То, что лежало на спине на грязной полке в рассеянном свете моего фонарика, было незаконченной, недопроявленной, расплывчатой Бекки Дрисколл.
Волосы были каштановые и кудрявые, как у Бекки, надо лбом посередине уже различался знакомый треугольничек, густой и жесткий. Под кожей начала вырисовываться костная структура – скулы и подбородок, контуры глазных впадин. Нос был узкий, но косточка под переносицей вдруг начала расширяться, и я подумал, что, стань он на миллиметр шире, получится абсолютная копия носа Бекки – с точностью восковой отливки. Полные губы складывались в такой же точно – и это было самое страшное – привлекательный рот. По бокам этого рта уже стали появляться две маленькие, почти незаметные озабоченные морщинки, которые возникли на лице Бекки Дрисколл за последние несколько лет.
Даже у ребенка кости и мясо не могут заметно вырасти быстрее, чем за несколько недель. Однако сейчас, стоя на коленях на цементном полу, я понимал, что плоть, на которую я смотрел, и кости под ней – все это сформировалось на протяжении часов и минут именно этой ночи. Это было просто невозможно, но я знал, что вот эти челюсти напряглись под кожей, рот расширился, губы набрякли и приобрели форму, подбородок удлинился на сантиметр, волосы приобрели именно этот оттенок, огрубели и стали жесткими, закудрявились и начали формироваться надо лбом – и все это на протяжении немыслимо короткого времени.
Надеюсь, мне в жизни никогда не придется увидеть что-либо страшнее этих глаз. Я не мог заставить себя смотреть на них, не отводя взгляда.
Величиной они были почти такие же, но еще не совсем такие, как у Бекки.
Они еще не приобрели точно той формы и оттенка, но набирали все большего сходства. А вот выражение этих глаз… Присмотритесь к человеку, который приходит в себя после обморока: сначала в глазах видны лишь первые проблески сознания, первые слабенькие искры возвращающегося разума. Так было и с этими глазами. Это была как бы несовершенная пародия на ясные, живые и насмешливые глаза Бекки. Однако, как бы они ни были лишены выражения, все равно можно было увидеть в этих незрячих голубых глазах под капризным лучом фонарика первые слабые намеки на то, что со временем станет глазами Бекки Дрисколл. Я застонал и согнулся пополам, надавливая обеими руками себе на живот.
На левой руке этого чудовища на полке, чуть выше кисти, был едва заметный шрам. У Бекки именно на этом месте виднелся след небольшого ожога, и я помнил его форму – он немного напоминал контур Южной Америки.
На левом бедре виднелась маленькая родинка, а под правой коленкой белел тоненький шрам, и хотя я не знал наверняка, но был уверен, что такие же отметины есть и у Бекки.
Передо мной на полке лежала Бекки Дрисколл – еще не завершенная. Это был предварительный набросок того, что должно было стать совершенно безошибочным портретом – все начато, все очерчено, и ничего окончательно завершенного. Можно еще так сказать: на полке в мутном оранжевом свете лежало размытое лицо, которое словно бы проглядывало сквозь толщу воды, но все равно знакомое каждой черточкой.
Я мотнул головой, отрывая взгляд от тела и снова возвращаясь к жизни, и глотнул ртом воздух, потому что на некоторое время инстинктивно задержал дыхание, в тишине подвала звук раздался громко и резко. Сердце у меня бешено колотилось, кровь прилила к голове волной ужасного возбуждения, и я подскочил на затекшие ноги, чуть не упав.
Быстрым шагом я двинулся по лестнице к двери на первый этаж. Она была не заперта, и я попал на кухню, оттуда в столовую. Потом я нащупал ступеньки и мигом взбежал наверх.
Передо мной был ряд закрытых дверей, и мне приходилось выбирать наугад.
Я наудачу направился ко второй двери, схватился за ручку двумя руками и начал медленно поворачивать ее, стараясь не шуметь. Когда язычок замка выскользнул из гнезда, я слегка приоткрыл дверь и просунул голову в комнату, не двигаясь с места. Темное бесформенное пятно волос лежало на подушке; невозможно было разобрать, кто это. Направив фонарик на лицо, я нажал кнопку и увидел отца Бекки. Он пошевелился, что-то пробормотал, я выключил фонарик и быстро, но беззвучно прикрыл дверь и понемногу отпустил ручку.
Все это было слишком медленно. Я уже не мог сдерживать себя – я жаждал врываться в двери, стуча ими о стены, орать во все горло и поднять на ноги весь дом. Достигнув двумя гигантскими шагами соседней двери, я открыл ее и с включенным фонариком вошел в комнату, ощупывая лучом стены, кровать, лицо спящего. Это была Бекки, она лежала неподвижно в маленьком круге света; лицо ее было словно четкий, ярко очерченный оригинал, ужасная пародия на который осталась в подвале. Я торопливо обошел кровать, схватил Бекки за плечо, держа в другой руке фонарик, и потряс ее. Она слегка застонала, но не проснулась. Тогда я подсунул руку под плечи и посадил ее.
Бекки только глубоко вздохнула с запрокинутой головой.
Больше ждать я не мог. Взяв фонарик в зубы, я отбросил легкое одеяло, подхватил Бекки другой рукой под колени и поднял. Потом, сделав шаг, перебросил Бекки через плечо, как это делают пожарники. Поддерживая ее одной рукой, я другой взял фонарик и направился к выходу. Тяжелой походкой – не знаю, производил ли я шум – я сошел по лестнице, пытаясь ступать на цыпочках, нащупывая ногой каждую ступеньку.
Закрыв за собой входную дверь, я зашагал по темной пустой улице, неся Бекки поочередно то на плече, то на руках. Когда я переходил бульвар Вашингтона, Бекки застонала, не открывая глаз, подняла руку и крепко обняла меня за шею. Потом открыла глаза.
Некоторое время, пока я шагал, всматриваясь ей в лицо, она полусонно посматривала на меня. Потом моргнула несколько раз, и ее глаза слегка прояснились. Сонным, как у ребенка, голосом Бекки проговорила:
– Что? Майлз, что такое?
– Потом расскажу, – с улыбкой успокоил я ее. – Думаю, с тобой все в порядке. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. Ох, и устала же я! – Она осмотрелась, приглядываясь к темным домам, к деревьям над головой. – Майлз, что происходит? – Бекки подняла на меня взгляд с удивленной улыбкой. – Ты меня похищаешь? Тащишь в свое логово, что ли? – Она взглянула вниз и увидела, что под плащом на мне только пижама. – Майлз, – насмешливо пробормотала она, – разве ты не мог подождать? Не мог хотя бы спросить, как джентльмен? Майлз, что ты делаешь, в конце концов?
Тут я хмыкнул:
– Через минуту объясню, когда доберемся до моего дома.
Она вопросительно подняла брови, и моя улыбка сделалась шире.
– Не беспокойся, ты в полной безопасности: там Мэнни Кауфман и Беличеки; за тобой будет кому присмотреть.
Бекки с минуту смотрела на меня, потом вдруг поежилась: ночная прохлада давала себя знать, а рубашка на ней была из тонкого нейлона. Она крепче обняла меня за шею и плотнее прижалась, снова закрыв глаза.
– Чересчур плохо, – пробормотала она. – Самое интересное приключение в моей жизни: похищена прямо из постели интересным мужчиной в пижаме. Потом меня несут по улицам, будто пленницу. А теперь еще он заботится о моей нравственности. – Бекки открыла глаза и весело улыбнулась.
Руки у меня ужасно болели, в спине было такое ощущение, будто кто-то нажимал на хребет здоровенным тупым ножом, я едва разгибал колени после каждого шага. И все равно это было замечательно, и я не хотел, чтобы дорога кончилась; чрезвычайно приятно было держать Бекки в объятиях, я остро ощущал нежное тепло ее упругого тела.
Мэнни приехал: я увидел его машину, которая стояла рядом с моей. На веранде я опустил Бекки, размышляя, смогу ли я распрямиться, не рассыпавшись на кусочки. Потом я отдал ей свой плащ – это нужно было сделать раньше, но я не сообразил. Она оделась и не спеша застегнула пуговицы. Мы вошли в комнату, где нас ждали Мэнни и Джек.
Они оба уставились на нее, раскрыв рты, но Бекки очаровательно улыбнулась и поздоровалась, словно просто зашла на чашку чая. Я тоже напустил равнодушный вид, наслаждаясь выражением их лиц, и намекнул Бекки, что для ночной рубашки достаточно холодно. Я сказал ей, где можно найти старые джинсы, которые сели и стали малы на меня, чистую белую рубашку, шерстяные носки и пару кедов; она кивнула и пошла наверх.
Я повернулся к Мэнни и Джеку, усаживаясь в пустое кресло.
– Иногда я испытываю одиночество, – небрежно заметил я. – И когда это случается, мне нужна компания.
Мэнни устало посмотрел на меня:
– То же самое? – тихо вымолвил он, кивая в сторону лестницы, по которой только что поднялась Бекки. – Нашел такое и у нее?
– Да, – кивнул я, снова делаясь серьезным. – В подвале.
– Ладно. – Мэнни встал. – Я хочу их посмотреть. Хотя бы одно. У нее или у Джека.
Я согласился:
– Хорошо. Лучше у Джека. У Бекки отец дома. Я только оденусь.
Наверху мы оба оделись, я в спальне, Бекки в ванной по соседству, негромко разговаривая. Натягивая на себя брюки, носки и старый синий свитер, я рассказал ей как можно спокойнее, без лишних подробностей то, о чем она уже догадывалась.
Я опасался, как она это воспримет, хотя вообще трудно предвидеть, как что-то воспримет женщина. Одетые, мы вышли в коридор, и Бекки дружелюбно улыбнулась мне. Выглядела она чудесно. В брюках, закатанных до колен, в белых носках и кедах, с засученными рукавами и расстегнутым воротником, она напоминала молодую девушку с рекламы туристского бюро. Я заметил, что глаза у нее оживленные, без гнетущего страха, и понял, что она даже довольна всей этой суматохой, потому что не видела того, что видел я.
– Мы едем к Джеку, – сообщил я. – Поедешь с нами? – Я приготовился отговаривать ее.
Она покачала головой:
– Нет, кто-то должен остаться с Теодорой. Вы поезжайте. – Она повернулась и направилась к комнате, где спала Теодора, а я спустился вниз.
Мы сели в мою машину на переднее сиденье. Через несколько кварталов Джек нарушил молчание:
– Что вы думаете, Мэнни?
Мэнни только покачал головой, рассеянно следя за стрелкой спидометра.
– Еще не знаю, – произнес он. – Просто не знаю.
На востоке занимался рассвет, но вокруг нас еще стояла густая тьма.
Мы взобрались по грязной дороге на холм, сделали последний поворот, и мне показалось, что в доме Джека всюду включен свет. Сначала меня это испугало – я ожидал увидеть совершенно темный дом – и я мгновенно представил себе полуживую голую фигуру, которая бесцельно слоняется по комнатам, клацая выключателями. Но тут же сообразил, что Джек с Теодорой просто не позаботились выключить свет, в панике покидая дом, и немного успокоился.
Я остановил машину у открытого гаража и заметил, что горизонт к этому времени значительно посветлел. Вокруг уже можно было различить темные стволы деревьев, распознать неровности почвы и пока еще сероватую траву под ногами. Свет в окнах слабел и становился оранжевым в первых проблесках рассвета. Мы молча направились в гараж, и наши подошвы загрохотали по цементному полу. Оттуда мы перешли в подвал. Свет, который оставила Теодора, просачивался через полуоткрытую дверь бильярдной. Джек, он шел первым, толкнул ее.
Джек остановился так неожиданно, что Мэнни с ходу налетел на него.
Вскоре Джек медленно сдвинулся с места, и мы с Мэнни вошли следом за ним.
Тела на столе не было. В ярком круге света виднелась изумрудная зелень сукна, а посредине стола лежал толстый слой серого пуха, насыпавшегося, видимо, из-под балок.
На мгновение Джек с раскрытым ртом уставился взглядом в стол. Затем он резко обернулся к Мэнни и произнес тоном, который одновременно опровергал и требовал доверия:
– Оно было тут, на столе! Мэнни, оно было!
Мэнни доброжелательно улыбнулся, кивая головой:
– Я вам верю, Джек, вы все это видели. – Он пожал плечами. – А теперь кто-то его забрал. Тут какая-то тайна. Не исключаю. Пошли отсюда. Кажется, я должен вам кое-что рассказать.
Глава 7
Мы сидели на траве на обочине перед домом Джека рядом с моей машиной и курили, глядя на город внизу. Я нередко видел его таким, возвращаясь с ночных вызовов. Верхушки крыш были еще серые, бесцветные, но уже во всем городе окна отблескивали розовыми вспышками в почти прямых лучах восходящего солнца. На наших глазах матовые окна приобретали более яркий оттенок по мере того, как краешек солнца медленно поднимался из-за горизонта. Кое-где над трубами заклубились тоненькие струйки дыма.
Джек пробормотал, скорее про себя, качая головой и рассматривая игрушечные домики внизу:
– Страшно даже подумать, сколько этой гадости сейчас находится в городе, спрятанной в потайных местах…
Мэнни улыбнулся:
– Ни одной, – произнес он, – ни единой.
Мы уставились на него.
– Послушайте, – спокойно начал он, – вы действительно держали тайну в руках – настоящую тайну. Чье это было тело? Где оно сейчас?
Мы сидели слева от него, и Мэнни повернул голову, чтобы проследить за выражением наших лиц, а потом добавил:
– Но это вполне нормальная тайна. Может, убийство, не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Волосы были каштановые и кудрявые, как у Бекки, надо лбом посередине уже различался знакомый треугольничек, густой и жесткий. Под кожей начала вырисовываться костная структура – скулы и подбородок, контуры глазных впадин. Нос был узкий, но косточка под переносицей вдруг начала расширяться, и я подумал, что, стань он на миллиметр шире, получится абсолютная копия носа Бекки – с точностью восковой отливки. Полные губы складывались в такой же точно – и это было самое страшное – привлекательный рот. По бокам этого рта уже стали появляться две маленькие, почти незаметные озабоченные морщинки, которые возникли на лице Бекки Дрисколл за последние несколько лет.
Даже у ребенка кости и мясо не могут заметно вырасти быстрее, чем за несколько недель. Однако сейчас, стоя на коленях на цементном полу, я понимал, что плоть, на которую я смотрел, и кости под ней – все это сформировалось на протяжении часов и минут именно этой ночи. Это было просто невозможно, но я знал, что вот эти челюсти напряглись под кожей, рот расширился, губы набрякли и приобрели форму, подбородок удлинился на сантиметр, волосы приобрели именно этот оттенок, огрубели и стали жесткими, закудрявились и начали формироваться надо лбом – и все это на протяжении немыслимо короткого времени.
Надеюсь, мне в жизни никогда не придется увидеть что-либо страшнее этих глаз. Я не мог заставить себя смотреть на них, не отводя взгляда.
Величиной они были почти такие же, но еще не совсем такие, как у Бекки.
Они еще не приобрели точно той формы и оттенка, но набирали все большего сходства. А вот выражение этих глаз… Присмотритесь к человеку, который приходит в себя после обморока: сначала в глазах видны лишь первые проблески сознания, первые слабенькие искры возвращающегося разума. Так было и с этими глазами. Это была как бы несовершенная пародия на ясные, живые и насмешливые глаза Бекки. Однако, как бы они ни были лишены выражения, все равно можно было увидеть в этих незрячих голубых глазах под капризным лучом фонарика первые слабые намеки на то, что со временем станет глазами Бекки Дрисколл. Я застонал и согнулся пополам, надавливая обеими руками себе на живот.
На левой руке этого чудовища на полке, чуть выше кисти, был едва заметный шрам. У Бекки именно на этом месте виднелся след небольшого ожога, и я помнил его форму – он немного напоминал контур Южной Америки.
На левом бедре виднелась маленькая родинка, а под правой коленкой белел тоненький шрам, и хотя я не знал наверняка, но был уверен, что такие же отметины есть и у Бекки.
Передо мной на полке лежала Бекки Дрисколл – еще не завершенная. Это был предварительный набросок того, что должно было стать совершенно безошибочным портретом – все начато, все очерчено, и ничего окончательно завершенного. Можно еще так сказать: на полке в мутном оранжевом свете лежало размытое лицо, которое словно бы проглядывало сквозь толщу воды, но все равно знакомое каждой черточкой.
Я мотнул головой, отрывая взгляд от тела и снова возвращаясь к жизни, и глотнул ртом воздух, потому что на некоторое время инстинктивно задержал дыхание, в тишине подвала звук раздался громко и резко. Сердце у меня бешено колотилось, кровь прилила к голове волной ужасного возбуждения, и я подскочил на затекшие ноги, чуть не упав.
Быстрым шагом я двинулся по лестнице к двери на первый этаж. Она была не заперта, и я попал на кухню, оттуда в столовую. Потом я нащупал ступеньки и мигом взбежал наверх.
Передо мной был ряд закрытых дверей, и мне приходилось выбирать наугад.
Я наудачу направился ко второй двери, схватился за ручку двумя руками и начал медленно поворачивать ее, стараясь не шуметь. Когда язычок замка выскользнул из гнезда, я слегка приоткрыл дверь и просунул голову в комнату, не двигаясь с места. Темное бесформенное пятно волос лежало на подушке; невозможно было разобрать, кто это. Направив фонарик на лицо, я нажал кнопку и увидел отца Бекки. Он пошевелился, что-то пробормотал, я выключил фонарик и быстро, но беззвучно прикрыл дверь и понемногу отпустил ручку.
Все это было слишком медленно. Я уже не мог сдерживать себя – я жаждал врываться в двери, стуча ими о стены, орать во все горло и поднять на ноги весь дом. Достигнув двумя гигантскими шагами соседней двери, я открыл ее и с включенным фонариком вошел в комнату, ощупывая лучом стены, кровать, лицо спящего. Это была Бекки, она лежала неподвижно в маленьком круге света; лицо ее было словно четкий, ярко очерченный оригинал, ужасная пародия на который осталась в подвале. Я торопливо обошел кровать, схватил Бекки за плечо, держа в другой руке фонарик, и потряс ее. Она слегка застонала, но не проснулась. Тогда я подсунул руку под плечи и посадил ее.
Бекки только глубоко вздохнула с запрокинутой головой.
Больше ждать я не мог. Взяв фонарик в зубы, я отбросил легкое одеяло, подхватил Бекки другой рукой под колени и поднял. Потом, сделав шаг, перебросил Бекки через плечо, как это делают пожарники. Поддерживая ее одной рукой, я другой взял фонарик и направился к выходу. Тяжелой походкой – не знаю, производил ли я шум – я сошел по лестнице, пытаясь ступать на цыпочках, нащупывая ногой каждую ступеньку.
Закрыв за собой входную дверь, я зашагал по темной пустой улице, неся Бекки поочередно то на плече, то на руках. Когда я переходил бульвар Вашингтона, Бекки застонала, не открывая глаз, подняла руку и крепко обняла меня за шею. Потом открыла глаза.
Некоторое время, пока я шагал, всматриваясь ей в лицо, она полусонно посматривала на меня. Потом моргнула несколько раз, и ее глаза слегка прояснились. Сонным, как у ребенка, голосом Бекки проговорила:
– Что? Майлз, что такое?
– Потом расскажу, – с улыбкой успокоил я ее. – Думаю, с тобой все в порядке. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. Ох, и устала же я! – Она осмотрелась, приглядываясь к темным домам, к деревьям над головой. – Майлз, что происходит? – Бекки подняла на меня взгляд с удивленной улыбкой. – Ты меня похищаешь? Тащишь в свое логово, что ли? – Она взглянула вниз и увидела, что под плащом на мне только пижама. – Майлз, – насмешливо пробормотала она, – разве ты не мог подождать? Не мог хотя бы спросить, как джентльмен? Майлз, что ты делаешь, в конце концов?
Тут я хмыкнул:
– Через минуту объясню, когда доберемся до моего дома.
Она вопросительно подняла брови, и моя улыбка сделалась шире.
– Не беспокойся, ты в полной безопасности: там Мэнни Кауфман и Беличеки; за тобой будет кому присмотреть.
Бекки с минуту смотрела на меня, потом вдруг поежилась: ночная прохлада давала себя знать, а рубашка на ней была из тонкого нейлона. Она крепче обняла меня за шею и плотнее прижалась, снова закрыв глаза.
– Чересчур плохо, – пробормотала она. – Самое интересное приключение в моей жизни: похищена прямо из постели интересным мужчиной в пижаме. Потом меня несут по улицам, будто пленницу. А теперь еще он заботится о моей нравственности. – Бекки открыла глаза и весело улыбнулась.
Руки у меня ужасно болели, в спине было такое ощущение, будто кто-то нажимал на хребет здоровенным тупым ножом, я едва разгибал колени после каждого шага. И все равно это было замечательно, и я не хотел, чтобы дорога кончилась; чрезвычайно приятно было держать Бекки в объятиях, я остро ощущал нежное тепло ее упругого тела.
Мэнни приехал: я увидел его машину, которая стояла рядом с моей. На веранде я опустил Бекки, размышляя, смогу ли я распрямиться, не рассыпавшись на кусочки. Потом я отдал ей свой плащ – это нужно было сделать раньше, но я не сообразил. Она оделась и не спеша застегнула пуговицы. Мы вошли в комнату, где нас ждали Мэнни и Джек.
Они оба уставились на нее, раскрыв рты, но Бекки очаровательно улыбнулась и поздоровалась, словно просто зашла на чашку чая. Я тоже напустил равнодушный вид, наслаждаясь выражением их лиц, и намекнул Бекки, что для ночной рубашки достаточно холодно. Я сказал ей, где можно найти старые джинсы, которые сели и стали малы на меня, чистую белую рубашку, шерстяные носки и пару кедов; она кивнула и пошла наверх.
Я повернулся к Мэнни и Джеку, усаживаясь в пустое кресло.
– Иногда я испытываю одиночество, – небрежно заметил я. – И когда это случается, мне нужна компания.
Мэнни устало посмотрел на меня:
– То же самое? – тихо вымолвил он, кивая в сторону лестницы, по которой только что поднялась Бекки. – Нашел такое и у нее?
– Да, – кивнул я, снова делаясь серьезным. – В подвале.
– Ладно. – Мэнни встал. – Я хочу их посмотреть. Хотя бы одно. У нее или у Джека.
Я согласился:
– Хорошо. Лучше у Джека. У Бекки отец дома. Я только оденусь.
Наверху мы оба оделись, я в спальне, Бекки в ванной по соседству, негромко разговаривая. Натягивая на себя брюки, носки и старый синий свитер, я рассказал ей как можно спокойнее, без лишних подробностей то, о чем она уже догадывалась.
Я опасался, как она это воспримет, хотя вообще трудно предвидеть, как что-то воспримет женщина. Одетые, мы вышли в коридор, и Бекки дружелюбно улыбнулась мне. Выглядела она чудесно. В брюках, закатанных до колен, в белых носках и кедах, с засученными рукавами и расстегнутым воротником, она напоминала молодую девушку с рекламы туристского бюро. Я заметил, что глаза у нее оживленные, без гнетущего страха, и понял, что она даже довольна всей этой суматохой, потому что не видела того, что видел я.
– Мы едем к Джеку, – сообщил я. – Поедешь с нами? – Я приготовился отговаривать ее.
Она покачала головой:
– Нет, кто-то должен остаться с Теодорой. Вы поезжайте. – Она повернулась и направилась к комнате, где спала Теодора, а я спустился вниз.
Мы сели в мою машину на переднее сиденье. Через несколько кварталов Джек нарушил молчание:
– Что вы думаете, Мэнни?
Мэнни только покачал головой, рассеянно следя за стрелкой спидометра.
– Еще не знаю, – произнес он. – Просто не знаю.
На востоке занимался рассвет, но вокруг нас еще стояла густая тьма.
Мы взобрались по грязной дороге на холм, сделали последний поворот, и мне показалось, что в доме Джека всюду включен свет. Сначала меня это испугало – я ожидал увидеть совершенно темный дом – и я мгновенно представил себе полуживую голую фигуру, которая бесцельно слоняется по комнатам, клацая выключателями. Но тут же сообразил, что Джек с Теодорой просто не позаботились выключить свет, в панике покидая дом, и немного успокоился.
Я остановил машину у открытого гаража и заметил, что горизонт к этому времени значительно посветлел. Вокруг уже можно было различить темные стволы деревьев, распознать неровности почвы и пока еще сероватую траву под ногами. Свет в окнах слабел и становился оранжевым в первых проблесках рассвета. Мы молча направились в гараж, и наши подошвы загрохотали по цементному полу. Оттуда мы перешли в подвал. Свет, который оставила Теодора, просачивался через полуоткрытую дверь бильярдной. Джек, он шел первым, толкнул ее.
Джек остановился так неожиданно, что Мэнни с ходу налетел на него.
Вскоре Джек медленно сдвинулся с места, и мы с Мэнни вошли следом за ним.
Тела на столе не было. В ярком круге света виднелась изумрудная зелень сукна, а посредине стола лежал толстый слой серого пуха, насыпавшегося, видимо, из-под балок.
На мгновение Джек с раскрытым ртом уставился взглядом в стол. Затем он резко обернулся к Мэнни и произнес тоном, который одновременно опровергал и требовал доверия:
– Оно было тут, на столе! Мэнни, оно было!
Мэнни доброжелательно улыбнулся, кивая головой:
– Я вам верю, Джек, вы все это видели. – Он пожал плечами. – А теперь кто-то его забрал. Тут какая-то тайна. Не исключаю. Пошли отсюда. Кажется, я должен вам кое-что рассказать.
Глава 7
Мы сидели на траве на обочине перед домом Джека рядом с моей машиной и курили, глядя на город внизу. Я нередко видел его таким, возвращаясь с ночных вызовов. Верхушки крыш были еще серые, бесцветные, но уже во всем городе окна отблескивали розовыми вспышками в почти прямых лучах восходящего солнца. На наших глазах матовые окна приобретали более яркий оттенок по мере того, как краешек солнца медленно поднимался из-за горизонта. Кое-где над трубами заклубились тоненькие струйки дыма.
Джек пробормотал, скорее про себя, качая головой и рассматривая игрушечные домики внизу:
– Страшно даже подумать, сколько этой гадости сейчас находится в городе, спрятанной в потайных местах…
Мэнни улыбнулся:
– Ни одной, – произнес он, – ни единой.
Мы уставились на него.
– Послушайте, – спокойно начал он, – вы действительно держали тайну в руках – настоящую тайну. Чье это было тело? Где оно сейчас?
Мы сидели слева от него, и Мэнни повернул голову, чтобы проследить за выражением наших лиц, а потом добавил:
– Но это вполне нормальная тайна. Может, убийство, не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25