ни разу не моргнул. Произошедшее очень и очень напомнило мне то, как нас с Бартом сцапал тот умный коп, когда мы устроили мальчишник в парке. Ты считаешь себя крутым, истинной тенью в ночи, и вдруг обнаруживаешь, что тебя раскусили.
Как, например, фэны «Пойзен Бойзен» с номером моего телефона. Свора подонков, которых я, наверное, даже не узнаю в человечьей одежде.
– Да, кстати, – сказал я, – вроде у меня на хвосте банда каких-то сатанистов. Хорошо бы и тебе держать ухо востро.
– Да какого черта… – начала она, потом вдруг вскочила и пулей вылетела из ресторана.
Я доел ее курятину в пяти пряностях и занялся электронными часами. После катастрофы по части человеческих отношений хорошо повозиться с техникой. Я поставил будильник так, чтобы он затренькал через десять дней. После его сигнала и позвоню.
А пока можно напиться, медитировать над собственной никчемностью и мариноваться в сладком наплевательском одиночестве. И дергаться из-за истории с «Пойзен Бойзен». Когда я медленно прибрел домой, то снова проиграл задом наперед пленку в автоответчике, слушая перевернутое послание, а после его стер.
Для пещерных людей они – слишком уж скоры на руку. Неужели меня так легко вычислить?
Проблема заключалась в том, что ни у кого не было моего домашнего номера. Полгода назад мне позвонил в три утра один поклонник «ЭООС», который только что приземлился в аэропорту Логана и хотел, чтобы его забрали, да еще вписали на ночь. Он даже работодателем моим не был. Теперь, если люди из «ЭООС» хотели со мной связаться, им приходилось шевелить мозгами.
Да, кстати… Обычно они звонили Дебби и уговаривали ее разыскать меня, а она ворчала, дескать, она мне не секретарь. Еще одно мое тяжкое преступление. Еще одна причина напиться.
И все-таки, как та банда с острова меня выследила? Может, кто-то из них работает в телефонной компании? Может, кто-то из них знает кого-то, кто знает еще кого-то, кто знает Барта?
Когда затренькал будильник у меня в часах, я позвонил Дебби и узнал, что она уехала на три недели в Аризону. Поэтому я переставил его еще на три недели вперед.
Он зазвенел в День труда посреди ночи. Я в тот момент был глубоко на территории химзавода в соседнем штате, сидел, привалившись к пятидесятипятигаллоновой цистерне на причале – выполнял работенку для Коэна. Пришлось прижать чертовы часы к бедру, чтобы заглушить звук, расстегнуть ремешок, сорвать заднюю крышку и поковырять отверткой во внутренностях. Больше я себе электронных часов заводить не стану.
Невзирая на инцидент с будильником, работа оказалась пустяковой. Точь-в-точь преступление, только исключительно для виду. Если поймают, просто покажешь ордер на обыск. Не поймали.
14
Я послал Эсмеральде коробку шоколадных конфет, и она просмотрела для меня индекс заметок «Бостон глоуб» за последние три месяца, выписав все, что касалось Спектэкл-айленда. Меня интересовали ключевые слова вроде «Спектэкл-айленд – баржи – налетевшие – брошенные».
Она такую нашла. Мне бы самому следовало догадаться. Это случилось во время урагана «Элисон» или последних его судорог, которые дошли до нас, когда прилив стоял аномально высоко. И как водится в случае масштабного катаклизма, будь то снежный буран или жара, «Глоуб» напечатал огромные статьи: «по сообщениям наших…» и далее список из двадцати имен. Непременно надо перечислить все до последнего несчастные случаи в Массачусетсе, иначе читатели начнут звонить с жалобами, что про них забыли, и в конечном итоге откажутся от подписки.
В недрах одной такой статьи нашелся абзац про старую баржу, которую собирались затопить и которая во время шторма сорвалась с причала в Уинтропе, и ее всю ночь носило по гавани. Особых помех она никому не создала, поскольку ни одно судно в такую погоду не вышло. Но к тому времени, когда ее исчезновение заметили, баржа уже зарылась носом в Спектэкл-айленд, где ей, в сущности, было самое место.
Я много работал над «Проектом омар». Мне хотелось завершить его, черт побери, Дебби как будто пряталась, у нас с Бартом кончился «веселящий», и к тому же вышли все деньги, и хватало только на газеты и часок в зале видеоигр.
Всех зараженных омаров полагалось подвергнуть довольно мудреному химическому анализу. А для него требовалось оборудование, которого у «ЭООС» не было, поэтому я договорился с лабораторией в одном университете. Там на последнем курсе училась Таня, одна из девушек, участвовавших в налете на Блю-Киллс. С «ЭООС» она связалась, еще когда оканчивала школу в Калифорнии. Она работала над несколькими нашими проектами, и в обмен на (говоря официальным языком) «пополнение ее образования» мы получили доступ к первоклассному оборудованию.
В этом конкретном университетике его было в избытке. Он так удачно заручился трогательной поддержкой богатеньких корпораций из местной «Силиконовой долины», что невольно думалось, что его руководство заключило собственный пакт с Сатаной на условиях, который выторговали их лучшие юристы. Хай-тек-корпорации раскошеливались на всевозможные дорогущие приборы, и университет вынужденно устраивал почти истерические кампании по сбору средств, лишь бы успевать строить достаточно просторные здания, чтобы «подарки» не мокли под дождем. Бродя по здешним подвалам, можно было обнаружить аналитические приборы стоимостью в полмиллиона долларов, настолько мощные, настолько передовые, что с ними вообще никто не умел обращаться. Как только я получил к ним доступ, мне пришлось спуститься в вниз, изучить руководства, сорвать упаковочный целлофан и самому отладить эти игрушки.
С этого момента проект набрал обороты. Мы с Таней (обычно Таня) вскрывали омаров и находили печень. Будь ты человек или омар, печень фильтрует токсины у тебя в организме, поэтому искать всякую дрянь следует именно здесь. Мы высматривали очевидные признаки, например новообразования и некрозы, и взятые из них образцы тканей прогоняли через всевозможные продвинутые приборы. Мы устанавливали концентрацию в них различных металлов и вредных органических веществ и заносили результаты в базу данных.
Мы оба чувствовали себя не в своей тарелке, поскольку Таня жила в одной квартире с Дебби, и, хотя согласилась работать со мной, прощения я, по всей видимости, еще не заслужил.
В недели до и после Дня труда мы работали по двенадцать – четырнадцать часов в сутки: я – в «Зодиаке», изводя омарщиков требованиями все новых образцов, Таня – в подвале за распарыванием омаров. Лаборатория находилась недалеко от реки Чарльз, поэтому раз или два в день я поднимался поближе к ней на «Зодиаке» (как я и говорил, это самый быстрый способ передвижения в Бостоне), а Таня спускалась к воде и забирала привезенное.
Когда она не пришла в условленное время, я несколько обеспокоился, но не удивился. Наверное, занята. Около получаса я поболтался у берега. Почему нет? Пусть даже вода подо мной грязная, я все равно посреди парка. Но довольно скоро мне надоело ждать – я устал от проекта и хотел поскорее с ним покончить. Привязав «Зодиак» к дереву, я снял шланг подачи топлива и неспешно пошел к университету, таща с собой морозильную сумку для пива. Миновав парк у реки, я вышел в собственно студенческий городок.
Наша лаборатория располагалась в коридоре, где еще пахло свежей краской и клеем для линолеума. Помещение за помещением, набитые разной электроникой. Но, когда я подошел к нашей двери, вонь стала острее. Запахи всегда пробуждают воспоминания, и этот напомнил мне модели аэропланов, которые я склеивал в детстве.
Это был запах краски из аэрозольного баллончика. На новенькой двери лаборатории красовалось еще влажное граффити вишнево-красным. Грубо намалеванный перевернутый крест, такая же топорная пентаграмма, над ней – две черточки, как глаза-щелочки. Еще выше: «САТАНА ПОВЕЛЕЛ: ОТВАЛИ МАТЬ ТВОЮ». В лаборатории было темно.
Я не только не стал ничего трогать, а, напротив, бегом бросился назад в вестибюль и позвонил в квартиру Тани и Дебби.
Подошла Дебби, голосу нее был напряженный, хотя она и не знала еще, кто звонит.
– Не бросай трубку, я по делу. Таня дома?
– Не может сейчас подойти к телефону. Чем вы, ребята, там занимаетесь? Что с ней такое?
– Я тебя собирался спросить.
– Почему она словно с катушек съехала?
– Что она делает?
– Вернулась в слезах и убежала в ванную. Я слышала, как ее несколько раз вырвало, и вот уже полчаса она не выходит из-под душа.
– Похоже на…
– Нет, ее не изнасиловали.
– Ты заперла дверь?
– А как же.
Повесив трубку, я снова побежал вниз. Считайте меня чудиком, но, как правило, я ношу в кармане хирургические резиновые перчатки, потому что в моей профессии приходится совать руки во всякую гадость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45