Танис говорил им то же самое. Но они верили в то, во что хотели верить… Как и мы сами, я думаю, — добавил Карамон, виновато взглянув на Даламара. — Я заметил, что вы, волшебники, не стремитесь развенчать эти истории!
— Они нам пошли на пользу, — сказал Даламар, пожав плечами. — Из-за легенд о Рейстлине и его «жертве» люди больше не боятся магии, колдунов не ругают. Наши школы процветают, услуги волшебников пользуются спросом. Нас даже пригласили в Каламан строить там новую Башню Высшего Волшебства, — эльф печально улыбнулся, — смешно, не правда ли?
— Что?
— Своим поражением твой брат достиг того, к чему стремился, — Даламар усмехнулся, — в известном смысле он стал богом…
***
— Палин, я настаиваю, объясни, что происходит.
— Ты слышал, о чем была речь, Танин, — уклонился от прямого ответа Палин, кивнув на Юстариуса, который разговаривал с Карамоном. — Мы собираемся в путешествие к Башне Высшего Волшебства в Палантас, где находится запертая Дверь… в которую мы хотим заглянуть… Вот и все.
— А я отважный гном! — рявкнул Танин.
— Иногда ты рассуждаешь, как он! огрызнулся Палин, потеряв терпение, сбрасывая с плеча руку брата.
Танин побагровел. В отличие от добродушно-веселого Стурма Танин вместе с материнскими кудрями унаследовал и ее характер. К тому же он серьезно относился к роли Старшего Брата, чересчур серьезно, по мнению Палина. «Но это потому, что он меня любит», — напомнил себе Палин.
Глубоко вздохнув, Палин взял брата за плечи:
— Танин, теперь ты послушай меня для разнообразия. Стурм прав. Я не хныкал, когда вы впервые уходили на битву. По крайней мере, когда вы могли меня увидеть. Но я плакал всю ночь, один, в темноте. Неужели я, по-твоему, не знал, что каждое наше расставание могло быть последним? Сколько раз вы были ранены? В последней битве стрела минотавра прошла в дюйме от твоего сердца!
Танин опустил голову.
— Это разные вещи, — прошептал он.
— Как сказал бы Дедушка Тас, «цыпленок с веревкой на шее и цыпленок с отрубленной головой — это разные вещи, но не все ли равно цыпленку?» — улыбнулся Палин.
Танин пожал плечами и попытался усмехнуться.
— Наверное, ты прав. — Положив руки на плечи брата, он пристально посмотрел ему в бледное лицо. — Пойдем домой, малыш! Брось ты все это! — зашептал он страстно. — Все это ничего не стоит! Если с тобой что-то случится, подумай, что будет с матерью… и отцом…
— Я знаю. — Взгляд Палина был безжалостен, хоть он изо всех сил старался скрыть это. — Я подумал обо всем! Я должен. Танин. Пойми. Скажи маме, что я… я очень люблю ее. И девочкам. Скажи им… что я привезу им подарок, как вы со Стурмом всегда привозили.
— Какой? Мертвую ящерицу? Какое-нибудь заплесневевшее крыло летучей мыши?
— горько воскликнул Танин.
Палин улыбнулся сквозь слезы:
— Скажи им что нужно. Тебе лучше идти. Отец смотрит на нас.
— Следи за собой, братишка. И за ним, — Танин посмотрел на отца. — Ему будет очень трудно.
— Знаю, — Палин вздохнул. — Верь мне, я знаю. Танин колебался. В глазах его еще светилась надежда отговорить брата.
— Прошу тебя, Танин, — тихо сказал Палин, — не надо.
Шмыгнув носом, Танин обреченно махнул рукой, похлопал брата по щеке, потрепал по голове и пошел к стоявшему у выхода Стурму.
Палин подошел к волшебникам, чтобы отдать прощальный поклон.
— С тобой говорил Даламар, — заметил Юстариус.
— Да, — мрачно подтвердил Палин. — Он сказал мне правду.
— Правду? — спросил Дунбар. — Запомни, мальчик, Даламар носит черную мантию. Он честолюбив. Если он что-то делает, то делает потому, что в конечном счете это принесет ему выгоду.
— Можете ли вы оба отрицать правдивость того, что он мне рассказал?
Что вы используете меня как приманку, чтобы поймать дух моего дяди, если он еще жив?
Юстариус взглянул на Дунбара, тот покачал головой.
— Иногда ты должен искать правду здесь, Палин, — ответил Дунбар, протянув руку и мягко коснувшись груди юноши, — в своем сердце.
Губы Палина насмешливо изогнулись, но он знал, какое почтение должен оказывать двум столь могущественным волшебникам, поэтому просто поклонился.
— Даламар и отец ждут меня. Прощайте. Если богам будет угодно, я вернусь через год-другой для Испытания. Надеюсь, буду иметь честь увидеть вас обоих вновь.
От Юстариуса не ускользнули сарказм и язвительное, сердитое выражение молодого лица. Оно напомнило ему лицо другого юноши, пришедшего в Башню почти тридцать лет назад…
— Да пребудет с тобой Гилеан, — тихо произнес верховный маг.
— Пусть Паладайн, бог, в честь которого ты назван, руководит тобой, — сказал Дунбар. — И учти, — добавил он, улыбнувшись, — на случай, если никогда больше не увидишь старого Морского волшебника. У тебя есть возможности узнать, что, служа миру, ты служишь себе наилучшим образом.
Палин ничего не ответил. Еще раз поклонившись, он повернулся и пошел.
Он шагал по комнате, и казалось, свет в ней стал меркнуть. Может быть, он остался один? Мгновение он не мог разглядеть ни братьев, ни Даламара, ни отца… Темнота сгущалась, белая мантия Палина светилась все ярче, как первая звезда на вечернем небе.
На секунду Палин испугался. Они в самом деле оставили его? Он один в этой гулкой тьме? Но он заметил блеск доспехов отца и облегченно вздохнул.
Шаги Палина ускорились, он подошел к отцу, и комната показалась светлее. Рядом с отцом Палин увидел эльфа, из черноты одежд которого выступало лишь лицо. Старшие братья подняли руки в прощании. Палин хотел тоже взмахнуть рукой, но Даламар начал петь, и казалось, темное облако окутало свет одежд Палина и сияющие доспехи Карамона. Темнота сгущалась, вращалась водоворотом вокруг них, пока не превратилась в черную дыру посреди сумрачной комнаты. Больше ничего не произошло. Холодный жуткий свет вернулся в Башню, заполнив образовавшуюся лакуну.
Даламар, Палин и Карамон исчезли.
Два брата закинули сумки на плечи и пустились в долгое, странное путешествие через волшебный Вайретский лес. Мысли о страшной новости для рыжеволосой, горячей, как порох, любящей матери отяжеляли их сердца посильнее брони гномов.
Юстариус и Дунбар остались в мрачной тишине. Затем каждый из них проговорил магическое слово, и оба тоже исчезли. Башня Высшего Волшебства была предоставлена своим теням и бродящим по залам воспоминаниям.
Глава 5
— Он пришел посреди темной тихой ночи, — негромко произнес Даламар.
— Единственная луна на небе была видна лишь ему одному. — Эльф взглянул на Палина из-под накинутого на голову капюшона. — Так гласит легенда о возвращении твоего дяди в эту Башню.
Палин молчал — слова были в его сердце. Они поселились там давно, тайно, с тех пор, как он научился мечтать. С благоговейным трепетом Палин смотрел на огромные ворота, преграждавшие вход, стараясь представить своего дядю стоящим когда-то на этом же самом месте и приказывающим воротам отвориться. И когда они открылись… Взгляд Палина стремился проникнуть дальше, в темноту самой Башни.
Они покинули Башню, находящуюся в сотнях миль к югу отсюда, в полдень. Их волшебное путешествие из Вайрета в Палантас заняло несколько мгновений. В Палантасе тоже был полдень. Солнце стояло в зените прямо над Башней. Золотой шар висел между двумя кроваво-красными минаретами наверху Башни, словно монета, жадно сжимаемая окровавленными пальцами. Изливаемое солнцем тепло в самом деле походило на тепло от золотой монеты: ибо никакой солнечный свет не мог согреть это место зла. Огромное черное сооружение из камня, воздвигнутое магическими заклинаниями, стояло в тени заколдованной Шойкановой Рощи. Массивные дубы охраняли Башню лучше, чем тысячи вооруженных рыцарей. Их магическая сила была столь велика, что никто не мог даже приблизиться к роще. Человек, не защищенный темной магией, не мог ни войти в Башню, ни уйти отсюда живым.
Палин окинул взглядом высокие деревья. Несмотря на сильный ветер с моря, деревья стояли неподвижно. Говорили, что даже во время страшных ураганов Потопа в роще не шевельнулся ни один листок, хотя все деревья в городе были вырваны с корнем. Холодная темнота струилась меж дубовых стволов, выпуская змеистые языки ледяного тумана, которые сползали на мощеную площадку перед воротами и опутывали ступни подошедших ко входу спутников.
Дрожа от холода и безотчетного страха перед деревьями, Палин посмотрел на отца с возросшим уважением. Ведь, движимый любовью к брату, он осмелился войти в Шойканову Рощу и чуть не заплатил за свою любовь жизнью.
Лицо Карамона было бледным и мрачным. Капли пота блестели на лбу.
— Надо выбираться отсюда, — сказал он хрипло, стараясь не останавливать взгляда на проклятых деревьях, — пойдем внутрь, иначе…
— Отлично, — сказал Даламар. Хотя лицо его снова было спрятано в складках капюшона, Палину показалось, что эльф улыбается. — Хотя спешить нам некуда. Мы должны дождаться ночи, когда серебристая луна Солинари, возлюбленная Паладайном, и черная луна Нуитари, которую любит Темная Королева, и Лунитари, красная луна Гилеана, не окажутся вместе на небе.
Рейстлин будет черпать свою силу от черной луны. А кто-то, если понадобится, от Солинари, если он выбрал…
Палин понял, что Даламар имеет в виду его.
— Что значит черпать силу? — сердито воскликнул Карамон, схватив рукой Даламара. — Палин пока еще не волшебник. Ты говорил, что все будешь делать сам…
— Говорил, — перебил Даламар. Он даже не шевельнулся, но Карамон внезапно отдернул руку, задохнувшись от боли. — И я все сделаю… что должно быть сделано. Но странные и неожиданные вещи могут произойти в эту ночь. Нужно хорошо подготовиться. — Даламар холодно посмотрел на Карамона. — И больше никогда не перебивай меня. Идем, Палин. Тебе может понадобиться моя помощь, чтобы войти в эти ворота.
Даламар протянул руку. Карамон смотрел на сына молящим, страдающим взглядом. «Не ходи… Если ты уйдешь, я потеряю тебя…» — говорили его глаза.
Палин в смущении опустил голову, делая вид, что не понял смысла призыва, ясного, как первые слова, которым учил его отец. Палин отвернулся и нерешительно положил ладонь на руку эльфа. Черная мантия была мягкой и бархатистой на ощупь. Палин ощутил могучие мускулы и тонкие, изящные кости под ними, кажущиеся хрупкими, но сильные, прочные и надежные.
Невидимая рука распахнула ворота, когда-то сделанные из резного серебра и золота, а теперь черные и покосившиеся под охраной созданий Тьмы. Даламар шагнул внутрь, потянув за собой Палина.
Жестокая боль пронзила Палина. Схватившись за сердце, он с криком согнулся пополам.
Карамон бросился к сыну.
— Ты не можешь ему помочь, — сказал эльф. — Так Темная Королева наказывает тех, кто не верен ей, шагнувших на эту священную землю. Держись за меня, Палин. Держись крепко и пойдем. Мы внутри, теперь боль будет стихать.
Сжав зубы, Палин двинулся вперед маленькими шажками, обеими руками схватившись за Даламара.
Если бы не Даламар, он бы уже давно бежал из этого места Тьмы. Сквозь туман боли он слышал тихий шепот: «Зачем идешь? Только смерть ожидает тебя! Ты жаждешь взглянуть на ее оскал? Поверни назад, глупец! Назад!
Ничто не стоит этого…» Палин застонал. Как мог он быть так слеп? Даламар был прав… цена слишком высока…
— Будь храбрым, Палин! — Голос Даламара сливался с шепотом.
Башня обрушилась на Палина всей тяжестью темноты, магической силы, выдавливая жизнь из его тела. Но он продолжал идти, хотя сквозь кровавую пелену, застилавшую глаза, едва видел камни под ногами. «Так ли чувствовал себя он, когда впервые пришел сюда?» спросил себя Палин в страдании. Нет, конечно нет. Рейстлин уже надел черную мантию, когда вступал в Башню. Он пришел в полноте своей силы, Хозяином Прошлого и Настоящего. Для него ворота открылись… Тень и тьма поклонились ему в почтении. Так гласила легенда.
Для него ворота открылись. С рыданием Палин рухнул на пороге Башни.
— Тебе лучше? — спросил Даламар, когда Палин слабо приподнялся с кушетки.
— Вот, глотни вина. Это эльфское вино прекрасного урожая. Мне доставили его морем из Сильванести, втайне от сильванестских эльфов, конечно. Это первое вино, сделанное после разрушения суши. У него терпкий, горьковатый вкус — как у слез. Некоторые говорили мне, что не могут пить его без рыданий. — Даламар протянул Палину стакан темно-пурпурной жидкости. — В самом деле, когда я пью его, на меня снисходит чувство печали.
— Тоски по дому, — произнес Карамон, покачав головой, когда Даламар подал ему стакан. Палин понял по тону отца, что он расстроен и несчастлив от страха за сына. Но Карамон твердо сидел в своем кресле, стараясь казаться спокойным. Палин бросил на отца благодарный взгляд и стал пить вино. Он почувствовал, что напиток изгоняет странный холод из тела.
Непонятным образом вино заставляло Палина думать о доме. «Тоска по дому»,
— сказал Карамон. Палин ожидал, что Даламар высмеет это заявление.
Темные эльфы были «изгнаны из света» общества эльфов, и им было запрещено возвращаться на свою древнюю родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56