Нет, я никогда не позволил бы своим людям нападать на мирных проезжих, грабить их и убивать, я вполне могу представить себе, как бы я поступил, будь я на месте такого командира. — Он в упор посмотрел на Джанни. — Это тебе понятно?
— Понятно, — не без опаски отозвался Джанни. — Но так сказать мог только человек с большим опытом или с большим даром предвидения. Стало быть, ты не новичок в военных делах, верно?
Он до сих пор не был так уж уверен в том, что знает Гара достаточно хорошо для того, чтобы доверять тому, и не хотел упускать возможности побольше выведать о новом знакомце.
Но Гар не собирался его просвещать.
— Я был взращен воином, как большинство варваров.
Джанни кивнул:
— Но все же ты слишком молод для того, чтобы стать командиром.
— Ну а ты слишком молод для того, чтобы быть купцом, — сострил в ответ Гар. Джанни улыбнулся.
— Я, как и ты, был взращен на этой ниве. Но пока я вожу не свои товары, а товары отца, и прибыли мне не достается — всего лишь некая ее доля.
— Доля? — вздернул брови Гар. — Ты разве не получаешь жалованья?
— Нет. Отец говорит, что я буду лучше стараться, если мое жалованье будет зависеть от величины прибыли.
Гар медленно кивнул:
— В этом есть смысл.
Антонио молча слушал разговор двух молодых людей и довольно улыбался.
— Но твой отец отправляет в плавания торговые корабли, — заметил Гар. — Зачем же ему отправлять караваны в глубь острова?
— За тем, что нам нужно иметь что-то, что можно было бы увозить на торговых судах, — объяснил Джанни. — Если мы будем уходить в плавание и брать с собой только золото, скоро у нас никакого золота не останется. А варвары вроде тебя и кочевники, что обитают на восточном берегу Срединного моря, не слишком уважают драгоценные металлы. Но им нужны слитки железа, хлопковые и шерстяные ткани, которые ткут наши ткачи. А господа с северного побережья обожают изготавливаемые у нас гобелены и ковры и полотно. И потом золото занимает совсем немного места. Зачем возить его на кораблях, когда можно загрузить их под завязку товарами, которые не опустошат нашу казну?
К изумлению Джанни, Гар, похоже, его прекрасно понимал.
— Это разумно, — сказал он, — но не могли бы ваши торговые суда обратными рейсами доставлять сюда древесину и зерно?
— Зачем, когда тут, неподалеку от дома, они гораздо дешевле, — пожал плечами Джанни. — Отсюда доставить такие грузы до Пироджии гораздо дешевле. Нет, из варварских земель мы привозим янтарь и меха и еще много всякой всячины, которая на Талипоне почитается роскошью. А из старых городов востока и из деспотий юга мы привозим специи и шелка и дерево редких пород. Такие товары мы можем с большой прибылью продать на Талипоне, мой друг — только такие, а не те, каких здесь и так хватает.
— В этом есть смысл, — признал Гар. — А кто решил построить торговлю таким образом? Купцы-князья вашей Пироджии?
Джанни рассмеялся.
— Я не стал бы называть их князьями. Они зажиточные горожане, прочно стоят на ногах, но уж конечно, они живут не так, как живут аристократы. Нет, мой друг, не городской Совет решает, что вывозить на продажу, а что закупать. Это решает мой отец, как и все прочие купцы. Каждый решает за себя.
— А чем же тогда занимается ваш Совет?
Джанни перевел дух и продолжал:
— Он решает дела, касающиеся всех купцов и всего города. Сколько денег вложить в постройку военных кораблей, сколько — в войско, нанять ли чужаков или обучить своих...
— Своих, — твердо сказал Гар. — Всегда только своих.
Джанни часто заморгал, удивленный тем, что Гар высказался против своего занятия. Затем он продолжил рассказ:
— Еще Совет решает, строить или не строить новые мосты и общественные здания, укреплять ли берега каналов и рек — то есть всевозможные вопросы, от которых зависит благо горожан,
— Наверное, вернее было бы сказать — благо купцов, — уточнил Гар. — А кто защищает интересы ремесленников и рабочих?
— Ремесленники объединены в гильдии, и их главы могут выступать в Совете, если обсуждается вопрос, в решении которого они кровно заинтересованы. — У Джанни мелькнула мысль о том, что следовало бы немного обидеться на последний вопрос Гара, но он увлекся и продолжал объяснения: — Что же до рабочих, готов признаться, пока мы додумались только до того, как дать им право голоса. Пока каждый советник просто говорит обо всем, что беспокоит всех, кто трудится на его складах и кораблях.
Гар кивнул:
— А как этих олигархов — прошу прощения, советников — избирают?
Джанни нахмурился. Слово «олигархи» ему не понравилось, особенно потому, что он не понял его значения, но он решил, что скорее всего это слово из родного языка Гара, и не стоит заострять на этом внимание.
— Пироджийские купцы собираются все вместе и избирают советников, бросая камешки в чаши с именами всех купцов, которые желали бы заседать в Совете в новом году. В чаши с именами тех, кого бы они хотели видеть в Совете, бросают зеленые камешки, а в чаши тех, кого не хотели бы, — красные. Желающих попасть в Совет почти всегда вдвое больше, чем мест.
— И сколько же мест?
— Дюжина.
Джанни гадал, не обратились ли его попытки побольше вызнать о Гаре в его собственную лекцию о Пироджии. Он как раз собрался задать Гару соответствующий вопрос и задал бы, если бы на караван не напали кондотьеры.
Они скакали по полю и криками велели торговцам остановиться.
— Вперед! Погоняйте! — крикнул Джанни. — За кого они нас принимают?
Он пустил свою лошадь галопом. Гар скакал по одну сторону от Джанни, Антонио — по другую. Возницы хлестали мулов кнутами, заставляя скакать как можно скорее, но напуганные животные никак не могли этого сделать. Как бы то ни было, караван не сумел бы развить скорость больше той, на какую способен навьюченный мул, а кондотьеры мчались галопом.
— Они знают, что мы не дураки, но они тоже не промах! — крикнул Гар Джанни. — Они гонят нас вперед, потому что впереди — засада!
— Засада? — недоверчиво переспросил Антонио. — Но где?
— А вон там! — Гар указал на несколько крестьянских домишек на горизонте. — Они хотят нас запугать, чтобы мы стали искать убежища — любого, какое попадется!
Стоило ему произнести эти слова, как со стороны домишек навстречу каравану поскакало еще несколько конных разбойников. Джанни в страхе обернулся и увидел, что другой отряд нагоняет караван.
— Нам конец! — вскричал один из возниц, натянул поводья своего мула и вскинул руки к небесам.
— Вставайте кругом! — прокричал Джанни. — Неужто вам хочется остаток жизни маяться на господских галерах? Вставайте кругом и сражайтесь!
Возницы развернули мулов и приготовились обороняться.
— Они же солдаты! — воскликнул другой возница. — Нам не выстоять против них! Начнем отбиваться — они убьют нас!
— Лучше умереть свободными людьми, чем жить в оковах! — прокричал Антонио.
— Всякий, кто готов добровольно сдаться в рабство, пусть теперь же уходит! — воскликнул Джанни. — Быть может, вам удастся бежать, покуда остальные будут драться!
Один из возниц не выдержал, выбежал из круга, ушел с дороги и пустился по полю. Остальные не тронулись с места, встали и смотрели на приближавшихся с двух сторон наемников.
— Сначала стреляйте по лошадям! — крикнул Гар. — Пеший воин не так опасен!
Вопль ужаса заставил всех устремить взгляды в ту сторону, куда убежал струсивший возница. Наемный воин ударил его по голове дубинкой. Несчастный без чувств повалился в густую пшеницу. Теперь его, как созревшее зерно, должны были подобрать после окончания боя.
— Вот расплата за трусость! — воскликнул Антонио. — Лучше погибнуть, сражаясь!
— А еще лучше — сразиться и остаться в живых! — отозвался Гар. — Но уж если вам суждено погибнуть, постарайтесь прежде уложить как можно больше врагов!
Возницы ответили на его призыв дружным боевым кличем.
— Стреляйте! — крикнул Джанни, и рой стрел, пущенных из арбалетов, устремился к лошадям врагов. Несчастные животные вскинули головы и с отчаянным ржанием рухнули наземь. Воины, скакавшие следом за первыми, запнулись за упавших коней и попадали на землю. Но третий ряд ухитрился перескочить через павших товарищей, и возницы в отчаянии опустили луки, поняв, что не успеют перезарядить их.
Тут-то на них и обрушились враги.
Началась жаркая, тяжкая битва. Казалось, она тянулась несколько часов. Джанни только и делал, что отражал удар за ударом. Гар бился спиной к спине с ним, сопровождая удары могучим рыком и сражая одного всадника за другим. Вскоре оба были ранены. Возницы бились отчаянно, даже истекая кровью. Они яростно кричали, не чувствуя боли. Кондотьеры-наемники вопили от злости при виде того, как караванщики разят мечами их коней. Кони качались и падали наземь. Звон железа, крики боли наполнили воздух, и кондотьеры кричали чаще, чем караванщики, поскольку шайка Стилетов старалась не убивать пироджийцев, а оглушать дубинками. Выгоднее было продать пленных на работорговых рынках. Но пироджийцы дрались мечами, копьями и топорами. В конце концов кондотьеры были вынуждены отказаться от надежды получить прибыль и обнажили мечи. Джанни вскричал от ужаса при виде того, как гибнут его люди, как хлещет кровь из их разрубленных тел. Еще миг — и крик его стал полон боли. Пал наземь старик Антонио. Его куртка была залита кровью.
А в следующий миг чья-то предательская рука подбила вверх его меч, ударила по его лезвию, и оно стукнуло Джанни по лбу. Он покачнулся и, падая, успел заметить Гара, лежавшего поверх груды тел. А потом чья-то лошадь ударила его копытом по голове, и Джанни погрузился в непроницаемый мрак.
Глава 3
Мир исчез. Не осталось ничего, кроме темноты, а в ней — пятнышка света, не то крошечного, не то далекого.
Да, далекого. Оно приближалось, пока Джанни не понял, что оно белое. Все ближе и ближе... и наконец Джанни в страхе осознал, что перед ним лицо, лицо старика, а вокруг лица развеваются седые волосы и длинная седая борода. Волосы и борода путались и мотались из стороны в сторону, словно плавали в воде.
Берегись! Берегись! Берегись его сверкающих глаз, его развевающихся волос!
Слова беспрепятственно звучали в сознании Джанни. Он точно знал, что прежде он таких слов никогда не слышал и сам выдумать не мог. Но эти глаза действительно сверкали и смотрели прямо в его глаза, а губы разжимались и сжимались, и с них слетали слова, и голос, казалось, заставлял вибрировать все вокруг Джанни. Он был таким низким, что напоминал гул землетрясения, и произносил слова, едва понятные Джанни, и они заставляли содрогаться его кости, а не только барабанные перепонки.
Твой час еще не пробил. Живи!
И Джанни с ужасом осознал, что жить ему не хочется, что теплая, объявшая его тьма так приятна... Ему так не хотелось покидать ее.
Тебе здесь не место, — говорили губы старика. — Ты не имеешь права здесь находиться — пока ты этого не заслужил.
Но от меня нет никакого толка в мире, — возразил Джанни. — Я сам это видел! Я не смог защитить своих людей. Я не смог сберечь товаров отца! Я и вполовину не равен своему отцу.
И он не был, когда был в твоем возрасте, — упрямо проговорил старик. — Уходи! Или ты готов лишить его не только товаров, но и сына, который для него всего дороже? Неужели ты оставишь его рыдать на руках у твоей матери, а ее — у него на руках?
Джанни охватило чувство вины. Он вздохнул и собрался с силами.
Хорошо, если ты так говоришь, я уйду. — Неожиданно внимание его заострилось. — Но сначала скажи мне, кто ты такой?
Но лицо начало таять, растворяться во тьме, только голос звучал:
Уходи! Вернись в мир! К своей матери, к своему отцу! Уходи! Ступай и не возвращайся, пока...
Лицо старика превратилось в размытое белое пятно, а Джанни в муке пытался допытаться:
Пока? Пока что?
Не возвращайся! Не возвращайся! Не возвращайся... Не...
Лицо окончательно превратилось в светлое пятнышко, стало меньше, еще меньше и, наконец, исчезло, и осталось только последнее слово:
Возвращайся...
— Возвращайся, Джанни! Вернись же! — звал голос, умолял, негромко торопил. — Вернись к жизни! Проснись, очнись!
Джанни сдвинул брови. Кто же это не дает ему покоя? Он с трудом разлепил веки — сначала совсем чуть-чуть, потом открыл глаза еще немного шире, потому что было плохо видно. Наконец он увидел склонившегося над ним великана, черты лица которого казались еще более острыми под беспощадным светом луны.
— Смотрит! — обрадовался Гар. — Глаза открыл! Живой!
— Да, живой, — простонал Джанни, — только лучше бы мне не жить. — Он попытался привстать, но не смог опереться на руку — до того она была слаба. Гар подхватил его под мышки и приподнял. Джанни охнул от жуткой боли в голове, закашлялся от подступившей дурноты. — Что... как...
— Ты получил удар по голове, — объяснил Гар. — Всего-навсего, но очень сильный удар.
— Помню. Лошадь... копытом...
— Вот-вот. Потому ты и потерял сознание.
Джанни, часто моргая, оглядывался по сторонам, пытаясь рассмотреть что-либо, но все ему виделось, как в тумане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33