Если Иоанн Златоуст признает закон Христа, то он должен сказать: кто же будет исторгать глаза и зубы и сажать в темницу! Если бы повелевающий исторгать око за око, то есть Бог, сам бы исторгал, то тут не было бы противоречия, а то это надо делать людям, а людям этим Сын Божий сказал, что этого не надо делать. Бог сказал: исторгать зубы, а Сын сказал: не исторгать, -- надо признать одно из двух, и Иоанн Златоуст и за ним вся церковь признает повеление Бога-Отца, то есть Моисея, и отрицает повеление Сына, то есть Христа, которого учение будто бы исповедует.
Христос отвергает закон Моисея, дает свой. Для человека, верующего Христу, нет никакого противоречия. Он и не обращает никакого внимания на закон Моисея, а верует в закон Христа и исполняет его. Для человека, верующего закону Моисея, тоже нет никакого противоречия. Евреи признают слова Христа пустыми и верят закону Моисея. Противоречие является только для тех, которые хотят жить по закону Моисея, а уверяют себя и других, что они верят закону Христа, -- для тех, которых Христос называл лицемерами, порождениями ехидны.
Вместо того чтобы признать одно из двух: закон Моисея или Христа, признается, что оба Божественно-истинны.
Но когда вопрос касается дела самой жизни, то прямо отрицается закон Христа и признается закон Моисея.
В этом ложном толковании, если вникнуть в значение его, страшная, ужасная драма борьбы зла и тьмы с благом и светом.
Среди еврейского народа, запутанного бесчисленными внешними правилами, наложенными на него левитами под видом Божеских законов, пред каждым из которых стоит изречение: "и Бог сказал Моисею", -- является Христос. Не только отношения человека к Богу, его жертвы, праздники, посты, отношения человека к человеку, народные, гражданские, семейные отношения, все подробности личной жизни: обрезание, омовение себя и чаш, одежды, -- все определено до последних мелочей и все признано повелением Бога, законом Бога. Что же может сделать, не говорю Христос-Бог, но пророк, но самый обыкновенный учитель, уча такой народ, не нарушая тот закон, который уже определил все до малейших подробностей? Христос так же, как и все пророки, берет из того, что люди считают законом Бога, то, что есть точно закон Бога, берет основы, откидывает все остальное и с этими основами связывает свое откровение вечного закона. Нет нужды уничтожать все, но неизбежно нарушить тот закон, который считается одинаково обязательным во всем. Христос делает это, и его упрекают в нарушении того, что считается законом Бога, и за это самое его казнят. Но учение его остается у его учеников и переходит в другую среду и в века. Но в другой среде веками нарастают опять на это новое учение такие же наслоения, толкования, объяснения, опять подстановка человеческих низменных измышлений на место Божеского откровения; вместо "и Бог сказал Моисею" говорится: "изволился нам и Св. Духу". И опять буква покрывает дух. И что более всего поразительно -- это то, что учение Христа связывается со всей той "тора" в смысле писанного закона, который он не мог не отрицать. Эта тора признается произведением откровения его духа истины, то есть Св. Духа, и он сам оказывается в тенетах своего откровения. И все учение его сводится на ничто.
Так вот отчего после 1800 лет со мной случилась такая страшная вещь, что мне пришлось открывать смысл учения Христа как что-то новое.
Мне не открывать пришлось, а мне пришлось делать то самое, что делали и делают все люди, ищущие Бога и закон Его: находить то, что есть вечный закон Бога, среди всего того, что люди называют этим именем.
VI
И вот, когда я понял закон Христа как закон Христа, а не закон Моисея и Христа, и понял то положение этого закона, которое прямо отрицает закон Моисея, так все Евангелия, вместо прежней неясности, разбросанности, противоречий, слились для меня в одно неразрывное целое, и среди их выделилась сущность всего учения, выраженная в простых, ясных и доступных каждому пяти заповедях Христа (Матф., V, 21-48), о которых я ничего не знал до сих пор.
Во всех Евангелиях говорится о заповедях Христа и об исполнении их.
Все богословы говорят о заповедях Христа; но какие эти заповеди, я не знал прежде. Мне казалось, что заповедь Христа состоит в том, чтобы любить Бога и ближнего, как самого себя. И я не видел, что это не может быть заповедь Христа, потому что это есть заповедь древних (Второзаконие и Левит). Слова (Матф., V, 21-48) -- кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, то малейшим наречется в Царстве Небесном, а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном, -- я относил к заповедям Моисея. А то, что новые заповеди Христа ясно и определенно выражены в стихах V главы Матфея от 21-48, никогда не приходило мне в голову. Я не видел того, что в том месте, где Христос говорит: "вам сказано, а я говорю вам", выражены новые определенные заповеди Христа, и именно по числу ссылок на древний закон (считая две ссылки о прелюбодеянии за одну), пять новых, ясных и определенных заповедей Христа.
Про блаженства и про число их я слыхал и встречал перечисление и объяснение их в преподавании закона Божия; но о заповедях Христа я никогда ничего не слыхал. Я, к удивлению моему, должен был открывать их.
И вот как я открывал их. Матф., V, 21-26. Сказано: "Вы слышали, что сказано древним: не убивай; кто же убьет, подлежит суду (Исход, XX, 13.). А я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: "рак(" -- подлежит синедриону, а кто скажет "безумный", подлежит геенне огненной (23). Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя (24), оставь там дар твой пред жертвенником и пойди прежде помирись с братом твоим и тогда приди и принеси дар твой (25). Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге и не ввергли бы тебя в темницу (26). Истинно говорю: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта".
Когда я понял заповедь о непротивлении злу, мне представилось, что стихи эти должны иметь такое же ясное, приложимое к жизни значение, как и заповедь о непротивлении злу. Значение, которое я приписывал прежде этим словам, было то, что всякий должен всегда избегать гнева против людей, не должен никогда говорить бранных слов и должен жить в мире со всеми без всякого исключения; но в тексте стояло слово, исключающее этот смысл. Сказано было: не гневайся напрасно, так что из слов этих не выходило предписания безусловного мира. Слово это смущало меня. И за разъяснением моих сомнений я обратился к толкованиям богословов; и, к удивлению моему, нашел, что толкования отцов преимущественно направлены на разъяснения того, когда гнев извинителен и когда неизвинителен. Все толкователи церкви, особенно напирая на значение слова: напрасно, объясняют это место так, что не надо оскорблять невинно людей, не надо говорить бранных слов. но что гнев не всегда несправедлив, и в подтверждение своего толкования приводят примеры гнева апостолов и святых.
И я не мог не признать, что объяснение о том, что гнев, по их выражению, во славу Божию не воспрещается, хотя и противное всему смыслу Евангелия, последовательно и имеет основание в слове напрасно, стоящем в 22 стихе. Слово это изменяло смысл всего изречения.
Не гневайся напрасно. Христос велит прощать всем, прощать без конца; сам прощает и запрещает Петру гневаться на Малха, когда Петр защищает своего ведомого на распятие учителя, казалось бы, не напрасно. И тот же Христос говорит в поучение всем людям: не гневайся напрасно и тем самым позволяет гневаться поделом, не напрасно. Христос проповедует мир всем простым людям, и вдруг, как бы оговариваясь в том, что это не относится до всех случаев, а есть случаи, когда можно гневаться на брата, -- вставляет слово "напрасно". И в толкованиях объясняется, что бывает гнев благовременный. Но кто же судья тому, говорил я, когда гнев благовременный? Я не видал еще людей гневающихся, которые бы не считали, что гнев их благовременный. Все считают, что гнев из законен и полезен. Слово это разрушало весь смысл стиха. Но слово стояло в Священном писании, и я не мог выкинуть его. А слово это было подобно тому, что если бы к изречению: люби ближнего было прибавлено: люби хорошего ближнего, или: того ближнего, который тебе нравится.
Все значение места разрушалось для меня словом: "напрасно". Стихи 23 и 24 о том, что прежде, чем молиться, надо помириться с тем, кто имеет что против тебя, которые без слова "напрасно" имели бы прямой, обязательный смысл, получали тоже смысл условный.
Мне представлялось, что Христос должен был запрещать всякий гнев, всякое недоброжелательство, и для того, чтобы его не было, предписывает каждому: прежде чем идти приносить жертву, то есть прежде, чем становиться в общение с Богом, вспомнить, нет ли человека, который сердится на тебя. И если есть такой, напрасно или не напрасно, то пойти и помириться, а потом уж приносить жертву или молиться. Так мне казалось, но по толкованиям выходило, что это место надо понимать условно.
По всем толкованиям объясняется так, что надо стараться помириться со всеми; но если этого нельзя сделать по испорченности людей, которые во вражде с тобою, то надо помириться в душе -- в мыслях; и вражда других против тебя не мешает тебе молиться. Кроме того, слова: кто скажет рак( и безумный, тот страшно виновен, всегда казались мне странными и неясными. Если запрещается ругаться, то почему избраны примеры таких слабых, почти неругательных слов? И потом, за что такая страшная угроза тому, у кого сорвется такое слабое ругательство, как рак(, то есть ничтожный? Все это было неясно.
Мне чувствовалось, что тут происходит такое же непонимание, как при словах: не судите, я чувствовал, что как и в том толковании, так и здесь из простого, важного определенного, исполнимого все переходит в область туманную и безразличную. Я чувствовал, что Христос не мог так понимать слова: поди и помирись с ним, как они толкуются: "помирись в мыслях". Что значит: помирись в мыслях? Я думал, что Христос говорит то, что он высказывал словами пророка: не жертвы хочу, но милости, то есть любви к людям. И потому если хочешь угодить Богу, то прежде, чем молиться утром и вечером, у обедни и всенощной, вспомни -- кто на тебя сердится; и пойди устрой так, чтобы он не был сердит на тебя, а после уж молись, если хочешь. А то "в мыслях". Я чувствовал, что все толкование, разрушавшее прямой и ясный для меня смысл, зиждилось на слове "напрасно". Если бы выкинуть его, смысл выходил бы ясный; но против моего понимания были все толкователи, против него было каноническое Евангелие со словом напрасно.
Отступи я в этом, я могу отступить в другом по своему произволу; другие могу сделать то же. Все дело в одном слове. Не будь этого слова, все было бы ясно. И я делаю попытку объяснить как-нибудь филологически это слово "напрасно" так, чтобы оно не нарушало смысла всего.
Справляюсь с лексиконами; общим, и вижу, что слово это по-гречески (((с -- значит тоже и без цели, необдуманно; пытаюсь дать такое значение, которое бы не нарушало смысла, но прибавление слова, очевидно, имеет тот смысл, который придан ему. Справляюсь с евангельским лексиконом -- значение слова то самое, которое придано ему здесь. Справляюсь с контекстом -- слово употреблено в Евангелии только один раз, именно здесь. В посланиях употребляется несколько раз. В послании Коринфянам, I, XV, 2, употребляется именно в этом смысле. Стало быть, нет возможности объяснить иначе, и надо признать, что Христос сказал: не гневайтесь напрасно. А должен сознаться, что для меня признать, что Христос мог в этом месте сказать такие неясные слова, давая возможность понимать их так, что от них ничего не оставалось, для меня признать это было бы то же, что отречься от всего Евангелия. Остается последняя надежда: во всех ли списках стоит это слово? Справляюсь с вариантами. Справляюсь по Грисбаху, у которого означены все варианты, то есть как, в каких списках и у каких отцов употреблялось выражение. Справляюсь, и меня сразу приводит в восторг то, что в этом месте есть выноски, есть варианты. Смотрю -- варианты все относятся к слову напрасно. Большинство списков Евангелий и цитат отцов не имеют вовсе слова напрасно. Стало быть, большинство понимало, как и я. Справляюсь с Тишендорфом, -- в списке самом древнем, -- слова этого нет вовсе. Смотрю в переводе Лютера, из которого я бы мог узнать это самым коротким путем, -- тоже нет этого слова.
То самое слово, которое нарушало весь смысл учения Христа, слово это -прибавка еще в пятом веке, не вошедшая в лучшие списки Евангелия.
Нашелся человек, который вставил это слово, и находились люди, которые одобряли эту вставку и объясняли ее.
Христос не мог сказать и не сказал этого ужасного слова, и тот первый, простой, прямой смысл всего места, который поразил меня и поражает всякого, есть истинный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32