Но то, как это было подано, не вызывало сомнений, что такая попытка уже состоялась. Стало ясно – это конец. Даже лучший диктор И-Би-Си не смог придать убедительность словам, и весь правительственный призыв выглядел жалкой мешаниной из увещеваний, угроз и молений.
Наша администрация не могла или не хотела ничего прояснять.
– С беспорядками скоро будет покончено, – объявила она, желая пресечь распространившиеся слухи и не допустить среди нас антиправительственных настроений.
Мы ответили, что ничто не может вызвать в нас недоверие к законной власти и еще раз запросили о положении в Йоркшире.
Но тут связь неожиданно оборвалась.
Ситуация, когда слышишь весь мир, и никто, никто даже не упоминает о родной Англии, пока не привыкнешь, довольно странная. Из Америки, Канады, Австралии, Кении мы что ни день получали запросы о нашем молчании.
Прежде, отдавая планете свои скудные знания, мы хоть слышали, как наши сообщения потом повторяли зарубежные станции. А теперь мы не понимали, что происходит. Если даже радиовещательные системы обеих корпораций оказались неисправными, то в эфир все равно, выходили бы независимые станции Шотландии и Северной Ирландии. Но и от них не было ни звука. Остальному миру, занятому маскировкой собственных трудностей, было не до нас. Правда, однажды мы все-таки услышали голос, бесстрастно говоривший о «L'ecroulement de L'Angleterre». Что это значит мы не поняли, но звучало очень зловеще.
Кончилась зима. Лондон, казалось, вымер – можно было пройти целую милю, но так никого и не встретить. Как люди сумели перезимовать, оставалось загадкой. Остатками награбленного?
Естественно, это не тема для расспросов, тем более, когда из-под пальто на тебя смотрит дуло пистолета. Мы и сами давно не расставались с оружием, но ни разу, к счастью, нам не довелось еще нажать на курок. Странно, но волчьи инстинкты пока не взяли верх над разумной человеческой настороженностью. Случайно встреченные люди делились с нами слухами, сплетнями и некоторыми новостями местного значения. Именно от них мы узнали о плотном враждебном кольце, образовавшемся вокруг Лондона, о том, что окружающие районы объявили себя независимыми государствами и, выдворив беженцев, закрыли границы. Всякого вступившего на их территорию ждет верная смерть.
– Это что! Будет еще хуже! Все так считают, – заверил нас разговорившийся прохожий. – Пока есть запасы – все нормально, главное сейчас – не позволить себя обокрасть какому-нибудь прощелыге. Потом будет наоборот – с ног собьется, пока отыщешь пройдоху, у которого еще что-то припрятано. Вот где гадко-то станет.
Отметка прилива подобралась к семидесяти пяти футам. По ночам с юго-запада дул пронзительный ледяной ветер, прижимая к крышам бурый дым из печных труб. Запасы угля давно кончились, и люди сжигали в каминах все, что попадалось под руку, – столы, стулья, книги…
Я думаю, что в то время во всей Англии не было ни одного человека, который устроился бы лучше нашей группы. Продовольствия, топлива – всего имелось с избытком, и хватило бы на несколько лет – ведь никто не думал, что из всей команды нас останется только шестнадцать. Однако не хлебом единым жив человек! И когда впервые вода перехлестнула ступени нашего дома и все здание наполнилось шумным эхом ниспадающего в подвалы потока, щемящее чувство одиночества сдавило горло.
Многие из нас совсем раскисли и ходили понурые, задаваясь единственным вопросом – «Неужели сто футов – это еще не предел?»
Я не мог лицемерить и поведал всем новую версию Бокера о ста двадцати пяти футах, означающих, что в своем орлином гнезде мы можем чувствовать себя в безопасности. Это было слабым утешением, поскольку никто еще не забыл слова того же Бокера о том, что любые прогнозы весьма относительны, ведь никто точно не знает, сколько льда в Антарктиде, Арктике и в других северных районах. И все равно, лежа в постели, под гулкий плеск гонимых ветром по Оксфорд-Стрит волн, мы твердили про себя, как молитву: «сто двадцать пять, сто двадцать пять…»
Как-то солнечным, но холодным майским утром я разыскивал Филлис. Расспросы привели меня на крышу, где я застал ее, глядящую на утыканное деревьями озеро, некогда бывшее Гайд Парком. Она плакала.
– Я так и осталась сентиментальной, Майк, – вытирая заплаканные глаза, сказала она. – Я больше не могу. Увези меня отсюда. Пожалуйста.
– Куда, Фил?
– В коттедж. В деревне будет лучше. Там кое-что и растет, а не только, как здесь, умирает. А тут… хоть с крыши прыгай. У нас нет выбора, Майк.
Я задумался.
– Даже если мы и доберемся до коттеджа, то все равно умрем от голода.
– Там… – Филлис замялась. – Мы продержимся, Майк, обязательно продержимся до того, как вырастим что-нибудь. Потом, там же есть рыба, ты наловишь много рыбы. Да, будет тяжело, но оставаться здесь, на этом кладбище!.. Я больше не могу, Майк. Что мы совершили, чтобы заслужить такую кару? Пусть мы не совершенны, но не настолько же! Если б хоть знать, с кем сражаться, а так!.. Люди тонут, умирают от голода, убивают друг друга… Все, все ради жизни! Может, тот, кто посильнее и выживет, переждет на крыше какого-нибудь небоскреба, но что его ждет потом? Что еще придумают эти твари?
Ты знаешь, Майк, они мне часто снятся, лежащими там, внизу, в беспросветном мраке, иногда напоминающие ужасных осьминогов или слизняков, иногда – огромные облака мерцающих клеток. Но как бы они ни выглядели, они – существуют, и от них никуда не деться. Они сделают все, лишь бы нас уничтожить.
Это так страшно, Майк, – эти сны… огромные бескрайние равнины – дно океана, притягивающее к себе все – раковины, осколки костей, миллиарды и миллиарды крупиц планктона. Одно движение вниз, век за веком… И несметные полчища _морских танков_, без конца и края, насколько хватает глаз; они переваливают через расщелины, через затопленные города, они идут сюда, Майк.
Много раз мне снилось, что мы с тобой поймали и вскрыли танк, и там оказался _Он Сам_ и мы поняли, что надо сделать, чтобы уничтожить их всех. И никто, кроме Бокера, нам не поверил, но док создал новое оружие, и мы победили, Майк, понимаешь – победили.
Я знаю, все это глупо, но очень приятно проснуться с чувством, будто ты спас мир. Как жаль, что это всего лишь сны и кошмар продолжается.
Увези меня, Майк! – взмолилась Филлис. – Иначе я сойду с ума. Я больше не могу видеть, как дюйм за дюймом гибнет великий город. Увези, увези куда хочешь, лишь бы не оставаться в Лондоне. Лучше погибнуть, чем пережить еще одну такую зиму.
– Хорошо, дорогая, – сказал я.
А что я мог еще сказать?!
Оставалось найти способ добраться до Корнуэлла. Попытаться идти сухим путем? Но мы были наслышаны о специальных капканах, засадах, сигнализациях, сторожевых пунктах и так далее, причем, говорят, доходило до того, что буквально вырубали целые рощи, лишь бы ничто не могло помешать всадить очередному беженцу пулю в лоб. Во всем – строгий расчет, каждому известно, что значит лишний рот, каждый знает свою задачу – не допустить и не пропустить. Таков закон борьбы за выживание. А поскольку наше собственное чувство самосохранения требовало от нас того же – выжить, мы решили идти другим путем.
Поиски катера ни к чему не привели, но все же мне удалось раздобыть небольшую лодку.
Мы задержались в надежде на более теплые дни, но в конце июня, расставшись с иллюзиями, я погрузил в лодку провиант, и мы тронулись вверх по реке.
Если бы не счастливая случайность, подарившая нам маленькую моторную яхту «Мидж», я не знаю, что бы с нами сталось. Думаю, в конце концов, нас бы просто пристрелили.
Однако «Мидж» все изменила, и на следующий день мы вернулись в Лондон.
Что ни говорите, а плавание по затопленным улицам – дело довольно мучительное и неприятное. Нас выручала хорошая память, и мы ни разу не напоролись днищем на скрытые под водой фонари или светофоры. Обычно в более мелких местах я прибавлял скорость, но на углу улицы, ведущей к Гайд Парку, мы проторчали несколько часов в ожидании прилива.
Мучившее нас предчувствие, что кто-нибудь из оставшихся коллег захочет присоединиться к нам, оказалось безосновательным. Все без исключения, сочтя нас сумасшедшими, принялись уговаривать остаться и больше не покидать надежного пристанища, называя наше решение – безумием. И все же они помогли нам заправить и снарядить «Мидж» в дорогу. Ребята так старались, что яхта осела на несколько дюймов.
Мы продвигались по Темзе медленно и осторожно. Больше всего нас беспокоил ночлег – «Мидж» с ее содержимым являла собой лакомую добычу. Мы причаливали на тихих, укромных улочках затопленных городов и там проводили ночь. Иногда из-за сильного порывистого ветра мы застревали в подобных местах на несколько дней. В общем, путешествие, на которое обычно у нас уходило в среднем полдня, заняло больше месяца.
Чем ближе мы подплывали к Корнуэллу, тем тревожнее становилось на душе. Чем встретит нас коттедж Роз?
Держа револьвер наготове, я направил яхту в устье реки Хелфорд. Кое-где на склонах холмов показались вооруженные люди, но они почему-то пропустили нас, как потом выяснилось, «Мидж» просто приняли за местную яхту.
Мы свернули в один из многочисленных рукавов, но ошиблись. Мы ошибались еще с десяток раз (и все из-за размножившихся, как грибы после дождя, притоков), прежде чем увидели знакомый силуэт коттеджа с крышей почти до самой земли.
Конечно, здесь уже побывали, и неоднократно. Но хотя беспорядок был на славу, унесли немного, в основном съестное и топливо.
Бегло осмотревшись, Филлис скрылась в подвале, а через минуту она уже бежала в сад к своей беседке.
– Слава богу, все в порядке, – облегченно вздохнула она, вернувшись.
Мне показалось, что Филлис выбрала не самое удачное время проявлять заботу о беседке, пусть даже построенной ее собственными руками.
– Что в порядке?
– Провизия, конечно. Мне не хотелось тебе говорить заранее: если б что случилось, было бы так обидно.
– Подожди, подожди. Какая провизия?
– Майк, у тебя что – голова совсем не работает? Е-да, понимаешь – еда. Ты что действительно думал, что я подрядилась в каменщики ради забавы? Я замуровала половину подвала, набив продуктами, и устроила еще один склад – под беседкой.
Я ошарашенно уставился на жену.
– Ты хочешь сказать… Но это же было еще до наводнения!
– Но не до того, как они начали нападать на наши корабли. Уже тогда стало очевидно, что нас ждут большие трудности. Вот я и подумала, что неплохо было бы как-нибудь подготовиться, хотя бы запастись продуктами. Если б я сказала тебе об этом, ты бы меня не понял.
– Не понял?
– Ну, Майк, согласись, что ты из тех, кто будет лучше платить по курсу черного рынка, чем примет разумные меры предосторожности.
– И поэтому ты засучила рукава?
– Мне так не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал об этом, Майк. Поэтому я сама… Мне кажется, я не зря потрудилась.
– И надолго нам этого хватит?
– Не знаю. Здесь добрый фургон, плюс то, что мы привезли на «Мидж».
У меня еще оставались кое-какие сомнения, но выражать их я пока воздержался, и мы принялись за разгрузку и уборку.
Через четыре месяца узенькая полоска суши, соединяющая наш холм с большой землей, скрылась под водой, и мы превратились в настоящих островитян.
Здесь в Корнуэлле, происходило то же самое, что и везде: неохотное отступление – вначале, и паническое бегство на возвышенности потом, когда страх, что тебя опередят, пересилил остальные чувства. Остались только те, в чьих сердцах теплилась надежда, что еще не все потеряно и вода не коснется их порога. Потом началась настоящая война – каждый защищал свои владения: одни – от опустошительных набегов людей с возвышенностей, другие – от отчаявшихся беженцев. Не знаю, насколько это правда, но рассказывали, что, по сравнению с восточными графствами, здесь было намного легче, так как большинство населения ушло в земли более плодородные, нежели вересковые пустоши. А в Девоншире, Дорсете, Соммерсетшире велись непрекращающиеся ожесточенные бои между умирающими от голода жителями.
Через неделю сломался приемник и починить его не было никакой возможности.
Полная изоляция легла на нас тяжким бременем. Хотя, с другой стороны, мы радовались, что наш остров не вызывал того искушения у местных обитателей, которого мы так боялись. Рыбы в море было полно, да и урожай, собранный корнуэлльцами в прошлом году, не заставлял их браться за оружие, чтобы добыть пропитание. Нас не трогали; все, наверное, думали, что мы обходимся рыбой и теми запасами, которые привезли на «Мидж».
Я начал писать эту книгу в начале ноября. С тех пор прошло четыре месяца. Вода продолжает медленно подниматься, но уже не с такой скоростью и, кажется, в Ла-Манше айсбергов значительно поубавилось.
Изредка нас посещают _морские танки_, иногда по одному, но чаще – по пять-шесть. Практически, они не доставляют нам никаких хлопот – дозорные всегда предупреждают людей об опасности, и все поползновения морских гадов терпят фиаско.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Наша администрация не могла или не хотела ничего прояснять.
– С беспорядками скоро будет покончено, – объявила она, желая пресечь распространившиеся слухи и не допустить среди нас антиправительственных настроений.
Мы ответили, что ничто не может вызвать в нас недоверие к законной власти и еще раз запросили о положении в Йоркшире.
Но тут связь неожиданно оборвалась.
Ситуация, когда слышишь весь мир, и никто, никто даже не упоминает о родной Англии, пока не привыкнешь, довольно странная. Из Америки, Канады, Австралии, Кении мы что ни день получали запросы о нашем молчании.
Прежде, отдавая планете свои скудные знания, мы хоть слышали, как наши сообщения потом повторяли зарубежные станции. А теперь мы не понимали, что происходит. Если даже радиовещательные системы обеих корпораций оказались неисправными, то в эфир все равно, выходили бы независимые станции Шотландии и Северной Ирландии. Но и от них не было ни звука. Остальному миру, занятому маскировкой собственных трудностей, было не до нас. Правда, однажды мы все-таки услышали голос, бесстрастно говоривший о «L'ecroulement de L'Angleterre». Что это значит мы не поняли, но звучало очень зловеще.
Кончилась зима. Лондон, казалось, вымер – можно было пройти целую милю, но так никого и не встретить. Как люди сумели перезимовать, оставалось загадкой. Остатками награбленного?
Естественно, это не тема для расспросов, тем более, когда из-под пальто на тебя смотрит дуло пистолета. Мы и сами давно не расставались с оружием, но ни разу, к счастью, нам не довелось еще нажать на курок. Странно, но волчьи инстинкты пока не взяли верх над разумной человеческой настороженностью. Случайно встреченные люди делились с нами слухами, сплетнями и некоторыми новостями местного значения. Именно от них мы узнали о плотном враждебном кольце, образовавшемся вокруг Лондона, о том, что окружающие районы объявили себя независимыми государствами и, выдворив беженцев, закрыли границы. Всякого вступившего на их территорию ждет верная смерть.
– Это что! Будет еще хуже! Все так считают, – заверил нас разговорившийся прохожий. – Пока есть запасы – все нормально, главное сейчас – не позволить себя обокрасть какому-нибудь прощелыге. Потом будет наоборот – с ног собьется, пока отыщешь пройдоху, у которого еще что-то припрятано. Вот где гадко-то станет.
Отметка прилива подобралась к семидесяти пяти футам. По ночам с юго-запада дул пронзительный ледяной ветер, прижимая к крышам бурый дым из печных труб. Запасы угля давно кончились, и люди сжигали в каминах все, что попадалось под руку, – столы, стулья, книги…
Я думаю, что в то время во всей Англии не было ни одного человека, который устроился бы лучше нашей группы. Продовольствия, топлива – всего имелось с избытком, и хватило бы на несколько лет – ведь никто не думал, что из всей команды нас останется только шестнадцать. Однако не хлебом единым жив человек! И когда впервые вода перехлестнула ступени нашего дома и все здание наполнилось шумным эхом ниспадающего в подвалы потока, щемящее чувство одиночества сдавило горло.
Многие из нас совсем раскисли и ходили понурые, задаваясь единственным вопросом – «Неужели сто футов – это еще не предел?»
Я не мог лицемерить и поведал всем новую версию Бокера о ста двадцати пяти футах, означающих, что в своем орлином гнезде мы можем чувствовать себя в безопасности. Это было слабым утешением, поскольку никто еще не забыл слова того же Бокера о том, что любые прогнозы весьма относительны, ведь никто точно не знает, сколько льда в Антарктиде, Арктике и в других северных районах. И все равно, лежа в постели, под гулкий плеск гонимых ветром по Оксфорд-Стрит волн, мы твердили про себя, как молитву: «сто двадцать пять, сто двадцать пять…»
Как-то солнечным, но холодным майским утром я разыскивал Филлис. Расспросы привели меня на крышу, где я застал ее, глядящую на утыканное деревьями озеро, некогда бывшее Гайд Парком. Она плакала.
– Я так и осталась сентиментальной, Майк, – вытирая заплаканные глаза, сказала она. – Я больше не могу. Увези меня отсюда. Пожалуйста.
– Куда, Фил?
– В коттедж. В деревне будет лучше. Там кое-что и растет, а не только, как здесь, умирает. А тут… хоть с крыши прыгай. У нас нет выбора, Майк.
Я задумался.
– Даже если мы и доберемся до коттеджа, то все равно умрем от голода.
– Там… – Филлис замялась. – Мы продержимся, Майк, обязательно продержимся до того, как вырастим что-нибудь. Потом, там же есть рыба, ты наловишь много рыбы. Да, будет тяжело, но оставаться здесь, на этом кладбище!.. Я больше не могу, Майк. Что мы совершили, чтобы заслужить такую кару? Пусть мы не совершенны, но не настолько же! Если б хоть знать, с кем сражаться, а так!.. Люди тонут, умирают от голода, убивают друг друга… Все, все ради жизни! Может, тот, кто посильнее и выживет, переждет на крыше какого-нибудь небоскреба, но что его ждет потом? Что еще придумают эти твари?
Ты знаешь, Майк, они мне часто снятся, лежащими там, внизу, в беспросветном мраке, иногда напоминающие ужасных осьминогов или слизняков, иногда – огромные облака мерцающих клеток. Но как бы они ни выглядели, они – существуют, и от них никуда не деться. Они сделают все, лишь бы нас уничтожить.
Это так страшно, Майк, – эти сны… огромные бескрайние равнины – дно океана, притягивающее к себе все – раковины, осколки костей, миллиарды и миллиарды крупиц планктона. Одно движение вниз, век за веком… И несметные полчища _морских танков_, без конца и края, насколько хватает глаз; они переваливают через расщелины, через затопленные города, они идут сюда, Майк.
Много раз мне снилось, что мы с тобой поймали и вскрыли танк, и там оказался _Он Сам_ и мы поняли, что надо сделать, чтобы уничтожить их всех. И никто, кроме Бокера, нам не поверил, но док создал новое оружие, и мы победили, Майк, понимаешь – победили.
Я знаю, все это глупо, но очень приятно проснуться с чувством, будто ты спас мир. Как жаль, что это всего лишь сны и кошмар продолжается.
Увези меня, Майк! – взмолилась Филлис. – Иначе я сойду с ума. Я больше не могу видеть, как дюйм за дюймом гибнет великий город. Увези, увези куда хочешь, лишь бы не оставаться в Лондоне. Лучше погибнуть, чем пережить еще одну такую зиму.
– Хорошо, дорогая, – сказал я.
А что я мог еще сказать?!
Оставалось найти способ добраться до Корнуэлла. Попытаться идти сухим путем? Но мы были наслышаны о специальных капканах, засадах, сигнализациях, сторожевых пунктах и так далее, причем, говорят, доходило до того, что буквально вырубали целые рощи, лишь бы ничто не могло помешать всадить очередному беженцу пулю в лоб. Во всем – строгий расчет, каждому известно, что значит лишний рот, каждый знает свою задачу – не допустить и не пропустить. Таков закон борьбы за выживание. А поскольку наше собственное чувство самосохранения требовало от нас того же – выжить, мы решили идти другим путем.
Поиски катера ни к чему не привели, но все же мне удалось раздобыть небольшую лодку.
Мы задержались в надежде на более теплые дни, но в конце июня, расставшись с иллюзиями, я погрузил в лодку провиант, и мы тронулись вверх по реке.
Если бы не счастливая случайность, подарившая нам маленькую моторную яхту «Мидж», я не знаю, что бы с нами сталось. Думаю, в конце концов, нас бы просто пристрелили.
Однако «Мидж» все изменила, и на следующий день мы вернулись в Лондон.
Что ни говорите, а плавание по затопленным улицам – дело довольно мучительное и неприятное. Нас выручала хорошая память, и мы ни разу не напоролись днищем на скрытые под водой фонари или светофоры. Обычно в более мелких местах я прибавлял скорость, но на углу улицы, ведущей к Гайд Парку, мы проторчали несколько часов в ожидании прилива.
Мучившее нас предчувствие, что кто-нибудь из оставшихся коллег захочет присоединиться к нам, оказалось безосновательным. Все без исключения, сочтя нас сумасшедшими, принялись уговаривать остаться и больше не покидать надежного пристанища, называя наше решение – безумием. И все же они помогли нам заправить и снарядить «Мидж» в дорогу. Ребята так старались, что яхта осела на несколько дюймов.
Мы продвигались по Темзе медленно и осторожно. Больше всего нас беспокоил ночлег – «Мидж» с ее содержимым являла собой лакомую добычу. Мы причаливали на тихих, укромных улочках затопленных городов и там проводили ночь. Иногда из-за сильного порывистого ветра мы застревали в подобных местах на несколько дней. В общем, путешествие, на которое обычно у нас уходило в среднем полдня, заняло больше месяца.
Чем ближе мы подплывали к Корнуэллу, тем тревожнее становилось на душе. Чем встретит нас коттедж Роз?
Держа револьвер наготове, я направил яхту в устье реки Хелфорд. Кое-где на склонах холмов показались вооруженные люди, но они почему-то пропустили нас, как потом выяснилось, «Мидж» просто приняли за местную яхту.
Мы свернули в один из многочисленных рукавов, но ошиблись. Мы ошибались еще с десяток раз (и все из-за размножившихся, как грибы после дождя, притоков), прежде чем увидели знакомый силуэт коттеджа с крышей почти до самой земли.
Конечно, здесь уже побывали, и неоднократно. Но хотя беспорядок был на славу, унесли немного, в основном съестное и топливо.
Бегло осмотревшись, Филлис скрылась в подвале, а через минуту она уже бежала в сад к своей беседке.
– Слава богу, все в порядке, – облегченно вздохнула она, вернувшись.
Мне показалось, что Филлис выбрала не самое удачное время проявлять заботу о беседке, пусть даже построенной ее собственными руками.
– Что в порядке?
– Провизия, конечно. Мне не хотелось тебе говорить заранее: если б что случилось, было бы так обидно.
– Подожди, подожди. Какая провизия?
– Майк, у тебя что – голова совсем не работает? Е-да, понимаешь – еда. Ты что действительно думал, что я подрядилась в каменщики ради забавы? Я замуровала половину подвала, набив продуктами, и устроила еще один склад – под беседкой.
Я ошарашенно уставился на жену.
– Ты хочешь сказать… Но это же было еще до наводнения!
– Но не до того, как они начали нападать на наши корабли. Уже тогда стало очевидно, что нас ждут большие трудности. Вот я и подумала, что неплохо было бы как-нибудь подготовиться, хотя бы запастись продуктами. Если б я сказала тебе об этом, ты бы меня не понял.
– Не понял?
– Ну, Майк, согласись, что ты из тех, кто будет лучше платить по курсу черного рынка, чем примет разумные меры предосторожности.
– И поэтому ты засучила рукава?
– Мне так не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал об этом, Майк. Поэтому я сама… Мне кажется, я не зря потрудилась.
– И надолго нам этого хватит?
– Не знаю. Здесь добрый фургон, плюс то, что мы привезли на «Мидж».
У меня еще оставались кое-какие сомнения, но выражать их я пока воздержался, и мы принялись за разгрузку и уборку.
Через четыре месяца узенькая полоска суши, соединяющая наш холм с большой землей, скрылась под водой, и мы превратились в настоящих островитян.
Здесь в Корнуэлле, происходило то же самое, что и везде: неохотное отступление – вначале, и паническое бегство на возвышенности потом, когда страх, что тебя опередят, пересилил остальные чувства. Остались только те, в чьих сердцах теплилась надежда, что еще не все потеряно и вода не коснется их порога. Потом началась настоящая война – каждый защищал свои владения: одни – от опустошительных набегов людей с возвышенностей, другие – от отчаявшихся беженцев. Не знаю, насколько это правда, но рассказывали, что, по сравнению с восточными графствами, здесь было намного легче, так как большинство населения ушло в земли более плодородные, нежели вересковые пустоши. А в Девоншире, Дорсете, Соммерсетшире велись непрекращающиеся ожесточенные бои между умирающими от голода жителями.
Через неделю сломался приемник и починить его не было никакой возможности.
Полная изоляция легла на нас тяжким бременем. Хотя, с другой стороны, мы радовались, что наш остров не вызывал того искушения у местных обитателей, которого мы так боялись. Рыбы в море было полно, да и урожай, собранный корнуэлльцами в прошлом году, не заставлял их браться за оружие, чтобы добыть пропитание. Нас не трогали; все, наверное, думали, что мы обходимся рыбой и теми запасами, которые привезли на «Мидж».
Я начал писать эту книгу в начале ноября. С тех пор прошло четыре месяца. Вода продолжает медленно подниматься, но уже не с такой скоростью и, кажется, в Ла-Манше айсбергов значительно поубавилось.
Изредка нас посещают _морские танки_, иногда по одному, но чаще – по пять-шесть. Практически, они не доставляют нам никаких хлопот – дозорные всегда предупреждают людей об опасности, и все поползновения морских гадов терпят фиаско.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28