стоит раз понять это, чтобы понять, что свойственно всей природе человека, то есть не одной животной, но и разумной и животной природе человека; стоит только понять закон Христа во всем его значении, со всеми последствиями его для того, чтобы понять, что не учение Христа несвойственно человеческой природе, но все оно только в том и состоит, чтобы откинуть несвойственное человеческой природе мечтательное учение людей о непротивлении злу, делающее их жизнь несчастною.
Учение Христа о непротивлении злу -- мечта! А то, что жизнь людей, в душу которых вложена жалость и любовь друг к другу, проходила и теперь проходит для одних в устройстве костров, кнутов, колесований, плетей, рванья ноздрей, пыток, кандалов, каторг, виселиц, расстреливаний, одиночных заключений, острогов для женщин и детей, в устройстве побоищ десятками тысяч на войне, в устройстве периодических революций и пугачевщин, а жизнь других -- в том, чтобы исполнять все эти ужасы, а третьих -- в том, чтобы избегать этих страданий и отплачивать за них, -- такая жизнь не мечта.
Стоит понять учение Христа, чтобы понять, что мир, не тот, который дан Богом для радости человека, а тот мир, который учрежден людьми для погибели их, есть мечта, и мечта самая дикая, ужасная, бред сумасшедшего, от которого стоит только раз проснуться, чтобы уже никогда не возвращаться к этому страшному сновидению.
Бог сошел на землю; Сын Бога -- одно лицо Святой Троицы, -вочеловечился, искупил грех Адама; Бог этот, нас приучили так думать, должен был сказать что-нибудь таинственно-мистическое, такое, что трудно понять, что можно понять только помощью веры и благодати, и вдруг слова Бога так просты, так ясны, так разумны. Бог говорит просто: не делайте друг другу зла -- не будет зла. Неужели так просто откровение Бога? Неужели только это сказал Бог? Нам кажется, что мы это все знаем. Это так просто.
Илья-пророк, убегая от людей, укрылся в пещере, и ему было откровение, что Бог явится ему у входа пещеры. Сделалась буря -- ломались деревья. Илья подумал, что это Бог, и посмотрел, но Бога не было. Потом началась гроза; гром и молния были страшные. Илья вышел посмотреть -- нет ли Бога, но Бога не было. Потом сделалось землетрясение: огонь шел из земли, трескались скалы, валились горы. Илья посмотрел, но Бога не было. Потом стало тихо, и легкий ветерок пахнул с освеженных полей. Илья посмотрел -- и Бог был тут. Таковы и эти простые слова Бога: не противься злу.
Они очень просты, но в них выражен закон Бога и человека, единственный и вечный. Закон этот до такой степени вечен, что если и есть в исторической жизни движение вперед к устранению зла, то только благодаря тем людям, которые так поняли учение Христа и которые переносили зло, а не сопротивлялись ему насилием. Движение к добру человечества совершается не мучителями, а мучениками. Как огонь не тушит огня, так зло не может потушить зла. Только добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло. То, что это так, есть в мире души человека такой же непреложный закон, как закон Галилея, но более непреложный, более ясный и полный. Люди могут отступать от него, скрывая его от других, но все-таки движение человечества к благу может совершаться только на этом пути. Всякий ход вперед сделан только во имя непротивления злу. И ученик Христа может увереннее, чем Галилей, ввиду всех возможных соблазнов и угроз, утверждать: "И все-таки не насилием, а добром только вы уничтожите зло". И если медленно это движение, то только благодаря тому, что ясность, простота, разумность, неизбежность и обязательность учения Христа скрыты от большинства людей самым хитрым и опасным образом, скрыты под чужим учением, ложно называемым его учением.
V
Все подтверждало верность открывшегося мне смысла учения Христа. Но долго я не мог привыкнуть к той странной мысли, что после 1800 лет исповедания Христова закона миллиардами людей, посвятивших свою жизнь на изучение этого закона, теперь мне пришлось, как что-то новое, открывать закон Христа. Но как ни странно это было, это было так: учение Христа о непротивлении злу восстало предо мной, как что-то совершенно новое, о чем я не имел ни малейшего понятия. И я спросил себя: отчего это могло произойти? У меня должно было быть какое-нибудь ложное представление о значении учения Христа для того, чтобы я мог так не понять его. И ложное представление это было.
Приступая к чтению Евангелия, я не находился в том положении человека, который, никогда ничего не слыхав об учении Христа, вдруг в первый раз услыхал его; а во мне была уже готова целая теория о том, как я должен понимать его. Христос не представлялся мне пророком, который открывает мне Божественный закон, а он представлялся мне дополнителем и разъяснителем уже известного мне несомненного закона Бога. Я имел уже целое, определенное и очень сложное учение о Боге, о сотворении мира и человека и о заповедях Его, данных людям через Моисея.
В Евангелиях я встретил слова: "Вам сказано: око за око и зуб за зуб; а я говорю вам: не противьтесь злу". Слова: "око за око и зуб за зуб" -- была заповедь, данная Богом Моисею. Слова: "я говорю: не противься злу или злому", была новая заповедь, которая отрицала первую.
Если бы я просто относился к учению Христа, без той богословской теории, которая с молоком матери была всосана мною, я бы просто понял простой смысл слов Христа. Я бы понял, что Христос отрицает старый закон и дает свой, новый закон. Но мне было внушено, что Христос не отрицает закон Моисея, а, напротив, утверждает его весь до малейшей черты и йоты и восполняет его. Стихи 17-23 V гл. Матфея, в которых утверждается это, всегда, при прежних чтениях моих Евангелия, поражали меня своей неясностью и вызывали сомнения. Насколько я знал тогда Ветхий Завет, в особенности последние книги Моисея, в которых изложены такие мелочные, бессмысленные и часто жестокие правила, при каждом из которых говорится: "и Бог сказал Моисею", мне казалось странным, чтобы Христос мог утвердить этот закон, и непонятно, зачем он это сделал. Но я оставлял тогда вопрос, не решая его. Я принимал на веру то с детства внушенное мне толкование, что оба закона эти суть произведения Святого Духа, что законы эти соглашаются, что Христос утверждает закон Моисея и дополняет и восполняет его. Как происходит это восполнение, как разрешаются те противоречия, которые бросаются в глаза в самом Евангелии и в этих стихах 17-20 и в словах: "а я говорю", я никогда не давал себе ясного отчета. Теперь же, признав простой и прямой смысл учения Христа, я понял, что два закона эти противуположны и что не может быть и речи о соглашении их или восполнении одного другим, что необходимо принять один из двух и что толкование стихов 17-20-го пятой главы Матфея, и прежде поражавших меня своей неясностью, должно быть неверно.
И, вновь прочтя стихи 17-19, те самые, которые казались мне всегда так неясны, я был поражен тем простым и ясным смыслом этих стихов, который вдруг открылся мне.
Смысл этот открылся мне не оттого, что я что-нибудь придумывал, переставлял, а только оттого, что откинул то искусственное толкование, которое присоединялось к этому месту.
Христос говорит (Матф., V, 17-18): "Не думайте, чтобы я пришел нарушить закон или (учение) пророков; я не нарушить пришел, но исполнить. Потому что верно говорю вам, скорее упадет небо и земля, чем выпадет одна малейшая йота или черта (частица) закона, пока не исполнится все".
И 20-й стих прибавляет: "Ибо, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, не войдете в царство небесное".
Христос говорит: я не пришел нарушить вечный закон, для исполнения которого написаны ваши книги и пророчества, но пришел научить исполнять вечный закон; но я говорю не про ваш тот закон, который называют законом Бога ваши учителя-фарисеи, а про тот закон вечный, который менее, чем небо и земля, подлежит изменению.
Я выражаю ту же мысль другими словами только для того, чтобы оторвать мысль от обычного ложного понимания. Не будь этого ложного понимания, то нельзя точнее и лучше выразить эту мысль, чем как она выражена в этих стихах.
Толкование, что Христос не отрицает закон, основано на том, что слову "закон" в этом месте, благодаря сравнению с йотою писанного закона, без всякого основания и противно смыслу слов, приписано значение писанного закона -- вместо закона вечного. Но Христос говорит не о писанном законе. Если бы Христос в этом месте говорил о законе писанном, то он употребил бы обычное выражение: закон и пророки, то самое, которое он всегда и употребляет, говоря о писанном законе; но он употребляет совсем другое выражение: закон или пророки. Если бы Христос говорил о законе писанном, то он и в следующем стихе, составляющем продолжение мысли, употребил бы слово: "закон и пророки", а не слово закон без прибавления, как оно стоит в этом стихе. Но мало того, Христос употребляет то же выражение -- по Евангелию Луки -- в такой связи, что значение это становится уже несомненным. У Луки, XVI, 15, Христос говорит фарисеям, полагавшим праведность в писанном законе. Он говорит: "Вы оправдываете сами себя перед людьми, но Бог знает ваши сердца; что у людей высоко, то мерзость перед Богом". 16. "Закон и пророки до Иоанна, а с тех пор царство Божие благовествуется, и всякий своим усилием входит в него". И тут-то, вслед за этим (см. 17) Он говорит: "Легче небу и земле прейти, чем из закона выпасть одной черточке". Словами: "закон и пророки до Иоанна" Христос упраздняет закон писанный. Словами: "легче небу и земле прейти, чем из закона выпасть черточке", он утверждает закон вечный. В первых словах он говорит: закон и пророки, то есть писанный закон; во-вторых, он говорит просто: закон, следовательно закон вечный. Стало быть, ясно, что здесь противополагается закон вечный закону писанному[1] и что точно то же противуположение делается и в контексте Матфея, где закон вечный определяется словами: закон или пророки.
Замечательная история текста стихов 17 и 18 по вариантам. В большинстве списков стоит только слово "закон" без прибавления "пророки". При таком чтении уже не может быть перетолкования о том, что это значит закон писанный. В других же списках, в Тишендорфовском и в каноническом, стоит прибавка -- "пророки", но не с союзом "и", а с союзом "или", закон или пророки, что точно также исключает смысл закона писанного и дает смысл вечного закона.
В некоторых же списках, не принятых церковью, стоит прибавка: "пророки" с союзом "и", а не "или"; и в тех же списках при повторении слова "закон" прибавляется опять: "и пророки". Так что смысл всему изречению при этой переделке придается такой, что Христос говорит только о писанном законе.
Эти варианты дают историю толкований этого места. Смысл один ясный тот, что Христос, так же как и по Луке, говорит о законе вечном; но в числе списателей Евангелий находятся такие, которым желательно признать обязательность писанного закона Моисеева, и эти списатели присоединяют к слову "закон" прибавку -- "и пророки" -- и изменяют смысл.
Другие христиане, не признающие книг Моисея, или исключают вставку, или заменяют слово: "и" -- "(((" словом "или" -- "с". И с этим "или" это место входит в канон. Но, несмотря на ясность и несомненность текста в том виде, в котором он вошел в канон, канонические толкователи продолжают толковать его в том духе, в котором были сделаны не вошедшие в текст изменения. Место это подвергается бесчисленным толкованиям, тем больше удаляющимся от его прямого значения, чем менее толкующий согласен с самым прямым, простым смыслом учения Христа, и большинство толкователей удерживают апокрифический смысл, тот самый, который отвергнут текстом.
Чтобы вполне убедиться в том, что в этих стихах Христос говорит только о вечном законе, стоит вникнуть в значение того слова, которое подало повод лжетолкованиям. По-русски -- закон, по-гречески -- (((((, по-еврейски -тора, как по-русски, по-гречески и по-еврейски имеют два главные значения: одно -- самый закон без отношения к его выражению. Другое понятие есть писанное выражение того, что известные люди считают законом. Различие этих двух значений существует и во всех языках.
По-гречески в посланиях Павла различие это даже определяется иногда употреблением члена. Без члена Павел употребляет это слово большею частью в смысле писанного закона, с членом -- в смысле вечного закона Бога.
У древних евреев, у пророков, у Исаии слово "закон", тора, всегда употреблялся в смысле вечного, единого, невыраженного откровения -- научения Бога. И то же слово -- закон, тора, у Ездры в первый раз и в позднейшее время, во время Талмуда, стало употребляться в смысле написанных пяти книг Моисея, над которыми и пишется общее заглавие -- тора, так же как у нас употребляется слово "Библия"; но с тем различием, что у нас есть слова, чтобы различать между понятиями -- Библии и закона Бога, а у евреев одно и то же слово означает оба понятия.
И потому Христос, употребляя слово "закон" -- "тора", употребляет его, то утверждая его, как Исаия и другие пророки, в смысле закона Бога, который вечен, то отрицая его в смысле писаного закона пяти книг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Учение Христа о непротивлении злу -- мечта! А то, что жизнь людей, в душу которых вложена жалость и любовь друг к другу, проходила и теперь проходит для одних в устройстве костров, кнутов, колесований, плетей, рванья ноздрей, пыток, кандалов, каторг, виселиц, расстреливаний, одиночных заключений, острогов для женщин и детей, в устройстве побоищ десятками тысяч на войне, в устройстве периодических революций и пугачевщин, а жизнь других -- в том, чтобы исполнять все эти ужасы, а третьих -- в том, чтобы избегать этих страданий и отплачивать за них, -- такая жизнь не мечта.
Стоит понять учение Христа, чтобы понять, что мир, не тот, который дан Богом для радости человека, а тот мир, который учрежден людьми для погибели их, есть мечта, и мечта самая дикая, ужасная, бред сумасшедшего, от которого стоит только раз проснуться, чтобы уже никогда не возвращаться к этому страшному сновидению.
Бог сошел на землю; Сын Бога -- одно лицо Святой Троицы, -вочеловечился, искупил грех Адама; Бог этот, нас приучили так думать, должен был сказать что-нибудь таинственно-мистическое, такое, что трудно понять, что можно понять только помощью веры и благодати, и вдруг слова Бога так просты, так ясны, так разумны. Бог говорит просто: не делайте друг другу зла -- не будет зла. Неужели так просто откровение Бога? Неужели только это сказал Бог? Нам кажется, что мы это все знаем. Это так просто.
Илья-пророк, убегая от людей, укрылся в пещере, и ему было откровение, что Бог явится ему у входа пещеры. Сделалась буря -- ломались деревья. Илья подумал, что это Бог, и посмотрел, но Бога не было. Потом началась гроза; гром и молния были страшные. Илья вышел посмотреть -- нет ли Бога, но Бога не было. Потом сделалось землетрясение: огонь шел из земли, трескались скалы, валились горы. Илья посмотрел, но Бога не было. Потом стало тихо, и легкий ветерок пахнул с освеженных полей. Илья посмотрел -- и Бог был тут. Таковы и эти простые слова Бога: не противься злу.
Они очень просты, но в них выражен закон Бога и человека, единственный и вечный. Закон этот до такой степени вечен, что если и есть в исторической жизни движение вперед к устранению зла, то только благодаря тем людям, которые так поняли учение Христа и которые переносили зло, а не сопротивлялись ему насилием. Движение к добру человечества совершается не мучителями, а мучениками. Как огонь не тушит огня, так зло не может потушить зла. Только добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло. То, что это так, есть в мире души человека такой же непреложный закон, как закон Галилея, но более непреложный, более ясный и полный. Люди могут отступать от него, скрывая его от других, но все-таки движение человечества к благу может совершаться только на этом пути. Всякий ход вперед сделан только во имя непротивления злу. И ученик Христа может увереннее, чем Галилей, ввиду всех возможных соблазнов и угроз, утверждать: "И все-таки не насилием, а добром только вы уничтожите зло". И если медленно это движение, то только благодаря тому, что ясность, простота, разумность, неизбежность и обязательность учения Христа скрыты от большинства людей самым хитрым и опасным образом, скрыты под чужим учением, ложно называемым его учением.
V
Все подтверждало верность открывшегося мне смысла учения Христа. Но долго я не мог привыкнуть к той странной мысли, что после 1800 лет исповедания Христова закона миллиардами людей, посвятивших свою жизнь на изучение этого закона, теперь мне пришлось, как что-то новое, открывать закон Христа. Но как ни странно это было, это было так: учение Христа о непротивлении злу восстало предо мной, как что-то совершенно новое, о чем я не имел ни малейшего понятия. И я спросил себя: отчего это могло произойти? У меня должно было быть какое-нибудь ложное представление о значении учения Христа для того, чтобы я мог так не понять его. И ложное представление это было.
Приступая к чтению Евангелия, я не находился в том положении человека, который, никогда ничего не слыхав об учении Христа, вдруг в первый раз услыхал его; а во мне была уже готова целая теория о том, как я должен понимать его. Христос не представлялся мне пророком, который открывает мне Божественный закон, а он представлялся мне дополнителем и разъяснителем уже известного мне несомненного закона Бога. Я имел уже целое, определенное и очень сложное учение о Боге, о сотворении мира и человека и о заповедях Его, данных людям через Моисея.
В Евангелиях я встретил слова: "Вам сказано: око за око и зуб за зуб; а я говорю вам: не противьтесь злу". Слова: "око за око и зуб за зуб" -- была заповедь, данная Богом Моисею. Слова: "я говорю: не противься злу или злому", была новая заповедь, которая отрицала первую.
Если бы я просто относился к учению Христа, без той богословской теории, которая с молоком матери была всосана мною, я бы просто понял простой смысл слов Христа. Я бы понял, что Христос отрицает старый закон и дает свой, новый закон. Но мне было внушено, что Христос не отрицает закон Моисея, а, напротив, утверждает его весь до малейшей черты и йоты и восполняет его. Стихи 17-23 V гл. Матфея, в которых утверждается это, всегда, при прежних чтениях моих Евангелия, поражали меня своей неясностью и вызывали сомнения. Насколько я знал тогда Ветхий Завет, в особенности последние книги Моисея, в которых изложены такие мелочные, бессмысленные и часто жестокие правила, при каждом из которых говорится: "и Бог сказал Моисею", мне казалось странным, чтобы Христос мог утвердить этот закон, и непонятно, зачем он это сделал. Но я оставлял тогда вопрос, не решая его. Я принимал на веру то с детства внушенное мне толкование, что оба закона эти суть произведения Святого Духа, что законы эти соглашаются, что Христос утверждает закон Моисея и дополняет и восполняет его. Как происходит это восполнение, как разрешаются те противоречия, которые бросаются в глаза в самом Евангелии и в этих стихах 17-20 и в словах: "а я говорю", я никогда не давал себе ясного отчета. Теперь же, признав простой и прямой смысл учения Христа, я понял, что два закона эти противуположны и что не может быть и речи о соглашении их или восполнении одного другим, что необходимо принять один из двух и что толкование стихов 17-20-го пятой главы Матфея, и прежде поражавших меня своей неясностью, должно быть неверно.
И, вновь прочтя стихи 17-19, те самые, которые казались мне всегда так неясны, я был поражен тем простым и ясным смыслом этих стихов, который вдруг открылся мне.
Смысл этот открылся мне не оттого, что я что-нибудь придумывал, переставлял, а только оттого, что откинул то искусственное толкование, которое присоединялось к этому месту.
Христос говорит (Матф., V, 17-18): "Не думайте, чтобы я пришел нарушить закон или (учение) пророков; я не нарушить пришел, но исполнить. Потому что верно говорю вам, скорее упадет небо и земля, чем выпадет одна малейшая йота или черта (частица) закона, пока не исполнится все".
И 20-й стих прибавляет: "Ибо, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, не войдете в царство небесное".
Христос говорит: я не пришел нарушить вечный закон, для исполнения которого написаны ваши книги и пророчества, но пришел научить исполнять вечный закон; но я говорю не про ваш тот закон, который называют законом Бога ваши учителя-фарисеи, а про тот закон вечный, который менее, чем небо и земля, подлежит изменению.
Я выражаю ту же мысль другими словами только для того, чтобы оторвать мысль от обычного ложного понимания. Не будь этого ложного понимания, то нельзя точнее и лучше выразить эту мысль, чем как она выражена в этих стихах.
Толкование, что Христос не отрицает закон, основано на том, что слову "закон" в этом месте, благодаря сравнению с йотою писанного закона, без всякого основания и противно смыслу слов, приписано значение писанного закона -- вместо закона вечного. Но Христос говорит не о писанном законе. Если бы Христос в этом месте говорил о законе писанном, то он употребил бы обычное выражение: закон и пророки, то самое, которое он всегда и употребляет, говоря о писанном законе; но он употребляет совсем другое выражение: закон или пророки. Если бы Христос говорил о законе писанном, то он и в следующем стихе, составляющем продолжение мысли, употребил бы слово: "закон и пророки", а не слово закон без прибавления, как оно стоит в этом стихе. Но мало того, Христос употребляет то же выражение -- по Евангелию Луки -- в такой связи, что значение это становится уже несомненным. У Луки, XVI, 15, Христос говорит фарисеям, полагавшим праведность в писанном законе. Он говорит: "Вы оправдываете сами себя перед людьми, но Бог знает ваши сердца; что у людей высоко, то мерзость перед Богом". 16. "Закон и пророки до Иоанна, а с тех пор царство Божие благовествуется, и всякий своим усилием входит в него". И тут-то, вслед за этим (см. 17) Он говорит: "Легче небу и земле прейти, чем из закона выпасть одной черточке". Словами: "закон и пророки до Иоанна" Христос упраздняет закон писанный. Словами: "легче небу и земле прейти, чем из закона выпасть черточке", он утверждает закон вечный. В первых словах он говорит: закон и пророки, то есть писанный закон; во-вторых, он говорит просто: закон, следовательно закон вечный. Стало быть, ясно, что здесь противополагается закон вечный закону писанному[1] и что точно то же противуположение делается и в контексте Матфея, где закон вечный определяется словами: закон или пророки.
Замечательная история текста стихов 17 и 18 по вариантам. В большинстве списков стоит только слово "закон" без прибавления "пророки". При таком чтении уже не может быть перетолкования о том, что это значит закон писанный. В других же списках, в Тишендорфовском и в каноническом, стоит прибавка -- "пророки", но не с союзом "и", а с союзом "или", закон или пророки, что точно также исключает смысл закона писанного и дает смысл вечного закона.
В некоторых же списках, не принятых церковью, стоит прибавка: "пророки" с союзом "и", а не "или"; и в тех же списках при повторении слова "закон" прибавляется опять: "и пророки". Так что смысл всему изречению при этой переделке придается такой, что Христос говорит только о писанном законе.
Эти варианты дают историю толкований этого места. Смысл один ясный тот, что Христос, так же как и по Луке, говорит о законе вечном; но в числе списателей Евангелий находятся такие, которым желательно признать обязательность писанного закона Моисеева, и эти списатели присоединяют к слову "закон" прибавку -- "и пророки" -- и изменяют смысл.
Другие христиане, не признающие книг Моисея, или исключают вставку, или заменяют слово: "и" -- "(((" словом "или" -- "с". И с этим "или" это место входит в канон. Но, несмотря на ясность и несомненность текста в том виде, в котором он вошел в канон, канонические толкователи продолжают толковать его в том духе, в котором были сделаны не вошедшие в текст изменения. Место это подвергается бесчисленным толкованиям, тем больше удаляющимся от его прямого значения, чем менее толкующий согласен с самым прямым, простым смыслом учения Христа, и большинство толкователей удерживают апокрифический смысл, тот самый, который отвергнут текстом.
Чтобы вполне убедиться в том, что в этих стихах Христос говорит только о вечном законе, стоит вникнуть в значение того слова, которое подало повод лжетолкованиям. По-русски -- закон, по-гречески -- (((((, по-еврейски -тора, как по-русски, по-гречески и по-еврейски имеют два главные значения: одно -- самый закон без отношения к его выражению. Другое понятие есть писанное выражение того, что известные люди считают законом. Различие этих двух значений существует и во всех языках.
По-гречески в посланиях Павла различие это даже определяется иногда употреблением члена. Без члена Павел употребляет это слово большею частью в смысле писанного закона, с членом -- в смысле вечного закона Бога.
У древних евреев, у пророков, у Исаии слово "закон", тора, всегда употреблялся в смысле вечного, единого, невыраженного откровения -- научения Бога. И то же слово -- закон, тора, у Ездры в первый раз и в позднейшее время, во время Талмуда, стало употребляться в смысле написанных пяти книг Моисея, над которыми и пишется общее заглавие -- тора, так же как у нас употребляется слово "Библия"; но с тем различием, что у нас есть слова, чтобы различать между понятиями -- Библии и закона Бога, а у евреев одно и то же слово означает оба понятия.
И потому Христос, употребляя слово "закон" -- "тора", употребляет его, то утверждая его, как Исаия и другие пророки, в смысле закона Бога, который вечен, то отрицая его в смысле писаного закона пяти книг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32