Потребность в пище и способность добывать ее из все новых и новых
источников гонят их вперед. Пока они могут найти пищу и продолжают
размножаться, трудно найти способ остановить это движение.
- Но считать их серьезной угрозой просто нелепо, - запротестовал я. -
Я могу принять ваш тезис, что с ними произошло нечто, переменившее их
привычки - они стали действовать не по одиночке, как прежде, а сообща, - и
признать, что условия здесь оказались для них весьма благоприятными. Но
этого еще недостаточно, чтобы превратить их в некую серьезную угрозу.
- Не знаю. Превращение в общественных животных может иметь большее,
чем мы можем предположить, значение. Муравьев и пчел оно совершенно
изменило, выделив в животном царстве на особое место. Теперь это, так
сказать, исходные пауки, плюс еще что-то, как я говорила. Теперь только
остается выяснить, что же именно.
- Я все-таки не понимаю...
- Не понимаете? Тогда позвольте мне рассказать вам историю Золушки, -
сказала Камилла. - Однажды жило-было мирное, похожее на лемура существо,
которое подобно многим другим животным, скрывалось в лесах. Силой оно не
обладало, не было у него ни когтей, ни страшных зубов. И жило оно только
благодаря умению укрываться от опасностей. Но время шло, и что-то
случилось, переменившее это существо. Оно оставалось млекопитающим, как и
прежде, но добавилось еще некоторое неуловимое свойство... И именно это
таинственное нечто превратило его в царя животного царства, повелителя
мира...
Случившись однажды, такое может произойти и снова. После расцвета
наступает упадок. Никто из нас не вечен. И если маленькое похожее на
лемура существо могло возвыситься, то это не заказано и другим.
- Но не паукам же!
- А почему бы такое не могло случиться и с пауками? - с вызовом
спросила она. - Сознание и развитый головной мозг отличает только наш
господствующий вид. Все остальные творения обходятся без него. Но
существуют силы иные, нежели разум. Снова напомню вам о термитах и пчелах,
воздвигающих сложные конструкции и координирующие работу иерархических
сообществ, не обладая разумом, а для защиты и нападения объединяющихся без
руководства мозга. Кто знает, может быть появление сознания - это пусть
интересная, но все же неудачная попытка природы, и даже необязательная.
Сегодня оно господствует, а завтра исчезнет...
- И тогда в мире опять воцарятся инстинкты? - спросил я.
- Инстинкт - как легко это слово вводит в заблуждение. Буквально оно
означает только "запечатленный" - перстом Божиим?
Это признание в собственном бессилии понять, в чем причина явления,
простая констатация происходящего. И ничего ровным счетом не объясняет.
Совсем не трудно сказать, что пчела строит совершенно правильные
шестигранные соты, повинуясь "инстинкту", или что паук плетет
безукоризненную, с математической точки зрения, круговую паутину, тоже
повинуясь "инстинкту", - но такие утверждения вдребезги разбиваются нашими
знаниями о наследовании приобретенных признаков.
Нет, тут есть что-то еще. Существует также и групповое восприятие: и
то, что муравьиное войско знает, когда защищаться или нападать; что
рабочая пчела знает как собственные обязанности, так и место в улье; даже
что стая птиц знает, когда поворачивать и когда пикировать как единое
целое. Это не проявление разума, а яркое свидетельство какого-то способа
передачи информации.
Теперь вы понимаете, к чему я веду? По всей видимости, эти пауки
обрели способ - вот в чем и состоит таинственный "плюс". Остается только
выяснить, до какой степени они им овладели. Вполне возможно, что в степени
превосходной по сравнению с другими видами... Те, кого мы встретили вчера
на прогалине, выглядели на диво хорошо организованными.
- Послушайте, - сказал я, раздавив окурок, - мы пришли сюда работать,
а не строить страшные домыслы. Не пора ли приступить к делу?
- Хорошо, приступим, - согласилась она, обнажая мачете.
Я сверился с компасом, и мы начали.
Вырубленная нами линия получалась извилистой, но зато расчистка шла
немного легче. Когда мы натыкались на особенно густые заросли, то обходили
их или по крайней мере находили менее непролазный участок и прорубались
сквозь него. Таким же образом мы огибали островки деревьев и ощетинившиеся
шипами кусты терновника, но при всем этом в целом придерживались
избранного направления. Однако же продвигались мы медленно, а работа была
очень утомительной. Не ускоряла дела и склонность Камиллы бросать работу,
когда ее попутно привлекало что-нибудь из области ее профессиональных
интересов. Продвинувшись за час только на полтораста ярдов, мы
почувствовали, что пора подкрепиться, для чего расчистили место, где можно
было поесть с относительными удобствами.
На этот раз Камилла уже не изъявляла желания делиться своими
теориями. Она сидела и задумчиво жевала бутерброды, примеривая к фактам
новые объяснения - так мне казалось. Когда мы устроились есть, я поразился
полной тишине вокруг. Обычно в этих краях человека окружает многообразие
звуков: птичий гомон, шелест, топоток и шуршание мелких зверушек,
постоянное гудение насекомых, неясный фоновый шум, который пронизывают
резкие крики, - но здесь тишину только иногда нарушало жужжание
какого-нибудь случайно пролетевшего насекомого, да слышно было, как мы
жуем. Через несколько минут это стало действовать угнетающе. И больше для
того, чтобы нарушить молчание, чем из любопытства, я сказал:
- Этой истории должен придти естественный конец. Когда они уничтожат
всех животных до единого, то и сами вымрут.
- Пауки - каннибалы, - сказала Камилла.
- Пусть так, но, думаю, замкнутая система на основе каннибализма
продержится недолго.
Может быть, но на некоторое время ее хватит, до тех пор, пока они -
как я говорила уже - не научатся ловить рыбу. Тогда отпадет вопрос об
источнике пищи и ничто уже не сможет их остановить.
- Но как, скажите на милость, они смогут научиться ловить рыбу?
Она пожала плечами.
- При совместной деятельности многое становится возможным. Общими
усилиями они могут сплести прочную сеть. Скажем, начнут перегораживать ею
узкий пролив, прикрепив сеть к камням. Во время прилива они могут
поднимать ее и опускать, когда наступит отлив. Там запутаются креветки и
мелкие рыбешки. Так, преуспев, пауки настроятся на большее. Станут
охотиться на более крупных рыб и изобретут новые методы ловли.
- Вы говорите о них так, как если бы они были разумными существами.
- Это-то меня и тревожит. Вполне понятно, что мыслить, как мы - с
помощью мозга и сознания, - они не могут. Но у них должно быть нечто
сродни сознанию, о чем я уже говорила сегодня. Нечто, приведшее их к
способу ловли насекомых с помощью паутины, а потом - сооружению сложных,
выверенных с математической точки зрения ловчих сетей на земле,
встречающихся у более высокоразвитых видов. Многим насекомым свойственно
производить паутинный шелк. Но лишь пауки научились использовать его в
качестве орудия, дающего пропитание. Ими двигал, конечно, не тот разум,
который мы знаем, но некая управляющая сила должна быть.
Так было еще в пору индивидуализма. Теперь же они действуют
совместно. Причем тут не просто механическое соединение усилий. Если бы
каждый человек жил в одиночку - разве бы стали люди людьми?
И поэтому, если некая сила помогла паукам-индивидуалистам обрести
средство ловли крылатых насекомых, она, вне сомнения, может привести
группу совместно действующих пауков к созданию орудий для ловли рыбы, если
в том возникнет необходимость. Меня тревожит - насколько могущественна эта
сила и какие еще способности она может пробудить в них...
- Честно говоря, мне кажется, что вы сильно преувеличиваете значение
того, что мы здесь видим. На мой взгляд, тут мутация, причем члены
мутировавшей популяции получили неожиданно хорошие условия для развития и
размножения. Исчерпав запасы пищи, они исчезнут. Известны, должно быть,
сотни случаев в мировой истории, когда вид уничтожал сам себя, чрезмерно
размножившись.
- Надеюсь, вы правы... - сказала она, однако без убежденности в
голосе.
Мы снова принялись за работу. Следующие двадцать ярдов преодолевали
не быстрее предыдущих. И вдруг совершенно неожиданно вышли на тропу и
остановились, не веря своим глазам.
Тропа тянулась с востока на запад, пересекая нашу под прямым углом. К
тому же этой тропой часто пользовались, и совсем недавно. Мы стояли и
глядели на простирающийся перед нами отрезок, справа и слева исчезавший за
поворотами.
- Робинзон Крузо и след человеческой ноги на песке, - пробормотала
Камилла. - А ведь разве кто-то из детей не говорил, что...
Она не успела договорить, как кусты перед нами раздвинулись и оттуда
показались два черных лица и два нацеленных на нас копья.
Секунду мы просто недоуменно глядели на них. Потом я крепко ухватил
ручку мачете. Нацеленное на меня копье качнулось.
- Брось на Землю, - произнес голос.
Я помедлил и увидел, что копье качнулось снова.
И бросил мачете. Бросила и Камилла.
Сзади послышался шорох листьев под чьими-то ногами. К мачете
протянулись темнокожие блестящие руки и убрали ножи с тропы. Эти руки
легкими похлопываниями обыскали нас. Одна из них наткнулась на револьвер
Чарлза в кармане Камиллы и забрала его себе. Наконечники копий оставались
направленными на нас, но хватка на их древках несколько ослабела.
Обладатели копий вышли на тропу.
На обоих мужчинах были только набедренные повязки, на ногах - похожая
на мокасины обувь, а на поясе - ремни, за которые были заткнуты мачете,
кроме того на ремешках болтались еще два или три коротких копья. Больше
всего бросался в глаза необычный блеск их кожи. От курчавой макушки до
самых пяток они сияли, будто покрытые шеллаком. Средство, которым они
натерлись, издавало сильный и резкий, хотя и не отталкивающий запах.
Один из них, не опуская копья, протянул вперед левую руку. Из-за
наших спин сияющая коричневая рука подала ему револьвер. Мужчина отступил
на шаг, вставил копье в ременную петлю и с удовлетворением стал
разглядывать револьвер. Убедившись, что он полностью заряжен, мужчина снял
его с предохранителя и, направив дуло на меня, качнул им вправо.
Возражать было бессмысленно. Мы повернули в указанную сторону и пошли
по тропе, ведущей на восток.
За первым поворотом голос приказал нам остановиться, и мы
повиновались. Рядом с тропой лежало четыре небольших тюка размером с
мешок. Мне показалось, что они были изготовлены из сплетенных без зазоров
пальмовых волокон.
Пока у нас за спиной о чем-то совещались, мы стояли и ждали. Вдруг я
почувствовал, как Камилла, стоявшая слева и немного позади, толкнула меня
локтем, а когда оглянулся, то увидел, что она уперлась взором в один из
тюков. Я было удивился, но тут заметил, что тюк лежал не совсем
неподвижно. Он как бы слегка пульсировал. Посмотрев на него еще немного, я
уже почувствовал уверенность, что внутри тюка не прекращалось какое-то
распиравшее его движение. Я бросил взгляд и на остальные тюки - было
заметно, что внутри них что-то тоже слегка шевелится.
- Что?... - зашептал я, но тут спор позади нас закончился.
Нам быстро завели руки за спину и крепко, хотя и не до боли, связали
в запястьях.
- Вперед, - скомандовал голос.
Когда мы двинулись, я оглянулся.
Один из островитян шел с револьвером в руке в паре шагов за нами. А
остальные трое перекидывали тюки себе за спину; четвертый тюк оставался
лежать на месте.
Я с горечью подумал, что наша встреча произошла абсолютно случайно, и
нам просто не повезло, что островитяне проходили мимо, когда мы были
поглощены работой. Они, вероятно, услышали треск ломающихся под ударами
наших мачете ветвей и, сложив свой груз у тропы, решили выяснить в чем
дело. Устроив несложную засаду и захватив нас, они теперь оставили одного
для присмотра за пленниками и втроем продолжили свой путь на запад.
Неприятнее всего было то, что нас уводили в противоположном направлении,
во владения пауков.
Примерно через четверть мили мы повстречали первую стаю. Наверно, она
притаилась неподалеку от тропы, потому что выскочила из укрытия в
нескольких ярдах впереди и устремилась к нам.
- Остановитесь, - приказал голос сзади.
Мы повиновались. Пауки ринулись вверх по нашим ногам. Как и прежде,
не добежав до колен, они соскочили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23