На кухне все сияло чистотой, стоял старый холодильник «Бирюса», два стола, на стенах висели три шкафчика, старая чугунная раковина в углу.
— Угу, — сказал Гоша. — Однокомнатная, что ли?
— Ты что! Не заметил дверь в детскую?
Они вышли, Валя показала ему дверь. В детской стояла двухъярусная кровать, коробки с игрушками, двухтумбовый стол и платяной шкаф, на стене висело настоящее двуствольное ружье.
— Гоша, — сказала Валя. — А что мы будем делать, когда родители заявятся? Еще перестреляют нас с перепугу.
— Ну уж, — с сомнением сказал Гоша. — Не перестреляют, небось.
Он вышел в коридор, тщательно запер входную дверь, задвинул задвижку.
— Постучат, — сказал он, — там видно будет. Из ванной с визгом вывалились дети. Они посмотрели на их умытые лица, у Петьки только передняя часть лица оказалась вымытой. Гоша усмехнулся, а Валя сказала:
— Так, Петя! Ты на себя в зеркало смотрел? Петька опустил голову, а Маша хихикнула.
— Идем, я тебя умою, горе мое. Валя взяла мальчишку за руку и повела назад в ванную.
— Горе мое, — повторил Гоша шепотом, разглядывая Машу. Та вприпрыжку побежала в комнату. На ней были джинсовый комбинезон и старая водолазка. — Дурдом.
Он покачал головой, вошел в комнату, медленно сел в кресло. Маша лежала на диване на животе, листала какой-то иллюстрированный журнал. Гоша бросил взгляд в угол, на дверь стенного шкафа. Почему-то он знал, ЧТО там, в этом шкафу. Еще он знал, что шкаф заперт на врезной замок, ключ от которого у него в кармане. Он покачал головой, достал ключ, подошел к шкафу. На пластине, закрывающей замочную скважину, отчетливо были видны царапины. «Вот Петька! — подумал Гоша. — Опять лазил! Голову оторву чертенку!» Он открыл шкаф, оглядел стойку с автоматами и пистолетами, сумки с гранатами, усмехнулся, вышел в коридор, принес свое и Валино снаряжение, расставил на свободные места. В Валиной сумке он обнаружил четыре банки мясных консервов, отнес их на кухню. В это время Маша включила телевизор и переключала каналы в поисках чего-нибудь интересного. Гоша с опаской посмотрел на экран — он хорошо помнил тот шок, который испытал в гостинице, глядя в телевизор — но на этот раз передачи были вполне обычными.
Из ванной вышли Валя с Петькой, Петька был тщательно вымыт и причесан.
— Мам, а что у нас на ужин? — спросил он.
— Сейчас посмотрим, — сказала Валя и ушла на кухню.
Гоша взял Петьку за руку, подвел к шкафу, молча указал на царапины. Мальчишка шмыгнул носом, потупился.
— Пап, я больше не буду.
— Надеюсь, — со всей возможной строгостью сказал Гоша.
— Пап, я правда больше не буду, — мальчишка поднял на него глаза, полные слез.
— Мужчины не плачут, — сказал Гоша, чувствуя в горле комок. — Ступай.
На кухне что-то заскворчало, донесся вкусный запах жареного мяса, и Гоша вдруг почувствовал зверский голод, словно кто-то повернул выключатель и голод набросился на него. Он запер шкаф, пошел на кухню, краем глаза увидев, что Петька и Маша возятся на диване, отбирая друг у друга журнал.
— Так что у нас на ужин? — спросил он, оглядывая стройную фигурку Вали, которую несколько скрадывал свободный бежевый свитерок.
— Макароны по-флотски, — сказала Валя, оборачиваясь. — Только ты мне скажи, откуда я знаю, где тут что лежит?
Гоша пожал плечами.
— То-то родители заявятся, а мы тут хозяйничаем, — сказал он.
— Я уж и так со страхом жду, не нагнетай, — Валя отвернулась к плите, на которой уже кипела вода в кастрюле.
Гоша подошел к окну. Окно выходило во двор, все такой же пустынный. Темнело, приближалась ночь. Он зажег свет в кухне и в комнате, вернулся. Электронные часы на микроволновой печи показывали половину девятого. В соседних домах не было ни одного огонька. Гоша побарабанил пальцами по стеклу.
— Припозднились хозяева, — пробормотал он. — Ладно, посмотрим.
Он вышел в комнату, сел в кресло. По телевизору шел какой-то голливудский боевик, что-то взрывалось, горело, герои бежали, прятались, стреляли. Гоша поморщился. Новости бы посмотреть. Ему не давали покоя пустой двор и темные окна. Дурдом.
Вскоре Валя позвала к столу. Дети бросились в кухню, толкаясь и визжа. Гоша с улыбкой посмотрел на них, пошел следом. Они быстро съели свои порции, будто наперегонки, подняли тарелки, прося добавки.
— Я так и думала, что будет мало, — сказала Валя. У детей сделались унылые лица. — Поэтому я сделала две сковороды.
— Ура! — закричали дети, а Валя и Гоша улыбнулись.
Дети наелись и ушли, а Гоша сказал:
— По-моему, нам нужно выпить.
Он открыл холодильник, взял из дверцы початую бутылку водки, на мгновение застыл, подумав, что вот и он знает, где и что лежит. Валя поставила на стол две рюмки, он разлил водку.
— За что выпьем? — спросила она.
— За то, чтобы все было хорошо.
Они выпили, закусили остатками макарон.
— Десятый час, — сказала Валя. — Хозяев нет. Что будем делать?
— Ждать, — ответил Гоша. — Только ждать. Еще по одной?
Они выпили еще.
— Знаешь, — сказала Валя. — Я в этой квартире чувствую себя очень уютно. Словно это моя квартира, и я здесь все устраивала так, как есть. Все стоит на местах, мне не хочется ничего передвинуть, переставить, все как надо. А ты?
— И я так же, — сказал Гоша. — Кстати, ты знаешь, что у нас в стенном шкафу?
— Оружие, — сказала Валя, и у нее сделались большие глаза.
— Да, — кивнул Гоша. — И этот чертенок опять туда лазил. Выдернет чеку из гранаты, не дай бог…
— Замок там очень простой. Поставь другой. И дверь хлипкая…
Они уставились друг на друга, помолчали, потом Гоша медленно произнес:
— Пусть хозяин делает.
— Да, конечно, — испуганно сказала Валя. — Это я так, по инерции.
Они помолчали. Потом Гоша сказал:
— А откуда у Петьки взялся пистолет? Он в магазине был с пистолетом.
— Наверное, ему отец дал. Он же незаряженный был, я проверила.
Гоша покачал головой, налил по третьей.
— Ой, я уже пьяная, — сказала Валя.
— Да ладно. Что тебе, на работу завтра, что ли?
Он уставился на нее, силясь вспомнить, что им предстоит завтра. Валя тоже смотрела на него, лицо у нее было растерянное. Потом молча взяла рюмку, опрокинула водку в рот, отломила кусочек хлеба, принялась жевать.
— Дурдом, — с нервным смешком сказал Гоша.
— Знаешь, — сказала Валя, — я уже сколько времени не ем кинзилит и меня не уносит.
— Да?
— Да. И чувствую — не унесет. Вот тебе и Черный квартал. Ну и чудно! Не надо этого дурацкого кинзилита. Он рыбой отдает, причем плохой рыбой. Терпеть не могу плохую рыбу! Который час? Десять? Пойду-ка я детей уложу. А ты тут без меня не пей, ладно? Я приду, допьем. Что нам, правда, на работу завтра, что ли?
Гоша кивнул. Валя вышла к детям.
— Мам, ну рано же еще! — хором начали канючить дети. — Ну, мам!
— Все, все. Зайдите к папе, он пожелает вам спокойной ночи.
Дети послушно зашли в кухню, лица у них были недовольные. Гоша поцеловал их в щеки, и они ушли в детскую. Он вздохнул. Вот так. У них есть дети. Нате вам. Вот там, в жизни, никаких детей у них не было, а здесь есть. И что самое интересное, дети ему нравились. Мальчик и девочка. Просто и мечтать о большем нельзя. Мальчик и девочка. Гоша поймал себя на мысли, что ему хочется, чтобы никакие родители не пришли сюда, и он покачал
Головой, прошептал: «Дурдом». Если раньше он прислушивался, не раздастся ли требовательный стук в дверь, с надеждой, то сейчас думал об этом со страхом. И ему хотелось, чтобы в дверь никто не постучал! Он встал, вышел в комнату, выключил свет и телевизор, постоял в полумраке. Да, пожалуй, если в дверь все-таки постучат, он воспримет это не с облегчением. Далеко не с облегчением! Пришла Валя.
— Угомонились? — спросил Гоша.
— Ну, разве ты не знаешь, что они еще долго лежат и рассказывают друг другу разные истории? Гоша вздохнул, взял ее за руку и отвел на кухню.
— Садись, мать, — сказал он и усмехнулся. — Давай выпьем.
— М-да, — сказала Валя. До нее дошло, что она никак не может знать, как ведут себя дети после того, как она пожелает им спокойной ночи, но почему-то знает. — Давай, отец, выпьем.
Они засмеялись, выпили.
— Десять часов, — сказала Валя. — Ну когда они придут-то?
— Кто?
— Как кто, родители.
— Они не придут, — сказал Гоша, и Валя уставилась на него большими глазами. — Да, не придут. И знаешь почему? Потому что они уже здесь! — Гоша похлопал себя по груди. — Брось, не делай такие глаза. Ты давно уже все поняла, только боишься признаться. Нет у них других родителей, кроме нас.
— Мама, — тихо сказала Валя.
— Вот-вот. Мама — это ты. А я — папа.
— Брось, не смешно.
— Не смешно, — согласился Гоша. — Лучше скажи, что дальше будем делать? Я теперь понял, чем Черный квартал затягивает. Не знаю как других, а нас с тобой — детьми.
— Послушай. Ты можешь отличить живот рожавшей женщины от живота не рожавшей?
— Ты к чему это? — опешил он.
— Ну можешь или нет? Ответь.
— Ну… думаю, что смогу.
— Посмотри! — она встала, задрала свитер, показывая свой живот.
— Ну… вижу. У тебя очень красивый живот. Я тебе всегда говорил…
— Да я не об этом. По животу видно — я рожала или нет?
— Ну, не рожала.
— То-то! Я этих детей не рожала! Понимаешь? Не ро-жа-ла!
— Да я понимаю, — мягко сказал Гоша, — Я все понимаю. Ну, раз ты не рожала, а я тоже здесь как-то ни при чем, то пошли.
— Куда?
— Как куда? Отсюда. — Гоша вскочил, взял ее за руку. — Из квартала этого. Ну, вставай, вставай. Что сидишь, глазами хлопаешь? Вставай, и пошли. Дорогу и в темноте найдем. Да, я в шкафу фонарики видел, работают небось. Ну?
— Сядь, — сказала Валя. Гоша сел, опустил голову.
— Пошли, как же! — Валя посмотрела на него сердито. — Я же не к тому веду. А к тому, что я не рожала этих детей.
— Так ведь это же виртуальный город.
— Все равно. Тут тоже ничего просто так не происходит, мог бы и заметить. Ладно. Этих детей я не брошу.
— Я — тоже!
— Ну вот и хорошо. Если уж уходить отсюда, то вместе с ними.
— Вот так, да? Правильно! — Гоша разлил остатки водки, получилось по полрюмки. — Ладно, давай по последней и спать. А то я что-то устал.
— Мы с тобой дураки, — неожиданно сказала Валя. — Почему мы не хотели детей там, в жизни? Помнишь, как радовались каждый месяц, что я не беременная? А чему радовались, спрашивается? Не этому нужно было радоваться! Эх… — На глазах у нее появились слезы. — Родила бы тебе девчонку. А потом мальчишку. Маша и Петька. А?
— Ладно, что ты, — Гоша накрыл ее ладонь своей. — Не огорчайся. Ну дураки были, ну что же. Еще не поздно все исправить.
— Как это? Еще детей нарожать, что ли? Вон, двое уже есть. Их бы прокормить.
— Я не о том, — Гоша покачал головой, улыбнулся. — Я о том, что мы с тобой разошлись.
— Да? Ты думаешь? — Она взглянула на него сквозь слезы. — Правда?
— Да, думаю. Я люблю тебя.
— А я — тебя.
— Ну так что? За любовь? Они выпили за любовь и вышли из кухни обнявшись.
Утром Гошу разбудило громкое сопение. Кто-то ворочался рядом, пинал его ногами и пыхтел. Гоша с трудом повернулся под одеялом. На него смотрели две пары блестящих глаз.
— Так! — сказал он, прочищая горло, стараясь быть строгим, хотя его так и подмывало улыбнуться. — Это что за нападение? Что за вурдалаки? — Он увидел наставленные на него детские пальчики, изображающие пистолеты. — Ну ладно, сдаюсь, сдаюсь. Захватили врасплох, что же делать. Какое будет наказание?
— Разрешишь нам поваляться в вашей постели, — пропыхтел Петька.
— Ладно, только не драться за жизненное пространство. Где мама?
— На кухне, — ответила Маша. — Готовит что-то обалденно вкусное. М-м-м…
— Ладно, — сказал Гоша, вставая. — Валяйтесь, пока я умываюсь. Но потом — бегом в ванную физиономии отмывать. Ясно?
— Ясно, — ответили дети хором, барахтаясь в постели.
Гоша сделал два шага по направлению к ванной, когда из-под одеяла высунулась лохматая Петькина голова:
— Пап, а от чего ее нужно отмывать-то — физиономию? Вчера вечером же мылись.
Гоша погрозил пальцем, и голова спряталась под одеяло. Гоша умылся, оделся, выгнал детей из постели, отправился на кухню, откуда пахло чем-то вкусным, подошел к Вале сзади, обнял. Она повернулась, обхватила его шею руками.
— Дура я была, — сказала через минуту. — Что ушла от тебя.
— Угу, — промычал Гоша, жуя только что стащенный кусок колбасы. — Я тоже дурак был, что отпустил тебя.
— Не хватай со стола! — закричала Валя, — Мало мне этих архаровцев, так еще и ты! Ну вот. Губы хоть вытри, чудо! А то целоваться лезешь.
Потом они ели яичницу с колбасой, пили чай, потом отправили детей в детскую застилать постели и наводить порядок.
— Валя, — сказал Гоша. — Надо выбираться отсюда.
Валя села на табурет, сложила руки на коленях.
— Да? Ты думаешь — надо?
— А ты думаешь — здесь остаться?
— Я не знаю. Хорошо, конечно, получить уже готовых детей, не надо рожать в муках, не надо стирать пеленки и кормить грудью, много чего не надо. Но, с другой стороны, мы не учили их ходить, мы не слышали, как они произнесли первые слова, мы не учили их читать… Петька плохо читает, но ему же еще пяти нет… А Машка умница, таких поискать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Угу, — сказал Гоша. — Однокомнатная, что ли?
— Ты что! Не заметил дверь в детскую?
Они вышли, Валя показала ему дверь. В детской стояла двухъярусная кровать, коробки с игрушками, двухтумбовый стол и платяной шкаф, на стене висело настоящее двуствольное ружье.
— Гоша, — сказала Валя. — А что мы будем делать, когда родители заявятся? Еще перестреляют нас с перепугу.
— Ну уж, — с сомнением сказал Гоша. — Не перестреляют, небось.
Он вышел в коридор, тщательно запер входную дверь, задвинул задвижку.
— Постучат, — сказал он, — там видно будет. Из ванной с визгом вывалились дети. Они посмотрели на их умытые лица, у Петьки только передняя часть лица оказалась вымытой. Гоша усмехнулся, а Валя сказала:
— Так, Петя! Ты на себя в зеркало смотрел? Петька опустил голову, а Маша хихикнула.
— Идем, я тебя умою, горе мое. Валя взяла мальчишку за руку и повела назад в ванную.
— Горе мое, — повторил Гоша шепотом, разглядывая Машу. Та вприпрыжку побежала в комнату. На ней были джинсовый комбинезон и старая водолазка. — Дурдом.
Он покачал головой, вошел в комнату, медленно сел в кресло. Маша лежала на диване на животе, листала какой-то иллюстрированный журнал. Гоша бросил взгляд в угол, на дверь стенного шкафа. Почему-то он знал, ЧТО там, в этом шкафу. Еще он знал, что шкаф заперт на врезной замок, ключ от которого у него в кармане. Он покачал головой, достал ключ, подошел к шкафу. На пластине, закрывающей замочную скважину, отчетливо были видны царапины. «Вот Петька! — подумал Гоша. — Опять лазил! Голову оторву чертенку!» Он открыл шкаф, оглядел стойку с автоматами и пистолетами, сумки с гранатами, усмехнулся, вышел в коридор, принес свое и Валино снаряжение, расставил на свободные места. В Валиной сумке он обнаружил четыре банки мясных консервов, отнес их на кухню. В это время Маша включила телевизор и переключала каналы в поисках чего-нибудь интересного. Гоша с опаской посмотрел на экран — он хорошо помнил тот шок, который испытал в гостинице, глядя в телевизор — но на этот раз передачи были вполне обычными.
Из ванной вышли Валя с Петькой, Петька был тщательно вымыт и причесан.
— Мам, а что у нас на ужин? — спросил он.
— Сейчас посмотрим, — сказала Валя и ушла на кухню.
Гоша взял Петьку за руку, подвел к шкафу, молча указал на царапины. Мальчишка шмыгнул носом, потупился.
— Пап, я больше не буду.
— Надеюсь, — со всей возможной строгостью сказал Гоша.
— Пап, я правда больше не буду, — мальчишка поднял на него глаза, полные слез.
— Мужчины не плачут, — сказал Гоша, чувствуя в горле комок. — Ступай.
На кухне что-то заскворчало, донесся вкусный запах жареного мяса, и Гоша вдруг почувствовал зверский голод, словно кто-то повернул выключатель и голод набросился на него. Он запер шкаф, пошел на кухню, краем глаза увидев, что Петька и Маша возятся на диване, отбирая друг у друга журнал.
— Так что у нас на ужин? — спросил он, оглядывая стройную фигурку Вали, которую несколько скрадывал свободный бежевый свитерок.
— Макароны по-флотски, — сказала Валя, оборачиваясь. — Только ты мне скажи, откуда я знаю, где тут что лежит?
Гоша пожал плечами.
— То-то родители заявятся, а мы тут хозяйничаем, — сказал он.
— Я уж и так со страхом жду, не нагнетай, — Валя отвернулась к плите, на которой уже кипела вода в кастрюле.
Гоша подошел к окну. Окно выходило во двор, все такой же пустынный. Темнело, приближалась ночь. Он зажег свет в кухне и в комнате, вернулся. Электронные часы на микроволновой печи показывали половину девятого. В соседних домах не было ни одного огонька. Гоша побарабанил пальцами по стеклу.
— Припозднились хозяева, — пробормотал он. — Ладно, посмотрим.
Он вышел в комнату, сел в кресло. По телевизору шел какой-то голливудский боевик, что-то взрывалось, горело, герои бежали, прятались, стреляли. Гоша поморщился. Новости бы посмотреть. Ему не давали покоя пустой двор и темные окна. Дурдом.
Вскоре Валя позвала к столу. Дети бросились в кухню, толкаясь и визжа. Гоша с улыбкой посмотрел на них, пошел следом. Они быстро съели свои порции, будто наперегонки, подняли тарелки, прося добавки.
— Я так и думала, что будет мало, — сказала Валя. У детей сделались унылые лица. — Поэтому я сделала две сковороды.
— Ура! — закричали дети, а Валя и Гоша улыбнулись.
Дети наелись и ушли, а Гоша сказал:
— По-моему, нам нужно выпить.
Он открыл холодильник, взял из дверцы початую бутылку водки, на мгновение застыл, подумав, что вот и он знает, где и что лежит. Валя поставила на стол две рюмки, он разлил водку.
— За что выпьем? — спросила она.
— За то, чтобы все было хорошо.
Они выпили, закусили остатками макарон.
— Десятый час, — сказала Валя. — Хозяев нет. Что будем делать?
— Ждать, — ответил Гоша. — Только ждать. Еще по одной?
Они выпили еще.
— Знаешь, — сказала Валя. — Я в этой квартире чувствую себя очень уютно. Словно это моя квартира, и я здесь все устраивала так, как есть. Все стоит на местах, мне не хочется ничего передвинуть, переставить, все как надо. А ты?
— И я так же, — сказал Гоша. — Кстати, ты знаешь, что у нас в стенном шкафу?
— Оружие, — сказала Валя, и у нее сделались большие глаза.
— Да, — кивнул Гоша. — И этот чертенок опять туда лазил. Выдернет чеку из гранаты, не дай бог…
— Замок там очень простой. Поставь другой. И дверь хлипкая…
Они уставились друг на друга, помолчали, потом Гоша медленно произнес:
— Пусть хозяин делает.
— Да, конечно, — испуганно сказала Валя. — Это я так, по инерции.
Они помолчали. Потом Гоша сказал:
— А откуда у Петьки взялся пистолет? Он в магазине был с пистолетом.
— Наверное, ему отец дал. Он же незаряженный был, я проверила.
Гоша покачал головой, налил по третьей.
— Ой, я уже пьяная, — сказала Валя.
— Да ладно. Что тебе, на работу завтра, что ли?
Он уставился на нее, силясь вспомнить, что им предстоит завтра. Валя тоже смотрела на него, лицо у нее было растерянное. Потом молча взяла рюмку, опрокинула водку в рот, отломила кусочек хлеба, принялась жевать.
— Дурдом, — с нервным смешком сказал Гоша.
— Знаешь, — сказала Валя, — я уже сколько времени не ем кинзилит и меня не уносит.
— Да?
— Да. И чувствую — не унесет. Вот тебе и Черный квартал. Ну и чудно! Не надо этого дурацкого кинзилита. Он рыбой отдает, причем плохой рыбой. Терпеть не могу плохую рыбу! Который час? Десять? Пойду-ка я детей уложу. А ты тут без меня не пей, ладно? Я приду, допьем. Что нам, правда, на работу завтра, что ли?
Гоша кивнул. Валя вышла к детям.
— Мам, ну рано же еще! — хором начали канючить дети. — Ну, мам!
— Все, все. Зайдите к папе, он пожелает вам спокойной ночи.
Дети послушно зашли в кухню, лица у них были недовольные. Гоша поцеловал их в щеки, и они ушли в детскую. Он вздохнул. Вот так. У них есть дети. Нате вам. Вот там, в жизни, никаких детей у них не было, а здесь есть. И что самое интересное, дети ему нравились. Мальчик и девочка. Просто и мечтать о большем нельзя. Мальчик и девочка. Гоша поймал себя на мысли, что ему хочется, чтобы никакие родители не пришли сюда, и он покачал
Головой, прошептал: «Дурдом». Если раньше он прислушивался, не раздастся ли требовательный стук в дверь, с надеждой, то сейчас думал об этом со страхом. И ему хотелось, чтобы в дверь никто не постучал! Он встал, вышел в комнату, выключил свет и телевизор, постоял в полумраке. Да, пожалуй, если в дверь все-таки постучат, он воспримет это не с облегчением. Далеко не с облегчением! Пришла Валя.
— Угомонились? — спросил Гоша.
— Ну, разве ты не знаешь, что они еще долго лежат и рассказывают друг другу разные истории? Гоша вздохнул, взял ее за руку и отвел на кухню.
— Садись, мать, — сказал он и усмехнулся. — Давай выпьем.
— М-да, — сказала Валя. До нее дошло, что она никак не может знать, как ведут себя дети после того, как она пожелает им спокойной ночи, но почему-то знает. — Давай, отец, выпьем.
Они засмеялись, выпили.
— Десять часов, — сказала Валя. — Ну когда они придут-то?
— Кто?
— Как кто, родители.
— Они не придут, — сказал Гоша, и Валя уставилась на него большими глазами. — Да, не придут. И знаешь почему? Потому что они уже здесь! — Гоша похлопал себя по груди. — Брось, не делай такие глаза. Ты давно уже все поняла, только боишься признаться. Нет у них других родителей, кроме нас.
— Мама, — тихо сказала Валя.
— Вот-вот. Мама — это ты. А я — папа.
— Брось, не смешно.
— Не смешно, — согласился Гоша. — Лучше скажи, что дальше будем делать? Я теперь понял, чем Черный квартал затягивает. Не знаю как других, а нас с тобой — детьми.
— Послушай. Ты можешь отличить живот рожавшей женщины от живота не рожавшей?
— Ты к чему это? — опешил он.
— Ну можешь или нет? Ответь.
— Ну… думаю, что смогу.
— Посмотри! — она встала, задрала свитер, показывая свой живот.
— Ну… вижу. У тебя очень красивый живот. Я тебе всегда говорил…
— Да я не об этом. По животу видно — я рожала или нет?
— Ну, не рожала.
— То-то! Я этих детей не рожала! Понимаешь? Не ро-жа-ла!
— Да я понимаю, — мягко сказал Гоша, — Я все понимаю. Ну, раз ты не рожала, а я тоже здесь как-то ни при чем, то пошли.
— Куда?
— Как куда? Отсюда. — Гоша вскочил, взял ее за руку. — Из квартала этого. Ну, вставай, вставай. Что сидишь, глазами хлопаешь? Вставай, и пошли. Дорогу и в темноте найдем. Да, я в шкафу фонарики видел, работают небось. Ну?
— Сядь, — сказала Валя. Гоша сел, опустил голову.
— Пошли, как же! — Валя посмотрела на него сердито. — Я же не к тому веду. А к тому, что я не рожала этих детей.
— Так ведь это же виртуальный город.
— Все равно. Тут тоже ничего просто так не происходит, мог бы и заметить. Ладно. Этих детей я не брошу.
— Я — тоже!
— Ну вот и хорошо. Если уж уходить отсюда, то вместе с ними.
— Вот так, да? Правильно! — Гоша разлил остатки водки, получилось по полрюмки. — Ладно, давай по последней и спать. А то я что-то устал.
— Мы с тобой дураки, — неожиданно сказала Валя. — Почему мы не хотели детей там, в жизни? Помнишь, как радовались каждый месяц, что я не беременная? А чему радовались, спрашивается? Не этому нужно было радоваться! Эх… — На глазах у нее появились слезы. — Родила бы тебе девчонку. А потом мальчишку. Маша и Петька. А?
— Ладно, что ты, — Гоша накрыл ее ладонь своей. — Не огорчайся. Ну дураки были, ну что же. Еще не поздно все исправить.
— Как это? Еще детей нарожать, что ли? Вон, двое уже есть. Их бы прокормить.
— Я не о том, — Гоша покачал головой, улыбнулся. — Я о том, что мы с тобой разошлись.
— Да? Ты думаешь? — Она взглянула на него сквозь слезы. — Правда?
— Да, думаю. Я люблю тебя.
— А я — тебя.
— Ну так что? За любовь? Они выпили за любовь и вышли из кухни обнявшись.
Утром Гошу разбудило громкое сопение. Кто-то ворочался рядом, пинал его ногами и пыхтел. Гоша с трудом повернулся под одеялом. На него смотрели две пары блестящих глаз.
— Так! — сказал он, прочищая горло, стараясь быть строгим, хотя его так и подмывало улыбнуться. — Это что за нападение? Что за вурдалаки? — Он увидел наставленные на него детские пальчики, изображающие пистолеты. — Ну ладно, сдаюсь, сдаюсь. Захватили врасплох, что же делать. Какое будет наказание?
— Разрешишь нам поваляться в вашей постели, — пропыхтел Петька.
— Ладно, только не драться за жизненное пространство. Где мама?
— На кухне, — ответила Маша. — Готовит что-то обалденно вкусное. М-м-м…
— Ладно, — сказал Гоша, вставая. — Валяйтесь, пока я умываюсь. Но потом — бегом в ванную физиономии отмывать. Ясно?
— Ясно, — ответили дети хором, барахтаясь в постели.
Гоша сделал два шага по направлению к ванной, когда из-под одеяла высунулась лохматая Петькина голова:
— Пап, а от чего ее нужно отмывать-то — физиономию? Вчера вечером же мылись.
Гоша погрозил пальцем, и голова спряталась под одеяло. Гоша умылся, оделся, выгнал детей из постели, отправился на кухню, откуда пахло чем-то вкусным, подошел к Вале сзади, обнял. Она повернулась, обхватила его шею руками.
— Дура я была, — сказала через минуту. — Что ушла от тебя.
— Угу, — промычал Гоша, жуя только что стащенный кусок колбасы. — Я тоже дурак был, что отпустил тебя.
— Не хватай со стола! — закричала Валя, — Мало мне этих архаровцев, так еще и ты! Ну вот. Губы хоть вытри, чудо! А то целоваться лезешь.
Потом они ели яичницу с колбасой, пили чай, потом отправили детей в детскую застилать постели и наводить порядок.
— Валя, — сказал Гоша. — Надо выбираться отсюда.
Валя села на табурет, сложила руки на коленях.
— Да? Ты думаешь — надо?
— А ты думаешь — здесь остаться?
— Я не знаю. Хорошо, конечно, получить уже готовых детей, не надо рожать в муках, не надо стирать пеленки и кормить грудью, много чего не надо. Но, с другой стороны, мы не учили их ходить, мы не слышали, как они произнесли первые слова, мы не учили их читать… Петька плохо читает, но ему же еще пяти нет… А Машка умница, таких поискать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32