Орогору в мгновение ока оказался рядом с ним и нанес удар ножом. Шпион дернулся и обмяк. Орогору поспешно повернулся к Гильде.
Но она уже стояла на коленях возле солдата.
— Лежи смирно, дружок! Это всего лишь царапина, но все-таки ее стоит перевязать!
— Спасибо вам, добрая женщина, — с широко раскрытыми глазами проговорил Мулл.
— Спасибо тебе — ты спас мне жизнь и нашу надежду на лучшее! — улыбнулась Гильда и разорвала рукав формы солдата в том месте, куда угодил нож. — Да, всего лишь небольшой порез. Орогору, дай-ка спирта! — Она взяла поданную Орогору бутылочку и предупредила раненого:
— Пощиплет немного, но зато уж рана точно не загноится. Отвлеки его, Орогору!
Отвлечь? У нее бы это гораздо лучше получилось! Но все-таки Орогору предпринял мужественную попытку:
— Ты на нашей стороне, солдат. Почему?
— Да все потому, все так... как я сказал. Я слыхал, будто вы хотите объявить, что каждый имеет право быть... о-о-о-о-ой! — счастливым, ну и... само собой, имеет право... на все, что значит «счастье», так что... — Мулл запнулся, с дрожью выдохнул: Гильда начала перевязывать его рану. — Так что я не мог позволить капитану помешать вам.
— Ты стойкий и храбрый воин! — воскликнул Орогору и пожал здоровую руку солдата. — Мы будем всегда благодарны тебе, а если мы одержим победу, твое имя останется среди имен героев!
— Да какой я герой? — отмахнулся Мулл. — Врать не стану... честно говоря, я бы лучше всю ночь до утра в шатре проспал, да и на виселицу мне совсем даже неохота. Но мне невмоготу было бы увидеть, как вместе с вами погибнет моя надежда на счастье.
— Ну вот! — Гильда закончила перевязку и помогла Муллу сесть. — Будешь показывать шрам своим внучатам. Мулл, и хвастаться!
— Внуки у меня, добрая женщина, родятся, только если я женюсь на своей возлюбленной, — вздохнул солдат и залюбовался тем, как Орогору обнял Гильду, которая только теперь, после того как была на волосок от гибели, дала волю слезам. Орогору прижал ее к себе, гладил по голове, шептал слова утешения. — Да, — кивнул Мулл, — если мне так же повезет, как вам, будут у меня и детишки, и внуки. Спасибо, что поухаживали за мной, добрая женщина.
— Пока это самое малое, чем мы могли тебе помочь, — сказал Орогору. — Хотелось бы помочь больше.
— Ну, так...
Орогору отстранился от жены, выпрямился.
— Говори!
— Так и так я — покойник, господин, если вы не победите, так что... нельзя ли мне пойти с вами?
* * *
Вот так шли они, по проселкам и тропам, — люди, родившиеся в крестьянских семьях, но выросшие в уверенности о том, что они — аристократы. А потом, излеченные от болезненных иллюзий, ставшие мнимыми магистратами. Они устраивали засады и хватали патрульных, призванных схватить их самих, спасали друг друга, когда патрульных оказывалось слишком много для одного небольшого отряда мятежников. Уже пятьдесят три человека из числа магистратов и их соратников погибли во время столкновений с патрулями Защитника, но с каждым днем повстанцы были все ближе и ближе к столице, и число их возрастало за счет стражников, бейлифов и гвардейцев шерифов, прослышавших про мятеж и тайком пробиравшихся к отрядам подпольщиков. Через неделю Мильтон окружило войско в три тысячи человек и еще семь тысяч были на подходе.
Майлз нервно расхаживал из угла в угол по полутемному складу неподалеку от городских ворот.
— Для нас уже наверняка заготовлено не меньше тысячи западней! Шпионы донесли Защитнику о мятеже!
— Вряд ли, — заверил товарища Дирк. — Ты же велел нашему агенту — повару с кухни Защитника кормить и поить инквизитора и палачей и всех заверять в том, что им попался на редкость крепкий орешек, а потому их нельзя беспокоить и отвлекать от работы — и потом, кто станет совать нос в дела тайной полиции?
— Все равно — Ренунцио наверняка уже докладывал Защитнику о мятеже!
Дирк усмехнулся.
— Прости. Я забыл рассказать тебе о том последнем проклятии, которым Ренунцио одарил меня до того, как я завязал ему рот.
Майлз обернулся, вытаращил глаза.
— Проклятие? Какое проклятие?
— Он пожелал мне провести остаток жизни в страшных снах, без крошки хлеба и глотка воды, — ухмыльнулся Дирк, — за то, что мы явились до того, как он донес на нас Защитнику.
Майлз, утратив дар речи, не мигая смотрел на Дирка, а Гар кивнул и сказал:
— Такие уж они люди, эти бюрократы. Порой подолгу копят «хорошие» новости, собирают побольше, вместо того чтобы рассказывать о них своим начальникам понемножку. С докладом являются только тогда, когда положение дел способны обрисовать во всех подробностях, когда оно у них в руках. Тогда они в состоянии продемонстрировать свою власть и компетентность. Как правило, они надеются за счет таких великих подвигов на трудовой ниве получить повышение по службе, и порой это им удается.
— Так вы что же, хотите сказать, что Защитник пока и слыхом не слыхивал про наш мятеж?
— Ну... мы не можем быть целиком и полностью уверены в том, что Ренунцио не проговорился об этом в разговоре с кем-нибудь еще, — предупредил Майлза Дирк. — Очень может быть, что все же не удержался и похвастался своими достижениями, но я так не думаю. Он из тех людишек, которые с крайней неохотой делятся своими успехами с начальством, поскольку боятся, что тогда вся слава начальству достанется.
— Безусловно, — отметил Гар, — не исключено, что кто-нибудь уже успел освободить Ренунцио, вытащил его из камеры пыток, но не думаю, чтобы он сумел сообщить что-то вразумительное.
— Хочешь сказать, что мы до сих пор действуем тайно?
— Я в этом совершенно уверен.
— Еще бы, — осклабился Дирк.
Майлз с трудом верил собственным ушам. Но вдруг тяжкая ноша как бы спала с его плеч, исчез камень с острыми краями, который, как ему казалось, перекатывался у него в животе. Он вздохнул полной грудью и решил, что полутемный склад — совершенно очаровательное местечко. Сквозь маленькие оконца в башенках на крыше пробивались солнечные лучи, рассеянный свет придавал волшебные очертания грудам мешков и горам бочонков. Воздух полнился ароматами десятков всевозможных специй. Майлза вдруг охватило чувство невыразимого восхищения, и он искренне пожалел о том, что сейчас рядом с ним нет Килеты.
— Но чем дольше мы будем выжидать, тем больше вероятность того, что из провинций придут вести о том, что поразительно большое число магистратов решило одновременно уйти в отпуск, — изрек Гар, встав с рулона бархата, на котором сидел. — Твои гонцы докладывают, что вокруг города сейчас разместились три тысячи человек, а наши лазутчики в войске Защитника сообщают о том, что численность солдат диктатора — две с половиной тысячи человек плюс сотня городских стражников. Полагаю, пора начать наступление.
Майлз уставился на великана. Дивное чувство тут же вытекло из него, как вино из проколотого бурдюка.
— Еще семь тысяч человек на подходе, — напомнил Гару Дирк. — Если мы выждем еще день, нас станет намного больше, и это будет нам очень даже на руку.
— У замка Защитника — высокие стены, а его гвардейцы вооружены алебардами, пиками и арбалетами, — парировал возражение друга Гар. — Внезапное нападение даст нам больше преимуществ, чем численное превосходство, да и крови прольется меньше.
Последнее замечание пришлось по сердцу Майлзу.
— Если так погибнет меньше народу, стоит рискнуть, — решительно проговорил он. — Ты прав, Гар. Надо атаковать.
Глаза Гара сверкнули. Он явно гордился этим человеком, которого они превратили в вождя повстанцев.
— На том и порешили, значит, — кивнул он. — Скажи гонцам, чтобы передали магистратам: пусть будут готовы войти в город в полночь.
Майлз нахмурился.
— Но ведь их схватит стража!
— Да ну? — прищурился Гар. — А может, наоборот?
* * *
Первые двадцать магистратов прибыли днем, переодетые крестьянами. Как только свечерело, они попрятались в проулках между домами, а когда стемнело окончательно, вышли на охоту.
Появился патруль, поравнялся с выходом из проулка. Стражники уныло переговаривались на ходу:
— «Повышенная боевая готовность» — шериф сказал, — буркнул один из них. А все из-за чего? Только из-за того, что с юга, видите ли, топают тысячи людей!
«Магистраты», притаившиеся среди ночных теней в проулке, понимающе переглянулись.
— Вот-вот, а нам-то какое дело до того, что где-то в ста милях от города какая-то толпа? — проворчал второй стражник.
— Толпа? — хихикнул третий. — Это ж магистраты! Нашли толпу! Чтобы эти индюки загордившиеся толпой собрались? И вроде говорят, будто идут потолковать с Защитником из-за того, что им чего-то там не по нраву насчет женитьбы.
— Магистратам-то чего из-за женитьбы переживать? — пробурчал четвертый стражник. — Уж они-то почаще женятся, чем остальные, если на то пошло!
— Да болтают, что вроде как не нравится им жениться так, как они женятся. Получше хотят, — вступил в разговор пятый стражник. — Как бы то ни было, но тысячу солдат на юг отправляют.
— Вот-вот, — подхватил шестой. — Бейлиф говорит, это для того, чтобы сопроводить...
Засевшие в проулке лазутчики не сумели дослушать эту фразу до конца — большей частью из-за того, что как раз в это мгновение они вышли из проулка и точными, ловкими ударами ребром ладони по шее уложили на мостовую четверых стражников. Оставшиеся двое обернулись, раззявили рты от изумления и испуга, а магистраты подскочили к ним и ткнули их под ребра сложенными и вытянутыми пальцами. Стражники, не в силах проронить ни звука, сложились пополам, а «магистраты» добавили и им рубящих ударов по затылкам, после чего почти бесшумно втащили стражников в проулок и принялись их связывать.
— Значит, шпионы все-таки отправились на вылазку среди ночи и обнаружили остальных наших, — пробормотал один из мятежников.
— Да, но, похоже, они изобрели достаточно вескую причину для визита в столицу, и это поможет на какое-то время запутать дело, — возразил второй.
— И самого Защитника запутать, — добавил третий. — Не захочет же он одним махом казнить всех своих чиновников, если от них особой беды не ожидает.
— По крайней мере об истинной нашей мощи они пока не догадываются, — заключил первый. — Иначе бы не решили, что тысячи человек хватит, чтобы нас усмирить.
— Тысячи? — хмыкнул четвертый мятежник. — Почему — хватило бы, если бы им предстояло столкнуться с настоящими магистратами. Эти бы были вооружены одними дубинками, да и в драке соображают похуже любого солдата. Тогда бы эти солдаты объявили, что являют собой почетный караул, но всем было бы ясно, что на самом деле они следят за каждым шагом магистратов.
— Ну, стало быть, на нашу долю завтра выпадет на тысячу солдат меньше, — заключил первый. — Так, ладно, мы со своим патрулем управились, пошли теперь, пора выбираться на главную улицу.
Подобные сцены происходили по всему городу. Порой стражникам удавалось позвать на помощь, и тогда «магистратам» — налетчикам приходилось отступать назад, во тьму проулков, но только после того, как они оставляли на мостовой поверженных гвардейцев в качестве приманки для очередного патруля. Время от времени мятежникам попадались стражники половчее, и хотя в итоге победа все равно доставалась налетчикам, они тоже несли потери. Двум патрульным отрядам вообще удалось одолеть мятежников, после чего стражники опрометью бросились к замку Защитника, крича:
— Тревога! Тревога!
Однако добежать до замка им не было суждено. Дюжина отрядов налетчиков их утихомирила. Когда все было кончено, потери врагов составили двоих убитыми и с полдюжины ранеными, но все остальные были живы, хотя на поправку здоровья у них должно было уйти по несколько дней.
Тем временем налетчики уже подбирались к скучавшим на своих постах дозорным, охранявшим подходы к главной улице и выходы из города. Столица стеной обнесена не была, поэтому между домами и складами с окраин в город могло прокрасться сколько угодно народу. Защитнику не было нужды переживать из-за этого — ведь главная улица надежно охранялась, да и по остальным всю ночь ходили патрули. А заставы на главной улице существовали исключительно для того, чтобы брать пошлину с прибывающих в город купцов и проверять пропуска у всех добропорядочных странников. Заставами перегораживали подходы к главной улице на закате. Если кто-то прибывал в столицу позже, ему приходилось коротать ночь в какой-нибудь гостинице на окраине, а по своим делам отправляться с утра.
Заставы, естественно, охранялись часовыми, и хотя три тысячи мятежников могли бы подобраться к замку и по боковым улочкам и проулкам, по главной улице они могли дойти дотуда гораздо легче и быстрее, посему налетчики бесшумно подкрадывались к часовым и ловкими ударами сбивали их с ног. Пара-тройка часовых ухитрилась-таки обернуться в неподходящий момент и ранить своими алебардами еще двоих-троих мятежников, при этом успев крикнуть. Но с других сторон на них набросились подоспевшие налетчики и уложили и этих часовых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Но она уже стояла на коленях возле солдата.
— Лежи смирно, дружок! Это всего лишь царапина, но все-таки ее стоит перевязать!
— Спасибо вам, добрая женщина, — с широко раскрытыми глазами проговорил Мулл.
— Спасибо тебе — ты спас мне жизнь и нашу надежду на лучшее! — улыбнулась Гильда и разорвала рукав формы солдата в том месте, куда угодил нож. — Да, всего лишь небольшой порез. Орогору, дай-ка спирта! — Она взяла поданную Орогору бутылочку и предупредила раненого:
— Пощиплет немного, но зато уж рана точно не загноится. Отвлеки его, Орогору!
Отвлечь? У нее бы это гораздо лучше получилось! Но все-таки Орогору предпринял мужественную попытку:
— Ты на нашей стороне, солдат. Почему?
— Да все потому, все так... как я сказал. Я слыхал, будто вы хотите объявить, что каждый имеет право быть... о-о-о-о-ой! — счастливым, ну и... само собой, имеет право... на все, что значит «счастье», так что... — Мулл запнулся, с дрожью выдохнул: Гильда начала перевязывать его рану. — Так что я не мог позволить капитану помешать вам.
— Ты стойкий и храбрый воин! — воскликнул Орогору и пожал здоровую руку солдата. — Мы будем всегда благодарны тебе, а если мы одержим победу, твое имя останется среди имен героев!
— Да какой я герой? — отмахнулся Мулл. — Врать не стану... честно говоря, я бы лучше всю ночь до утра в шатре проспал, да и на виселицу мне совсем даже неохота. Но мне невмоготу было бы увидеть, как вместе с вами погибнет моя надежда на счастье.
— Ну вот! — Гильда закончила перевязку и помогла Муллу сесть. — Будешь показывать шрам своим внучатам. Мулл, и хвастаться!
— Внуки у меня, добрая женщина, родятся, только если я женюсь на своей возлюбленной, — вздохнул солдат и залюбовался тем, как Орогору обнял Гильду, которая только теперь, после того как была на волосок от гибели, дала волю слезам. Орогору прижал ее к себе, гладил по голове, шептал слова утешения. — Да, — кивнул Мулл, — если мне так же повезет, как вам, будут у меня и детишки, и внуки. Спасибо, что поухаживали за мной, добрая женщина.
— Пока это самое малое, чем мы могли тебе помочь, — сказал Орогору. — Хотелось бы помочь больше.
— Ну, так...
Орогору отстранился от жены, выпрямился.
— Говори!
— Так и так я — покойник, господин, если вы не победите, так что... нельзя ли мне пойти с вами?
* * *
Вот так шли они, по проселкам и тропам, — люди, родившиеся в крестьянских семьях, но выросшие в уверенности о том, что они — аристократы. А потом, излеченные от болезненных иллюзий, ставшие мнимыми магистратами. Они устраивали засады и хватали патрульных, призванных схватить их самих, спасали друг друга, когда патрульных оказывалось слишком много для одного небольшого отряда мятежников. Уже пятьдесят три человека из числа магистратов и их соратников погибли во время столкновений с патрулями Защитника, но с каждым днем повстанцы были все ближе и ближе к столице, и число их возрастало за счет стражников, бейлифов и гвардейцев шерифов, прослышавших про мятеж и тайком пробиравшихся к отрядам подпольщиков. Через неделю Мильтон окружило войско в три тысячи человек и еще семь тысяч были на подходе.
Майлз нервно расхаживал из угла в угол по полутемному складу неподалеку от городских ворот.
— Для нас уже наверняка заготовлено не меньше тысячи западней! Шпионы донесли Защитнику о мятеже!
— Вряд ли, — заверил товарища Дирк. — Ты же велел нашему агенту — повару с кухни Защитника кормить и поить инквизитора и палачей и всех заверять в том, что им попался на редкость крепкий орешек, а потому их нельзя беспокоить и отвлекать от работы — и потом, кто станет совать нос в дела тайной полиции?
— Все равно — Ренунцио наверняка уже докладывал Защитнику о мятеже!
Дирк усмехнулся.
— Прости. Я забыл рассказать тебе о том последнем проклятии, которым Ренунцио одарил меня до того, как я завязал ему рот.
Майлз обернулся, вытаращил глаза.
— Проклятие? Какое проклятие?
— Он пожелал мне провести остаток жизни в страшных снах, без крошки хлеба и глотка воды, — ухмыльнулся Дирк, — за то, что мы явились до того, как он донес на нас Защитнику.
Майлз, утратив дар речи, не мигая смотрел на Дирка, а Гар кивнул и сказал:
— Такие уж они люди, эти бюрократы. Порой подолгу копят «хорошие» новости, собирают побольше, вместо того чтобы рассказывать о них своим начальникам понемножку. С докладом являются только тогда, когда положение дел способны обрисовать во всех подробностях, когда оно у них в руках. Тогда они в состоянии продемонстрировать свою власть и компетентность. Как правило, они надеются за счет таких великих подвигов на трудовой ниве получить повышение по службе, и порой это им удается.
— Так вы что же, хотите сказать, что Защитник пока и слыхом не слыхивал про наш мятеж?
— Ну... мы не можем быть целиком и полностью уверены в том, что Ренунцио не проговорился об этом в разговоре с кем-нибудь еще, — предупредил Майлза Дирк. — Очень может быть, что все же не удержался и похвастался своими достижениями, но я так не думаю. Он из тех людишек, которые с крайней неохотой делятся своими успехами с начальством, поскольку боятся, что тогда вся слава начальству достанется.
— Безусловно, — отметил Гар, — не исключено, что кто-нибудь уже успел освободить Ренунцио, вытащил его из камеры пыток, но не думаю, чтобы он сумел сообщить что-то вразумительное.
— Хочешь сказать, что мы до сих пор действуем тайно?
— Я в этом совершенно уверен.
— Еще бы, — осклабился Дирк.
Майлз с трудом верил собственным ушам. Но вдруг тяжкая ноша как бы спала с его плеч, исчез камень с острыми краями, который, как ему казалось, перекатывался у него в животе. Он вздохнул полной грудью и решил, что полутемный склад — совершенно очаровательное местечко. Сквозь маленькие оконца в башенках на крыше пробивались солнечные лучи, рассеянный свет придавал волшебные очертания грудам мешков и горам бочонков. Воздух полнился ароматами десятков всевозможных специй. Майлза вдруг охватило чувство невыразимого восхищения, и он искренне пожалел о том, что сейчас рядом с ним нет Килеты.
— Но чем дольше мы будем выжидать, тем больше вероятность того, что из провинций придут вести о том, что поразительно большое число магистратов решило одновременно уйти в отпуск, — изрек Гар, встав с рулона бархата, на котором сидел. — Твои гонцы докладывают, что вокруг города сейчас разместились три тысячи человек, а наши лазутчики в войске Защитника сообщают о том, что численность солдат диктатора — две с половиной тысячи человек плюс сотня городских стражников. Полагаю, пора начать наступление.
Майлз уставился на великана. Дивное чувство тут же вытекло из него, как вино из проколотого бурдюка.
— Еще семь тысяч человек на подходе, — напомнил Гару Дирк. — Если мы выждем еще день, нас станет намного больше, и это будет нам очень даже на руку.
— У замка Защитника — высокие стены, а его гвардейцы вооружены алебардами, пиками и арбалетами, — парировал возражение друга Гар. — Внезапное нападение даст нам больше преимуществ, чем численное превосходство, да и крови прольется меньше.
Последнее замечание пришлось по сердцу Майлзу.
— Если так погибнет меньше народу, стоит рискнуть, — решительно проговорил он. — Ты прав, Гар. Надо атаковать.
Глаза Гара сверкнули. Он явно гордился этим человеком, которого они превратили в вождя повстанцев.
— На том и порешили, значит, — кивнул он. — Скажи гонцам, чтобы передали магистратам: пусть будут готовы войти в город в полночь.
Майлз нахмурился.
— Но ведь их схватит стража!
— Да ну? — прищурился Гар. — А может, наоборот?
* * *
Первые двадцать магистратов прибыли днем, переодетые крестьянами. Как только свечерело, они попрятались в проулках между домами, а когда стемнело окончательно, вышли на охоту.
Появился патруль, поравнялся с выходом из проулка. Стражники уныло переговаривались на ходу:
— «Повышенная боевая готовность» — шериф сказал, — буркнул один из них. А все из-за чего? Только из-за того, что с юга, видите ли, топают тысячи людей!
«Магистраты», притаившиеся среди ночных теней в проулке, понимающе переглянулись.
— Вот-вот, а нам-то какое дело до того, что где-то в ста милях от города какая-то толпа? — проворчал второй стражник.
— Толпа? — хихикнул третий. — Это ж магистраты! Нашли толпу! Чтобы эти индюки загордившиеся толпой собрались? И вроде говорят, будто идут потолковать с Защитником из-за того, что им чего-то там не по нраву насчет женитьбы.
— Магистратам-то чего из-за женитьбы переживать? — пробурчал четвертый стражник. — Уж они-то почаще женятся, чем остальные, если на то пошло!
— Да болтают, что вроде как не нравится им жениться так, как они женятся. Получше хотят, — вступил в разговор пятый стражник. — Как бы то ни было, но тысячу солдат на юг отправляют.
— Вот-вот, — подхватил шестой. — Бейлиф говорит, это для того, чтобы сопроводить...
Засевшие в проулке лазутчики не сумели дослушать эту фразу до конца — большей частью из-за того, что как раз в это мгновение они вышли из проулка и точными, ловкими ударами ребром ладони по шее уложили на мостовую четверых стражников. Оставшиеся двое обернулись, раззявили рты от изумления и испуга, а магистраты подскочили к ним и ткнули их под ребра сложенными и вытянутыми пальцами. Стражники, не в силах проронить ни звука, сложились пополам, а «магистраты» добавили и им рубящих ударов по затылкам, после чего почти бесшумно втащили стражников в проулок и принялись их связывать.
— Значит, шпионы все-таки отправились на вылазку среди ночи и обнаружили остальных наших, — пробормотал один из мятежников.
— Да, но, похоже, они изобрели достаточно вескую причину для визита в столицу, и это поможет на какое-то время запутать дело, — возразил второй.
— И самого Защитника запутать, — добавил третий. — Не захочет же он одним махом казнить всех своих чиновников, если от них особой беды не ожидает.
— По крайней мере об истинной нашей мощи они пока не догадываются, — заключил первый. — Иначе бы не решили, что тысячи человек хватит, чтобы нас усмирить.
— Тысячи? — хмыкнул четвертый мятежник. — Почему — хватило бы, если бы им предстояло столкнуться с настоящими магистратами. Эти бы были вооружены одними дубинками, да и в драке соображают похуже любого солдата. Тогда бы эти солдаты объявили, что являют собой почетный караул, но всем было бы ясно, что на самом деле они следят за каждым шагом магистратов.
— Ну, стало быть, на нашу долю завтра выпадет на тысячу солдат меньше, — заключил первый. — Так, ладно, мы со своим патрулем управились, пошли теперь, пора выбираться на главную улицу.
Подобные сцены происходили по всему городу. Порой стражникам удавалось позвать на помощь, и тогда «магистратам» — налетчикам приходилось отступать назад, во тьму проулков, но только после того, как они оставляли на мостовой поверженных гвардейцев в качестве приманки для очередного патруля. Время от времени мятежникам попадались стражники половчее, и хотя в итоге победа все равно доставалась налетчикам, они тоже несли потери. Двум патрульным отрядам вообще удалось одолеть мятежников, после чего стражники опрометью бросились к замку Защитника, крича:
— Тревога! Тревога!
Однако добежать до замка им не было суждено. Дюжина отрядов налетчиков их утихомирила. Когда все было кончено, потери врагов составили двоих убитыми и с полдюжины ранеными, но все остальные были живы, хотя на поправку здоровья у них должно было уйти по несколько дней.
Тем временем налетчики уже подбирались к скучавшим на своих постах дозорным, охранявшим подходы к главной улице и выходы из города. Столица стеной обнесена не была, поэтому между домами и складами с окраин в город могло прокрасться сколько угодно народу. Защитнику не было нужды переживать из-за этого — ведь главная улица надежно охранялась, да и по остальным всю ночь ходили патрули. А заставы на главной улице существовали исключительно для того, чтобы брать пошлину с прибывающих в город купцов и проверять пропуска у всех добропорядочных странников. Заставами перегораживали подходы к главной улице на закате. Если кто-то прибывал в столицу позже, ему приходилось коротать ночь в какой-нибудь гостинице на окраине, а по своим делам отправляться с утра.
Заставы, естественно, охранялись часовыми, и хотя три тысячи мятежников могли бы подобраться к замку и по боковым улочкам и проулкам, по главной улице они могли дойти дотуда гораздо легче и быстрее, посему налетчики бесшумно подкрадывались к часовым и ловкими ударами сбивали их с ног. Пара-тройка часовых ухитрилась-таки обернуться в неподходящий момент и ранить своими алебардами еще двоих-троих мятежников, при этом успев крикнуть. Но с других сторон на них набросились подоспевшие налетчики и уложили и этих часовых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47