Затем он быстро прошел внутрь. Позади стола открылась одна из двух вращающихся дверей с врезанными в них зеркальными вставками, и Пейдж уловил мимолетный взгляд коренастого, темноволосого человека приятной наружности в консервативном костюме.
— Генерал Хоорсфилд, рад вас видеть. Входите.
Дверь закрылась, не оставив никакого другого занятия Пейджу, кроме как глазеть на лозунг, написанный над входом по-немецки черными буквами:
WIDER DEN TOD IST KEIN KRAUTLEIN GEWACHSEN!
А так как языка он не знал, то перевел эту строку по системе как «если-бы-это-был-английский». Результат получился следующий: «Жирная лягушка обжирается коровьим салатом из шинкованной капусты». Похоже, это не соответствовало тому немногому, что он знал из съестных привычек обоих животных. И совсем уже не являлось подходящим указанием для сотрудников.
Конечно же, Пейдж всегда мог обратить внимание на секретаршу. Но спустя полтора часа он уже проник почти в самые бездны этого экстаза. Девочка в общем-то была хорошенькой, но едва ли чем-то выдающимся, даже для космонавта, только что вернувшегося на Землю. Может быть, если бы кто-нибудь и снял с нее эти эльфоподобные очки в черной оправе и распустил узел волос на голове, то пожалуй, она и подошла бы. По крайней мере — при свете лампы с китовым жиром в иглу. Скажем, на время ужасной пурги.
Довольно странно, что сейчас он подумал об этом. Такая большая фирма, как «Пфицнер» могла бы подобрать самых лощеных секретарш. Правда, сам «Пфицнер», по сравнению с родительской корпорацией «А. О. Ле-Февр ет Сье», являлся достаточно маленькой картофелиной. И конечно же, деятельность «Консолидэйтед Варфэйр Сервис» Ле-Февра куда значительней «Пфицнера». Как наверняка и «Пикок Кэмера» и «Кемикэлз». «Пфицнер», фармацевтическое подразделение картеля, являлся весьма свежим приобретением, купленным после некоторых весьма выдающихся обходных маневров вокруг антитрестовских законов с помощью поправок о разнообразии.
Так или иначе, но Пейдж уже прошел стадию «мягкого» раздражения из-за долгой задержки. Ведь он пришел сюда по просьбе этих людей, сделав им маленькое одолжение, о котором они его попросили. И в то же время, попутно он наслаждался своим отпуском. Неожиданно, он резко встал и направился к столу.
— Извините меня, мисс, — сказал он, — но мне кажется, что вы чертовски невежливы. Я начинаю думать, что вы просто делаете из меня дурака. Вам вот это нужно или нет?
Он расстегнул правый нагрудный карман и вытащил из него три маленьких плиофильмовых пакетика, приваренных к пластиковым почтовым этикеткам. Каждый из пакетиков содержал в себе немного — с чайную ложку — грязи. Эти этикетки адресовались «Дж. Пфицнер и Сыновья, подразделение А.О. Ле-Февр ет Сье, Бронкс 153, ВПО 249920, Земля». И на каждой карточке была наклеена 25-долларовая марка ракетной почты, оплаченные «Пфицнером», но все еще не погашенные.
— Я полностью с вами согласна, полковник Рассел — ответила девушка, совершенно серьезно посмотрев на него. Вблизи она выглядела еще менее очаровательно, чем на расстоянии. Но у нее был дерзкий и хорошенький носик. А модный, пурпурный с отблеском, цвет помады больше подходил ей, чем большинству «звездочек», которых можно было увидеть в эти дни по 3-М видео.
— Просто вы оказались у нас здесь в неудачный день. Естественно, нам нужны пробы. Они очень важны, иначе мы не попросили бы доставить их сюда.
— Так почему же я не могу кому-нибудь передать их?
— Вы можете передать их мне, — вежливо предложила девушка. — Обещаю вам, что должным образом переправлю их, куда следует.
Пейдж покачал головой.
— Только не после этой нервотрепки. Я сделал все так, как меня попросила ваша фирма. И я здесь, чтобы увидеть результаты. Я забирал эту почву во всех моих точках где останавливался. Даже тогда, когда это оказывалось весьма неудобно. И множество таких же пакетиков я отправил по почте. Это лишь последние три из серии. Вы вообще-то представляете откуда доставлены эти крошки грязи?
— Извините пожалуйста, это совсем прошло мимо моего понимания. У нас сегодня очень тяжелый день.
— Два из них — с Ганимеда. А этот, последний — с Юпитера-5. Я набрал его в тени «лачуги» группы Моста. Обычная температура на обоих спутниках примерно двести градусов ниже нуля по Фаренгейту. Не пробовали когда-нибудь отколоть ледорубом хоть что-то от почвы при такой температуре — да еще в космическом скафандре? Но я все же достал для вас почву. А теперь я хочу понять, для чего эта грязь нужна «Пфицнеру».
Девушка пожала плечами.
— Я уверена, что вам рассказали для чего. Еще до того, как вы покинули Землю.
— Предположим, что даже и так. Я знаю, что ваши люди из грязи получают лекарства. Но неужели те парни, которые доставляют вам образцы не удостаиваются увидеть, как идет весь процесс? А что если «Пфицнер» получит какое-нибудь новое чудо-лекарство из одного из моих образцов? Неужели я не смогу чего-нибудь рассказать своим детишкам в пояснение?
Поворачивающиеся двери распахнулись и в комнату просунулось приветливое лицо коренастого мужчины.
— Доктора Эббота здесь еще нет, Энн?
— Нет, мистер Ганн. Я сообщу вам в ту же минуту, как только он прибудет.
— А меня вы продержите здесь по крайней мере еще полтора часа, — почти без выражения произнес Пейдж. Ганн быстро окинул его взглядом, посмотрев на полковничий орел на воротничке и задержав взгляд на на крылатом полумесяце, приколотом над нагрудным карманом.
— Примите мои извинения, полковник, но у нас сегодня — маленький кризис, — опытно улыбаясь, пояснил он. — Как я понимаю, вы доставили нам несколько проб из космоса. Если бы вы, например, могли прийти к нам завтра, я уделил бы вам все доступное время. Но прямо сейчас…
Ганн извиняясь, быстро качнул головой и втянул ее в плечи, словно он только что прокуковал двенадцать вечера и теперь ему надо было куда-нибудь смыться и прилечь поспать до часа ночи. И прежде чем, дверь окончательно закрылась за ним, через нее просочился еле различимый, но ни с чем не спутываемый звук.
Где-то в лабораториях «Дж. Пфицнер и Сыновья» плакал ребенок.
Моргая, Пейдж вслушивался до тех пор, пока плач не стих. Когда же он снова посмотрел вниз, на девушку за столом, выражение ее лица оказалось заметно иным.
— Послушайте, — начал он. — Я не прошу вас о каком-то большом одолжении. Я не хочу знать ничего такого, что мне не положено. Все, что я хочу — это узнать, как вы собираетесь обработать мои пакетики с почвой. Простое любопытство — но поддерживаемое путешествие длиною в несколько сот миллионов миль. Так будет мне позволено хоть что-то узнать, за все мои труды или нет?
— И да и нет, — спокойно ответила девушка. — Нам нужны ваши образцы. И мы согласны, что они очень интересуют нас, так как доставлены из Юпитерианской системы. Если честно — это первые, полученные нами. Но нет никакой гарантии, что мы найдем в них что-то полезное.
— Неужели?
— Нет. Полковник Рассел, поверьте мне, вы — не первый человек, пришедший сюда с образцами грунта. Правда, вы — первый человек, доставивший их из-за пределов орбиты Марса. И в действительности — вы всего лишь шестой по счету пилот, доставивший образцы из мест дальше, чем Луна. Но совершенно определенно, вы не имеете ни малейшего понятия о том, каков объем образцов, получаемых обычно нами здесь. Мы просили практически каждого космопилота, каждого миссионера, каждого торговца-путешественника, каждого исследователя, каждого иностранного корреспондента, собирать для нас образцы. Везде, куда бы они не отправлялись. Прежде, чем мы открыли аскомицин, нам пришлось проверить СТО ТЫСЯЧ образчиков почвы, включая несколько сотен с Марса и почти пять тысяч с Луны. И знаете где мы нашли микроорганизм, вырабатывающий аскомицин? На перезревшем персике, который один из наших людей подобрал в ларьке торговца в Балтиморе!
— Понимаю вашу точку зрения, — вынужденно произнес Пейдж. — А кстати, что такое аскомицин?
Девушка посмотрела на свой стол и переложила лист бумаги с ОДНОГО МЕСТА на ДРУГОЕ.
— Это новый антибиотик, — пояснила она. — Мы его скоро выбросим на рынок. Но то же самое я могу рассказать вам в отношении и любого другого лекарства.
— Понятно.
Тем не менее, Пейдж не все же не имел уверенности, что все понял. Он слышал имя «Пфицнера» из многих, весьма неожиданных источников за время долгих месяцев, проведенных в космосе. Но насколько он мог определить, после того, как название стало привычным, каждый третий из тех, с кем Пейдж встречался на планетах — либо собирал образчики для фирмы, либо знал того, кто этим занимался. Слухи, служившие единственным надежным средством общения среди космонавтов, доносили, что компания занималась важной правительственной работой. В этом, конечно, нет ничего необычного в наш Век Обороны. Но Пейдж слышал весьма достаточно, чтобы подозревать, что «Пфицнер» являлся чем-то особым. Чем-то большим, наверное, столь же эпохальным, как и исторический Манхэттенский проект. И по меньшей мере вдвое секретнее.
Дверь открылась и во второй раз пропустила Ганна, на этот раз — целиком.
— Все еще нет? — спросил он девушку. — Похоже, он все же не успеет. Жаль. Но теперь у меня есть немного свободного времени, полковник…
— Рассел, Пейдж Рассел, Армейский Космический Корпус.
— Благодарю. Если вы примете мои извинения за задержку, полковник Рассел, я рад провести вас по нашему маленькому предприятию. Кстати, мое имя Гарольд Ганн, вице-президент отделения «Пфицнера», ответственный за экспорт.
— Но я, в данный момент — импортирую, — заявил Пейдж, держа в руках пакетики. Ганн благоговейно взял их и положил в карман своего пиджака. — Но все же с удовольствием ознакомлюсь с лабораториями.
Он кивнул девушке и двери захлопнулись за ними. Он оказался внутри.
По крайней мере, то что он увидел поразило его, как он того и ожидал. Прежде всего, Ганн показал ему комнаты, где поступающие образцы классифицировались и затем распределялись в соответствующие лаборатории. В первой из них, отмеренные части образчиков вкладывались в литровые колбы с дистиллированной водой, взбалтывались для равномерного распределения и затем проходили сквозь серию растворений. Полученные растворы затем использовались для введения в экспериментальные колбы с культурами на специально наклоненных бумажных листах с агаром, и в чашки Петри, содержащие широкое разнообразие питательных сред, которые затем помещались в инкубатор.
— Здесь, в следующей лаборатории — к сожалению доктора Акино в данный момент нет, поэтому мы ничего не можем трогать. Но вы и сами все ясно видите через стекло — мы переносим их с чашек и культур на косом агаре на новые разновидности питательных сред, — пояснял Ганн. — У каждого обнаруженного в образцах микроорганизма имеются целый набор своих собственных культур, так что если он что-либо выделяет, то только в одну питательную среду, чтобы не произошло загрязнения.
— Если это и происходит, то количество должно быть весьма незначительным, — заметил Пейдж. — А как вы обнаруживаете это?
— По его действию. Вам видны вон те ряды чашек с белыми бумажными кружочками в центре и четырьмя желобками на агаре, веером расходящимися от кружочков? Так вот, каждый из этих желобков содержит среду, выделенную одной из чистых культур. Если на всех четырех полосках появляются быстроразвивающиеся колонии бактерий, значит среда на бумажном диске не содержит никакого антибиотика против этих четырех разновидностей. Если же одна или более полосок не развились, или оказались отстающими по отношению к другими, значит есть надежда.
В следующей лаборатории, антибиотики, обнаруженные дисковым методом, применялись уже против целого спектра опасных микроорганизмов. Как пояснил Ганн, примерно 90 процентов открытий отсеивались здесь. Либо из-за их недостаточной активности, либо дублирования спектра уже широко известных антибиотиков.
— То, что мы называем «недостаточно активными» тем не менее, зависит от обстоятельств, — добавил он. — Антибиотик, проявляющий ЛЮБУЮ активность против туберкулеза или против болезни Хансена — проказы — всегда представляет для нас интерес. Даже если он и не атакует никакой другой вирус.
Несколько антибиотиков, прошедших спектральные тесты отправлялись на миниатюрный опытный заводик, где микроорганизмы, производящие их, размещались для работы в отлично вентилируемой ферментативной цистерне. И из этого бурлящего водного лекарственного раствора извлекались относительно большие количества неочищенного лекарства, затем проходившего очистку и отправлявшегося в фармакологические лаборатории для проведения испытаний на животных.
— И вот здесь мы теряем достаточно большое количество в общем-то многообещающих антибиотиков, — продолжил Ганн. — Большинство из них оказываются слишком токсичными для использования внутри — и даже на — человеческом теле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Генерал Хоорсфилд, рад вас видеть. Входите.
Дверь закрылась, не оставив никакого другого занятия Пейджу, кроме как глазеть на лозунг, написанный над входом по-немецки черными буквами:
WIDER DEN TOD IST KEIN KRAUTLEIN GEWACHSEN!
А так как языка он не знал, то перевел эту строку по системе как «если-бы-это-был-английский». Результат получился следующий: «Жирная лягушка обжирается коровьим салатом из шинкованной капусты». Похоже, это не соответствовало тому немногому, что он знал из съестных привычек обоих животных. И совсем уже не являлось подходящим указанием для сотрудников.
Конечно же, Пейдж всегда мог обратить внимание на секретаршу. Но спустя полтора часа он уже проник почти в самые бездны этого экстаза. Девочка в общем-то была хорошенькой, но едва ли чем-то выдающимся, даже для космонавта, только что вернувшегося на Землю. Может быть, если бы кто-нибудь и снял с нее эти эльфоподобные очки в черной оправе и распустил узел волос на голове, то пожалуй, она и подошла бы. По крайней мере — при свете лампы с китовым жиром в иглу. Скажем, на время ужасной пурги.
Довольно странно, что сейчас он подумал об этом. Такая большая фирма, как «Пфицнер» могла бы подобрать самых лощеных секретарш. Правда, сам «Пфицнер», по сравнению с родительской корпорацией «А. О. Ле-Февр ет Сье», являлся достаточно маленькой картофелиной. И конечно же, деятельность «Консолидэйтед Варфэйр Сервис» Ле-Февра куда значительней «Пфицнера». Как наверняка и «Пикок Кэмера» и «Кемикэлз». «Пфицнер», фармацевтическое подразделение картеля, являлся весьма свежим приобретением, купленным после некоторых весьма выдающихся обходных маневров вокруг антитрестовских законов с помощью поправок о разнообразии.
Так или иначе, но Пейдж уже прошел стадию «мягкого» раздражения из-за долгой задержки. Ведь он пришел сюда по просьбе этих людей, сделав им маленькое одолжение, о котором они его попросили. И в то же время, попутно он наслаждался своим отпуском. Неожиданно, он резко встал и направился к столу.
— Извините меня, мисс, — сказал он, — но мне кажется, что вы чертовски невежливы. Я начинаю думать, что вы просто делаете из меня дурака. Вам вот это нужно или нет?
Он расстегнул правый нагрудный карман и вытащил из него три маленьких плиофильмовых пакетика, приваренных к пластиковым почтовым этикеткам. Каждый из пакетиков содержал в себе немного — с чайную ложку — грязи. Эти этикетки адресовались «Дж. Пфицнер и Сыновья, подразделение А.О. Ле-Февр ет Сье, Бронкс 153, ВПО 249920, Земля». И на каждой карточке была наклеена 25-долларовая марка ракетной почты, оплаченные «Пфицнером», но все еще не погашенные.
— Я полностью с вами согласна, полковник Рассел — ответила девушка, совершенно серьезно посмотрев на него. Вблизи она выглядела еще менее очаровательно, чем на расстоянии. Но у нее был дерзкий и хорошенький носик. А модный, пурпурный с отблеском, цвет помады больше подходил ей, чем большинству «звездочек», которых можно было увидеть в эти дни по 3-М видео.
— Просто вы оказались у нас здесь в неудачный день. Естественно, нам нужны пробы. Они очень важны, иначе мы не попросили бы доставить их сюда.
— Так почему же я не могу кому-нибудь передать их?
— Вы можете передать их мне, — вежливо предложила девушка. — Обещаю вам, что должным образом переправлю их, куда следует.
Пейдж покачал головой.
— Только не после этой нервотрепки. Я сделал все так, как меня попросила ваша фирма. И я здесь, чтобы увидеть результаты. Я забирал эту почву во всех моих точках где останавливался. Даже тогда, когда это оказывалось весьма неудобно. И множество таких же пакетиков я отправил по почте. Это лишь последние три из серии. Вы вообще-то представляете откуда доставлены эти крошки грязи?
— Извините пожалуйста, это совсем прошло мимо моего понимания. У нас сегодня очень тяжелый день.
— Два из них — с Ганимеда. А этот, последний — с Юпитера-5. Я набрал его в тени «лачуги» группы Моста. Обычная температура на обоих спутниках примерно двести градусов ниже нуля по Фаренгейту. Не пробовали когда-нибудь отколоть ледорубом хоть что-то от почвы при такой температуре — да еще в космическом скафандре? Но я все же достал для вас почву. А теперь я хочу понять, для чего эта грязь нужна «Пфицнеру».
Девушка пожала плечами.
— Я уверена, что вам рассказали для чего. Еще до того, как вы покинули Землю.
— Предположим, что даже и так. Я знаю, что ваши люди из грязи получают лекарства. Но неужели те парни, которые доставляют вам образцы не удостаиваются увидеть, как идет весь процесс? А что если «Пфицнер» получит какое-нибудь новое чудо-лекарство из одного из моих образцов? Неужели я не смогу чего-нибудь рассказать своим детишкам в пояснение?
Поворачивающиеся двери распахнулись и в комнату просунулось приветливое лицо коренастого мужчины.
— Доктора Эббота здесь еще нет, Энн?
— Нет, мистер Ганн. Я сообщу вам в ту же минуту, как только он прибудет.
— А меня вы продержите здесь по крайней мере еще полтора часа, — почти без выражения произнес Пейдж. Ганн быстро окинул его взглядом, посмотрев на полковничий орел на воротничке и задержав взгляд на на крылатом полумесяце, приколотом над нагрудным карманом.
— Примите мои извинения, полковник, но у нас сегодня — маленький кризис, — опытно улыбаясь, пояснил он. — Как я понимаю, вы доставили нам несколько проб из космоса. Если бы вы, например, могли прийти к нам завтра, я уделил бы вам все доступное время. Но прямо сейчас…
Ганн извиняясь, быстро качнул головой и втянул ее в плечи, словно он только что прокуковал двенадцать вечера и теперь ему надо было куда-нибудь смыться и прилечь поспать до часа ночи. И прежде чем, дверь окончательно закрылась за ним, через нее просочился еле различимый, но ни с чем не спутываемый звук.
Где-то в лабораториях «Дж. Пфицнер и Сыновья» плакал ребенок.
Моргая, Пейдж вслушивался до тех пор, пока плач не стих. Когда же он снова посмотрел вниз, на девушку за столом, выражение ее лица оказалось заметно иным.
— Послушайте, — начал он. — Я не прошу вас о каком-то большом одолжении. Я не хочу знать ничего такого, что мне не положено. Все, что я хочу — это узнать, как вы собираетесь обработать мои пакетики с почвой. Простое любопытство — но поддерживаемое путешествие длиною в несколько сот миллионов миль. Так будет мне позволено хоть что-то узнать, за все мои труды или нет?
— И да и нет, — спокойно ответила девушка. — Нам нужны ваши образцы. И мы согласны, что они очень интересуют нас, так как доставлены из Юпитерианской системы. Если честно — это первые, полученные нами. Но нет никакой гарантии, что мы найдем в них что-то полезное.
— Неужели?
— Нет. Полковник Рассел, поверьте мне, вы — не первый человек, пришедший сюда с образцами грунта. Правда, вы — первый человек, доставивший их из-за пределов орбиты Марса. И в действительности — вы всего лишь шестой по счету пилот, доставивший образцы из мест дальше, чем Луна. Но совершенно определенно, вы не имеете ни малейшего понятия о том, каков объем образцов, получаемых обычно нами здесь. Мы просили практически каждого космопилота, каждого миссионера, каждого торговца-путешественника, каждого исследователя, каждого иностранного корреспондента, собирать для нас образцы. Везде, куда бы они не отправлялись. Прежде, чем мы открыли аскомицин, нам пришлось проверить СТО ТЫСЯЧ образчиков почвы, включая несколько сотен с Марса и почти пять тысяч с Луны. И знаете где мы нашли микроорганизм, вырабатывающий аскомицин? На перезревшем персике, который один из наших людей подобрал в ларьке торговца в Балтиморе!
— Понимаю вашу точку зрения, — вынужденно произнес Пейдж. — А кстати, что такое аскомицин?
Девушка посмотрела на свой стол и переложила лист бумаги с ОДНОГО МЕСТА на ДРУГОЕ.
— Это новый антибиотик, — пояснила она. — Мы его скоро выбросим на рынок. Но то же самое я могу рассказать вам в отношении и любого другого лекарства.
— Понятно.
Тем не менее, Пейдж не все же не имел уверенности, что все понял. Он слышал имя «Пфицнера» из многих, весьма неожиданных источников за время долгих месяцев, проведенных в космосе. Но насколько он мог определить, после того, как название стало привычным, каждый третий из тех, с кем Пейдж встречался на планетах — либо собирал образчики для фирмы, либо знал того, кто этим занимался. Слухи, служившие единственным надежным средством общения среди космонавтов, доносили, что компания занималась важной правительственной работой. В этом, конечно, нет ничего необычного в наш Век Обороны. Но Пейдж слышал весьма достаточно, чтобы подозревать, что «Пфицнер» являлся чем-то особым. Чем-то большим, наверное, столь же эпохальным, как и исторический Манхэттенский проект. И по меньшей мере вдвое секретнее.
Дверь открылась и во второй раз пропустила Ганна, на этот раз — целиком.
— Все еще нет? — спросил он девушку. — Похоже, он все же не успеет. Жаль. Но теперь у меня есть немного свободного времени, полковник…
— Рассел, Пейдж Рассел, Армейский Космический Корпус.
— Благодарю. Если вы примете мои извинения за задержку, полковник Рассел, я рад провести вас по нашему маленькому предприятию. Кстати, мое имя Гарольд Ганн, вице-президент отделения «Пфицнера», ответственный за экспорт.
— Но я, в данный момент — импортирую, — заявил Пейдж, держа в руках пакетики. Ганн благоговейно взял их и положил в карман своего пиджака. — Но все же с удовольствием ознакомлюсь с лабораториями.
Он кивнул девушке и двери захлопнулись за ними. Он оказался внутри.
По крайней мере, то что он увидел поразило его, как он того и ожидал. Прежде всего, Ганн показал ему комнаты, где поступающие образцы классифицировались и затем распределялись в соответствующие лаборатории. В первой из них, отмеренные части образчиков вкладывались в литровые колбы с дистиллированной водой, взбалтывались для равномерного распределения и затем проходили сквозь серию растворений. Полученные растворы затем использовались для введения в экспериментальные колбы с культурами на специально наклоненных бумажных листах с агаром, и в чашки Петри, содержащие широкое разнообразие питательных сред, которые затем помещались в инкубатор.
— Здесь, в следующей лаборатории — к сожалению доктора Акино в данный момент нет, поэтому мы ничего не можем трогать. Но вы и сами все ясно видите через стекло — мы переносим их с чашек и культур на косом агаре на новые разновидности питательных сред, — пояснял Ганн. — У каждого обнаруженного в образцах микроорганизма имеются целый набор своих собственных культур, так что если он что-либо выделяет, то только в одну питательную среду, чтобы не произошло загрязнения.
— Если это и происходит, то количество должно быть весьма незначительным, — заметил Пейдж. — А как вы обнаруживаете это?
— По его действию. Вам видны вон те ряды чашек с белыми бумажными кружочками в центре и четырьмя желобками на агаре, веером расходящимися от кружочков? Так вот, каждый из этих желобков содержит среду, выделенную одной из чистых культур. Если на всех четырех полосках появляются быстроразвивающиеся колонии бактерий, значит среда на бумажном диске не содержит никакого антибиотика против этих четырех разновидностей. Если же одна или более полосок не развились, или оказались отстающими по отношению к другими, значит есть надежда.
В следующей лаборатории, антибиотики, обнаруженные дисковым методом, применялись уже против целого спектра опасных микроорганизмов. Как пояснил Ганн, примерно 90 процентов открытий отсеивались здесь. Либо из-за их недостаточной активности, либо дублирования спектра уже широко известных антибиотиков.
— То, что мы называем «недостаточно активными» тем не менее, зависит от обстоятельств, — добавил он. — Антибиотик, проявляющий ЛЮБУЮ активность против туберкулеза или против болезни Хансена — проказы — всегда представляет для нас интерес. Даже если он и не атакует никакой другой вирус.
Несколько антибиотиков, прошедших спектральные тесты отправлялись на миниатюрный опытный заводик, где микроорганизмы, производящие их, размещались для работы в отлично вентилируемой ферментативной цистерне. И из этого бурлящего водного лекарственного раствора извлекались относительно большие количества неочищенного лекарства, затем проходившего очистку и отправлявшегося в фармакологические лаборатории для проведения испытаний на животных.
— И вот здесь мы теряем достаточно большое количество в общем-то многообещающих антибиотиков, — продолжил Ганн. — Большинство из них оказываются слишком токсичными для использования внутри — и даже на — человеческом теле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24