»
Как вдруг навстречу Соцреализму катится крученый Давид Бурлюк в стетсоне и в тапочках на босу ногу.
19. ДЫР, БУЛ, ЩУР
— Привет птенцу Буревестника! — машет стетсоном Давид Бурлюк. — Где пропадаешь, дыр, бул, щур?
Не отвечает Соцреализм-богатырь, нос воротит.
— Поехали к Репину спаржу жрать. И самогон у старика найдется, бул, щир, дыр!
Вот и ответ: где взять, где взять?.. У Ильи Ефимыча Репина, щил, был, дыр.
Молчит богатырь Соцреализм, воротит нос в противоположную сторону.
— Что у тебя с клювом случилось, — удивляется Бурлюк. — Ты чего клюв задрал, жир, дыл, был?
Надо отвечать — не отцепится.
— Хожу тут, матерьял собираю, — цедит сквозь зубы Соцреализм. — Собрался «Войну и мир» писать.
Давид Бурлюк так изумился, что плюнул на мостовую и уехал по израильской визе в Северо-Американские Штаты и неплохо провел там время, предназначенное ему судьбой — жил, был, пил.
20. РАЗМЫШЛЕНИЯ СОЦРЕАЛИЗМА В ТОЛПЕ НАРОДА
«Всегда так было: лица сомнительного происхождения приезжают и уезжают, а русский человек остается с задранным носом, — подумал богатырь Соцреализм, неодобрительно глядя вслед тапочкам Бурлюка. — Но о чем это я?.. Все о том же: что делать? Где взять масло, хлеб, молоко — все эти съедобные предметы? Каждый в отдельности точно знает, что нужно делать СВОЕ ДЕЛО — пахать да сеять, точить да сверлить, торговать да писать свою „Войну и мир“ — хотя последнее не съедобно, но допустим, — а потом уже смело гулять да плясать. То есть, по профессору Карлу Фридриксонну: требуется создавать то, чего еще нету — продукт; и проедать прибавочную стоимость. До чего просто! А что на деле? А на деле продуктов нет. Каждый знает, что каждый должен делать свое дело, только не он сам. Каждый сам за себя, и всем скопом — никак! Ну, никак! Если всех людей вместе сложить, арифметическая сумма не получается. А получаются — штабеля.»
21. НЕ ЖАЛЕЮ, НЕ ЗОВУ, НЕ ПЛАЧУ
Вдруг, откуда ни возьмись, ползет навстречу пьяненький с утра Серега, еле шевелит языком, приглашает в трактир, червонцы есть, он угощает.
Не видит богатырь Соцреализм старого дружка, в упор не замечает, переходит на другую сторону улицы. Серега хоть и коренного происхождения, но Соцреализму с пьяным имажинистом не по пути. А хоть бы и с трезвым.
— Мы идем ДРУГИМ путем, — кричит он Сереге с того берега улицы.
Серега так обозлился, что немного протрезвел, кое-как доплелся до своего знаменитого «Англеттера», выхлестал на пару с Аськой Дункан полный чайник водки, после чего по-пьянке решили оригинально расстаться с жизнью, повесившись обнаженными в одной петле, совершая при этом последний акт любви, что и немедленно сделали.
Но веревка, по счастью, оборвалась, и половой акт пришлось продолжать там, где ему и положено быть — на полу.
Там же и уснули, обнявшись.
22. НАРОД — ГОЛОВА ДВА УХА
И вот что еще непонятно Соцреализму-богатырю: народ — он, вроде, один. Голова два уха, как у Сереги. А никак между собой договориться не может.
Вопрос: почему?
Ответ: потому что.
Потому что народ состоит из разных индивидуев. Каждый в отдельности со своей головой и ушами. Как их всех привести к общему знаменателю, если один на печи лежит, второй — бывший жандармский офицер, третий загулял, четвертый в больнице фельдшером, пятый о чем-то сильно задумался, у шестого — непроизносимая фамилия, седьмому давно в дурдом пора, а восьмой водку хлещет в буфете, как чеховский телеграфист, оплакивая безвременную кончину первой кинозвезды Венеры Горячей. И прочие. И всех таковых прочих
— миллионы, яко грязи. Нас тьмы и тьмы, и тьмы…
А вот, например, бывший товарищ министра переходного временного кабинета — тот вообще затаил лютую злобу на Совместную власть и на ее народных совместителей. Ну, с этим полегче, этого сразу к стенке. А вот, например, что за курчавая личность у костра греется? Кто таков?
23. ЗДРАВСТВУЙТЕ, АЛЕКСАНДР БЛОК!
Пригляделся Соцреализм: да это же знаменитый попутчик Александр Блок!
С ним конечно тоже не по пути, но проходить мимо как-то неудобно. Все-таки, Блок. «Скифы», все-таки:
«Мильены нас.
Нас тьмы и тьмы, и тьмы…»
— Здравствуйте, дорогой Соцреализм Максимильянович, — вежливо, как это только он один умеет, здоровается Александр Блок, потирая над костром озябшие руки. — Слыхали, у меня мужички в деревне библиотеку сожгли вместе с усадьбой. Вот, смотрю на огонь и думаю: хорошо это или плохо — когда книги жгут? Как по вашему?
Тоже вопросик: что такое хорошо и что такое плохо?
Молчит Соцреализм. Что тут скажешь?.. Как для кого… У мужичков классовое чутье на блоков, на библиотеки и на усадьбы, да как объяснишь это Александру Блоку?
— Как здоровье вашего многоуважаемого батюшки Максимильяна Горькина?
— не унимается от вежливости Александр Блок.
А сам, между прочим, очень болезненно выглядит. Видать, не жилец на этом свете, лучше бы о собственном здоровье позаботился, а Максимильяна Горькина врачи как-нибудь сами ухайдокают.
— Почему не видно вашего батюшки во «Всемирной литературе»? Нам там селедку недавно выдали, по мешку селедки. Мне, Кюхельбеккеру и Крылову Ивану Андреичу. Ничего, можно жить — хорошая селедка.
«Заговаривается Блок, — соображает Соцреализм-богатырь. — Далась ему эта селедка. Надо бы поздороваться, неудобно молчать. Блок, как-никак.. Блок не Бурлюк, надо бы с Блоком посоветоваться насчет „Войны и мира“…»
Вдруг взял да и рявкнул:
— Здравствуйте, Александр Блок!
Аж проходившая мимо костлявая лошадь со страху в костер упала.
А Блок так испугался, что схватил свой мешок с селедкой, вернулся домой, прилег на диван и… помер.
Было ровно двенадцать.
24. РАЗМЫШЛЕНИЯ СОЦРЕАЛИЗМА В ТОЛПЕ НАРОДА (окончание)
«Кроме того, что народ состоит из разных отдельных индивидуальностей,
— продолжает размышлять Соцреализм, — кроме этого, все они, черти, разных национальностей со своими межнациональными особенностями. Одни в субботу отдыхают, другие яйца красят, третьи по канату ходят, четвертые на тальянке играют, и никто работать не спешит. И всех на сегодняшний день триста миллионов, за всеми глаз да глаз нужен. А ворья, жулья и хулиганья
— в два раза больше. Ворье с жульем — тоже люди тоже народ. Народ — он хоть и один, но разный. Народ друг друга понять не может, где уж тут враг врага… Одним словом: татаро-монголы. Европа-азия. И все поголовно до зубов вооружены еще со времен наполеоновского нашествия. Совсем народишко озверел, так и зыркает по сторонам — кому бы в рыло дать?»
25. ГРАЖДАНКА БЕЗ ПРИЗНАКОВ ПОЛА
И только-только Соцреализм-богатырь закончил последнее размышление, как снизу, с Подола, выкатывается на Красную площадь пулеметная тачанка с какой-то расфуфыренной девкой…
Девкой — не девкой, теткой — не теткой… Соцреализму издалека не разобрать…
— Гля!.. Гражданка!.. — шепчутся те, кто постарше.
Узнали!..
Те, кто постарше, сразу эту ведьму узнали — по памятной революции 905-го года, развязанной сыцилистами и скубентами при великой княгине Ольге — сразу ее признали, но всяк на свой вкус и лад и с собственной точки зрения. Гражданка была в модной во все времена комиссарской кожанке, с маузером в одной руке и с оливковой веткой в другой (не в знак мира, а для отмахиванья от мух), на боку — казачья нагайка, на правой ноге — кирзовый прохудившийся сапог, левая же ножка затянута в фильдеперсовый чулок с красно-революционной подвязкой. Шляпка у нее была от Диора, украденная на дешевой распродаже барахла из Зимнего Логова, конские патлы
— от нигилистов и диссидентов вместе взятых, а лицо имело выражение то ли фараоновой мумии, то ли святых киево-печерских мощей без признаков пола. Соцреализму привиделась даже точеная девичья грудь, стыдливо выглянувшая из-под римской тоги, но он глаза отвел, видение отогнал и в амбарную книгу не зарисовал, чтобы не быть обвиненным в натурализме в очередной речи какого-нибудь нежданова товарища. Другие ценители женской красоты обратили внимание на рубенсовские формы Гражданки, напомнившие им, особенно снизу, чуть ли не фигуру Катерины-императрицы; третьи, наоборот, наблюдали макаронную курсистку, с зажженной цыгаркой оседлавшую бензовоз; четвертые, пятые и шестые вообще двух слов связать не могли и восторгались так:
— Гля!..
— Фря!..
— Тля!..
— Бля!..
В общем, все воспринимали Гражданку по разному, и каждый по своему.
А чеховскому телеграфисту даже примерещилась восставшая из небытия Венера Горячая, промелькнувшая однажды перед ним в освещенном окне вечернего транссибирского экспресса «Москва-Воронеж» на маленькой станции Борщаговка, и от избытка переполнивших его чувств, телеграфист застрелился прямо в толпе из дуэльного пушкинского пистолета. (Кстати, именно этот выстрел из украденного с дешевой распродажи неудачливого пистолета положил начало гражданской войне, а не холостяцкий залп с броненосца «Потемкина», как это безответственно утверждает «Краткий курс ТАКОЙ партии».)
26. НАБЛЮДЕНИЯ ОТ ЦАРЯ-ФОНАРЯ
Услыхав выстрел и унюхав запах крови, тут же взялись друг друга угощать — брат пошел на брата, сват — на свата, товарищи — на товарищей. И понеслось полноводьем народное течение. Ты ему:
— Товарищ!
Он тебе:
— Какой я тебе товарищ?
И в рыло.
Таким вот Макаром.
Видя такое дело, Соцреализм залез на фонарь (литой, чугунный такой Царь-Фонарь с канделябрами и завитушками торчал у входа в ЦУМ со времен Иоана Грозного — его потом перенесли на дачу Нацмена у озера Рица перед исторической встречей с ерманским рельсканцлером Гнидлером; фонарь, о котором Искандер с Огаревым однажды крылато произнесли: «В нашем царстве-государстве есть три реликвии: Царь-Пушка, которая никогда не стреляла, Царь-Колокол, который никогда не звонил, и Царь-Фонарь, который никогда не светил.») — так вот, залез богатырь-Соцреализм на Царь-Фонарь и с высоты наблюдает: кто чего делает, что говорит и о чем думает.
Видит: пока он лез на Фонарь, пропустил гранд-стриптиз: Гражданка разбросала свою одежду в толпу, обнаженная пляшет с факелом на бензовозе и кричит:
— Не замай! — кричит. — А то взорву!
А кругом, между прочим, исторические ценности: Янтарная комната, библиотека Ярослава Мудрого, гражданин Минин и князь Пожарский о чем-то тихо беседуют.
— Опять пошли смутные времена, — поводит рукой гражданин Минин.
— Пора уходить на Дон, к Каледину, — отвечает князь Пожарский.
Декаденты им снизу кричат:
«Подумаешь, они спасли Расею!
А может, лучше было не спасать?»
А тут еще не во время Блока хоронят. Оказывается, умер Александр Блок. Принес домой мешок с селедкой, лег на диван и… помер. Ну, сожгли у него мужички библиотеку с усадьбой. Ну, сожгли. Хорошо это или плохо?.. Жалко, конечно, библиотеку, но нельзя же так расстраиваться!
Гайдар шагает впереди гроба, за ним — вся редакция «Мировой литературы» с бумажными венками и с мешками с селедкой, позади футуристы с водосточными трубами, играют ноктюрны. Серега с Аськой Дункан поотстали, хлещут водку из чайника, а Владим Владимыч в желтой кофте с черной бабочкой громоподобно читает свое новое стихотворение, написанное своей знаменитой лесенкой, что по рублю за строчку:
«Вы ушли, как говорится, в мир иной…»
— Какой-какой? — спрашивает его Серега.
— ИНОЙ, — отвечает Владим Владимыч.
Совсем как экономист Н.Ильин.
27. НАД СВАЛКОЙ
Похороны похоронами, а голая Гражданка вовсе не шутит. Какой-то бывший жандармский офицер держится за сердце и по старорежимной привычке уговаривает гражданку:
— Христом-Богом прошу, уймитесь, Гражданка! Слезьте с факелом с люка бензовоза! Кругом исторические ценности, не считая людей!
Куда там! Гражданке-то что, она психованная. Она все повзрывает и дальше поскачет.
Передние, которые чистенькие и живут в центре, прут от бензовоза подальше, во внутреннюю эмиграцию, а задние, с городских слободок и спальных массивов, напирают наоборот, вперед, к историческим ценностям. Типичная ситуация любой гражданской войны по экономисту Н.Ильину:
«Эти уже не хотят, а те еще не могут.»
Свалка. Давка. Круговорот людей в природе.
Фельдшер кричит:
— Вся Власть Учредительному Собранию!
Ворье орет:
— Держи вора!
А само по карманам шмонает.
Депутаты объявили перерыв до вечернего заседания и бьют друг друга на Лобном месте.
Любо, братцы!
Морская пехота перекрыла бэтээрами все входы и выходы, обнажила саперные лопаты, никого с площади не выпускает и свое требует:
— Даешь этакую мать порядка!
А человек, пожелавший остаться неизвестным, вот что обо всем этом думает:
«Что-то я не расслышал — какую-какую мать? — думает этот достойный человек. — Зачемъ я сюда пришелъ, дуракъ набитый? Сиделъ бы дома на диване, а еще лучше — совсемъ не появлялся на светъ. Да пошли они все къ этой самой матери со своей Гражданкой, Совместной Властью и Учредительнымъ Собраниемъ! Я, — думаетъ этотъ индивидуумъ, — я свободная личность во всехъ пяти измеренияхъ:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10