И добрая миссис Бантинг пустилась в подробный, но не слишком вразумительный рассказ о некоем случае, наглядно иллюстрирующем удивительную приверженность мисс Глендауэр к Синим Книгам…
– А скоро он приедет сюда снова? – довольно-таки неосторожно перебила ее на полуслове Морская Дама. Но миссис Бантинг, увлеченная своим рассказом, не обратила на ее вопрос внимания, и через некоторое время Морская Дама еще более неосторожно его повторила.
Однако миссис Бантинг не знает, вырвался ли при этом у Морской Дамы вздох или нет. Она полагает, что нет. Она так старалась рассказать ей все обо всем, что вряд ли особенно заботилась о том, как воспринимаются сообщаемые ею сведения.
А если она о чем-нибудь и думала кроме своего рассказа, то, скорее всего, о хвосте.
Даже миссис Бантинг – а она принадлежит к числу тех, кто относится ко всему на свете (за исключением, разумеется, нахальства и нарушения приличий) с полным спокойствием, – даже ей, я думаю, было немного странно сидеть у себя в будуаре за светским чаепитием с настоящим, живым существом из легенды. Чаепитие было устроено в будуаре на случай, если вдруг кто-нибудь придет, и проходило в тишине и спокойствии, потому что, как ни уверяла ее, улыбаясь, Морская Дама в обратном, миссис Бантинг была твердо убеждена, что та должна быть утомлена и светское общение ей не под силу. «После такого путешествия!» – сказала миссис Бантинг.
Их было всего трое – третьей была Эделин Глендауэр. Фред и остальные три девушки, насколько я понимаю, без особой нужды бродили по лестнице (к большому неудовольствию прислуги, которая из-за этого оказалась не в курсе дела), обменивались мнениями по поводу хвоста, рассуждали о русалках, вновь и вновь выходили в сад и на пляж и тщетно пытались изобрести какой-нибудь предлог еще раз повидать несчастную калеку. Миссис Бантинг запретила им заходить и взяла с них клятвенное обещание хранить тайну, и они, вероятно, изнывали от свойственного молодежи любопытства. Некоторое время они без особого увлечения поиграли в крокет, при этом, несомненно, не спуская глаз с окна будуара.
(Что касается мистера Бантинга, то он находился в постели.)
Насколько я понимаю, три дамы сидели и беседовали так, как беседовали бы любые три дамы, твердо намеренные говорить друг другу только приятное. Миссис Бантинг и мисс Глендауэр слишком хорошо усвоили правила поведения в обществе (а в наше время общество, даже самое лучшее, стало, как всем известно, чрезвычайно смешанным), чтобы чересчур настойчиво интересоваться положением и образом жизни Морской Дамы или расспрашивать ее, где именно она жила дома и с кем там общалась, а с кем нет. Хотя каждая из них по отдельности испытывала жгучее желание это узнать. Сама же Морская Дама никаких сведений о себе не сообщала, ограничиваясь легкой светской болтовней, как и подобает настоящей даме. Она объявила, что ей очень приятно быть на воздухе и чувствовать себя обсохшей, а особенно ей понравился чай.
– Неужели у вас не пьют чай? – вскричала в удивлении мисс Глендауэр.
– Но как же это для нас возможно?
– И вы действительно хотите сказать…
– До сих пор я еще ни разу даже не пробовала чая. Как, по-вашему, мы могли бы вскипятить чайник?
– Какой это, должно быть, странный… и удивительный мир! – воскликнула Эделин. А миссис Бантинг сказала:
– Я просто не могу себе представить, как можно жить без чая. Это хуже, чем… Я хочу сказать, это напоминает мне… заграницу.
Как раз в это время миссис Бантинг наливала Морской Даме вторую чашку.
– Я только надеюсь… – высказала она вслух мелькнувшую у нее мысль. – Если вы не привыкли… Он не повредит вашему желуд… – Она взглянула на Эделин и в нерешительности умолкла. – Впрочем, это китайский чай. – И она долила чашку.
– Никак не могу представить себе этот мир, – сказала Эделин. – Совершенно не могу.
Ее темные глаза задумчиво остановились на Морской Даме.
– Совершенно не могу, – повторила она, ибо столь же непостижимым образом, как шепот привлекает внимание, какого не удостаивается громкий шум, отсутствие чая потрясло ее куда сильнее, чем наличие хвоста.
Морская Дама неожиданно посмотрела ей прямо в глаза.
– А подумайте, каким удивительным все должно казаться мне здесь! – заметила она.
Однако воображение Эделин продолжало работать, и сухопутные впечатления Морской Дамы не могли ее отвлечь. На какое-то мгновение ее мысленный взор проник сквозь маску благовоспитанной безмятежности и притворной светскости, которая так успешно ввела в заблуждение миссис Бантинг.
– Это должен быть в высшей степени странный мир, – произнесла она и с вопросительным видом умолкла, не в состоянии сказать ничего больше. Но Морская Дама не пришла ей на помощь.
Наступила пауза – все напряженно думали, о чем бы еще поговорить. На столе стояли розы, и разговор, естественно, зашел о цветах.
– Да ведь у вас тоже есть морские анемоны! – вспомнила мисс Глендауэр. – Как, наверное, красивы они среди скал!
И Морская Дама подтвердила, что они действительно очень красивы – особенно культурные сорта.
– А рыбки? – сказала миссис Бантинг. – Как, должно быть, удивительно видеть вокруг себя рыбок!
– Некоторые из них подплывают и кормятся прямо из рук, – сообщила Морская Дама.
Миссис Бантинг удовлетворенно вздохнула. Ей тут же пришли на ум выставки хризантем и цветник перед Королевской Академией искусств – таким людям, как она, доставляет удовольствие лишь то, что хорошо им знакомо. Морская пучина на мгновение представилась ей неожиданно добропорядочным и уютным местом, чем-то вроде переулка между Пиккадилли и Темплом. Правда, ее ненадолго смутил вопрос об освещении, но в следующий раз об этом она вспомнила лишь много времени спустя.
Тем временем Морская Дама, избегая серьезных расспросов мисс Глендауэр, перевела разговор на солнечный свет.
– Солнце у вас здесь такое золотистое, – сказала она. – Оно всегда золотистое?
– А у вас, наверное, вместо него стоит такое красивое зеленовато-голубое мерцание, – сказала мисс Глендауэр. – Иногда что-то отдаленно похожее можно видеть в аквариуме…
– Мы живем намного глубже, – ответила Морская Дама. – Там, в миле от поверхности или около того, все, знаете ли, фосфоресцирует, и это похоже на… не знаю на что. Как город ночью, только ярче. Как ваша набережная или что-то вроде этого.
– Правда? – воскликнула миссис Бантинг, подумав о Стрэнде во время театрального разъезда. – Там так светло?
– О, очень светло, – ответила Морская Дама.
– Но неужели это никогда не выключается? – попыталась понять Эделин.
– Там все совсем иначе, – ответила Морская Дама.
– Потому-то это так и интересно, – сказала Эделин.
– Там, знаете ли, нет ни дня, ни ночи. Ни времени, ничего такого.
– Вот это очень странно, – заметила миссис Бантинг, рассеянно наливая мисс Глендауэр еще чашку; поглощенные своим интересом к Морской Даме, обе уже выпили изрядное количество чая. – А как же вы узнаете, когда наступает воскресенье?
– Мы не… – начала Морская Дама. – Во всяком случае, не… – И тут же нашлась:
– Но ведь нам слышны прелестные гимны, которые по воскресеньям поют пассажиры на судах.
– Ну, разумеется! – сказала миссис Бантинг, которая в молодости тоже распевала гимны, и тут же совсем забыла, что в словах Морской Дамы ей только что послышалось нечто неуловимое.
Однако вскоре в разговоре мелькнул намек на более серьезное различие – правда, всего лишь намек. Мисс Глендауэр наугад высказала предположение, что у обитателей моря тоже есть свои «проблемы», и тут, видимо, ее природная серьезность взяла верх над подобающим светской даме легкомыслием, и она начала задавать вопросы. Нет никакого сомнения, что Морская Дама отвечала уклончиво, и мисс Глендауэр, спохватившись, что ее расспросы чересчур настойчивы, попыталась загладить вину, ограничившись общим впечатлением.
– Нет, не могу себе этого представить, – сказала она, выразив жестом свою беспомощность. – Хочется это увидеть, хочется понять. Но для этого надо родиться маленькой русалочкой.
– Маленькой русалочкой? – переспросила Морская Дама.
– Да… Вы ведь так называете своих маленьких?…
– Каких маленьких? – спросила Морская Дама.
Несколько мгновений она смотрела на них с откровенным удивлением – тем непреходящим удивлением, какое испытывают бессмертные при виде постоянного распада, смерти и зарождения, составляющих суть человеческой жизни. Потом, увидев выражение их лиц, она как будто опомнилась.
– Ну, конечно, – сказала она и, круто переменив тему, так что вернуться к прежней стало затруднительно, согласилась с Эделин:
– Да, там все совсем иначе. Чувствуешь себя, знаете ли, такой похожей, но совсем другой. Это и есть самое удивительное. Как, по-вашему, правда я выгляжу хорошо? А между тем я, знаете ли, до сегодняшнего дня еще ни разу не зачесывала себе волосы и не надевала платья.
– А что вы вообще носите? – спросила мисс Глендауэр. – Наверное, что-нибудь прелестное?
– Мы одеваемся совсем иначе, – ответила Морская Дама и стряхнула с платья крошку.
Какое-то мгновение миссис Бантинг пристально смотрела на гостью. Мне кажется, за это мгновение у нее в голове промелькнули некие смутные, неопределенные картины языческого свойства. Однако Морская Дама сидела тут, перед ней, в ее пеньюаре, столь осязаемо благовоспитанная, с убранными по моде прелестными волосами и с таким откровенно невинным взглядом, что подозрения миссис Бантинг тут же улетучились.
(А что касается Эделин, то я в этом не столь уверен.)
Глава III
Интермедия с журналистами
I
Самое удивительное то, что Бантинги действительно выполнили всю программу, которую наметила миссис Бантинг. Им, во всяком случае на время, безусловно удалось превратить Морскую Даму во вполне правдоподобную женщину-калеку – и это несмотря на то, что существовало множество очевидцев появления Дамы, и на возникшие вскоре серьезные внутренние разногласия. Более того, несмотря на то, что одна из горничных – кто именно, было установлено лишь значительно позже, – по секрету рассказала всю историю ухаживавшему за ней весьма самоуверенному молодому человеку, а он в следующее воскресенье сообщил ее одному подающему надежды журналисту, который болтался без дела на Лугах, вынашивая нравоописательный очерк. Подающий надежды журналист не поверил, но предпринял кое-какие расспросы и в конце концов решил, что этим делом стоит заняться. Из нескольких источников до него дошли смутные, но достаточно обильные слухи о некоем происшествии: тот молодой человек, что ухаживал за горничной, был весьма словоохотлив, когда ему было что рассказать.
После этого подающий надежды журналист отправился в редакции двух ведущих фолкстонских газет, чтобы прощупать почву, и обнаружил, что до них эти слухи только что дошли и что они собирались сделать вид, будто ничего не слыхали, как обычно поступают местные газеты, столкнувшись с чем-то из ряда вон выходящим. Однако атмосфера предприимчивости, распространяемая подающим надежды журналистом, заставила их очнуться. Он это заметил и понял, что терять время нельзя. Поэтому, пока они подыскивали кого-нибудь, чтобы послать навести справки, он отправился звонить в «Дейли ганфайр» и в «Нью пейпер». Дозвонившись, он разговаривал уверенным и напористым тоном. Он сделал ставку на свою репутацию – репутацию подающего надежды журналиста.
– Клянусь, в этом что-то есть, – сказал он. – Нужно только оказаться первыми, вот и все.
Кое-какая репутация у него, как я уже говорил, была – и он сделал ставку на нее. Заметка в «Дейли ганфайр» была обстоятельной, но скептической, а «Нью пейпер» вышла под шапкой на первой странице: «Наконец-то – русалка!»
Вы можете подумать, что уж теперь-то все раскрылось, но этого не произошло. Есть веши, в которые никто не верит, даже если они и напечатаны в бульварной газете. Действительно, когда Бантинги обнаружили репортеров, которые, можно сказать, ломились к ним в дверь и от которых удалось на время отделаться, лишь предложив им зайти попозже; когда они увидели свою невероятную тайну пропечатанной в газете, и Бантинги, и Морская Дама сначала решили, что безнадежно разоблачены. Они уже предвидели, как будет распространяться эта история, представляли себе неминуемый шквал нескромных вопросов, шагающие треноги бесчисленных фотографов, заглядывающие в окна толпы, – все ужасы широкой огласки. Бантинги и Мэйбл были в ужасе, просто в ужасе. У Эделин же эта неизбежная и, насколько дело касалось ее, совершенно неуместная огласка вызвала не столько ужас, сколько раздражение. «Они никогда не осмелятся… – сказала она. – Подумайте, как это отразится на Гарри!» – и при первом же удобном случае удалилась к себе в комнату. Остальные, отнесясь к ее недовольству с не совсем обычным пренебрежением, уселись вокруг кушетки Морской Дамы – она едва притронулась к завтраку – и принялись обсуждать надвигающийся кошмар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20