А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Более того, сам термин «Глубины» зазвучал по-иному, более конкретно и драматично. Комитет поспешил дать очередные рекомендации: всем судам держаться континентального шельфа, ибо потери последнего месяца ярко свидетельствуют о том риске, которому подвергаются корабли.
Совершенно очевидно, что никто не стал бы наносить столь ощутимого удара по только оправившемуся судоходству, не имея на то веских причин. И тем не менее владельцы судоходных компаний в запале негодования обвинили Комитет во всех смертных грехах: от паникерства до преследования личных интересов, связанных с авиакомпаниями. «Если последовать этой рекомендации, – возмущались они, – то всем трансатлантическим лайнерам придется ползти каботажным рейсом через воды Исландии, Гренландии, через Бискайский залив, вдоль западного побережья Африки и т.д. Торговые рейсы в Тихом океане вообще придется отменить. А Новая Зеландия и Австралия оказываются отрезанными от всего остального мира. Правительство, – кричали судовладельцы, – пошло на удивительно необдуманный шаг, позволив Комитету без всестороннего обсуждения опубликовать „рекомендацию“. Все это грозит замораживанием морской торговли, паникой и уж никак не способствует безопасности. Как можно давать рекомендации, когда заранее известно, что они невыполнимы».
Комитет невозмутимо отбивался от нападок, утверждая, что это – не приказ, а предостережение, что опасно пересекать места глубиной более двух тысяч саженей.
Судовладельцы огрызались, дескать, какая разница – приказ или предостережение, суть от этого не меняется. Поднялась невообразимая шумиха, газеты запестрели всяческими схемами-указателями, но, так как все их карты разнились между собой, создавалось весьма двойственное впечатление.
Комитет был уже готов несколько переиначить свое заявление, когда на мир обрушились два сообщения: одно – из средней Атлантики, о гибели итальянского лайнера «Сабина», другое – из южной, о потере немцами судна «Ворпоммерн».
Известие об этом передали по радио в субботу, а наутро все воскресные газеты (по крайней мере – шесть из них), как коршуны, налетели на правительство, обвинив его в некомпетентности, задав тем самым тон для всей остальной прессы.
«Таймс» открыто потребовала от общественности «как следует надавить на власти». Менее категорично по форме, но сходно по сути выступила «Гардиан». «Ньюс Кроникл» был не то чтобы против, но не лез на рожон. «Экспресс» отвернул свой молот от ковки имперских цепей к крушению оных, немощность которых, по его словам, лишь «ослабляет государство». "Самое большое предательство, – объявила «Мейл», – неспособность «править морями» (6), – и потребовала немедленной отставки саботажников. «Геральд» уведомила домохозяек, что предвидится повышение цен на продукты. «Уокер» заметил, что в обществе, управляемом должным образом, подобные трагедии невозможны в принципе, так как не будь в нем роскошных лайнеров, – нечему было бы и тонуть. И далее обрушивался на судовладельцев, толкающих моряков на смерть, да еще за несоизмеримо низкую плату.
В среду я позвонил Филлис.
На Филлис периодически находило (едва мы дольше обычного задерживались в Лондоне), что у нее нет никаких сил переносить блага цивилизации и ей необходимо немного передохнуть. Если я был свободен, мне дозволялось сопровождать ее, если нет – Филлис удалялась общаться с природой в одиночестве. Обычно возвращалась она где-нибудь через неделю, духовно окрепшая и окрыленная. Но вот уже две недели, как от нее не было ни слуху ни духу: ни звонка, ни открытки, как правило, предшествующей ее возвращению. Бывало, конечно, и такое, что открытка приходила на следующий день после приезда Филлис. Но две недели – срок немалый!
Я слушал гудки довольно долго и уже собирался повесить трубку, когда вдруг услышал знакомый голос:
– Привет, дорогой!
– А если это не дорогой, а налоговый инспектор… или убийца?
– О, они бы столько времени не висели на телефоне!
– Во-во, – пробурчал я.
– Извини, я была в саду.
– Сажала розы?
– Укладывала кирпичи.
– Наверно, что-то с линией – мне послышалось «кирпичи».
– Да-да, именно «кирпичи», дорогой.
– А-а-а… Ну понятно, – отозвался я, – кирпичи.
– Я даже не подозревала, что это так здорово. Представляешь, оказывается существует несметное число всяких растворов: фламандский, английский… А еще здесь нужна такая штучка, называется – мастерок.
– А что строишь, если не секрет? Какую-нибудь кладовку?
– Нет, – рассмеялась Филлис. – Обычная стенка. Как у Бальбуса или мистера Черчилля. Где-то я читала, что в минуты стресса Черчилль находил такую работу успокаивающей. А что было хорошо для Черчилля – хорошо и для меня.
– Я рад. Надеюсь, ты уже в полном порядке?
– О, да! Это так успокаивает, Майк. Особенно, когда кладешь кирпич, а ведро с раствором падает тебе…
– Я понял, Фил. Но время идет… Ты нужна здесь.
– Мне приятно, дорогой, что ты соскучился, но бросить дело на половине…
– Да не я соскучился… То есть я, конечно, тоже… И-Би-Си хочет нас видеть.
– Зачем?
– Точно не знаю, но домогаются настойчиво.
– И когда же они хотят нас видеть?
– Фредди приглашал в пятницу на ужин. Ты как?
Наступила недолгая пауза.
– Хорошо, попробую успеть. Я приеду шестичасовым.
– Прекрасно, я встречу тебя. Кстати, Фил, есть еще одна причина.
– Да? Какая?
– Песок, дорогая. Осыпающийся песок и неостановимое колесо, и вечно сверкающее острие. Монотонный размеренный звук падающих капель в клепсидре жизни…
– Ты что репетируешь, Майк?
– А что мне остается?
– Ну пригласил бы Милдред отобедать.
– Приглашал, но, когда часто видишь ее, она действует на нервы. Даже странно.
– Майк, Милдред три недели как в Шотландии.
– Да? Ты сказала «Милдред», а мне послышалось…
– Все, кончай, дорогой. До пятницы.
– Я даю до пятницы обет молчания, Фил. Прощай.
Мы опоздали всего на несколько минут, но судя по поспешности, с какой Фредди потащил нас в бар, он, казалось, изводился от жажды уже не первый час. Фредди растворился в толпе у стойки и тут же вынырнул с полным подносом двойных и одинарных шерри.
Залпом осушив два двойных, он стал, наконец, похож на человека и начал замечать окружающее. Он даже обратил внимание на состояние рук Филлис: обломанные ногти и большой кусок пластыря на левой руке. Фредди нахмурился, но ничего не сказал. Я заметил, что он исподтишка разглядывает меня.
– Моя жена, – сказал я, – отдыхала в Корнуэлле. Разгар сезона по укладке кирпичей.
Мое объяснение скорее успокоило его, нежели заинтересовало.
– А как с вашим чувством единой команды? – спросил он. – Ничего не случилось?
Мы дружно замотали головами.
– Чудесно. Тогда у меня для вас кое-что есть.
Оказалось, один из всемогущих спонсоров И-Би-Си сделал предложение. Ему, видимо, понравились наши с Филлис репортажи, и он заинтересовался нами.
– Что ж, – произнес я, развалившись на стуле, – человек с понятием! Последние пять-шесть лет…
– Заткнись, Майк, – обрубила моя дражайшая женушка.
– События, – продолжал Фредди, – по мнению спонсора, достигли той точки, когда смело можно вкладывать в это дело деньги, пока они еще хоть что-то значат. Он заявил, что хочет внести свою лепту во благо общества и, с другой стороны, не видит ничего предосудительного в том, чтобы поиметь с этого барыши. Он предлагает снарядить экспедицию. Кстати, все это между нами: не дай бог Би-Би-Си что-нибудь пронюхает и опередит нас.
– И куда же отправляется экспедиция? – как и подобает практичной жене, спросила Филлис.
– Это был и наш первый вопрос, – откликнулся Фредди. – Все зависит от Бокера.
– От Бокера?! – Я подскочил. – Неужели Фортуна сжалилась над ним?
– Некоторым образом. И, как сказал спонсор: «Если отбросить космический вздор, то в остальном Бокер прав, во всяком случае, более чем другие». Поэтому он пошел к ученому и спросил напрямик: «Как думаешь, где в следующий раз объявятся эти существа?» Бокер, естественно, не знал. Но они договорились, что спонсор субсидирует, а Бокер возглавит экспедицию и выберет место на свое усмотрение. И даже спутников выбирает Бокер. Так что, вы стали участниками по его выбору, с благословения И-Би-Си и вашего согласия.
– Он всегда был моим любимым «ографом», – сказала обрадованная и несомненно польщенная Филлис. – А когда отправляемся?
– Минуточку, – влез я. – Были времена, когда морские прогулки рекомендовались как оздоровительные мероприятия, но теперь…
– Конечно, ты прав, Майк, – поддержал меня Фредди. – Осторожность и только осторожность. Все уже получили массу впечатлений от первого знакомства с этими гадами. Но сейчас важно не то, чтобы вы с Фил лично познакомились с ними, а то, чтобы вы сумели побольше о них разузнать.
– Любая предусмотрительность достойна одобрения, – назидательно произнес я.
– В общем, завтра ступайте к Бокеру, а потом сразу ко мне – подпишем контракт.
Весь оставшийся вечер Филлис выглядела задумчивой.
– Если ты не хочешь… – не выдержал я, когда мы вернулись домой.
– Ерунда. Конечно хочу. Но, как думаешь, что значит – «субсидировать»? Могу ли я, скажем, как-нибудь отовариться за их счет?
– Даже лотосы приедаются, – проворчал я, обозревая окрестности.
– А мне нравится побездельничать на солнышке.
– «Нравится» – не то слово, дорогая. Я хочу сказать, – неторопливо рассуждал я, – что женщины двадцатого века считают инсоляцию неким косметическим средством с легким возбуждающим действием. Но вот что любопытно: ни в одной летописи нет даже упоминания, что твои предшественницы занимались чем-либо подобным. Зато мужчины, заметь, из века в век жарятся на солнцепеке.
– Угу, – отозвалась Филлис.
– Как ты смеешь на мою вдохновенную тираду отвечать сомнительным «угу»? – возмутился я.
– Майк, я сейчас в таком состоянии, что могу ответить «угу» абсолютно на все. Это же тропики, дорогой! Мистер Моэм столько раз это подчеркивал.
– Моэм, моя радость, даже не в тропиках зачастую зависел не от того от кого надо, хотя и там ему тоже говорили – «угу». И температура тут вовсе ни при чем. Даже в… в триангуляции, в которой он уступал только Евклиду – другому автору наиболее раскупаемых книг. Кстати, напрашивается вопрос: может ли подход к литературе с точки зрения тройственности…
– Майк, ты бредишь. Это жара. Давай просто лениво сидеть на солнышке и ждать…
И мы снова предались этому убийственному занятию, которому отдали уже несколько недель своей жизни.
Мы сидели под солнечным зонтиком неподалеку от гостиницы со странным вымученным названием «Гранд Отель Британия энд ля Джустиция». Отсюда мы могли наблюдать и покой природы, и суету города. Справа – до самого горизонта – простиралось пронзительно голубое море, в которое вдавался поросший пальмами мыс, казавшийся миражом в дрожащем знойном воздухе – эдакий театральный задник в испанской пьесе. Слева – кипела жизнь столицы – единственного города на всем острове.
Эскондида – так назывался остров – был случайно открыт в стародавние времена заплутавшими в океане испанскими мореходами. Прошло много лет, но, несмотря на все перемены, произошедшие в этой части света, остров сохранил свое название и даже испанский колорит. Архитектура, язык, темперамент островитян оставались по-прежнему скорее испанскими, чем английскими. Площадь (она же Плаза), церквушка, пестрые магазинчики и прочие достопримечательности выглядели, как иллюстрации из путеводителей по Испании. Зато население острова было очень разнообразно – от загорелых европейцев до черных, как смоль, негров.
За отелем высилось несколько гор с абсолютно лысыми макушками и ярко-зеленым пледом на плечах, как бы вздымавших Эскондиду к небу.
Название города – Смиттаун, можно было выяснить только из надписи на алом почтовом ящике, водруженном на Площади. А когда кто-то нам сказал, что Смит – не кто иной, как удачливый пират, в голову сразу полезли всякие романтические истории и легенды.
Именно здесь уже пятую неделю и околачивалась наша экспедиция.
Бокер разработал собственную теорию вероятности и методом исключений получил десять возможных объектов нападения. Четыре из них, находящиеся в Карибском море, и предопределили наш маршрут.
Сначала мы высадились в Кингстоне на Ямайке и провели там неделю в компании оператора Теда Джерви, звукооператора Лесли Брея, техпомощника Мюриэл Флинн. Сам Бокер и двое его приближенных в это время занимались облетами Кайман Брака, Большого, Малого Каймана и Эскондиды на военном самолете, любезно предоставленном ему местными властями, выбирая постоянную базу для нашей экспедиции. Доводы, побудившие Бокера в конце концов остановиться на Эскондиде, казались убедительными, но мы несколько огорчились, когда спустя два дня Большой Кайман подвергся первому нашествию Глубин. Однако, несмотря на наше разочарование, мы поняли, что Бокер действительно знает, что делает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов