Джанни изумленно осматривался. Прежде ему ни разу не доводилось бывать внутри цыганских кибиток, и он никак не ожидал, что тут окажется так чистенько, светло и приятно. Стенки были выкрашены в цвет слоновой кости, на них были нарисованы цветы. У обеих стенок под окошками стояли мягкие лежанки, застланные бежево-белой полосатой тканью, вытканной в Пироджии. Передние окошки были изготовлены из переплавленного желтого, зеленого и коричневого бутылочного стекла, а прозрачные задние были забраны занавесками. Окошки были набраны из мелких стеклышек, вырезанных скорее всего из осколков. У левого окна стояли два стула, один напротив другого. Похоже, они были приколочены к полу, как, собственно, все, что находилось внутри кибитки и не было подвешено под потолком фургона. Между стульями находился складной стол. Сейчас он был сложен, и его крышка была прислонена к стенке. Сзади, в четырех футах от входа, стояла печка, выложенная изразцами. Она как бы загораживала вход. На стенках были развешаны картины в рамках: городской пейзаж, домик в лесу, изображение престарелой крестьянской пары у очага. «Не могло ли быть так, — задумался Джанни, — что эта молодая цыганка мечтала обрести хоть какой-нибудь дом — мечтала с той же страстью, как другие молодые люди стремятся пуститься в странствия?»
Гар ухитрился войти в дверной проем, не пригнувшись, но внутри ему пришлось проявить чудеса ловкости, чтобы обойти печку, не задев дымоходной трубы. Справившись с этим, он рухнул на скамью возле Джанни и, тяжело дыша, закрыл глаза. Джанни поразился тому, что и у этого великана силы имели предел.
— Отдыхайте, — посоветовала им Медаллия и подала Джанни бурдюк с водой. — У ваших скамей есть подлокотники. Держитесь за них, потому что кибитка покачивается при езде.
С этими словами она, взметнув пышными яркими юбками, удалилась через маленькую дверцу впереди и прикрикнула на осликов. Кибитка тронулась, и Джанни тут же убедился в том, что подлокотники — очень полезное приспособление. «Куда она нас везет?»
— А куда ведет эта дорога?
— В Пироджию, если она не вздумает повернуть к другому городу.
— Ну, тогда она скорее всего довезет нас до твоей родины, — сказал Гар. — Когда она меня перевязывала, я ей сказал, что ты из Пироджии, и сказал, что обещал доставить тебя домой целым и невредимым и должен сделать это во что бы то ни стало.
— Благодарю тебя за это, — медленно проговорил Джанни. — Похоже, тебе так и придется сделать, хотя и не совсем так, как ты намеревался. — Он бросил взгляд в сторону переднего окошка и сказал: — А она очень добра.
— Верно, — кивнул Гар. — Но вот только на цыганку не очень похожа.
Джанни изумленно глянул на него.
— А как, по-твоему, должна выглядеть цыганка? У нее шаль и яркое платье, как у всех цыганок, которых мне доводилось видеть. Ну да, и серьги медные!
Гар на миг задержал взгляд на юноше и сказал:
— Ну, если только по одежде да по побрякушкам судить, то она выглядит, как цыганка.
— Но все-таки, скажи, как должна, на твой взгляд, выглядеть цыганка?
— На моей родине цыгане смуглы и темноволосы, и у них носы с горбинкой.
— Таких цыган я никогда не видал, — покачал головой Джанни.
— Значит, — заключил Гар, говоря это больше самому себе, чем Джанни, — ромени не вписались в здешние рамки. То есть, я хотел сказать, они не жили на Петрарке.
Джанни нахмурился.
— Какие рамки? И что за ромени?
Гар посмотрел на него, немного помолчал и улыбнулся.
— Это тот народ, что придумал повозки вроде этой. Вот только внутри в их повозках все совсем иначе.
— Не так красиво?
— Да. И не так чисто. Медаллия... Красивое имя, правда?
— Очень красивое, — согласился Джанни, и разозлился на Гара за то, что тот снова возбудил в нем подозрения. Даже он был вынужден признать, что имя Медаллия не было похоже ни на одно из цыганских имен, которые ему доводилось слышать прежде.
Гар отвлек его от этих мыслей.
— Прости, мне очень жаль, что я не смог защитить тебя, как подобает.
— Да кто бы смог на твоем месте, когда против нас было столько солдат? — махнул рукой Джанни и поймал себя на том, что почти слово в слово повторяет слова старца, явившегося ему в видении. Он постарался не думать об этом и сказал: — Я же видел, как истоптали землю копыта разбойничьих коней. Ты уложил много врагов, дружище.
Гар пожал плечами.
— Надо же было играть до конца. Кто бы поверил, что такого верзилу ничего не стоит сбить с ног? Ну разве что, если он законченный трус, а Ленни — не трус.
Джанни стало немного не по себе при упоминании о том, как они разыгрывали дурачков, но сейчас были дела поважнее.
— Мы должны предупредить моих соотечественников.
— Ага, — кивнул Гар. Глаза его загорелись. — Стало быть, ты тоже слышал этот разговор?
— Жаль, что не удалось услышать больше. Но я не понял, о каких еще купцах они болтали, которых им не удалось наказать? Склад Лудовико они сожгли, нас убили — ну, то есть они так думают.
— Да, это нам на руку, — кивнул Гар, — то, что они считают нас мертвыми. Но я обратил внимание на то, что те кондотьеры, что били нас под видом дурачков, тоже были из Стилетов, а когда они обменяются рассказами о своих подвигах, и те и другие почти непременно должны упомянуть о мужике необычайно высокого роста.
— Да, тебя трудно не заметить, — согласился Джанни. — Вот только в последний раз ты дрался совсем не как опытный воин.
Гар ухмыльнулся.
— Тут уж я постарался. Я-то знаю, как дерутся неумехи.
— И я знаю, — печально проговорил Джанни. — У меня только так и получается.
— Нет. — покачал головой Гар. — Ты дрался, как опытный воин.
— Но как неопытный торговец, — с горечью отозвался Джанни.
— Да вовсе нет! — усмехнувшись, возразил Гар. — Ты до сих пор жив.
— Нельзя же нам помирать, — сказал Джанни немного виновато, вспомнив о своем видении. — Нужно будет нам вести себя поосторожнее на пути до дома.
— Благодаря Медаллии нам теперь нужно единственное: не высовываться из фургона. Хотя, если на нее нападут, думаю, мы найдем в себе силы сразиться с разбойниками, несмотря на все наши раны и синяки
При одной только мысли об этом Джанни вспыхнул от ярости и негромко проговорил:
— О да. Найдем. Непременно найдем.
Это было храброе решение. К счастью, им не пришлось претворять его в жизнь.
* * *
Когда они остановились на ночлег, Медаллия сварила густой суп из сушеного мяса и овощей, покормила мужчин, после чего устроила им постель под кибиткой. Вела она себя сдержанно и даже сурово, и ни Джанни, ни Гару не пришло в голову возразить ей, хотя выбираться из фургона им было нелегко. Постанывая и покряхтывая, оба друг за другом слезли на землю по лесенке. Медаллия втянула лесенку в фургон и сказала:
— Увидимся утром, добрые люди. — И она закрыла дверь.
Джанни пару мгновений смотрел на закрытую дверь, дав волю воображению и пытаясь представить, что сейчас делает девушка внутри, но поймал себя на том, что сил у него нет даже на игру воображения, и отвернулся со вздохом сожаления.
Изнывая от боли, он опустился на колени, придерживаясь одной рукой за борт фургона. Гар держал его за другую руку. Затем Гар лег на живот и кивком указал Джанни вперед. Джанни осторожно улегся на землю и боком вкатился под телегу, затем добрался до ближайшей подстилки, а с нее перебрался на дальнюю. Гар, постанывая от боли, забрался под колеса следом за ним и лег на спину, глядя на дно телеги и тяжело, хрипло дыша.
— Так у тебя, видно, не просто ушибы? — заботливо осведомился Джанни.
— Ребро сломано скорее всего, — отозвался Гар. — Ничего, заживет.
— Ходи поосторожнее, — посоветовал ему Джанни.
Гар кивнул:
— Не волнуйся. Мне и прежде случалось ломать ребра. Но спасибо тебе за заботу, Джанни.
— А тебе спасибо, что так ловко придумал, как нам спастись, — ответил Джанни. — Доброй ночи, Гар.
То ли он услышал ответ великана, то ли он ему приснился, потому что в следующий миг Джанни уже спал.
Спал он как убитый, но вдруг сквозь непроницаемую черноту проступило светлое пятно. «Ой нет! Только не это опять!» — в страхе подумал Джанни и попытался проснуться, но не успел, а пятнышко на глазах разрасталось, но только теперь перед Джанни предстало не лицо старца, а фигура прекрасной женщины, овеваемая белыми пеленами. Видение приближалось, покачиваясь в чувственном танце. Музыка ли сопровождала ее движения или она сама была воплощенной музыкой? Если то были звуки, то они были едва слышны, Джанни скорее сознавал их, нежели слышал, и каждое движение красавицы тоже скорее ощущал, нежели видел. Фигура женщины была озарена светом, но лицо ее пряталось в тени. Ему так хотелось получше разглядеть ее формы, но развевающиеся полосы ткани позволяли лишь догадываться о том, насколько она хороша.
Джанни, — прозвучал ее голос у него в ушах... нет, не в ушах, в разуме, ведь это был сон, и Джанни понимал это. — Джанни, послушай меня!
Я готов внимать каждому твоему слову, — выдохнул юноша, нахмурился и спросил: — У тебя есть отец?
Отец? — удивленно переспросила она. — Есть, но он далеко. Почему ты спрашиваешь о нем?
Она явно не ожидала такого вопроса.
Потому, что я видел старца, который является и исчезает подобно тебе.
Быть может, ее отец был не так далеко, как она думала?
Вот как? — зловеще спросила красавица. — Надеюсь, мы с ним никогда не увидимся!
— О, но я так рад, что удалось повидаться с тобой!
Джанни протянул руку, однако пальцы его сомкнулись, сжав пустоту. Видение было бестелесным.
Голос девушки стал нежнее, в нем зазвучал соблазн.
Я тоже очень рада встрече с тобой, храбрый красавец из Пироджии! Но знай, что царства снов и яви не могут соединиться, и их соединение под силу только тем, кто способен грезить наяву. Я не нарушила бы этого завета, если бы не должна была поведать тебе нечто очень важное.
Что бы это ни было, я благодарен судьбе за нашу встречу. Что ты должна поведать мне? О чем?
О любви, — отвечала красавица. Надежды Джанни вспыхнули и тут же угасли, когда девушка добавила: — Ты должен избегать ее. Отвернись, не смотри, не вздумай влюбиться в цыганку Медаллию! Не вздумай!
Не стоило предупреждать, — с жаром возразил Джанни, — потому что я уже влюблен в тебя.
Танцовщица замерла, а Джанни сглотнул подступивший к горлу ком. Она не ожидала от него такого признания! Значит, ему удалось застигнуть ее врасплох!
Но вот красавица снова задвигалась в танце, ее легкие одежды стали вздыматься и опадать. Она закружилась и снова остановилась.
Не надо любить меня, — посоветовала она. — Ибо я ветрена и неверна и всегда готова явиться другому мужчине, как являюсь тебе. И больше ты меня никогда не увидишь.
Ты не можешь быть так жестока! — воскликнул Джанни.
А она запрокинула голову и рассмеялась. И смех ее был подобен звону серебряных колокольчиков.
О, в делах сердечных я могу быть очень жестока, Джанни! Воистину я женщина, не ведающая жалости! Очень глупо поступишь ты, если отдашь свое сердце Медаллии, но еще глупее — если полюбишь меня!
Значит, я так и так — глупец, — убежденно заявил Джанни. Почему-то эта мысль его вовсе не пугала.
Вовсе нет! Просто тебе нельзя влюбляться ни в меня, ни в нее! — фыркнула призрачная красотка, развернулась, махнула рукой на прощание... и Джанни проснулся.
Перед глазами его было дно телеги. Возвращение в мир яви напугало юношу. Неужели ему теперь всю жизнь будут мерещиться всякие видения? Неужто ему суждено обитать счастливо только в мире снов?
Что ж, если там живут такие божественные создания — он был бы не против. Что хорошего ожидало его в реальном мире? Джанни немного полежал, ругая себя за ветреность и непостоянство. А он-то считал себя таким верным и добродетельным!
Но с другой стороны, прежде он никогда не влюблялся. По крайней мере так глубоко, как сейчас.
Глава 5
В Пироджию въехали через внешние ворота. Гар и Джанни сидели на облучке вместе с Медаллией, по обе стороны от нее. Часовые сначала не узнали Джанни и не хотели пропускать в город, но когда он возмущенно воскликнул:
— Я — Джанни Браккалезе! — они удивленно вытаращили глаза, запрокинули головы и расхохотались, припав к городской стене. Джанни побагровел от возмущения.
— Нет ничего смешного!
— Не смешно? Чтобы пироджийский купец нарядился, как цыган? — вытирая слезящиеся от смеха глаза, отозвался один из часовых. — Это стоит послушать, да и другим пересказать не раз. Но только я не буду, этого и не жди.
Джанни понял намек. Он вздохнул и сказал:
— Денег у меня с собой нет, а то бы я пригласил вас закусить и выпить, да и рассказал бы вам, как это вышло, что я в такой одежде. Хотите, встретимся в кофейне у Лобини, и я вам все-все расскажу?
— А что ж? Это можно. Мы в три сменяемся.
— Значит, у Лобини, — кивнул второй стражник и махнул рукой, давая разрешение проехать.
Медаллия прищелкнула языком, и кибитка, тронувшись с места, въехала в ворота. Гар краешком рта произнес:
— Ловко и любезно предложенная взятка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33