Конечно, я приму учение, которое может осчастливить меня и моих людей! Идем, вернемся в мир мужчин и женщин, и я спою ваньярам эту песнь свободы! Вперед!
При этих словах ее фигура начала таять, задрожала и снова приняла очертания ястреба. Взмахнув крыльями, птица взмыла в воздух и устремилась к Мировому Древу, потом плавно закружилась в воздухе вокруг него, снижаясь.
Йокот поспешил за ястребом, на ходу превращаясь в барсука.
* * *
Сингорот стоял, тяжело дыша. Кьюлаэра видел, что он пытается собрать остатки сил. Судорожным, нелегким движением ваньяр занес свои огромной меч, но Кьюлаэра легко увернулся. Ваньяр попытался в последнее мгновение изменить направление удара, а Кьюлазра почувствовал неожиданное вдохновение, немного приподнял Коротровир, чтобы получить не слишком тяжелый удар. Он мог бы поклясться, что меч выругался на него за это. Он упал на бок, вскочил на ноги, потряс головой, будто бы пытаясь прийти в себя, и услышал довольный ропот ваньяров и недовольный — своих бойцов. На самом же деле по сравнению с первым ударом Сингорота этот был очень слабым. Соперник очень устал. Кьюлаэра, конечно, тоже, но его меч и доспехи были легче.
Больше всего его измучила необходимость играть и притворяться. Ему до смерти хотелось, чтобы Йокот проснулся и все закончилось.
Но вот Кьюлаэра услышал какие-то возбужденные восклицания со стороны ваньяров. Он быстро оглянулся и увидел, что возвращается ваньярская шаманша, поддерживаемая своими воинами. Она осталась жива! Он испугался за Йокота, собрался повернуться и посмотреть на маленького шамана, но вовремя увидел, что Сингорот вновь принялся размахивать мечом. Кьюлаэре безумно хотелось ударить соперника в живот и покончить с поединком, но он понимал, что надо сохранить достоинство Сингорота перед лицом его людей, иначе на него обрушится кровавая, исполненная ненависти жажда мести. Кьюлаэре снова пришла в голову счастливая мысль, он поднял плечо, опустил голову и бросился на ваньяра, причем так, как будто бы они сражались без мечей.
Сингорот, конечно, заметил его движение, но он не успел вовремя закрыться мечом и остановить Кьюлаэру. Они столкнулись, и ваньяр рухнул на землю. Кьюлаэра тоже упал, но со стороны ваньярского войска раздались злобные крики.
Кьюлаэра вскочил на ноги первым. Сингорот долго барахтался, пока ему не удалось встать на четвереньки, и начал глазами искать свой меч. Каждый мог бы увидеть, что у Кьюлаэры более чем достаточно времени, чтобы отрубить ему голову...
Но в этот миг никто не смотрел на них, потому что ваньярская шаманша начала что-то кричать и все обернулись к ней. Кьюлаэра бросил осторожный взгляд на Йокота, увидел, что маленький человечек распрямляется, встает, ошеломленно моргает. Кьюлаэра повернулся к Сингороту; громила уже поднялся на ноги, поднял меч, часто оглядываясь на свою шаманшу. Через мгновение он больше смотрел на шаманшу, а на Кьюлаэру только оглядывался. Кьюлаэра с огромным облегчением воткнул Коротровир в землю перед собой и сложил руки. Сингорот посмотрел на него сначала с изумлением, а потом явно что-то быстро прикинул в уме. Намерения Кьюлаэры были ясны: он мог в любое мгновение поднять меч, но сейчас им не размахивал. Что бы это могло значить, если не перемирие? Рослый ваньяр медленно опустил свой меч, воткнул его в землю перед собой и отпустил. Он словно был доволен.
Кьюлаэра слегка поклонился, Сингорот ответил тем же. Затем Кьюлаэра осторожно повернулся в сторону ваньярской шаманши, словно понимал, о чем та говорит. Сингорот удивленно понаблюдал за ним, после чего и сам очень охотно повернулся к шаманше.
Что бы она ни говорила, это вызвало бурю недовольства. Сингорот схватил свой меч, сунул его в ножны и побежал к толпе стоящих вокруг шаманши людей. Они яростно спорили, махали руками, голоса некоторых звучали злобно, но некоторых — радостно.
Кьюлаэра схватил Коротровир, сунул его в ножны и подошел к Йокоту:
— Добро пожаловать обратно, маленький шаман. Ты не представляешь, как я рад видеть тебя живым.
— Догадываюсь, — мрачно ответил Йокот. — Готовься защищать Масану, воин. Очень скоро защита ей может понадобиться больше, чем любому из нас.
— Масану? Ваньярскую шаманшу?
— Именно так.
— Вы не теряли время в ваших краях, верно?
— Мы выяснили, что Ломаллин сильнее Боленкара. Я рассказал ей о том, как у нас строится семейная жизнь. Кажется, наши устои ей понравились больше, чем ваньярские.
— Неудивительно, — поежившись, сказала Луа. Кьюлаэра мрачно посмотрел на нее:
— Что тебе известно о ваньярской жизни?
— Я разговаривала с Вирой и ее женщинами. Те, что увели их в плен, то и дело пугали их тем, как они будут их насиловать раз за разом, чтобы они рожали им детей. И как только родятся девочки, они будут насиловать и их, чтобы те приносили им новых и новых детей. — Луа передернулась. — Не удивляюсь, что женщина-шаман предпочла такую жизнь, какой учат Ломаллин и Рахани.
— Я тоже не удивлена, — кивнула Китишейн.
— Значит, она проповедует своим людям учение Ломаллина?
— Она говорит им, что по крайней мере надо перестать слушать Боленкара, а его жрецы так запросто на это не пойдут. — Йокот напрягся. — Вон они идут!
Их было трое, облаченных в штаны и рубахи, на их плечах колыхались черные накидки, на головах красовались черные шапки, в руках были зажаты кривые палки, напоминавшие змей. Самый важный из троих, седобородый, что-то крикнул Масане. Она выпрямилась и холодно посмотрела на него — так холодно, что Йокот воочию увидел ее страх, — и ответила коротко, но ясно.
Старейший жрец пришел в неистовство. Он заорал на Масану, завизжал, потряс у нее перед лицом змеиной головой посоха. Она отпрянула на дюйм, посмотрела ему прямо в глаза и что-то сурово ответила. Жрец побледнел, развернулся, поднял руки, стал размахивать в воздухе посохом и что-то кричать своим людям. Народ зароптал, злость смешалась с любопытством, но всего сильнее было удивление. Кто-то из воинов задал вопрос. Другой поддержал его криком и задал еще один вопрос.
Старейший жрец побагровел и обрушил на них свою ярость. Те, кто стоял ближе к нему, сжались, но смотрели с вызовом; те, что стояли дальше, принялись сыпать вопросами, затем стали что-то кричать. Жрец побледнел и заревел, глядя на Кьюлаэру и Йокота. Луа перевела.
— Он говорит, что мы — святотатцы, если утверждаем, что Боленкар может быть не прав. Он говорит, что за этот грех мы должны умереть.
Сказав это, жрец швырнул на землю свой посох. Два молодых жреца бросили свои посохи рядом. Казалось, будто деревяшки извиваются; их изгибы пришли в движение. Палки ожили, и гадюками поползли в сторону Кьюлаэры и его друзей, широко раскрыв пасти с ядовитыми клыками, на кончиках которых блестели капельки яда. Высокий жрец закричал, а Луа сказала:
— Он говорит, что их укус — мгновенная смерть.
Йокот немного отошел в сторону, встал на цыпочки и крикнул что-то жрецам на шаманском языке. Они лишь злорадно улыбнулись и молча продолжили смотреть. Тогда Юзев что-то крикнул им, но в ответ услышал лишь гогот.
— В ответ на такое оскорбление они не стали бы смеяться, но они не поняли его. Эти жрецы не знают шаманского языка.
— Это не шаманы, это обманщики, — сказал Йокот, — гонцы Боленкара с посланием ненависти и войны. Идем, Юзев, убьем по змее!
— Нет! — Луа вышла вперед, глаза ее горели. — Это моя работа. Оставьте их мне.
— Нет, сестричка! — крикнула Китишейн.
— Пусть она сделает это, — сказал Йокот. — Она владеет магией гномов, а гадюки — земные твари. Она убьет их быстрее и вернее, чем мы.
Он не сводил взгляда с Луа. Каждый его мускул был напряжен, зубы сжаты, на лбу выступил пот.
Китишейн неохотно осталась на месте, но она держала наготове лук со стрелой.
Луа принялась танцевать и петь что-то тихое, похожее на колыбельную песню. Змеи поползли медленнее, подняли головы. Они начали покачиваться из стороны в сторону, следуя движениям Луа.
Высокий жрец крикнул своему питомцу что-то ободряющее. Змея, казалось, не услышала его и медленно, очень медленно начала закрывать пасть и прятать клыки. То же самое сделали и ее подруги.
Танец Луа все усложнялся, голос становился более страстным. Йокот начал тихо двигаться с нею в лад, по его лицу скатывались капли пота, в глазах был голод и желание. Змеи заинтересовались, две из них посмотрели на третью.
Китишейн неожиданно поняла, что происходит. Две змеи были самцами, а третья — самкой! Голос Луа становился томным от желания. Китишейн моргнула, она подумала, что скорее всего ошиблась. Наверняка ей показалось, что фигурка маленькой женщины окутана зеленоватой дымкой!
Змеи как будто забыли о ней и начали интересоваться друг другом. Самцы скользнули к самке.
Высокий жрец крикнул, почти завизжал.
И тут вдруг самцы увидели друг друга. Их пасти раскрылись, раздалось протяжное шипение. Они замерли перед броском...
Луа запела громче, сияние вокруг нее начало уплотняться, голубеть.
Змеиные глаза блестели, клыки спрятались, пасти снова закрылись. Они как будто забыли друг о друге и обратились к самке.
Самка начала извиваться в лад с пением Луа. Она извивалась все сильней, самцы подползли к ней, каждый со своей стороны, повторяя ее движения.
Жрец неистово вопил, помощники вторили ему. Они подбежали к былым жезлам, подняли руки и начали читать заклинания. Друзья понимали лишь непрестанно повторявшееся слово «Боленкар!».
Вокруг змей появилась красное сияние. Они притихли и уставились на Луа ледяными глазами.
Йокот выхватил кинжал и собрался с силами. Китишейн подняла лук.
Пение Луа стало еще более настойчивым, все услышали, как она произнесла имя Рахани. Кроме этого слова, все остальное вообще не было похоже на речь, но она снова произвела: «Рахани!»
От нее начало распространяться голубое свечение и окутывать змей. Когда оно коснулась красного сияния, появились искры, затем свечения слились, стали одним — темно-малиновым, постепенно светлеющим, становящимся сиреневым.
Змеи начали сплетаться.
Высокий жрец завопил, выхватил длинный кривой нож и нанес его...
Китишейн вскрикнула.
Жрецы подняли глаза и увидели, что в их предводителя нацелена стрела. Возле лучницы стоял тяжело дыша, Кьюлаэра, он поднял свой меч — меч, которым вынудил Сингорота та перемирие.
Кривой нож замер.
Голос Луа становился все более страстным. Змеи сплелись гак тесно, что превратились в единую извивающуюся массу.
Высокий жрец потемнел от злобы и начал читать заклинание. Помощники присоединились к нему.
Три змеи превратились в деревяшки.
Луа перестала танцевать и осуждающе посмотрела на жрецов. Они зарычали в ответ и прыгнули на нее, размахивая кривыми ножами.
Глава 28
Йокот вскрикнул и бросился вперед, Китишейн выпустила стрелу, но Луа опередила их всех: она прыгнула, схватила плетеный жезл, тяжелый; ее снова окружило зеленое свечение, она развернулась и ударила высокого жреца по голове огромной узловатой палкой.
Стрела Китишейн угодила в бедро одному из молодых жрецов, и тот рухнул как подкошенный. Остальные замерли, потрясенные, а Луа бросила жезл и уставилась на мертвого жреца. Она вся тряслась, но ее глаз не было видно под очками, а потом она упала на колени, уткнулась лицом в ладони и зарыдала.
Йокот в мгновение ока оказался возле Луа, обнял ее.
Китишейн встала позади них, с вызовом посмотрела на всю ваньярскую орду, приготовила еще одну стрелу.
Оставшиеся два жреца опустились на колени, один застонал, другой закричал, но оба говорили одно и то же. Масана повернулась к друзьям, улыбнулась и что-то сказала.
— Она говорит, что они отвергнут Боленкара, — перевел Юзев. — Он слабее Ломаллина и Рахани. Она говорит, что они призовут Ломаллина себе на защиту.
Кьюлаэра кивнул:
— Спасибо, Юзев.
Он вышел вперед, убрал свой меч в ножны, протянул Сингороту руку ладонью вверх. Через мгновение они с предводителем ваньяров обменялись рукопожатием.
* * *
По счастью, у кочевников оказались лишние ножи великолепной работы, которые стали лучшим подарком для ваньяров. Варвары, чтобы не угодить лицом в грязь, вручили кочевникам несколько топоров, после чего те и другие заверили друг друга в доброй воле.
— Мы расскажем об этом всем ваньярам, — сказала Масана. — Мы покончим с завоеваниями и убийствами и обратимся к вере в бога всего живого. — Она улыбнулась. — Благодарю вас за это.
— Благодарим тебя за твою отвагу и стойкость, — ответила Китишейн. — Надеюсь, мы еще встретимся как друзья.
— Надеюсь, встретимся, — отозвалась Масана, отвернулась, вскочила в повозку, где сидели женщины и лежала поклажа. Она помахала на прощание рукой, как и большая часть сидевших в повозке женщин.
Кьюлаэра заметил это. Когда они уехали, он спросил Китишейн:
— Вы с Луа времени зря не теряли, верно?
— Это было нетрудно, — весело ответила Китишейн. — Луа учила меня, что говорить, и мы отвечали друг другу на вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
При этих словах ее фигура начала таять, задрожала и снова приняла очертания ястреба. Взмахнув крыльями, птица взмыла в воздух и устремилась к Мировому Древу, потом плавно закружилась в воздухе вокруг него, снижаясь.
Йокот поспешил за ястребом, на ходу превращаясь в барсука.
* * *
Сингорот стоял, тяжело дыша. Кьюлаэра видел, что он пытается собрать остатки сил. Судорожным, нелегким движением ваньяр занес свои огромной меч, но Кьюлаэра легко увернулся. Ваньяр попытался в последнее мгновение изменить направление удара, а Кьюлазра почувствовал неожиданное вдохновение, немного приподнял Коротровир, чтобы получить не слишком тяжелый удар. Он мог бы поклясться, что меч выругался на него за это. Он упал на бок, вскочил на ноги, потряс головой, будто бы пытаясь прийти в себя, и услышал довольный ропот ваньяров и недовольный — своих бойцов. На самом же деле по сравнению с первым ударом Сингорота этот был очень слабым. Соперник очень устал. Кьюлаэра, конечно, тоже, но его меч и доспехи были легче.
Больше всего его измучила необходимость играть и притворяться. Ему до смерти хотелось, чтобы Йокот проснулся и все закончилось.
Но вот Кьюлаэра услышал какие-то возбужденные восклицания со стороны ваньяров. Он быстро оглянулся и увидел, что возвращается ваньярская шаманша, поддерживаемая своими воинами. Она осталась жива! Он испугался за Йокота, собрался повернуться и посмотреть на маленького шамана, но вовремя увидел, что Сингорот вновь принялся размахивать мечом. Кьюлаэре безумно хотелось ударить соперника в живот и покончить с поединком, но он понимал, что надо сохранить достоинство Сингорота перед лицом его людей, иначе на него обрушится кровавая, исполненная ненависти жажда мести. Кьюлаэре снова пришла в голову счастливая мысль, он поднял плечо, опустил голову и бросился на ваньяра, причем так, как будто бы они сражались без мечей.
Сингорот, конечно, заметил его движение, но он не успел вовремя закрыться мечом и остановить Кьюлаэру. Они столкнулись, и ваньяр рухнул на землю. Кьюлаэра тоже упал, но со стороны ваньярского войска раздались злобные крики.
Кьюлаэра вскочил на ноги первым. Сингорот долго барахтался, пока ему не удалось встать на четвереньки, и начал глазами искать свой меч. Каждый мог бы увидеть, что у Кьюлаэры более чем достаточно времени, чтобы отрубить ему голову...
Но в этот миг никто не смотрел на них, потому что ваньярская шаманша начала что-то кричать и все обернулись к ней. Кьюлаэра бросил осторожный взгляд на Йокота, увидел, что маленький человечек распрямляется, встает, ошеломленно моргает. Кьюлаэра повернулся к Сингороту; громила уже поднялся на ноги, поднял меч, часто оглядываясь на свою шаманшу. Через мгновение он больше смотрел на шаманшу, а на Кьюлаэру только оглядывался. Кьюлаэра с огромным облегчением воткнул Коротровир в землю перед собой и сложил руки. Сингорот посмотрел на него сначала с изумлением, а потом явно что-то быстро прикинул в уме. Намерения Кьюлаэры были ясны: он мог в любое мгновение поднять меч, но сейчас им не размахивал. Что бы это могло значить, если не перемирие? Рослый ваньяр медленно опустил свой меч, воткнул его в землю перед собой и отпустил. Он словно был доволен.
Кьюлаэра слегка поклонился, Сингорот ответил тем же. Затем Кьюлаэра осторожно повернулся в сторону ваньярской шаманши, словно понимал, о чем та говорит. Сингорот удивленно понаблюдал за ним, после чего и сам очень охотно повернулся к шаманше.
Что бы она ни говорила, это вызвало бурю недовольства. Сингорот схватил свой меч, сунул его в ножны и побежал к толпе стоящих вокруг шаманши людей. Они яростно спорили, махали руками, голоса некоторых звучали злобно, но некоторых — радостно.
Кьюлаэра схватил Коротровир, сунул его в ножны и подошел к Йокоту:
— Добро пожаловать обратно, маленький шаман. Ты не представляешь, как я рад видеть тебя живым.
— Догадываюсь, — мрачно ответил Йокот. — Готовься защищать Масану, воин. Очень скоро защита ей может понадобиться больше, чем любому из нас.
— Масану? Ваньярскую шаманшу?
— Именно так.
— Вы не теряли время в ваших краях, верно?
— Мы выяснили, что Ломаллин сильнее Боленкара. Я рассказал ей о том, как у нас строится семейная жизнь. Кажется, наши устои ей понравились больше, чем ваньярские.
— Неудивительно, — поежившись, сказала Луа. Кьюлаэра мрачно посмотрел на нее:
— Что тебе известно о ваньярской жизни?
— Я разговаривала с Вирой и ее женщинами. Те, что увели их в плен, то и дело пугали их тем, как они будут их насиловать раз за разом, чтобы они рожали им детей. И как только родятся девочки, они будут насиловать и их, чтобы те приносили им новых и новых детей. — Луа передернулась. — Не удивляюсь, что женщина-шаман предпочла такую жизнь, какой учат Ломаллин и Рахани.
— Я тоже не удивлена, — кивнула Китишейн.
— Значит, она проповедует своим людям учение Ломаллина?
— Она говорит им, что по крайней мере надо перестать слушать Боленкара, а его жрецы так запросто на это не пойдут. — Йокот напрягся. — Вон они идут!
Их было трое, облаченных в штаны и рубахи, на их плечах колыхались черные накидки, на головах красовались черные шапки, в руках были зажаты кривые палки, напоминавшие змей. Самый важный из троих, седобородый, что-то крикнул Масане. Она выпрямилась и холодно посмотрела на него — так холодно, что Йокот воочию увидел ее страх, — и ответила коротко, но ясно.
Старейший жрец пришел в неистовство. Он заорал на Масану, завизжал, потряс у нее перед лицом змеиной головой посоха. Она отпрянула на дюйм, посмотрела ему прямо в глаза и что-то сурово ответила. Жрец побледнел, развернулся, поднял руки, стал размахивать в воздухе посохом и что-то кричать своим людям. Народ зароптал, злость смешалась с любопытством, но всего сильнее было удивление. Кто-то из воинов задал вопрос. Другой поддержал его криком и задал еще один вопрос.
Старейший жрец побагровел и обрушил на них свою ярость. Те, кто стоял ближе к нему, сжались, но смотрели с вызовом; те, что стояли дальше, принялись сыпать вопросами, затем стали что-то кричать. Жрец побледнел и заревел, глядя на Кьюлаэру и Йокота. Луа перевела.
— Он говорит, что мы — святотатцы, если утверждаем, что Боленкар может быть не прав. Он говорит, что за этот грех мы должны умереть.
Сказав это, жрец швырнул на землю свой посох. Два молодых жреца бросили свои посохи рядом. Казалось, будто деревяшки извиваются; их изгибы пришли в движение. Палки ожили, и гадюками поползли в сторону Кьюлаэры и его друзей, широко раскрыв пасти с ядовитыми клыками, на кончиках которых блестели капельки яда. Высокий жрец закричал, а Луа сказала:
— Он говорит, что их укус — мгновенная смерть.
Йокот немного отошел в сторону, встал на цыпочки и крикнул что-то жрецам на шаманском языке. Они лишь злорадно улыбнулись и молча продолжили смотреть. Тогда Юзев что-то крикнул им, но в ответ услышал лишь гогот.
— В ответ на такое оскорбление они не стали бы смеяться, но они не поняли его. Эти жрецы не знают шаманского языка.
— Это не шаманы, это обманщики, — сказал Йокот, — гонцы Боленкара с посланием ненависти и войны. Идем, Юзев, убьем по змее!
— Нет! — Луа вышла вперед, глаза ее горели. — Это моя работа. Оставьте их мне.
— Нет, сестричка! — крикнула Китишейн.
— Пусть она сделает это, — сказал Йокот. — Она владеет магией гномов, а гадюки — земные твари. Она убьет их быстрее и вернее, чем мы.
Он не сводил взгляда с Луа. Каждый его мускул был напряжен, зубы сжаты, на лбу выступил пот.
Китишейн неохотно осталась на месте, но она держала наготове лук со стрелой.
Луа принялась танцевать и петь что-то тихое, похожее на колыбельную песню. Змеи поползли медленнее, подняли головы. Они начали покачиваться из стороны в сторону, следуя движениям Луа.
Высокий жрец крикнул своему питомцу что-то ободряющее. Змея, казалось, не услышала его и медленно, очень медленно начала закрывать пасть и прятать клыки. То же самое сделали и ее подруги.
Танец Луа все усложнялся, голос становился более страстным. Йокот начал тихо двигаться с нею в лад, по его лицу скатывались капли пота, в глазах был голод и желание. Змеи заинтересовались, две из них посмотрели на третью.
Китишейн неожиданно поняла, что происходит. Две змеи были самцами, а третья — самкой! Голос Луа становился томным от желания. Китишейн моргнула, она подумала, что скорее всего ошиблась. Наверняка ей показалось, что фигурка маленькой женщины окутана зеленоватой дымкой!
Змеи как будто забыли о ней и начали интересоваться друг другом. Самцы скользнули к самке.
Высокий жрец крикнул, почти завизжал.
И тут вдруг самцы увидели друг друга. Их пасти раскрылись, раздалось протяжное шипение. Они замерли перед броском...
Луа запела громче, сияние вокруг нее начало уплотняться, голубеть.
Змеиные глаза блестели, клыки спрятались, пасти снова закрылись. Они как будто забыли друг о друге и обратились к самке.
Самка начала извиваться в лад с пением Луа. Она извивалась все сильней, самцы подползли к ней, каждый со своей стороны, повторяя ее движения.
Жрец неистово вопил, помощники вторили ему. Они подбежали к былым жезлам, подняли руки и начали читать заклинания. Друзья понимали лишь непрестанно повторявшееся слово «Боленкар!».
Вокруг змей появилась красное сияние. Они притихли и уставились на Луа ледяными глазами.
Йокот выхватил кинжал и собрался с силами. Китишейн подняла лук.
Пение Луа стало еще более настойчивым, все услышали, как она произнесла имя Рахани. Кроме этого слова, все остальное вообще не было похоже на речь, но она снова произвела: «Рахани!»
От нее начало распространяться голубое свечение и окутывать змей. Когда оно коснулась красного сияния, появились искры, затем свечения слились, стали одним — темно-малиновым, постепенно светлеющим, становящимся сиреневым.
Змеи начали сплетаться.
Высокий жрец завопил, выхватил длинный кривой нож и нанес его...
Китишейн вскрикнула.
Жрецы подняли глаза и увидели, что в их предводителя нацелена стрела. Возле лучницы стоял тяжело дыша, Кьюлаэра, он поднял свой меч — меч, которым вынудил Сингорота та перемирие.
Кривой нож замер.
Голос Луа становился все более страстным. Змеи сплелись гак тесно, что превратились в единую извивающуюся массу.
Высокий жрец потемнел от злобы и начал читать заклинание. Помощники присоединились к нему.
Три змеи превратились в деревяшки.
Луа перестала танцевать и осуждающе посмотрела на жрецов. Они зарычали в ответ и прыгнули на нее, размахивая кривыми ножами.
Глава 28
Йокот вскрикнул и бросился вперед, Китишейн выпустила стрелу, но Луа опередила их всех: она прыгнула, схватила плетеный жезл, тяжелый; ее снова окружило зеленое свечение, она развернулась и ударила высокого жреца по голове огромной узловатой палкой.
Стрела Китишейн угодила в бедро одному из молодых жрецов, и тот рухнул как подкошенный. Остальные замерли, потрясенные, а Луа бросила жезл и уставилась на мертвого жреца. Она вся тряслась, но ее глаз не было видно под очками, а потом она упала на колени, уткнулась лицом в ладони и зарыдала.
Йокот в мгновение ока оказался возле Луа, обнял ее.
Китишейн встала позади них, с вызовом посмотрела на всю ваньярскую орду, приготовила еще одну стрелу.
Оставшиеся два жреца опустились на колени, один застонал, другой закричал, но оба говорили одно и то же. Масана повернулась к друзьям, улыбнулась и что-то сказала.
— Она говорит, что они отвергнут Боленкара, — перевел Юзев. — Он слабее Ломаллина и Рахани. Она говорит, что они призовут Ломаллина себе на защиту.
Кьюлаэра кивнул:
— Спасибо, Юзев.
Он вышел вперед, убрал свой меч в ножны, протянул Сингороту руку ладонью вверх. Через мгновение они с предводителем ваньяров обменялись рукопожатием.
* * *
По счастью, у кочевников оказались лишние ножи великолепной работы, которые стали лучшим подарком для ваньяров. Варвары, чтобы не угодить лицом в грязь, вручили кочевникам несколько топоров, после чего те и другие заверили друг друга в доброй воле.
— Мы расскажем об этом всем ваньярам, — сказала Масана. — Мы покончим с завоеваниями и убийствами и обратимся к вере в бога всего живого. — Она улыбнулась. — Благодарю вас за это.
— Благодарим тебя за твою отвагу и стойкость, — ответила Китишейн. — Надеюсь, мы еще встретимся как друзья.
— Надеюсь, встретимся, — отозвалась Масана, отвернулась, вскочила в повозку, где сидели женщины и лежала поклажа. Она помахала на прощание рукой, как и большая часть сидевших в повозке женщин.
Кьюлаэра заметил это. Когда они уехали, он спросил Китишейн:
— Вы с Луа времени зря не теряли, верно?
— Это было нетрудно, — весело ответила Китишейн. — Луа учила меня, что говорить, и мы отвечали друг другу на вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54