.. кроме меня, — подумав, уточнила Юля.
* * *
После суматохи сборов и нудных таможенных формальностей Евгений радовался возможности отдохнуть. Тем более, что комфортабельный лайнер позволял полностью расслабиться, полета в нем совсем не ощущалось — даже Юля через несколько минут отвернулась от окна.
Они не разговаривали: все, что можно, было продумано и обсуждено заранее — теперь оставалось только «растормозить интуицию», а в разговорах с графом ловить малейшие намеки и надеяться на везение...
Впрочем, одна маленькая зацепка у них была: магический перстень Тонечки по-прежнему хранился у Юли. Кристалл так и не перестал светиться, хотя после исследований в институте перстень никто больше не надевал. Наваждение, да и только! Причем объяснение, которое предложил Юрген, Евгения совершенно не удовлетворило.
— Я не знаю, можно ли быстро перестроить кристаллы усиленной эманацией, и не уверен, что фоновое «ощущение знания» настолько сильно, чтобы перстень мог светиться постоянно, — заметил он, когда Юля пересказала ему эту подозрительно простую версию. — Но даже если такое возможно, я все равно не верю твоему приятелю...
— Но почему? — радостно воскликнула Юля (она тоже не поверила Юргену!)
— Потому что Сэм должен был держать перстень в руках, когда услышал сообщение о твоей «гибели» — иначе кристалл не засветился бы, ведь так?
— Ну, так.
— А теперь представь себе: Сэм увидел, как ожил мертвый перстень Тонечки. Увидел своим глазами... Соображаешь?! Что бы он по-твоему сделал? Неужели оставил бы его, не взял с собой? А если бы даже и оставил — неужели никому ничего не сказал бы?!
— Ты со мной говоришь или с Юргеном? — поддразнила Юля.
Евгений смутился: он и сам не осознавал, что старая обида не забыта, а Юля видела его насквозь. Но дело было не только в обиде: таинственный перстень казался ему все-таки более серьезным, чем неправдоподобно простое объяснение Юргена...
В общем, беря перстень с собой в поездку, Евгений почти не сомневался: этот талисман еще преподнесет им сюрпризы! И как оказалось, не ошибся...
В аэропорту, пока они ждали посланную графом машину, Юле понадобилось достать кое-что из вещей. Она открыла чемодан, долго шарила в нем... и вдруг, приглушенно вскрикнув, стремительно выпрямилась, держа в руке перстень. Кристалл погас, снова стал мертвым и холодным — и это было еще более непонятно, чем его прежнее свечение!
— Я ничего не понимаю, — с отчаянием выдохнула Юля. — Только знаю, что не зря мы сюда приехали! — добавила она уже другим тоном.
Последний раз Евгений заглядывал в чемодан всего пару часов назад, но тогда они были еще в Сент-Меллоне. Что же случилось за время перелета, что так не понравилось перстню?
Впрочем, долго раздумывать было некогда — подошла обещанная машина. Правда, до конца путешествия было еще далеко: северная провинция, в которой находился замок Горвича не зря считалась глухоманью, ехать пришлось очень долго. Поначалу Юля и Евгений с интересом оглядывали окрестности, но вскоре устали. Евгений с тоской подумал, что в прошлый раз на вертолете они достигли цели в несколько раз быстрее, да и расстояние, которое пришлось преодолеть, было просто несоизмеримым! Увы, законные пути всегда длиннее прямых, тут уж ничего не поделаешь...
...В замок они попали только к вечеру. Граф уже ждал гостей, приветливо поздоровался с ними, поинтересовался, как они добрались.
— Благодарю вас, прекрасно, — не совсем искренне отозвался Евгений. — Хотя, честно говоря, я как-то уже отвык путешествовать по земле...
— Полезно изредка менять обстановку! — улыбнулся Горвич. — Хотя боюсь, сейчас, после такой дороги, вас даже замок не очень интересует... Ну, ничего, отдохните пока!
Он сам проводил гостей в приготовленные комнаты, показал внутренний телефон и звонок для прислуги и сообщил, что ужин будет через час.
Оставшись одни, Евгений и Юля без сил повалились на кровати. Впрочем, скоро Евгений сообразил, что если поддастся усталости и дреме, то проспит до утра, и безжалостно растолкал разомлевшую Юлю:
— Хватит спать! У нас еще будет время, а сейчас надо привести себя в порядок и вообще... соответствовать образу!
Юля недовольно поднялась, с отвращением раскрыла чемодан, чтобы достать костюмы к ужину и вообще разобрать вещи — и замерла: перстень Тонечки снова светился, и казалось, даже ярче, чем раньше!
Потрясенный Евгений только покачал головой:
— Да, если бы в аэропорту тебе не понадобилось заглянуть в чемодан...
— Ты что-нибудь понимаешь? — вздохнула Юля.
— Пока только одно, — Евгений развернул карту. — Вот, смотри: столица, Сент-Меллон, «Лотос», замок Горвича... все это находится на одной прямой. А вот аэропорт заметно в стороне от этой линии. Теперь же мы снова на нее вернулись... По-моему, это что-то значит! И еще... Помнишь, как странно вел себя вертолет, когда мы летели над горами? Его словно разворачивало, чтобы направить вдоль той же самой линии! Мне только хочется теперь узнать, прямая это или отрезок... надеюсь, у нас будет возможность попутешествовать по окрестностям!
* * *
Замок действительно выглядел неблестяще. Но, возможно, именно это делало его настоящим — не пародией на прошлое, а дверью в него. Юля сразу почувствовала мощнейшую ауру этого места. «Как же тут можно жить? — подумалось ей. — Как будто в двух временах сразу...»
Впрочем, сам Горвич явно гордился этим смешением. Утром, сразу после завтрака он предложил гостям осмотреть самую старую часть замка — галерею южной стены и сторожевую башню. Это оказалось маленьким спектаклем: они не пошли обычными коридорами, где быт мог вытеснить тайну. Горвич вывел их во двор, подвел к северному нежилому крылу, открыл вход в подвал — Юля испуганно отшатнулась, и граф, заметивший это движение, удовлетворенно заметил, что «там нет ничего страшного. «
Страшного там действительно ничего не было. Подвал был чисто прибран и явно использовался как склад — что именно там хранилось, сказать быть трудно: карманный фонарь в руке Горвича освещал только дорогу.
Потом подвал сменился самым настоящим подземным ходом — узкий сводчатый коридор со скрипучим деревянным полом уходил куда-то в темноту. Чувствовался сильный ток воздуха в спину — словно что-то специально подгоняло идущих...
Притих даже Евгений — не признаваясь самому себе, что испугался. Следовало представить себе заранее, сколько мрачных закоулков может быть в настоящем замке! Потеряться там может что угодно или кто угодно — последнее особенно настораживало. И при этом не исчезало ощущение какой-то нереальности происходящего...
Потом неожиданно из темноты вынырнули ведущие вверх каменные ступени, идущий впереди Горвич загремел ключами, распахнулась тяжелая кованая дверь — и перед ошеломленными гостями открылось уходящее вверх пространство. И узкая винтовая лестница...
— Что это? — воскликнула Юля, уже не в силах больше сдерживаться. — Что это?
— Сторожевая башня, — ответил вместо Горвича Евгений, и повернулся к нему: — Так ведь, да?
— Да, — кивнул тот. — С нее начинался этот замок. И не только замок...
Он имел в виду, что история страны в каком-то смысле тоже начиналась именно здесь — но Юлю как-то не приводила в восторг ни страна, ни ее история! И вообще, что хорошего в войнах... а для чего еще нужны сторожевые башни?! Но сила, даже уже ненужная, подчиняет, и Юля с невольной робостью поднималась по кованым ступеням (интересно, тоже тех времен или реставрированные?), словно боясь, что древние стены услышат ее непочтительные мысли...
С верхней площадки отлично просматривался весь замок, и Юля подумала вдруг: как хорошо, что многое здесь — уже только декорация! Подъемный мост никогда больше не отгородит это место от остального мира, и старинные орудия, украшавшие стену, тоже не способны быть грозными. Да, но ведь было здесь что-то такое, от чего убежала Тонечка... И Юле было искренне жаль подругу, которой приходилось жить в таком мрачном месте!
...Наконец они вернулись на средний ярус. Здесь все внутреннее пространство башни перекрывал крепкий деревянный настил, образовывая широкую площадку с двумя выходящими на нее дверьми. Евгений сообразил, что одна из них вела в южное крыло замка — его тянущиеся вдоль стены пристройки доходили до самой башни, и смотровое окно было расширено и превращено в дверной проем.
— Сюда можно было пройти прямо из замка, — улыбнулся граф, проследив взгляд Евгения. — Обычно мы так и делаем. Но подозреваю, что мой вариант вам понравился больше!
— А вторая дверь? — полюбопытствовал Евгений. — Судя по направлению, за ней должен быть проход к подъемному мосту...
— Да, — кивнул граф, — вдоль стены идет галерея, причем она ровесница сторожевой башни. Сейчас там висят фамильные портреты, а когда-то стояли котлы с кипящей смолой и прочие оборонительные «приспособления». Ничего не поделаешь: средневековье! — пожал он плечами, заметив, что Юля невольно поежилась...
...Они вошли в портретную галерею. Юля подумала, что где бы портреты ни висели раньше, сейчас место для них было выбрано идеально. Недостаток естественного освещения компенсировали искусно замаскированные лампы, создававшие «эффект закатного солнца». Ну, конечно, именно на закате в мистических романах начинали твориться всякие безобразия! Впечатляющий прием, ничего не скажешь...
Граф, подчинившись настойчивой просьбе Евгения, стал рассказывать о изображенных на портретах предках. Надо сказать, что делал он это мастерски — коротко, но с выразительными деталями, как будто сам был свидетелем того, о чем рассказывает. «Быть бы этому графу историком или писателем, цены бы ему не было! — рассеянно подумала Юля. — Впрочем, в университете он изучал именно историю... нереализованное дарование, так получается? Ох, не очень-то, похоже, счастливый человек Матиуш Горвич!» Юля опасалась несчастливых людей — они увеличивают количество зла в мире, иногда даже сознательно...
И тем не менее она внимательно прислушивалась к эманации Горвича, ожидая, как он прореагирует на вопросы о Тонечке — а что в галерее есть ее портрет, Юля не сомневалась. Да и Евгений явно не просто так завел разговор о предках графа! И вот все трое, медленно двигаясь вдоль стены от картины к картине, оказались наконец...
«Тонечка!» — едва не вскрикнула Юля: оказывается, она совсем не была готова вот так встретиться с ней глазами. Она вдруг ощутила внезапную смесь испуга, радости и какого-то странного успокоения — словно что-то в мире раз и навсегда заняло свое место...
Портрет был замечательный. Художнику — кто он, этот художник? — удалось уловить тот самый «взгляд в будущее», который так потряс когда-то Юлю. Тонечка сидела на низком диване, глядя прямо перед собой. Всегда бледное лицо казалось еще бледнее из-за лилового шелка платья.
Фон картины был темным, в духе старых голландцев, но сумерки были не коричневыми, а — опять же! — лиловыми. О художественных достоинствах картины Юля судить не могла, но психологом автор был отменным: окружавший Тонечку цвет удивительно гармонировал с ней, оттенял ее «потусторонний» взгляд, и вообще... Если бы не строгие каноны, существующие для фамильных портретов, то, наверное, на спинке дивана возле Тонечки сидел бы грустный гремлин. Юля готова была поклясться, что художник так или иначе знал о его существовании!
Она вспомнила, как сама впервые познакомилась с грустными гремлинами, игрушками тонечкиной магии... Тогда тоже была полутемная гостиная, тоже казались лиловыми сгущавшиеся сумерки — но только выглядела Тонечка неторжественно и неизящно. Теперь же, на портрете, таинственный и странный образ подруги обрел наконец завершенность и гармонию. Здесь Тонечка выглядела не просто красивой — прекрасной...
Юля ожидала услышать вопросы Евгения, но он молчал — видимо, боялся выдать себя. Но Горвич оказался тверже их обоих.
— Моя жена, — отчетливо сказал он, показывая на портрет. — Ее звали Антонина.
— Звали? — невольно переспросил Евгений.
— Она умерла, — еще более сухо пояснил Горвич. — Извините, я не хотел бы говорить об этом!
При этих словах Юля уловила в его эманации отчаянный, просто беспредельный страх... и обиду? Он обижался на Тонечку?! Ну, знаете ли! Или обида была все-таки не на нее?..
* * *
После устроенной в первый день «встречи с прошлым» Горвич больше не утомлял гостей древностью. Общения и разговоров было много — но разговоры эти не были серьезными. Граф беседовал с Евгением в основном о политике и автомобилях, а в отсутствие Юли — о любовницах. Кроме того, он с удовольствием расспрашивал о полетах на «Алуэтте», интересовался, легко ли научиться им управлять...
В общем, Горвич казался тривиальным до отвращения — и именно это выглядело странным. Юля не знала почему — выглядело, и все тут! Евгений был согласен с ней:
— Он как будто играет в «обыкновенного человека». Только вот зачем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
* * *
После суматохи сборов и нудных таможенных формальностей Евгений радовался возможности отдохнуть. Тем более, что комфортабельный лайнер позволял полностью расслабиться, полета в нем совсем не ощущалось — даже Юля через несколько минут отвернулась от окна.
Они не разговаривали: все, что можно, было продумано и обсуждено заранее — теперь оставалось только «растормозить интуицию», а в разговорах с графом ловить малейшие намеки и надеяться на везение...
Впрочем, одна маленькая зацепка у них была: магический перстень Тонечки по-прежнему хранился у Юли. Кристалл так и не перестал светиться, хотя после исследований в институте перстень никто больше не надевал. Наваждение, да и только! Причем объяснение, которое предложил Юрген, Евгения совершенно не удовлетворило.
— Я не знаю, можно ли быстро перестроить кристаллы усиленной эманацией, и не уверен, что фоновое «ощущение знания» настолько сильно, чтобы перстень мог светиться постоянно, — заметил он, когда Юля пересказала ему эту подозрительно простую версию. — Но даже если такое возможно, я все равно не верю твоему приятелю...
— Но почему? — радостно воскликнула Юля (она тоже не поверила Юргену!)
— Потому что Сэм должен был держать перстень в руках, когда услышал сообщение о твоей «гибели» — иначе кристалл не засветился бы, ведь так?
— Ну, так.
— А теперь представь себе: Сэм увидел, как ожил мертвый перстень Тонечки. Увидел своим глазами... Соображаешь?! Что бы он по-твоему сделал? Неужели оставил бы его, не взял с собой? А если бы даже и оставил — неужели никому ничего не сказал бы?!
— Ты со мной говоришь или с Юргеном? — поддразнила Юля.
Евгений смутился: он и сам не осознавал, что старая обида не забыта, а Юля видела его насквозь. Но дело было не только в обиде: таинственный перстень казался ему все-таки более серьезным, чем неправдоподобно простое объяснение Юргена...
В общем, беря перстень с собой в поездку, Евгений почти не сомневался: этот талисман еще преподнесет им сюрпризы! И как оказалось, не ошибся...
В аэропорту, пока они ждали посланную графом машину, Юле понадобилось достать кое-что из вещей. Она открыла чемодан, долго шарила в нем... и вдруг, приглушенно вскрикнув, стремительно выпрямилась, держа в руке перстень. Кристалл погас, снова стал мертвым и холодным — и это было еще более непонятно, чем его прежнее свечение!
— Я ничего не понимаю, — с отчаянием выдохнула Юля. — Только знаю, что не зря мы сюда приехали! — добавила она уже другим тоном.
Последний раз Евгений заглядывал в чемодан всего пару часов назад, но тогда они были еще в Сент-Меллоне. Что же случилось за время перелета, что так не понравилось перстню?
Впрочем, долго раздумывать было некогда — подошла обещанная машина. Правда, до конца путешествия было еще далеко: северная провинция, в которой находился замок Горвича не зря считалась глухоманью, ехать пришлось очень долго. Поначалу Юля и Евгений с интересом оглядывали окрестности, но вскоре устали. Евгений с тоской подумал, что в прошлый раз на вертолете они достигли цели в несколько раз быстрее, да и расстояние, которое пришлось преодолеть, было просто несоизмеримым! Увы, законные пути всегда длиннее прямых, тут уж ничего не поделаешь...
...В замок они попали только к вечеру. Граф уже ждал гостей, приветливо поздоровался с ними, поинтересовался, как они добрались.
— Благодарю вас, прекрасно, — не совсем искренне отозвался Евгений. — Хотя, честно говоря, я как-то уже отвык путешествовать по земле...
— Полезно изредка менять обстановку! — улыбнулся Горвич. — Хотя боюсь, сейчас, после такой дороги, вас даже замок не очень интересует... Ну, ничего, отдохните пока!
Он сам проводил гостей в приготовленные комнаты, показал внутренний телефон и звонок для прислуги и сообщил, что ужин будет через час.
Оставшись одни, Евгений и Юля без сил повалились на кровати. Впрочем, скоро Евгений сообразил, что если поддастся усталости и дреме, то проспит до утра, и безжалостно растолкал разомлевшую Юлю:
— Хватит спать! У нас еще будет время, а сейчас надо привести себя в порядок и вообще... соответствовать образу!
Юля недовольно поднялась, с отвращением раскрыла чемодан, чтобы достать костюмы к ужину и вообще разобрать вещи — и замерла: перстень Тонечки снова светился, и казалось, даже ярче, чем раньше!
Потрясенный Евгений только покачал головой:
— Да, если бы в аэропорту тебе не понадобилось заглянуть в чемодан...
— Ты что-нибудь понимаешь? — вздохнула Юля.
— Пока только одно, — Евгений развернул карту. — Вот, смотри: столица, Сент-Меллон, «Лотос», замок Горвича... все это находится на одной прямой. А вот аэропорт заметно в стороне от этой линии. Теперь же мы снова на нее вернулись... По-моему, это что-то значит! И еще... Помнишь, как странно вел себя вертолет, когда мы летели над горами? Его словно разворачивало, чтобы направить вдоль той же самой линии! Мне только хочется теперь узнать, прямая это или отрезок... надеюсь, у нас будет возможность попутешествовать по окрестностям!
* * *
Замок действительно выглядел неблестяще. Но, возможно, именно это делало его настоящим — не пародией на прошлое, а дверью в него. Юля сразу почувствовала мощнейшую ауру этого места. «Как же тут можно жить? — подумалось ей. — Как будто в двух временах сразу...»
Впрочем, сам Горвич явно гордился этим смешением. Утром, сразу после завтрака он предложил гостям осмотреть самую старую часть замка — галерею южной стены и сторожевую башню. Это оказалось маленьким спектаклем: они не пошли обычными коридорами, где быт мог вытеснить тайну. Горвич вывел их во двор, подвел к северному нежилому крылу, открыл вход в подвал — Юля испуганно отшатнулась, и граф, заметивший это движение, удовлетворенно заметил, что «там нет ничего страшного. «
Страшного там действительно ничего не было. Подвал был чисто прибран и явно использовался как склад — что именно там хранилось, сказать быть трудно: карманный фонарь в руке Горвича освещал только дорогу.
Потом подвал сменился самым настоящим подземным ходом — узкий сводчатый коридор со скрипучим деревянным полом уходил куда-то в темноту. Чувствовался сильный ток воздуха в спину — словно что-то специально подгоняло идущих...
Притих даже Евгений — не признаваясь самому себе, что испугался. Следовало представить себе заранее, сколько мрачных закоулков может быть в настоящем замке! Потеряться там может что угодно или кто угодно — последнее особенно настораживало. И при этом не исчезало ощущение какой-то нереальности происходящего...
Потом неожиданно из темноты вынырнули ведущие вверх каменные ступени, идущий впереди Горвич загремел ключами, распахнулась тяжелая кованая дверь — и перед ошеломленными гостями открылось уходящее вверх пространство. И узкая винтовая лестница...
— Что это? — воскликнула Юля, уже не в силах больше сдерживаться. — Что это?
— Сторожевая башня, — ответил вместо Горвича Евгений, и повернулся к нему: — Так ведь, да?
— Да, — кивнул тот. — С нее начинался этот замок. И не только замок...
Он имел в виду, что история страны в каком-то смысле тоже начиналась именно здесь — но Юлю как-то не приводила в восторг ни страна, ни ее история! И вообще, что хорошего в войнах... а для чего еще нужны сторожевые башни?! Но сила, даже уже ненужная, подчиняет, и Юля с невольной робостью поднималась по кованым ступеням (интересно, тоже тех времен или реставрированные?), словно боясь, что древние стены услышат ее непочтительные мысли...
С верхней площадки отлично просматривался весь замок, и Юля подумала вдруг: как хорошо, что многое здесь — уже только декорация! Подъемный мост никогда больше не отгородит это место от остального мира, и старинные орудия, украшавшие стену, тоже не способны быть грозными. Да, но ведь было здесь что-то такое, от чего убежала Тонечка... И Юле было искренне жаль подругу, которой приходилось жить в таком мрачном месте!
...Наконец они вернулись на средний ярус. Здесь все внутреннее пространство башни перекрывал крепкий деревянный настил, образовывая широкую площадку с двумя выходящими на нее дверьми. Евгений сообразил, что одна из них вела в южное крыло замка — его тянущиеся вдоль стены пристройки доходили до самой башни, и смотровое окно было расширено и превращено в дверной проем.
— Сюда можно было пройти прямо из замка, — улыбнулся граф, проследив взгляд Евгения. — Обычно мы так и делаем. Но подозреваю, что мой вариант вам понравился больше!
— А вторая дверь? — полюбопытствовал Евгений. — Судя по направлению, за ней должен быть проход к подъемному мосту...
— Да, — кивнул граф, — вдоль стены идет галерея, причем она ровесница сторожевой башни. Сейчас там висят фамильные портреты, а когда-то стояли котлы с кипящей смолой и прочие оборонительные «приспособления». Ничего не поделаешь: средневековье! — пожал он плечами, заметив, что Юля невольно поежилась...
...Они вошли в портретную галерею. Юля подумала, что где бы портреты ни висели раньше, сейчас место для них было выбрано идеально. Недостаток естественного освещения компенсировали искусно замаскированные лампы, создававшие «эффект закатного солнца». Ну, конечно, именно на закате в мистических романах начинали твориться всякие безобразия! Впечатляющий прием, ничего не скажешь...
Граф, подчинившись настойчивой просьбе Евгения, стал рассказывать о изображенных на портретах предках. Надо сказать, что делал он это мастерски — коротко, но с выразительными деталями, как будто сам был свидетелем того, о чем рассказывает. «Быть бы этому графу историком или писателем, цены бы ему не было! — рассеянно подумала Юля. — Впрочем, в университете он изучал именно историю... нереализованное дарование, так получается? Ох, не очень-то, похоже, счастливый человек Матиуш Горвич!» Юля опасалась несчастливых людей — они увеличивают количество зла в мире, иногда даже сознательно...
И тем не менее она внимательно прислушивалась к эманации Горвича, ожидая, как он прореагирует на вопросы о Тонечке — а что в галерее есть ее портрет, Юля не сомневалась. Да и Евгений явно не просто так завел разговор о предках графа! И вот все трое, медленно двигаясь вдоль стены от картины к картине, оказались наконец...
«Тонечка!» — едва не вскрикнула Юля: оказывается, она совсем не была готова вот так встретиться с ней глазами. Она вдруг ощутила внезапную смесь испуга, радости и какого-то странного успокоения — словно что-то в мире раз и навсегда заняло свое место...
Портрет был замечательный. Художнику — кто он, этот художник? — удалось уловить тот самый «взгляд в будущее», который так потряс когда-то Юлю. Тонечка сидела на низком диване, глядя прямо перед собой. Всегда бледное лицо казалось еще бледнее из-за лилового шелка платья.
Фон картины был темным, в духе старых голландцев, но сумерки были не коричневыми, а — опять же! — лиловыми. О художественных достоинствах картины Юля судить не могла, но психологом автор был отменным: окружавший Тонечку цвет удивительно гармонировал с ней, оттенял ее «потусторонний» взгляд, и вообще... Если бы не строгие каноны, существующие для фамильных портретов, то, наверное, на спинке дивана возле Тонечки сидел бы грустный гремлин. Юля готова была поклясться, что художник так или иначе знал о его существовании!
Она вспомнила, как сама впервые познакомилась с грустными гремлинами, игрушками тонечкиной магии... Тогда тоже была полутемная гостиная, тоже казались лиловыми сгущавшиеся сумерки — но только выглядела Тонечка неторжественно и неизящно. Теперь же, на портрете, таинственный и странный образ подруги обрел наконец завершенность и гармонию. Здесь Тонечка выглядела не просто красивой — прекрасной...
Юля ожидала услышать вопросы Евгения, но он молчал — видимо, боялся выдать себя. Но Горвич оказался тверже их обоих.
— Моя жена, — отчетливо сказал он, показывая на портрет. — Ее звали Антонина.
— Звали? — невольно переспросил Евгений.
— Она умерла, — еще более сухо пояснил Горвич. — Извините, я не хотел бы говорить об этом!
При этих словах Юля уловила в его эманации отчаянный, просто беспредельный страх... и обиду? Он обижался на Тонечку?! Ну, знаете ли! Или обида была все-таки не на нее?..
* * *
После устроенной в первый день «встречи с прошлым» Горвич больше не утомлял гостей древностью. Общения и разговоров было много — но разговоры эти не были серьезными. Граф беседовал с Евгением в основном о политике и автомобилях, а в отсутствие Юли — о любовницах. Кроме того, он с удовольствием расспрашивал о полетах на «Алуэтте», интересовался, легко ли научиться им управлять...
В общем, Горвич казался тривиальным до отвращения — и именно это выглядело странным. Юля не знала почему — выглядело, и все тут! Евгений был согласен с ней:
— Он как будто играет в «обыкновенного человека». Только вот зачем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30