А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Напарник Андрея Альбертовича стоял над ним и разглядывал его уже сильно "обработанное" лицо. Левой ладонью волосатый прикрывался то ли от света, то ли от побоев. Андрей Альбертович, передернув широкими плечами от всепроникающего сырого холода, напомнил вторично:
- Виталий.
Виталий ухватил парня за волосы и заставил встать, слегка оттянул за волосы его голову назад - в глаза глянуть захотел. Увидел в них страх, но и неок ончательную покорность, и левой, незанятой рукой (плотно сжатой толстой и широкой ладонью), со всего размаха ударил волосатого в печень и, отпустив волосы, брезгливо вытер правую руку о хипповую безрукавку. Выбрав момент, когда у волосатого в голове несколько прояснилось, но боль еще жила в его теле, Андрей Альбертович сказал:
- Я вас, лабухов вонючих, по спискам авиапассажиров отыскал на рейсах и туда, и обратно. Все, все совпадает, фуфло ты несчастное. Опять спрашиваю: твоя группа аккомпанировала лже-Владлену?
Волосатый разогнулся и тонким-тонким тенором признался:
- Моя.
- Когда вы познакомились с фальшивым Владленом?
- За полчаса до концерта.
- Как же вы ему аккомпанировали? - даже удивился Андрей Альбертович.
- А мы и не аккомпанировали. Кривлялись под фанеру, и все.
- Но ведь надо было, чтобы складно получалось.
- Нам тот человек еще в Москве фонограмму дал. Прошлись с нею пару раз, и порядок. Мы же музыканты.
- Никакие вы не музыканты. Вы - жулики, мошенники.
Что на это ответишь? Парень молча разглядывал бетонный пол.
- Теперь о том человеке. Кто он?
- Маркс, - с опаской, но твердо сказал волосатый.
Богатырь Виталий в изумлении глянул на него, а Андрей Альбертович вроде бы и обиделся.
- Ты шути, шути, да знай меру! Как это - Маркс?
- Зовут его так! - убедительно проблеял волосатый. - Маркс Федорович.
- А не врешь?
- Зачем мне врать? Мне деваться некуда. В ментовку на вас жаловаться я не могу, так что вы можете сделать со мной что захотите.
- Правильно рассуждаешь, - похвалил Андрей Альбертович. - Кто вас свел... - он на секунду задумался и продолжил: - ...с Федоровичем этим?
- Никто. Он к нам на Горбушке подошел и предложил легкие бабки.
- Он с вами не летал ни туда, ни обратно. Когда же он с вами расплатился?
- Перед самым началом концерта. Появился на минутку, честь по чести расплатился и с концами. Больше мы его не видели.
- Как же вы от местных сыскарей ушли?
- Мы же с концерта прямо на самолет. Этот Владлен еще от поклонниц отбивался, а мы уже летели.
- Точненько рассчитано, точненько, - неизвестно кого похвалил Андрей Альбертович. - Билеты туда и обратно, надо полагать, этот Энгельс заказывал?
- Маркс, - соглашаясь и поправляя, ответил волосатый.
- Да знаю я, знаю! - неизвестно от чего раздражаясь, отмахнулся от него Андрей Альбертович. - Что еще о нем можешь сказать, кроме того, что он Маркс?
Волосатый задумался ненадолго и в недоумении признался:
- Ничего.
- Помимо бабок и предстоящего концерта, ты с ним о чем-нибудь еще говорил?
- Ну, насчет такой же работы в дальнейшем говорили. Он сам сказал, что такая возможность может опять случиться и мы понадобимся.
Андрей Альбертович взял след. Ощерясь по-волчьи, он спросил ласково:
- Но тогда и связь какая-то должна быть. Он дал тебе номер телефона?
- Ни телефона, ни адреса он мне не давал.
- Ну а как же он вас доставал бы, если возникла надобность? Ты ему свой номер телефона оставил?
- Нету у меня телефона, потому что квартиры нету.
- Значит, точка, - понял Андрей Альбертович. - Где и как?
- В бильярдной ЦСКА. Каждый вторник я должен в десять вечера в вестибюле дожидаться человека в красной каскетке с надписью "Стейт" и спрашивать у него, есть ли что для Джокера. То есть для меня.
- Сегодня - среда, - вяло напомнил Андрей Альбертович. - Ты вчера там был?
- Был.
- А человечка в красной каскетке не было. Так?
- Так.
- Ну а швейцар как на тебя реагировал, охрана? Ты наверняка там не менее получаса околачивался? Не выгоняли?
- А они меня вроде и не замечали.
- Ясненько. Все сказал, что знаешь?
- Все.
- Поначалу почему молчал, ненужные синяки получая?
Волосатый задумался:
- Маркса боялся.
- Учение Маркса всесильно, потому что верно, - глубокомысленно изрек Андрей Альбертович. - Ах, Джокер, Джокер! Что ты есть без колоды? Бессмысленная картинка, пустота, ничто. Но пасть по глупости можешь раскрыть. Делать это я тебе не советую: чуть что - сдам в ментовку. Понял?
- Понял.
- Выведи его, Виталий. Выведи и отпусти.
- А что мне Пьеру сказать, через которого вы на меня вышли? - попросил совета волосатый.
- Скажешь, что новое предложение на будущее.
- А синяки?
- Про это сам что-нибудь придумаешь. Иди!
Виталий вел волосатого длинным-длинным коридором, вывел на крутую лестницу, открыл железную дверь и выпустил его во двор, окруженный глухими стенами с одной аркой. Через арку вышли в другой двор. Еще одна арка, и они оказались в переулке, который был по пути к Сретенке.
- Гуляй, - разрешил Виталий. И парень, прихрамывая и оглядываясь, двинулся по переулку.
Неспешно совершив обратный путь, Виталий вопросительно склонился над Андреем Альбертовичем, по-прежнему сидевшим на старой табуретке. Он поднял глаза на богатыря и решил:
- Швейцара подмажем, и красная каскетка наша. А далее - по железнодорожному расписанию: со всеми остановками.
10
Уговорила-таки Галина Васильевна Прахова слабохарактерного интеллигента: у входа в галерею стояла на мольберте скромная афиша, на которой голу бым по серому холсту было написано: "Посмертная выставка художника Даниила Горбатова (1974-1996 гг.)".
Сырцов шел сюда, чтобы посмотреть на Кирилла Евгеньевича и по возможности побеседовать с ним. Но афиша заинтересовала. Купив у билетерши несерьезный, на плохой бумаге билет, он ступил в анфиладу. Выставка - это было чрезвычайно громко сказано. Сырцов с трудом отыскал небольшой зальчик, в котором размещались работы убиенного Даниила.
На стене у входа в зал на веревочке висела картонка, на которой черной тушью было старательно написано: "Работы с выставки не продаются", и поэтому с экспозицией знакомились лишь двое знатоков, и только. Агентам здесь делать нечего.
Слабая, почти вода, акварель.
Какое дело бывшему десантнику, бывшему менту, а ныне вольному сыщику Сырцову Георгию Петровичу до изобразительных изысков странного паренька? Но нет. Суровый детектив тайно и застенчиво любил живопись. Общение с друзьями Деда - кинорежиссером Казаряном, журналистом Спиридоновым и отчасти с писателем и кинодраматургом Кузьминским (с этим, правда, больше водку пить приходилось) - незаметно сделали свое дело: Сырцов осторожно и с интересом стал приобщаться к настоящей литературе, к настоящему кинематографу, к настоящей живописи. И приобщился потихоньку. Любимым его занятием теперь было посещение, когда надо и когда не надо, громадной профессорской квартиры Казаряна, где стараниями двух поколений московских армян существовала богатейшая коллекция картин российских художников первой трети двадцатого века.
Именно в этой квартире Сырцов определил для себя понятие слова живопись, разбив его на два. Живо писать. Живо- значит ярко, неожиданно, весело, с необъяснимым словами продолжением. Дилетант, конечно, любитель-недоучка, но... Но работы Горбатова-младшего были талантливы: уж это Сырцов мог распознать. Московские пейзажи и люди. Именно люди, а не портреты. Художник, видимо, не верил в то, что глаза есть зеркало души, он не доверял глазам. Ракурс, жест, еле уловимый поворот определяли характер. Если профиль, то глаза смотрели в противоположную сторону от зрителя, если анфас - прикрыты ладонью, темными очками, козырьком каскетки, полями шляпы.
Отчаянно смело и почти всегда в удачу пользовался Даниил Горбатов как бы случайными потеками и затеками водянистой краски с цвета на цвет. Взрывая предполагаемую фактуру, они в то же время давали необъяснимое колористическое единство и соединяли то, что вроде бы и невозможно соединить. В человеческой фигуре, в повороте московского переулка, в зеленом небе и лиловой траве...
Сделав круг, Сырцов пошел на второй - узнавать Москву и москвичей. Художник хорошо знал свой город, но и сыщик знал его не хуже. Тимирязевские пруды. Последние дачи деревянного московского модерна у Сокольников. Миниховский парк. Покрово-Стрешнево. Измайловский зверинец.
А теперь - человечки. Дарья. Дарья. Дарья. Дарья в усталой задумчивости (щека, нос, склоненная, с различимыми позвонками шея, развившаяся прядь над скорбно вздернутой бровью). Дарья в победительной ярости, приветствующая послушную ей толпу (толпы нет, есть вздернутая вверх рука с распахнутыми пальцами, усмирившая эту толпу). Дарья перед выходом на сцену (нет кулис, нет сцены. Маленькая девочка, сжавшая себя в бессильный комочек и напряженный кулачок, готовый ко всему). И еще Дарья, и еще...
Согбенный молодой мужчина. За письменным столом. Без цели глядящий в окно. Без радости играющий в теннис. Закрывший глаза, в слабой надежде улыбающийся неизвестно чему.
И девушка. Она, тыльной стороной ладони прикрыв лоб и глаза, испуганно оборачивается. На окрик? На чье-то появление? У зеркала в роскошном платье, которого она боится (лица нет, есть платье и руки в трепетном ужасе), на скамейке в жалком дворовом скверике (лицо, уткнувшееся в колени, локти, как недоразвитые крылья).
Наконец то, что Сырцов хотел рассмотреть как следует. Двойной портрет? Наложение? И глаза, единственные в этом зале глаза. Три глаза. Один общий. Для Дарьи и для девушки. Второй - Дарьин. Третий - девушки. Обе в одинаковых бесформенных красных одеяниях.
Сырцов двинул в канцелярию. Ласковая секретарша Света, увидев в дверях представительного клиента, любовно осведомилась:
- Чем могу быть вам полезна?
- Ой, не скажу! - не стерпел, съерничал Сырцов.
Вместе посмеялись понимающе. Недолго. Все же Светлана была на посту.
- Тогда я спрошу по-другому: кто вам необходим для решения ваших проблем? Меня зовут Светлана.
- Мне бы с хозяином поговорить, Светик.
- У нас хозяева, - поправила она.
- И много?
- Двое.
- Хоть один-то в норке сидит?
- Сидит. Кирилл Евгеньевич. Доложить?
- Доложи.
Светлана нарочно затягивала разговор - видимо, этот мужчина ей понравился.
- А как?
- Георгий Петрович Сырцов. Любитель живописи.
- Любите живопись, поэты! - процитировала Заболоцкого Светлана и полюбопытствовала: - Уж не поэт ли вы, Георгий Петрович?
- Забирай выше. Я - покупатель.
Покупатель - это серьезно. Светлана исчезла за добротной финской дверью. Появилась через несколько секунд.
- Кирилл Евгеньевич готов принять...
- ...Георгия Петровича, - закончил за нее фразу Сырцов и, на ходу благодарно приобняв Светлану за плечи, шагнул в кабинет.
Кирилл Евгеньевич был готов к приему: он с вежливым выражением лица стоял, опершись о бюро.
- Рад приветствовать вас, Кирилл Евгеньевич! - поздоровался Сырцов. Кирилл Евгеньевич склонил голову, отвечая на приветствие и одновременно приглашая к разговору.
Сырцов несколько развязно начал:
- Погулял я тут у вас, посмотрел. Хорошая у вас галерея.
- Посмотрели и...? - поторопил Кирилл Евгеньевич.
- ...и присмотрел, - без запинки продолжил Сырцов. - Кое-что.
Нового клиента Кирилл Евгеньевич не почувствовал. Разобраться было непросто. Но по-нынешнему, несмотря на нарочито плебейский говорок, хорошо держится. Хорошо, но без нуворишских роскошных изли шеств, одет. Координирован, физически очень силен, но одновременно изящен и легок, воспитанно улыбчив, умело воспользовался паузой. Кто он такой?
- Кое-что всегда что-то. Так что же вы присмотрели?
- Там, на персональной выставке... - неспешно начал Сырцов.
Кирилл Евгеньевич мгновенно и враждебно перебил его:
- Там, на персональной выставке, перед входом висит вполне определенное предупреждение о том, что из этой экспозиции ничего не продается. Видимо, объявление не дошло до вашего сознания. Скорее всего, это наша вина: объявление должно быть крупнее, чтобы каждый мог свободно прочитать его.
- Не стоит беспокоиться. Кирилл Евгеньевич, объявление вполне читаемо. И я прочитал его.
- Тогда мне не понятен смысл вашего визита.
- Тогда и мне не понятен смысл вашей выставки.
- Не стоит зря ломать голову. Это уж наше дело.
- А может, продадите одну, хотя бы одну картину? "Двойной портрет", а?
- Да поймите же вы! - не сдержался, закричал Кирилл Евгеньевич. - Все эти картины принадлежат мне, лично мне! И я никогда и ни за какие деньги ничего не продам!
- Не зарекайтесь, - посоветовал Сырцов.
- Наш разговор окончен?! - на повышенной интонации осведомился Горбатов.
- Кирилл, - тихо предупредила о чем-то Галина Васильевна Прахова. Она стояла в дверях неизвестно как давно. Горбатов встретился с нею взглядом и, вмиг выпустив пар, вежливо представил ее:
- Галина Васильевна Прахова. Мой компаньон и друг.
Сырцов дождался протянутой руки компаньона и друга и протянул свою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов