Он наконец пришел в себя, бросился к стеклу… Мы долго боролись, он — пытаясь выбраться из Зазеркалья, я — пытаясь его не пустить. Наконец он сдался, лицо его исказилось, в глазах блеснули слезы.
«Это не я сволочь, а ты», — пронеслось у меня в голове.
— Ну, ну, — сказал я, задыхаясь. — Не ругайся. Не нужно. Пойми и меня, в конце концов. Я просидел там несколько часов, но мне они показались вечностью. А мне не нужна вечность в Зазеркалье. Прости. И прощай.
И я взял стул, он сделал то же самое, и мы с диким криком швырнули свои стулья в зеркало, и зеркало разбилось. Я с остервенением топтал крупные осколки, и они ломались на мелкие, и меня становилось много… Потом я остановился, отдышался, поднял маленький осколочек, и на меня глянули оттуда наполненные дикой ненавистью глаза.
В дверь постучали.
— Войдите!
Вошел дворецкий.
— Я слышал шум, сэр. Что-то случилось?
— Зеркало, — ответил я. — Оно разбилось.
— Я пришлю горничную, она уберет осколки. А потом вам поставят новое зеркало.
— Не нужно. Пусть будет как есть. Да, вот еще что. Из ванной тоже уберите зеркало. Да побыстрее!
— Слушаю, сэр…
Он ушел, а я подумал, что всех зеркал в моей жизни мне не убрать…
Часы показывали девять. Вот только которые сутки пошли с тех пор, как я приехал в этот замок? Мне казалось, что далеко не первые. И тут вдруг мне в голову пришла невероятная мысль, которая давно должна была прийти, но почему-то не пришла: откуда в пригороде сибирского города мог взяться средневековый замок? Причем не скоропалительное творение взбесившегося с жиру нового русского, а настоящий, с замшелыми камнями, истинно старинными воротами, подъемным мостом, с той самой стариной, подделать которую невозможно? Да и мебель в замке не вчера сделана. Итак — откуда же? И вообще — что я здесь делаю и кто мой работодатель, в конце концов? И кто эти люди, так называемые гости, то агрессивные, то молчаливые? Дворецкий, черт возьми, типично английский чопорный слуга, великолепно вышколенный, старомодный, словно вырванный из прошлого века… Горничные и слуги с деревенскими, но отнюдь не сибирскими лицами… В то же время все прекрасно говорят по-русски и другого языка как будто и вовсе не знают…
В дверь постучали, и я вздрогнул. Нервы расшалились. Я обнаружил, что продолжаю стоять на осколках зеркала. Наверное, это горничная пришла убирать. Но это оказалась вовсе не горничная, а господин Валентин в красном трико, но на этот раз без маски. Он нерешительно остановился на пороге, покосился на осколки.
— Что вам угодно? — довольно сурово спросил я. Валентин смутился, но не думал уходить, и мне пришлось пригласить его сесть. Тут же в дверь снова постучали, это оказалась горничная, я махнул рукой — не сейчас! — и она ушла. — Ну-с? — я снова повернулся к Валентину. — Чем обязан?
— Видите ли… — нерешительно сказал он. — Я пришел… — Он вдруг замолчал, на лице его появилась мука, словно ему кто-то велел прийти сюда и что-то говорить, а вот что говорить и, главное, зачем — не объяснил. Я пожал плечами, подождал минуту — он молчал, глядя мимо меня.
— Послушайте, — сказал я наконец. — Если вам нечего сказать мне, зачем вы здесь?
— Мне есть что сказать, только я не знаю…
— С чего начать?
Он отрицательно покачал головой. Меня он начал раздражать, и я стал думать о том, как бы повежливее выпроводить его, когда он вдруг сказал:
— Это трико… — он указал на свою ногу. — Вам оно ничего не напоминает?
— Еще бы! — я вздохнул. — Напоминает.
— Вот и мне тоже. — И он снова замолчал.
— Послушайте, — раздраженно сказал я. — Или вы объясните, зачем пришли, или…
— Да, да, я объясню, — заторопился он. — Минутку, дайте мне собраться с мыслями.
Я снова пожал плечами, устроился поудобнее в кресле. Вообще все происходящее не должно было мне нравиться, но почему-то нравилось. Меня забавляло приключение с зеркалом. Особенно когда я вспоминал, какой страх охватил меня, когда я понял, что застрял в Зазеркалье как джинн в бутылке. Вообще-то я человек здравомыслящий, всякие там потусторонние штучки, магия, полтергейст и телекинез для меня всегда были как зеленые человечки — кто-то там их видел, но существуют ли они на самом деле? Скорее всего — нет. А тут… Что же это было?
— Галлюцинация, — неожиданно сказал Валентин.
— Что, простите?
— Галлюцинация, — повторил Валентин. — Вы спросили, что это было, я ответил.
— Я что, думал вслух?
— А? Не знаю. Наверное. Я услышал.
— Галлюцинация, говорите? Интересная мысль.
— Вот вы вспомните, как вы здесь оказались?
— Как, как… Сайт в Интернете… Заработок… Необременительная работа… Приезжайте… Адрес…
— И вы поехали.
— И я поехал. Вот сейчас вдруг понял, что это было глупо. Но тогда почему-то это не казалось мне глупым. Мне очень нужны деньги.
— Всем нужны деньги, — он кивнул. — Не так уж это было и глупо. Вполне возможно, что вам заплатят. Даже очень возможно.
— Постойте! — я даже привстал, — Этот замок… Картинка была на сайте! Так что же, это все — галлюцинация?
— Вся наша жизнь — чья-то галлюцинация.
— Вот как? А вот, например, моя жизнь — это чья галлюцинация?
— Не знаю, — Валентин пожал плечами, поднял на меня глаза. — Но не думаю, что ваша. Я был потрясен. Вот так-так…
— Ну и чья же тогда?
— Не знаю, — повторил он. — Это трудно установить. Можно, но трудно. Вам это надо?
— Надо, представьте себе. Если я кому-то снюсь, то мне хотелось бы знать — кому.
— Не снитесь, — поправил он. — Сон — это совсем другое.
— Понимаю. И все-таки обидно — почему это моя жизнь не плод моей собственной галлюцинации?
— Ну, во-первых, потому, что ваша жизнь — плод галлюцинаций большого числа людей. Другое дело, что влияние многих на вашу жизнь достаточно мало, и только один-два человека могут оказывать на нее достаточно сильное воздействие, причем вовсе необязательно, что это близкие вам люди, вы можете их даже и не знать. А во-вторых, если ваша жизнь была бы плодом только вашей галлюцинации, ваши желания исполнялись бы с пугающей быстротой. Ну, а поскольку этого не происходит… — ведь не происходит же? — вот видите…
— Как-то это… унизительно.
— Унизительно? Ну, не более чем допущение, что всей вашей жизнью управляет Бог.
— Бог — это совсем не унизительно.
— Может быть. Кому как.
— Послушайте, а что ВЫ здесь делаете?
— Я? — задумался Валентин. — Если бы знать. Боюсь, я — плод вашей галлюцинации.
— А остальные?
— И остальные тоже. Может быть. Впрочем, я не уверен.
— А можно ли воздействовать на чужие галлюцинации?
— Попробуйте. Только будьте осторожны, умоляю вас.
Он снова надолго замолчал, потом вдруг вскинул голову, огляделся, пробормотал какие-то извинения и вышел.
— Какие-то у меня недоделанные галлюцинации, — сказал я себе. — Хотя нет, я не прав. Вот эта комната, да и замок вообще — вполне доделанная и устойчивая галлюцинация. Только вот моя ли? Это несправедливо — мои галлюцинации недоделанные, а чьи-то — доделанные. Да ну! Все вздор! Какие галлюцинации! Бред какой-то! Обидно как-то чувствовать себя плодом галлюцинации. Хотя… Если разобраться…
Но разбираться не хотелось. Хотелось спать… Да, вот уснешь, и что-нибудь стрясется, и обязательно неприятное.
Однако ничего неприятного не произошло. Не произошло вообще ничего. Я проснулся ранним утром, подошел к окну, больше похожему на бойницу, посмотрел наружу. Светло. Тепло. Лето, словом. Пришла неожиданная мысль: а какое сегодня число?
— Дворецкий! — позвал я, потом увидел на стене шнурок звонка, позвонил. Дворецкий явился через полминуты.
— Сэр?
— Какое сегодня число?
— Пятнадцатое июля, сэр.
— Я так и думал. Спасибо. — Я действительно так и думал. Я приехал сюда двенадцатого, и прошло уже три дня. — А теперь отведите меня к хозяину. Или к хозяйке.
— Следуйте за мной, сэр.
Вот так легко? Какого же черта он не сделал этого раньше? Хм, а я его об этом просил? Мы прошли по лабиринту коридоров, лестниц, переходов, мимо многочисленных дверей (я подумал, что даже под страхом смерти не запомню дорогу) и оказались перед массивной резной дверью трехметровой высоты, в которую дворецкий осторожно постучал. Никто не отозвался. Тогда дворецкий сказал:
— Ладно, не будем ломать комедию. Входите! Да входите же! Вы хотели видеть хозяина, и вы его видите перед собой.
— Вы?!
— Да. А что, не похож?
— Не очень.
— Ну, это не существенно. Входите же!
Я повиновался. Мы вошли в запущенную, запыленную комнату, огромную, как зал для танцев. Всю обстановку составляли два глубоких кресла, в которые мы уселись друг против друга.
— Вас удивляет обстановка? — спросил хозяин.
— Немного.
— Сами виноваты.
— Ну конечно. Эта комната — плод вашего воображения.
— Вот как… Знаете, мне кажется, что мое воображение что-то не очень. Гости, например. Они какие-то странные… Теперь еще эта комната.
— Да нет, с воображением у вас все в порядке, — улыбнулся хозяин. — Даже более чем, я бы сказал. Этот замок — очень удачно получилось. Да и гости тоже.
— А вы? — осторожно поинтересовался я.
— Я? Нет, тут не вы постарались. — Он усмехнулся. — Впрочем, вы тоже приложили ко мне руку, на самом деле я немного не такой, может быть, даже совсем не такой. Вы сделали меня чопорным, английским каким-то, наверное, так выглядел Бэрримор из Баскервиль-холла.
— Послушайте… Но вот эта дурацкая черная месса… Ее тоже я придумал?
— Нет, тут накладочка вышла. Вы уж не сердитесь.
— Да я не сержусь. Хотя грудь до сих пор болит. А история с Яорой?
— Какой Яорой? Ах, Яора… Ее зовут Мария, кстати. Это вам подарок. В качестве утешения.
— А этот… Который отражается в зеркале?
— А, он глупец. То, на что вам потребовалось несколько часов, он осилил только через сто лет. Не обращайте на него внимания. Только впредь будьте поосторожнее и не заходите в Зазеркалье. Впрочем, трудно сказать, с какой стороны зеркала находится Зазеркалье. Кстати, стоимость зеркала придется вычесть из вашего жалованья, вы уж не обессудьте.
— Так мне все-таки заплатят?
— А вы сомневались? Заплатят.
— А дорогое ли зеркало?
— Ну, если его продавать на аукционе, да еще с тем, кто в нем отражается, думаю, тысяч на пятнадцать долларов оно потянет.
— Вот это да!
— А вы думали, — улыбнулся хозяин. — Но с вас мы возьмем по остаточной стоимости, с учетом амортизации, — он засмеялся. — Тысячу долларов.
— Спасибо. Знаете, у меня отлегло от сердца.
— Не сомневаюсь, — он снова засмеялся.
— А когда я смогу получить расчет?
— Хм, — сказал он, — я ошибся. Я полагал, что следующим вашим вопросом будет «А в чем же заключается моя работа?» Вы более меркантильны, чем я думал.
— Вас это огорчает?
— Мне все равно.
— Тогда ответьте, когда я смогу получить расчет, а потом — в чем заключается моя работа.
— Отвечаю: расчет вы можете получить хоть сейчас, а в чем заключается ваша работа — я не скажу. Ну, не делайте такие большие глаза. Это вам знать не нужно. Здесь как раз такой случай, когда много будешь знать — скоро состаришься. Шучу. Но знание помешает работе, которая не закончится даже с вашим отъездом. Так что даже и не просите. Я не скажу вам это и после того, как вы получите деньги. Но догадываться вы можете, это ваше право. В принципе вы свои двадцать пять тысяч уже отработали, так что я могу отсчитать их вам тут же, не сходя с места.
— Будьте добры.
— Пожалуйста, — Он достал из внутреннего кармана ливреи толстую пачку банкнот, протянул мне. — Двадцать пять тысяч, получите и распишитесь. Насчет платы за разбитое зеркало я пошутил.
— Спасибо. Где расписаться? Он засмеялся, и я понял, что это тоже была шутка.
— Когда я могу уехать?
— Уехать? — он, казалось, растерялся. — Ах, уехать! Да хоть сейчас. Проводить вас к выходу?
— Да, пожалуйста. Хотя… Подождите. Сколько мне будет стоить десяток маленьких зеркал?
— Зачем вам?
— Небольшой сюрприз для Того, Кто Отражается В Зеркале.
Он долго смотрел на меня, не понимая, потом до него дошло, и он засмеялся.
— Нисколько. Фирма дарит вам их. Я пришлю вам горничную. А сейчас позвольте проводить вас в ваши комнаты. Или все-таки к выходу?
— Можно один вопрос?
— Давайте.
— К чему все это?
— Вы не правильно ставите вопрос, — он улыбнулся. — От чего все это — вот как нужно ставить вопрос. Не ОТЧЕГО, а ОТ ЧЕГО — почувствуйте разницу. И попробуйте ответить сами. Пойдемте.
В моей гостиной поставили новое зеркало. Я попросил об этом. Оно оказалось немного новее прежнего, лет этак на сто. Когда рабочие ушли, я подошел, посмотрел на свое отражение. Оно нахмурилось.
— Все еще злишься на меня? — спросил я. Он не ответил. — Перестань. Я уезжаю. Но у меня для тебя есть подарок. — Я показал на стопку зеркал, лежащих на столе.
«Не понимаю».
— Сейчас поймешь.
Я открыл дверь в коридор и повесил на стене первое зеркало. Он с интересом наблюдал за моими действиями. В конце коридора я повесил второе зеркало, так, чтобы в нем отражалось первое. Так, вешая зеркала на заранее вбитые гвозди, я вышел на парадную лестницу, ту самую, с балясинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
«Это не я сволочь, а ты», — пронеслось у меня в голове.
— Ну, ну, — сказал я, задыхаясь. — Не ругайся. Не нужно. Пойми и меня, в конце концов. Я просидел там несколько часов, но мне они показались вечностью. А мне не нужна вечность в Зазеркалье. Прости. И прощай.
И я взял стул, он сделал то же самое, и мы с диким криком швырнули свои стулья в зеркало, и зеркало разбилось. Я с остервенением топтал крупные осколки, и они ломались на мелкие, и меня становилось много… Потом я остановился, отдышался, поднял маленький осколочек, и на меня глянули оттуда наполненные дикой ненавистью глаза.
В дверь постучали.
— Войдите!
Вошел дворецкий.
— Я слышал шум, сэр. Что-то случилось?
— Зеркало, — ответил я. — Оно разбилось.
— Я пришлю горничную, она уберет осколки. А потом вам поставят новое зеркало.
— Не нужно. Пусть будет как есть. Да, вот еще что. Из ванной тоже уберите зеркало. Да побыстрее!
— Слушаю, сэр…
Он ушел, а я подумал, что всех зеркал в моей жизни мне не убрать…
Часы показывали девять. Вот только которые сутки пошли с тех пор, как я приехал в этот замок? Мне казалось, что далеко не первые. И тут вдруг мне в голову пришла невероятная мысль, которая давно должна была прийти, но почему-то не пришла: откуда в пригороде сибирского города мог взяться средневековый замок? Причем не скоропалительное творение взбесившегося с жиру нового русского, а настоящий, с замшелыми камнями, истинно старинными воротами, подъемным мостом, с той самой стариной, подделать которую невозможно? Да и мебель в замке не вчера сделана. Итак — откуда же? И вообще — что я здесь делаю и кто мой работодатель, в конце концов? И кто эти люди, так называемые гости, то агрессивные, то молчаливые? Дворецкий, черт возьми, типично английский чопорный слуга, великолепно вышколенный, старомодный, словно вырванный из прошлого века… Горничные и слуги с деревенскими, но отнюдь не сибирскими лицами… В то же время все прекрасно говорят по-русски и другого языка как будто и вовсе не знают…
В дверь постучали, и я вздрогнул. Нервы расшалились. Я обнаружил, что продолжаю стоять на осколках зеркала. Наверное, это горничная пришла убирать. Но это оказалась вовсе не горничная, а господин Валентин в красном трико, но на этот раз без маски. Он нерешительно остановился на пороге, покосился на осколки.
— Что вам угодно? — довольно сурово спросил я. Валентин смутился, но не думал уходить, и мне пришлось пригласить его сесть. Тут же в дверь снова постучали, это оказалась горничная, я махнул рукой — не сейчас! — и она ушла. — Ну-с? — я снова повернулся к Валентину. — Чем обязан?
— Видите ли… — нерешительно сказал он. — Я пришел… — Он вдруг замолчал, на лице его появилась мука, словно ему кто-то велел прийти сюда и что-то говорить, а вот что говорить и, главное, зачем — не объяснил. Я пожал плечами, подождал минуту — он молчал, глядя мимо меня.
— Послушайте, — сказал я наконец. — Если вам нечего сказать мне, зачем вы здесь?
— Мне есть что сказать, только я не знаю…
— С чего начать?
Он отрицательно покачал головой. Меня он начал раздражать, и я стал думать о том, как бы повежливее выпроводить его, когда он вдруг сказал:
— Это трико… — он указал на свою ногу. — Вам оно ничего не напоминает?
— Еще бы! — я вздохнул. — Напоминает.
— Вот и мне тоже. — И он снова замолчал.
— Послушайте, — раздраженно сказал я. — Или вы объясните, зачем пришли, или…
— Да, да, я объясню, — заторопился он. — Минутку, дайте мне собраться с мыслями.
Я снова пожал плечами, устроился поудобнее в кресле. Вообще все происходящее не должно было мне нравиться, но почему-то нравилось. Меня забавляло приключение с зеркалом. Особенно когда я вспоминал, какой страх охватил меня, когда я понял, что застрял в Зазеркалье как джинн в бутылке. Вообще-то я человек здравомыслящий, всякие там потусторонние штучки, магия, полтергейст и телекинез для меня всегда были как зеленые человечки — кто-то там их видел, но существуют ли они на самом деле? Скорее всего — нет. А тут… Что же это было?
— Галлюцинация, — неожиданно сказал Валентин.
— Что, простите?
— Галлюцинация, — повторил Валентин. — Вы спросили, что это было, я ответил.
— Я что, думал вслух?
— А? Не знаю. Наверное. Я услышал.
— Галлюцинация, говорите? Интересная мысль.
— Вот вы вспомните, как вы здесь оказались?
— Как, как… Сайт в Интернете… Заработок… Необременительная работа… Приезжайте… Адрес…
— И вы поехали.
— И я поехал. Вот сейчас вдруг понял, что это было глупо. Но тогда почему-то это не казалось мне глупым. Мне очень нужны деньги.
— Всем нужны деньги, — он кивнул. — Не так уж это было и глупо. Вполне возможно, что вам заплатят. Даже очень возможно.
— Постойте! — я даже привстал, — Этот замок… Картинка была на сайте! Так что же, это все — галлюцинация?
— Вся наша жизнь — чья-то галлюцинация.
— Вот как? А вот, например, моя жизнь — это чья галлюцинация?
— Не знаю, — Валентин пожал плечами, поднял на меня глаза. — Но не думаю, что ваша. Я был потрясен. Вот так-так…
— Ну и чья же тогда?
— Не знаю, — повторил он. — Это трудно установить. Можно, но трудно. Вам это надо?
— Надо, представьте себе. Если я кому-то снюсь, то мне хотелось бы знать — кому.
— Не снитесь, — поправил он. — Сон — это совсем другое.
— Понимаю. И все-таки обидно — почему это моя жизнь не плод моей собственной галлюцинации?
— Ну, во-первых, потому, что ваша жизнь — плод галлюцинаций большого числа людей. Другое дело, что влияние многих на вашу жизнь достаточно мало, и только один-два человека могут оказывать на нее достаточно сильное воздействие, причем вовсе необязательно, что это близкие вам люди, вы можете их даже и не знать. А во-вторых, если ваша жизнь была бы плодом только вашей галлюцинации, ваши желания исполнялись бы с пугающей быстротой. Ну, а поскольку этого не происходит… — ведь не происходит же? — вот видите…
— Как-то это… унизительно.
— Унизительно? Ну, не более чем допущение, что всей вашей жизнью управляет Бог.
— Бог — это совсем не унизительно.
— Может быть. Кому как.
— Послушайте, а что ВЫ здесь делаете?
— Я? — задумался Валентин. — Если бы знать. Боюсь, я — плод вашей галлюцинации.
— А остальные?
— И остальные тоже. Может быть. Впрочем, я не уверен.
— А можно ли воздействовать на чужие галлюцинации?
— Попробуйте. Только будьте осторожны, умоляю вас.
Он снова надолго замолчал, потом вдруг вскинул голову, огляделся, пробормотал какие-то извинения и вышел.
— Какие-то у меня недоделанные галлюцинации, — сказал я себе. — Хотя нет, я не прав. Вот эта комната, да и замок вообще — вполне доделанная и устойчивая галлюцинация. Только вот моя ли? Это несправедливо — мои галлюцинации недоделанные, а чьи-то — доделанные. Да ну! Все вздор! Какие галлюцинации! Бред какой-то! Обидно как-то чувствовать себя плодом галлюцинации. Хотя… Если разобраться…
Но разбираться не хотелось. Хотелось спать… Да, вот уснешь, и что-нибудь стрясется, и обязательно неприятное.
Однако ничего неприятного не произошло. Не произошло вообще ничего. Я проснулся ранним утром, подошел к окну, больше похожему на бойницу, посмотрел наружу. Светло. Тепло. Лето, словом. Пришла неожиданная мысль: а какое сегодня число?
— Дворецкий! — позвал я, потом увидел на стене шнурок звонка, позвонил. Дворецкий явился через полминуты.
— Сэр?
— Какое сегодня число?
— Пятнадцатое июля, сэр.
— Я так и думал. Спасибо. — Я действительно так и думал. Я приехал сюда двенадцатого, и прошло уже три дня. — А теперь отведите меня к хозяину. Или к хозяйке.
— Следуйте за мной, сэр.
Вот так легко? Какого же черта он не сделал этого раньше? Хм, а я его об этом просил? Мы прошли по лабиринту коридоров, лестниц, переходов, мимо многочисленных дверей (я подумал, что даже под страхом смерти не запомню дорогу) и оказались перед массивной резной дверью трехметровой высоты, в которую дворецкий осторожно постучал. Никто не отозвался. Тогда дворецкий сказал:
— Ладно, не будем ломать комедию. Входите! Да входите же! Вы хотели видеть хозяина, и вы его видите перед собой.
— Вы?!
— Да. А что, не похож?
— Не очень.
— Ну, это не существенно. Входите же!
Я повиновался. Мы вошли в запущенную, запыленную комнату, огромную, как зал для танцев. Всю обстановку составляли два глубоких кресла, в которые мы уселись друг против друга.
— Вас удивляет обстановка? — спросил хозяин.
— Немного.
— Сами виноваты.
— Ну конечно. Эта комната — плод вашего воображения.
— Вот как… Знаете, мне кажется, что мое воображение что-то не очень. Гости, например. Они какие-то странные… Теперь еще эта комната.
— Да нет, с воображением у вас все в порядке, — улыбнулся хозяин. — Даже более чем, я бы сказал. Этот замок — очень удачно получилось. Да и гости тоже.
— А вы? — осторожно поинтересовался я.
— Я? Нет, тут не вы постарались. — Он усмехнулся. — Впрочем, вы тоже приложили ко мне руку, на самом деле я немного не такой, может быть, даже совсем не такой. Вы сделали меня чопорным, английским каким-то, наверное, так выглядел Бэрримор из Баскервиль-холла.
— Послушайте… Но вот эта дурацкая черная месса… Ее тоже я придумал?
— Нет, тут накладочка вышла. Вы уж не сердитесь.
— Да я не сержусь. Хотя грудь до сих пор болит. А история с Яорой?
— Какой Яорой? Ах, Яора… Ее зовут Мария, кстати. Это вам подарок. В качестве утешения.
— А этот… Который отражается в зеркале?
— А, он глупец. То, на что вам потребовалось несколько часов, он осилил только через сто лет. Не обращайте на него внимания. Только впредь будьте поосторожнее и не заходите в Зазеркалье. Впрочем, трудно сказать, с какой стороны зеркала находится Зазеркалье. Кстати, стоимость зеркала придется вычесть из вашего жалованья, вы уж не обессудьте.
— Так мне все-таки заплатят?
— А вы сомневались? Заплатят.
— А дорогое ли зеркало?
— Ну, если его продавать на аукционе, да еще с тем, кто в нем отражается, думаю, тысяч на пятнадцать долларов оно потянет.
— Вот это да!
— А вы думали, — улыбнулся хозяин. — Но с вас мы возьмем по остаточной стоимости, с учетом амортизации, — он засмеялся. — Тысячу долларов.
— Спасибо. Знаете, у меня отлегло от сердца.
— Не сомневаюсь, — он снова засмеялся.
— А когда я смогу получить расчет?
— Хм, — сказал он, — я ошибся. Я полагал, что следующим вашим вопросом будет «А в чем же заключается моя работа?» Вы более меркантильны, чем я думал.
— Вас это огорчает?
— Мне все равно.
— Тогда ответьте, когда я смогу получить расчет, а потом — в чем заключается моя работа.
— Отвечаю: расчет вы можете получить хоть сейчас, а в чем заключается ваша работа — я не скажу. Ну, не делайте такие большие глаза. Это вам знать не нужно. Здесь как раз такой случай, когда много будешь знать — скоро состаришься. Шучу. Но знание помешает работе, которая не закончится даже с вашим отъездом. Так что даже и не просите. Я не скажу вам это и после того, как вы получите деньги. Но догадываться вы можете, это ваше право. В принципе вы свои двадцать пять тысяч уже отработали, так что я могу отсчитать их вам тут же, не сходя с места.
— Будьте добры.
— Пожалуйста, — Он достал из внутреннего кармана ливреи толстую пачку банкнот, протянул мне. — Двадцать пять тысяч, получите и распишитесь. Насчет платы за разбитое зеркало я пошутил.
— Спасибо. Где расписаться? Он засмеялся, и я понял, что это тоже была шутка.
— Когда я могу уехать?
— Уехать? — он, казалось, растерялся. — Ах, уехать! Да хоть сейчас. Проводить вас к выходу?
— Да, пожалуйста. Хотя… Подождите. Сколько мне будет стоить десяток маленьких зеркал?
— Зачем вам?
— Небольшой сюрприз для Того, Кто Отражается В Зеркале.
Он долго смотрел на меня, не понимая, потом до него дошло, и он засмеялся.
— Нисколько. Фирма дарит вам их. Я пришлю вам горничную. А сейчас позвольте проводить вас в ваши комнаты. Или все-таки к выходу?
— Можно один вопрос?
— Давайте.
— К чему все это?
— Вы не правильно ставите вопрос, — он улыбнулся. — От чего все это — вот как нужно ставить вопрос. Не ОТЧЕГО, а ОТ ЧЕГО — почувствуйте разницу. И попробуйте ответить сами. Пойдемте.
В моей гостиной поставили новое зеркало. Я попросил об этом. Оно оказалось немного новее прежнего, лет этак на сто. Когда рабочие ушли, я подошел, посмотрел на свое отражение. Оно нахмурилось.
— Все еще злишься на меня? — спросил я. Он не ответил. — Перестань. Я уезжаю. Но у меня для тебя есть подарок. — Я показал на стопку зеркал, лежащих на столе.
«Не понимаю».
— Сейчас поймешь.
Я открыл дверь в коридор и повесил на стене первое зеркало. Он с интересом наблюдал за моими действиями. В конце коридора я повесил второе зеркало, так, чтобы в нем отражалось первое. Так, вешая зеркала на заранее вбитые гвозди, я вышел на парадную лестницу, ту самую, с балясинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32