.. Пржевальский?.. Где тут плезиозавры?.. Где? Разве что телефонисты подводную лодку в озеро Рица запустили…»
— Не веришь? — читает мысли Чудесный Нацмен. — Мне не веришь? Неправильно делаешь. И я прежде никому не верил, ни единому слову, а потом понял: неправильно делаю, нехорошо. Пусть люди врут, а им верить надо. Верить! Доверять! И все тогда будет правдой, как учил меня экономист Н.Ильин. Ты почему не раздеваешься? Смотри, день какой! 21-е июня, самый длинный день в году. Последний нонешний денечек. Заболел, что ли?
— Плавки не захватил.
— Здесь можно и без плавок, никто не смотрит. А хочешь, Макар Егорьевич твои плавки из Москвы самолетом доставит?
— Нету уже тех плавок. Сгорели.
— Что значит «нету»? Для ТАКОЙ партии «нету» не бывает. Если нужно — все есть. Смотри…
Чудесный Нацмен щелкнул пальцами, и на пляже опять возник шофер Макар Егорьевич, который экономисту Н.Ильину доставил в шушенскую ссылку целую телегу книг профессора Карла Фридриксонна, — возник с плавками в одной руке и с простреленной и обгоревшей амбарной книгой — в другой.
64. ЕЩЕ ОДИН ЗЛОБОДНЕВНЫЙ ВОПРОС: КТО НАПИСАЛ «ТИХИЙ ДОН»?
— Вот его плавки, — недовольно бурчит шофер Гулько Макар Егорьевич, который для экономиста Н.Ильина после гражданской войны чайник водки на пустой чайник со свистком у Сереги обменял, и показывает Чудесному Нацмену самопальные плавки с серпом и молотом на левой ягодице и со звездно-полосатым флагом — на правой.
— Это что? — удивляется плавкам Нацмен. — А, знаю! Встреча на Эльбе. А это что? — спрашивает он, показывая на обгоревшую амбарную книгу. — Тоже знаю. Это вещественное доказательство. Сжечь хотел, но не вышло — анекдоты не горят. Значит, ты коллекционируешь антисовместные анекдоты? Нет?.. Как «нет»?!.. Я же тебе объяснил — не люблю, когда обманывают! Нехорошо обманывать!
Отступать некуда, надо врать.
— Я анекдоты не коллекционирую, — отвечает богатырь Соцреализм. — Я их сам сочиняю.
Чудесный Нацмен перевернулся на спинку на подогретом песочке и стал высматривать в небесах — не пролетит ли транспортный «юнкерс» за дружественной ерманской делегацией? Но погода оставалась нелетной.
— Значит, это ты про меня анекдоты сочиняешь? — спросил он и дунул на шофера Гулько Макара Егорьевича, который после освобождения крепостных крестьян работал истопником в Симбирской гимназии при Керенском-старшем.
И Макар Егорьич опять исчез.
— А я ищу, ищу — кто это такой смелый про меня анекдоты сочиняет? И никак не могу найти. Думал — фольклор, народное творчество… Вот он где, сочинитель!
— Я не только анекдоты, — расхрабрился врать Соцреализм. — Я много всего сочиняю.
— Ну, перечисли. Может быть, я читал. Я люблю буквы читать.
— Все сразу не вспомнить. «Чугунный поток» — я написал. А еще — «Раствор». И «Краснодон» — тоже.
— Ты ври, да не завирайся, — погрозил пальцем Чудесный Нацмен. — «Краснодон» написал Фадей Александров, Первый Совместитель Союза Литераторов. Жаль, плохо врать умел. Врет и оглядывается. Я ему объясняю: «Не умеешь, не берись!» А он себе пулю в лоб.
— Я за него батальные сцены писал, — настаивает Соцреализм.
— А «Хождение по кругу» кто написал?
— Я.
— Молодец — уверенно отвечаешь. А «Тихий Дон» кто написал? — спросил Чудесный Нацмен, зловеще сверкнув янтарными глазами.
— В соавторстве с Шороховым. Я ему объяснил, как надо — мол, так и так, а сам уехал в Одессу снимать кинофильм «Броненосец Потемкин».
— Ты у нас еще и кинорежиссер?!
— Я.
65. ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА
Чудесный Нацмен беспомощно огляделся по сторонам, разыскивая на пляже шофера Гулько Макара Егорьевича, который на следующий день после вооруженного восстания экономисту Н.Ильину вычистил ботинки до зеркального блеска, а тот заглянул в них, обиделся и сказал: «Запомните, Макар Егорьевич: мы — не рабы, рабы — не мы!», ботинки в тот день не надел и пошел в Совместный Комитет в одних носках.
Шофер Гулько сразу и возник с махровым полотенцем в руках.
— Накинь-ка, Макар Егорьевич, на меня шинель — погода что-то нелетная.
И шинель возникла.
— Шлепнул? — спрашивает Чудесный Нацмен, кутаясь в шинель.
— Ну, — с большим трудом отвечает молчаливый шофер Гулько, из которого лишнего слова под пыткой не вытянуть, хоть режь.
— А ты расскажи, расскажи, Макар Егорьевич, как именно ты его шлепнул? С подробностями. Мне все интересно.
— Ну… Завел мотор и шлепнул.
— А мотор зачем?
— Ну… Чтобы выстрела не было слышно.
— Постой, постой… — удивляется Чудесный Нацмен. — При чем тут выстрел?.. Ничего не понимаю… Какой выстрел?.. Зачем выстрел?..
— Вы приказали, — отвечает шофер Гулько Макар Егорьевич, который свой именной браунинг каждый день часовым маслом смазывал, как куранты, на всякий случай.
— Что я тебе приказал?!
— Найти и шлепнуть.
— А ты что сделал?!
— Это самое.
— Ты что, межнациональный язык не понимаеш-шь?! — зашипел Чудесный Нацмен, опять оглядываясь по сторонам и призывая Бога в свидетели. — Я тебе приказал «шлепнуть», а ты что сделал?! Уголовник! Человека ни за что убил! Что люди о нас подумают? Под суд пойдешь! Единственную жизнь у человека отнял! Ты хоть знаешь фамилию кого застрелил?
— Жданова.
— Полюбуйтесь — Жданова застрелил! Кто теперь вместо Жданова будет врать мне о журналах «Нева» и «Новый мир»? А если завтра — война? А? — спросил Чудесный Нацмен, заглядывая в невинно-голубые глаза Соцреализма. — А?
66. НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ
— Ты меня «Броненосцем „Потемкиным“ наповал убил! — продолжал Чудесный Нацмен, не дождавшись ответа на свое „а?“. — Вот кто мне будет врать вместо Жданова на идеологическом фронте — ты! Служебный „ЗИС“, кремлевский паек, персональный оклад. Говори „да“, соглашайся. Раньше я экономиста Н.Ильина не до конца понимал, а сейчас до конца понял. „Есть ТАКАЯ партия!“ — сказал экономист Н.Ильин. Помнишь?.. Зачем он это сказал? А ЗАТЕМ. Что-то нужно было сказать, промолчать нельзя, а в голову после пива ничего не лезет. Вот и сказанул. И что?.. А ничего. Сошло за первый сорт. Непредсказуемость — вот смысл. Бог кидает кости. Немотивированность поступков. Мотивированность непоступков. Сегодня мне кто-нибудь пакость сделает — а я его награжу. Завтра мне кто-нибудь услугу окажет — а я его на цугундер… Понял основополагающий метод ответов на больные вопросы современности? Партия у нас какая? ТАКАЯ. Зачем? ЗАТЕМ. Куда? ВПЕРЕД. Когда? ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ. Таким вот Макаром. Хочешь, сейчас этот метод на Макаре Егорьевиче испробуем?
— Скажи мне, Макар Егорьевич, — продолжал Чудесный Нацмен, — нужен ли нам строй цивилизованных кинооператоров? Нужен или не нужен? Не вороти рыло… Попробуй, соври разок. Молчишь ты, Макар Егорьевич. Не умеешь врать, не умеешь ставить вопросы ребром. Сколько раз я тебе объяснял, а ты врать не научился. Неграмотный ты человек. Экономист Н.Ильин так сказал: «Неграмотный человек — не человек». Вот потому ты за мной шинель таскаешь, а не я за тобой. Ну, Бог с тобой!.. Сегодня какое июня? Двадцать первое? Что за Черт — все двадцать первое и двадцать первое. Иди, Макар Егорьевич, подготовься к тому, о чем нас Рикард Сорго вовремя предупредил. Почисть мне назавтра хромовые сапоги и мундир, завтра великий день. Полотенце оставь, я искупаюсь.
Чудесный Нацмен пошлепал себя по ляжкам, вбежал с разбегу в озеро Рица, нырнул-вынырнул, пустил фонтан из моржовых усов и саженками поплыл на середину озера.
67. СВЕРШИЛОСЬ!
Вот и сбылась судьба Соцреализма-богатыря…
«Свершилось! — как любил говаривать экономист Н.Ильин. — Чего еще надо?»
— Довольны, Ваше Превосходительство? — спрашивает его шофер Гулько Макар Егорьевич, который в историческую ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое отнес на почту срочную телеграмму экономиста Н.Ильина:
«ПРИЕЗЖАЕМ ЛЕНИНГРАД БРОНЕПОЕЗДОМ N12-22 ТАКОГО-ТО ВО СТОЛЬКО-ТО ТЧК ПРОМЕДЛЕНИЕ СМЕРТИ ПОДОБНО ТЧК ЦЕЛУЮ ТЧК ДУСЯ ТЧК»
Доволен ли?
— Нет ли у тебя, дядя, чего-нибудь перекусить? — отвечает Соцреализм-богатырь. — Не завалялся ли у тебя какой-нибудь бутерброд с ливерной колбасой?
— Бутерброд? — задумчиво переспрашивает шофер Гулько, который каждое утро покупал экономисту Н.Ильину в киоске за свои денежки свежую газету «Правда», а тот как всегда должок забывал отдать.
Переспросив это, Макар Егорьевич начинает перетряхивать одежду Чудесного Нацмена — заглядывает в сапоги, выворачивает карманы галифе, вытряхивает из рукава френча три потертые козырные карты профессора Карла Фридриксонна и прячет себе в карман.
— Все, кажись… — озабоченно бормочет шофер Гулько, который стеклянный гроб с телом экономиста Н.Ильина на собственном горбу тащил на балкон Кшесинской (на шестой-то этаж!). — Что ты спросил? Повтори, у меня с дореволюции с головой не в порядке.
— Пожрать, спрашиваю… — повторяет Соцреализм, ошарашенный таким бесцеремонным обыском личных вещей Чудесного Нацмена.
— В машине сухарь с огурцом завалялся. Поесть некогда, — отвечает Макар Егорьевич, который в шушенской ссылке выиграл у экономиста Н.Ильина партию в стоклеточные шашки и всю жизнь с приятствием вспоминал об этом событии.
С этими словами шофер Гулько, которого Лаврик-Павлик лично допрашивал («Куда ты, Макар, телят гонял?» — но Макар никого не выдал), наставляет на богатыря Соцреализма именной браунинг, тащит за шиворот к автомобилю, бросает его на заднее сиденье «ЗИСа» и заводит кривой железякой мотор, под звуки которого он сегодня не без удовольствия Жданова шлепнул.
68. Я — СЫН ТРУДОВОГО НАРОДА
— Теперь держись! Пора отсюдова когти рвать, здесь сейчас ТАКОЕ начнется! — говорит шофер Гулько, под которого сам-друг Лаврик-Павлик глубокую яму копал, да недовыкопал — не сделана еще Царь-Лопата, чтоб Макару Егорьевичу яму выкопать. — Ключ на старт! От винта! Поехали!
Что-то у него с головой не в порядке.
Рванули с места на третьей скорости, прорвали «ЗИСом» колючую проволоку и понеслись по взлетной полосе для тяжелых бомбардировщиков, плавно переходящей в правительственное шоссе. За каждым кустом телефонисты им честь отдают — думают, что сам Чудесный Нацмен на фронт собрался.
Ушли от погони, вроде.
Впрочем, никто и не гнался.
— Слухай, хлопец, сюда, — говорит Макар Егорьевич, которого заплечных дел мастера в белых халатах однажды отправили в дурдом, но он с этапа сбежал. — Слухай и запоминай. Если со мной что случится — передашь нашим во 2-й таксопарк. Я — сын трудового народа. Ты — сын пролетарского писателя. Значит, мы с тобой рабочий класс. А он — сын Пржевальского. Нам с тобой нечего терять, кроме своих жизней, а сейчас жизнь у нас такая: тикать как можно дальше от эпицентра. Ты жуй сухарь и огурцом закусывай… Думаешь, Пржевальский куда поплыл? Купаться поплыл, думаешь? Не угадал. Он вчера ерманцам в преферанс Расею продул, даже шулерские карты профессора Карла Фридриксонна не помогли. Играть, дурак, не умеет. Не умеешь — не садись! Ишь, гребет… Поплыл договариваться — к какому числу Москву сдавать, где за Уралом провести демаркационную линию. Ну, ничего! Сейчас МЫ их всех накроем, голубчиков!
Что-то с головой у него не того.
69. МЫ
— Кто это «МЫ», спрашиваешь? Отвечаю: мы, таксисты, передовой отряд рабочего класса. Удивлен? Сам посуди: шахтеры — они под землей, фабрично-заводские — те по цехам толкутся, а мы, таксисты — везде, вольный народ, его наиболее свободные представители. Мы всех возим, на нас все ездят — выходит, мы и есть та самая диктатура пролетариата, о необходимости которой говорил экономист Н.Ильин. У нас в гараже сам Стаканов работает, до пенсии дорабатывает, — зачинатель стакановского движения. Значит, нам и карты в руки.
Теперь слушай дальше: в прошлом году везу я домой из Политбюро пьяненького академика Йоффе, как вдруг он по-трезвому мне говорит:
«Макар Егорьевич, — говорит, — дело спешное. Передайте нашему дорогому и чудесному Нацмену, что Ермания ни с того ни с сего засекретила свой атомный проект, а моя тайная связь с фон Гондольвельзенбергером прервалась. Передайте ему, он поймет.»
Опять притворился пьяным, вошел в лифт, и с тех пор я академика Йоффе не видел, а только слышал, что нашли его в ту ночь мертвым в шахте лифта.
А я прямиком поехал в гараж, вызвал в курилку Андрея Митрича Сахаркова-Цукермана, слесаря, и Альберта Германовича Драйнштейна, механика. Ребята, скажу тебе!.. Кулибины! Богатыри не мы! Придумали вдвоем частную теорию относительности — Вселенная, говорят, расширяется, как мыльный пузырь, братья-близнецы в разных системах отсчета времени никогда не встретятся, а поезд движется по отношению к Земле точно так же, как Земля по отношению к поезду! А?.. Проверили свою теорию в лучах Меркурия — все сходится: Е = МЦквадрат! Стаканов, зачинатель стакановского движения, им стакан поднес. Отправили эту формулу в патентное бюро, ждут… И дождались: является в гараж майор-телефонист, собирает общее собрание 2-го таксомоторного парка и заявляет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
— Не веришь? — читает мысли Чудесный Нацмен. — Мне не веришь? Неправильно делаешь. И я прежде никому не верил, ни единому слову, а потом понял: неправильно делаю, нехорошо. Пусть люди врут, а им верить надо. Верить! Доверять! И все тогда будет правдой, как учил меня экономист Н.Ильин. Ты почему не раздеваешься? Смотри, день какой! 21-е июня, самый длинный день в году. Последний нонешний денечек. Заболел, что ли?
— Плавки не захватил.
— Здесь можно и без плавок, никто не смотрит. А хочешь, Макар Егорьевич твои плавки из Москвы самолетом доставит?
— Нету уже тех плавок. Сгорели.
— Что значит «нету»? Для ТАКОЙ партии «нету» не бывает. Если нужно — все есть. Смотри…
Чудесный Нацмен щелкнул пальцами, и на пляже опять возник шофер Макар Егорьевич, который экономисту Н.Ильину доставил в шушенскую ссылку целую телегу книг профессора Карла Фридриксонна, — возник с плавками в одной руке и с простреленной и обгоревшей амбарной книгой — в другой.
64. ЕЩЕ ОДИН ЗЛОБОДНЕВНЫЙ ВОПРОС: КТО НАПИСАЛ «ТИХИЙ ДОН»?
— Вот его плавки, — недовольно бурчит шофер Гулько Макар Егорьевич, который для экономиста Н.Ильина после гражданской войны чайник водки на пустой чайник со свистком у Сереги обменял, и показывает Чудесному Нацмену самопальные плавки с серпом и молотом на левой ягодице и со звездно-полосатым флагом — на правой.
— Это что? — удивляется плавкам Нацмен. — А, знаю! Встреча на Эльбе. А это что? — спрашивает он, показывая на обгоревшую амбарную книгу. — Тоже знаю. Это вещественное доказательство. Сжечь хотел, но не вышло — анекдоты не горят. Значит, ты коллекционируешь антисовместные анекдоты? Нет?.. Как «нет»?!.. Я же тебе объяснил — не люблю, когда обманывают! Нехорошо обманывать!
Отступать некуда, надо врать.
— Я анекдоты не коллекционирую, — отвечает богатырь Соцреализм. — Я их сам сочиняю.
Чудесный Нацмен перевернулся на спинку на подогретом песочке и стал высматривать в небесах — не пролетит ли транспортный «юнкерс» за дружественной ерманской делегацией? Но погода оставалась нелетной.
— Значит, это ты про меня анекдоты сочиняешь? — спросил он и дунул на шофера Гулько Макара Егорьевича, который после освобождения крепостных крестьян работал истопником в Симбирской гимназии при Керенском-старшем.
И Макар Егорьич опять исчез.
— А я ищу, ищу — кто это такой смелый про меня анекдоты сочиняет? И никак не могу найти. Думал — фольклор, народное творчество… Вот он где, сочинитель!
— Я не только анекдоты, — расхрабрился врать Соцреализм. — Я много всего сочиняю.
— Ну, перечисли. Может быть, я читал. Я люблю буквы читать.
— Все сразу не вспомнить. «Чугунный поток» — я написал. А еще — «Раствор». И «Краснодон» — тоже.
— Ты ври, да не завирайся, — погрозил пальцем Чудесный Нацмен. — «Краснодон» написал Фадей Александров, Первый Совместитель Союза Литераторов. Жаль, плохо врать умел. Врет и оглядывается. Я ему объясняю: «Не умеешь, не берись!» А он себе пулю в лоб.
— Я за него батальные сцены писал, — настаивает Соцреализм.
— А «Хождение по кругу» кто написал?
— Я.
— Молодец — уверенно отвечаешь. А «Тихий Дон» кто написал? — спросил Чудесный Нацмен, зловеще сверкнув янтарными глазами.
— В соавторстве с Шороховым. Я ему объяснил, как надо — мол, так и так, а сам уехал в Одессу снимать кинофильм «Броненосец Потемкин».
— Ты у нас еще и кинорежиссер?!
— Я.
65. ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА
Чудесный Нацмен беспомощно огляделся по сторонам, разыскивая на пляже шофера Гулько Макара Егорьевича, который на следующий день после вооруженного восстания экономисту Н.Ильину вычистил ботинки до зеркального блеска, а тот заглянул в них, обиделся и сказал: «Запомните, Макар Егорьевич: мы — не рабы, рабы — не мы!», ботинки в тот день не надел и пошел в Совместный Комитет в одних носках.
Шофер Гулько сразу и возник с махровым полотенцем в руках.
— Накинь-ка, Макар Егорьевич, на меня шинель — погода что-то нелетная.
И шинель возникла.
— Шлепнул? — спрашивает Чудесный Нацмен, кутаясь в шинель.
— Ну, — с большим трудом отвечает молчаливый шофер Гулько, из которого лишнего слова под пыткой не вытянуть, хоть режь.
— А ты расскажи, расскажи, Макар Егорьевич, как именно ты его шлепнул? С подробностями. Мне все интересно.
— Ну… Завел мотор и шлепнул.
— А мотор зачем?
— Ну… Чтобы выстрела не было слышно.
— Постой, постой… — удивляется Чудесный Нацмен. — При чем тут выстрел?.. Ничего не понимаю… Какой выстрел?.. Зачем выстрел?..
— Вы приказали, — отвечает шофер Гулько Макар Егорьевич, который свой именной браунинг каждый день часовым маслом смазывал, как куранты, на всякий случай.
— Что я тебе приказал?!
— Найти и шлепнуть.
— А ты что сделал?!
— Это самое.
— Ты что, межнациональный язык не понимаеш-шь?! — зашипел Чудесный Нацмен, опять оглядываясь по сторонам и призывая Бога в свидетели. — Я тебе приказал «шлепнуть», а ты что сделал?! Уголовник! Человека ни за что убил! Что люди о нас подумают? Под суд пойдешь! Единственную жизнь у человека отнял! Ты хоть знаешь фамилию кого застрелил?
— Жданова.
— Полюбуйтесь — Жданова застрелил! Кто теперь вместо Жданова будет врать мне о журналах «Нева» и «Новый мир»? А если завтра — война? А? — спросил Чудесный Нацмен, заглядывая в невинно-голубые глаза Соцреализма. — А?
66. НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ
— Ты меня «Броненосцем „Потемкиным“ наповал убил! — продолжал Чудесный Нацмен, не дождавшись ответа на свое „а?“. — Вот кто мне будет врать вместо Жданова на идеологическом фронте — ты! Служебный „ЗИС“, кремлевский паек, персональный оклад. Говори „да“, соглашайся. Раньше я экономиста Н.Ильина не до конца понимал, а сейчас до конца понял. „Есть ТАКАЯ партия!“ — сказал экономист Н.Ильин. Помнишь?.. Зачем он это сказал? А ЗАТЕМ. Что-то нужно было сказать, промолчать нельзя, а в голову после пива ничего не лезет. Вот и сказанул. И что?.. А ничего. Сошло за первый сорт. Непредсказуемость — вот смысл. Бог кидает кости. Немотивированность поступков. Мотивированность непоступков. Сегодня мне кто-нибудь пакость сделает — а я его награжу. Завтра мне кто-нибудь услугу окажет — а я его на цугундер… Понял основополагающий метод ответов на больные вопросы современности? Партия у нас какая? ТАКАЯ. Зачем? ЗАТЕМ. Куда? ВПЕРЕД. Когда? ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ. Таким вот Макаром. Хочешь, сейчас этот метод на Макаре Егорьевиче испробуем?
— Скажи мне, Макар Егорьевич, — продолжал Чудесный Нацмен, — нужен ли нам строй цивилизованных кинооператоров? Нужен или не нужен? Не вороти рыло… Попробуй, соври разок. Молчишь ты, Макар Егорьевич. Не умеешь врать, не умеешь ставить вопросы ребром. Сколько раз я тебе объяснял, а ты врать не научился. Неграмотный ты человек. Экономист Н.Ильин так сказал: «Неграмотный человек — не человек». Вот потому ты за мной шинель таскаешь, а не я за тобой. Ну, Бог с тобой!.. Сегодня какое июня? Двадцать первое? Что за Черт — все двадцать первое и двадцать первое. Иди, Макар Егорьевич, подготовься к тому, о чем нас Рикард Сорго вовремя предупредил. Почисть мне назавтра хромовые сапоги и мундир, завтра великий день. Полотенце оставь, я искупаюсь.
Чудесный Нацмен пошлепал себя по ляжкам, вбежал с разбегу в озеро Рица, нырнул-вынырнул, пустил фонтан из моржовых усов и саженками поплыл на середину озера.
67. СВЕРШИЛОСЬ!
Вот и сбылась судьба Соцреализма-богатыря…
«Свершилось! — как любил говаривать экономист Н.Ильин. — Чего еще надо?»
— Довольны, Ваше Превосходительство? — спрашивает его шофер Гулько Макар Егорьевич, который в историческую ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое отнес на почту срочную телеграмму экономиста Н.Ильина:
«ПРИЕЗЖАЕМ ЛЕНИНГРАД БРОНЕПОЕЗДОМ N12-22 ТАКОГО-ТО ВО СТОЛЬКО-ТО ТЧК ПРОМЕДЛЕНИЕ СМЕРТИ ПОДОБНО ТЧК ЦЕЛУЮ ТЧК ДУСЯ ТЧК»
Доволен ли?
— Нет ли у тебя, дядя, чего-нибудь перекусить? — отвечает Соцреализм-богатырь. — Не завалялся ли у тебя какой-нибудь бутерброд с ливерной колбасой?
— Бутерброд? — задумчиво переспрашивает шофер Гулько, который каждое утро покупал экономисту Н.Ильину в киоске за свои денежки свежую газету «Правда», а тот как всегда должок забывал отдать.
Переспросив это, Макар Егорьевич начинает перетряхивать одежду Чудесного Нацмена — заглядывает в сапоги, выворачивает карманы галифе, вытряхивает из рукава френча три потертые козырные карты профессора Карла Фридриксонна и прячет себе в карман.
— Все, кажись… — озабоченно бормочет шофер Гулько, который стеклянный гроб с телом экономиста Н.Ильина на собственном горбу тащил на балкон Кшесинской (на шестой-то этаж!). — Что ты спросил? Повтори, у меня с дореволюции с головой не в порядке.
— Пожрать, спрашиваю… — повторяет Соцреализм, ошарашенный таким бесцеремонным обыском личных вещей Чудесного Нацмена.
— В машине сухарь с огурцом завалялся. Поесть некогда, — отвечает Макар Егорьевич, который в шушенской ссылке выиграл у экономиста Н.Ильина партию в стоклеточные шашки и всю жизнь с приятствием вспоминал об этом событии.
С этими словами шофер Гулько, которого Лаврик-Павлик лично допрашивал («Куда ты, Макар, телят гонял?» — но Макар никого не выдал), наставляет на богатыря Соцреализма именной браунинг, тащит за шиворот к автомобилю, бросает его на заднее сиденье «ЗИСа» и заводит кривой железякой мотор, под звуки которого он сегодня не без удовольствия Жданова шлепнул.
68. Я — СЫН ТРУДОВОГО НАРОДА
— Теперь держись! Пора отсюдова когти рвать, здесь сейчас ТАКОЕ начнется! — говорит шофер Гулько, под которого сам-друг Лаврик-Павлик глубокую яму копал, да недовыкопал — не сделана еще Царь-Лопата, чтоб Макару Егорьевичу яму выкопать. — Ключ на старт! От винта! Поехали!
Что-то у него с головой не в порядке.
Рванули с места на третьей скорости, прорвали «ЗИСом» колючую проволоку и понеслись по взлетной полосе для тяжелых бомбардировщиков, плавно переходящей в правительственное шоссе. За каждым кустом телефонисты им честь отдают — думают, что сам Чудесный Нацмен на фронт собрался.
Ушли от погони, вроде.
Впрочем, никто и не гнался.
— Слухай, хлопец, сюда, — говорит Макар Егорьевич, которого заплечных дел мастера в белых халатах однажды отправили в дурдом, но он с этапа сбежал. — Слухай и запоминай. Если со мной что случится — передашь нашим во 2-й таксопарк. Я — сын трудового народа. Ты — сын пролетарского писателя. Значит, мы с тобой рабочий класс. А он — сын Пржевальского. Нам с тобой нечего терять, кроме своих жизней, а сейчас жизнь у нас такая: тикать как можно дальше от эпицентра. Ты жуй сухарь и огурцом закусывай… Думаешь, Пржевальский куда поплыл? Купаться поплыл, думаешь? Не угадал. Он вчера ерманцам в преферанс Расею продул, даже шулерские карты профессора Карла Фридриксонна не помогли. Играть, дурак, не умеет. Не умеешь — не садись! Ишь, гребет… Поплыл договариваться — к какому числу Москву сдавать, где за Уралом провести демаркационную линию. Ну, ничего! Сейчас МЫ их всех накроем, голубчиков!
Что-то с головой у него не того.
69. МЫ
— Кто это «МЫ», спрашиваешь? Отвечаю: мы, таксисты, передовой отряд рабочего класса. Удивлен? Сам посуди: шахтеры — они под землей, фабрично-заводские — те по цехам толкутся, а мы, таксисты — везде, вольный народ, его наиболее свободные представители. Мы всех возим, на нас все ездят — выходит, мы и есть та самая диктатура пролетариата, о необходимости которой говорил экономист Н.Ильин. У нас в гараже сам Стаканов работает, до пенсии дорабатывает, — зачинатель стакановского движения. Значит, нам и карты в руки.
Теперь слушай дальше: в прошлом году везу я домой из Политбюро пьяненького академика Йоффе, как вдруг он по-трезвому мне говорит:
«Макар Егорьевич, — говорит, — дело спешное. Передайте нашему дорогому и чудесному Нацмену, что Ермания ни с того ни с сего засекретила свой атомный проект, а моя тайная связь с фон Гондольвельзенбергером прервалась. Передайте ему, он поймет.»
Опять притворился пьяным, вошел в лифт, и с тех пор я академика Йоффе не видел, а только слышал, что нашли его в ту ночь мертвым в шахте лифта.
А я прямиком поехал в гараж, вызвал в курилку Андрея Митрича Сахаркова-Цукермана, слесаря, и Альберта Германовича Драйнштейна, механика. Ребята, скажу тебе!.. Кулибины! Богатыри не мы! Придумали вдвоем частную теорию относительности — Вселенная, говорят, расширяется, как мыльный пузырь, братья-близнецы в разных системах отсчета времени никогда не встретятся, а поезд движется по отношению к Земле точно так же, как Земля по отношению к поезду! А?.. Проверили свою теорию в лучах Меркурия — все сходится: Е = МЦквадрат! Стаканов, зачинатель стакановского движения, им стакан поднес. Отправили эту формулу в патентное бюро, ждут… И дождались: является в гараж майор-телефонист, собирает общее собрание 2-го таксомоторного парка и заявляет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10