- Чем могу быть полезен?
Стоявшие перед ним люди были ему явно незнакомы, и он, если бы
потребовалось, мог бы поклясться, что видит их впервые, но они - и это тоже
казалось несомненным - его знали. Во всяком случае, первые двое. Третий -
лысый - пока что помалкивал. Он словно бы прятался за спинами своих
товарищей. Его кроткое умное лицо выражало сосредоточенность, а неподвижные
серые глаза смотрели на как-то-то точку в области солнечного сплетения
Романа.
- Вы не могли бы уделить нам несколько минут? - спросил седовласый.
Из милиции, наверное, решил Роман, по почему-то постеснялся об этом
спросить. Он молча посторонился, впуская гостей в коридор.
Денис уже был тут как тут. Стоял у вешалки и, обеими руками прижимая к
груди теннисные ракетки и сетку, с любопытством разглядывал гостей.
Легок на помине, подумал Роман и сказал, обращаясь к гостям:
- Проходите в зал, пожалуйста. Туда, за дверь. Садитесь там. Я сейчас...
А ты, - Роман посмотрел на Дениса, - ты, кажется, собирался гулять.
- Я потом. Успею еще.
Гулять Денису явно расхотелось.
- Тогда дуй за хлебом, - сказал Роман безжалостно.
- Ну, па... - заныл Денис, не сводя глаз с гостей.
- Давай, давай, а то магазин закроется.
Гости уже шли в указанном направлении. Денис сунулся было следом, но
Роман ловко схватил его за плечи, вытолкал на лестничную клетку и, сунув
рубль, захлопнул дверь.
Внизу громко засмеялись, и Роман дрогнул от неожиданности.
"Засуетились, - подумал он. - И почему мои окна не выходят на другую
сторону? Каждый вечер приходится выслушивать всякий треп. - Он с
неудовольствием посмотрел вниз. - Засуетились. Впрочем, ладно, давно ли сам
таким был. Итак, что же было потом? Потом было знакомство. И тут,
признаться, они меня ошеломили..."
- Для начала позвольте представиться, - сказал седовласый негромким
голосом, глядя на Романа внимательными карими глазами. Он уже сидел, сидел
на стуле, за столом, на котором уже лежала давешняя зеленая папка; его
товарищи - лысый и джинсовый парень - расположились не хуже - на диване, у
стены, под напором включенного вентилятора. - Итак, - сказал седовласый, -
меня зовут Свиридов Андрей Валентинович. Я - полковник комитета
госбезопасности. Пожалуйста, вот мои документы.
Перегнувшись через стол, он протянул Роману твердый пластик служебного
удостоверения.- А это,- седовласый сделал жест рукой в сторону джинсового
парня, - мой коллега - Дмитрий Миронович Херманн, майор. Прошу, так
сказать, любить и жаловать.
Пока Роман наощупь нашаривал под столом табуретку, пока вытаскивал ее,
пока садился, третий посетитель, потирая лысину и сосредоточенно
разглядывая пространство перед собой, монотонно докладывал, кто он такой.
Оказывается, он какой-то там профессор по каким-то там важным наукам из
какого-то там очень важного института - ничего из сказанного им Роман не
запомнил. Титулы первых двух гостей ошеломили его, подняли в голове целый
вихрь догадок и предположений, и теперь вся дальнейшая информация с трудом
проникала в его сознание, хотя внешне это, кажется, ничем не проявлялось.
Он только кивал, как китайский болванчик, тупо глядел на удостоверение и
изо всех сил делал вид, будто визиты сотрудников госбезопасности дело для
него привычное и ничем не примечательное. Когда церемония знакомства
завершилась, на некоторое время наступила тишина. Только через по-прежнему
распахнутое окно врывались в комнату, будто из какого-то чужого, очень
далекого мира, приглушенные звуки дворового оркестра. Потом Свиридов
кашлянул, прикрывая рот ладонью, посмотрел на Романа, собираясь, по всей
видимости, что-то сказать, и вдруг, словно бы заранее извиняясь за весь тот
вздор, что он уже приготовился здесь изложить, улыбнулся какой-то виноватой
детской улыбкой.
И от этой улыбки Роману сразу же стало как-то не по себе. Он почти
физически ощутил, как все его внутренности стали в каком-то болезненном
спазме неумолимо превращаться в твердый ледяной комок. И догадаться о
причинах такой странной реакции было несложно. Достаточно было
повнимательнее вглядеться в лицо полковника. За улыбкой Свиридова, за
усталым выражением его глаз скрывалась, казалось, бездна отчаяния. "Ради
Бога! - захотелось крикнуть Роману. - Не говорите, не говорите ничего!" -
по он, чудовищным усилием заставив себя промолчать, приготовился слушать.
- Роман Васильевич, - заговорил наконец полковник, - я сейчас буду
излагать факты, голые факты без каких-либо выводов и комментариев, а вы,
вы, Роман Васильевич, будете их внимательно слушать. И я вас очень прошу,
постарайтесь при этом не задавать никаких вопросов. Пусть вас пока что не
волнует, почему именно к вам мы обратились со всем этим. Хорошо?
Роман хотел было сказать в ответ что-либо утвердительное, или же хотя бы
кивнуть, но вместо этого он совершенно неожиданно и для гостей, и для
самого себя произнес срывающимся голосом: "Секундочку... Я сейчас", -
торопливо встал, отодвинув табуретку, и быстро вышел из комнаты. В ванной
он открыл кран, постоял над ним некоторое время, упираясь ладонями в края
раковины и навалившись на нее всей тяжестью тела, затем сунул под струю
воды скомканное полотенце, выжал его не слишком сильно и с облегчением
погрузил в приятную прохладу разгоряченное лицо. Он не пытался сейчас
анализировать свои поступки, в этом не было необходимости, потому что уже и
так было ясно, что его поспешное бегство из гостиной - не есть результат
обдуманных действий, а всего лишь чисто рефлекторная реакция выдавливания
из горячей точки. Какое-то непонятное чувство -и не в первый уже раз Роман
замечал в себе такую странную особенность - подсказывало ему, кто-то или
что-то, что-то сидящее внутри него, что-то упорное и нахальное, может быть,
ангел-хранитель души Романова или же, быть может, автономный полуразумный
блок охраны тела, если есть такой, отчаянно и яростно, каким угодно
способом пыталось оттянуть момент посвящения Романа в некую страшную тайну,
носителями которой были, очевидно, эти странные гости. Он упорно гнал от
себя всякие догадки и предположения, желая только одного - унять этот
бешеный стук сердца в груди и избавиться от этой противной слабости в теле.
Он не мог бы сейчас точно сказать, сколько времени провел в ванной, быть
может, всего несколько, пять или десять, минут, быть может и час, но когда
он вернулся в гостиную, странные посетители все еще находились там, сидели
неподвижно и безмолвно на прежних местах и в прежних позах, как статуи, как
судьи, как одни из главных актеров некоего спектакля, готовые после
непредвиденного антракта продолжить свою игру.
Среди всеобщего молчания Роман пересек комнату, сел у окна, напротив
полковника, и, бросив на последнего быстрый взгляд, сказал как можно более
спокойным голосом:
- Я слушаю вас.
Полковник кашлянул и начал. Говорил он долго, минут двадцать, наверное,
если не больше. Мысли свои он излагал ясно, отчетливо, как преподаватель в
Высшей Военной Академии на курсах для старших офицеров, но Роман тем не
менее все никак не мог уловить нити повествования. И это безмерно
раздражало его. Ибо тема разговора была действительно серьезной. Во всяком
случае, ему хотелось в это верить. Вместе с тем, параллельно с
раздражением, дополняя его, в нем неукротимо росла волна протеста, протеста
против той дикой и страшной, до абсурда нелепой информации, которая
безжалостно коверкала сейчас его и без того воспаленное сознание, топила
его в омуте безграничного отчаяния, и когда полковник закончил наконец свой
рассказ, ему. Роману, вдруг до жути захотелось вдохнуть полной грудью,
напружиниться, собрать все силы и, испепеляя Свиридова взглядом, заорать во
все горло: "Это же чушь! Чушь! Я не хочу этому верить!"
И он так и сделал.
- Чушь, чушь собачья! - крикнул он во всю силу своих легких, но туг же
спохватился, замолчал, испуганно глядя в темноту расширенными зрачками.
Внизу затихли, прислушиваясь, а потом сипловатый басок вежливо
осведомился:
- Что, дядя, кошмарики приснились?
Не отвечая, Роман отступил в глубину комнаты и как подрубленное дерево
рухнул на диван, сразу же зарывшись лицом в подушки.
"Я совсем перестал себя контролировать,- подумал он. - Но тогда, шесть
часов назад, реакция была еще более бурная".
Полковник наконец закончил свой рассказ и закончил его такими словами:
- Роман Васильевич, я сейчас попрошу Александра Леонидовича высказать
свои соображения, но прежде, если у вас имеются какие-либо вопросы, готов
на них ответить. - И он умолк, глядя на Романа.
Но тот и не думал задавать вопросы. Он сидел, не шевелясь, а где-то, на
самом дне его сознания, бушевала ярость. И эта ярость была настолько
могучей, настолько дикой, что сила ее казалась необоримой; казалось, она
вот-вот начнет выплескиваться наружу, сокрушая и сметая все на своем пути,
но Роман тем не менее держал ее, держал крепко, умело, как опытный наездник
норовистого жеребца, держал давно освоенным и уже не в первый раз
опробованным способом - при расслабленном теле глубинным напряжением
внутренних сил; лицо его при этом казалось со стороны спокойным, даже
каким-то равнодушным, только зрачки бешено сжимались и разжимались, как две
пульсирующие черные капли. Сейчас он не видел полковника, он не способен
был видеть что-либо в эту минуту, все силы были брошены на подавление
взбунтовавшихся эмоций, но каждой жилкой, каждой клеткой он ощущал тем не
менее присутствие гостей в своей комнате. Каким-то непостижимым способом он
почувствовал, как вдруг судорожно напряглись тела полковника и майора, он
словно бы увидел, как рука майора, отогнув край куртки, неторопливо
поползла под мышку и задержалась там, вызывая какие-то неприятные
ассоциации. Словно набитая электричеством грозовая туча повисла в комнате
на несколько секунд. А потом она как-то само собой рассеялась, исчезла;
ярость, проломив дно, стекла куда-то в туманную, неподвластную осмыслению
глубину, но не ушла совсем, осталась каким-то неясным ощущением
неудовлетворенности, готовая вернуться в любой момент. И тела полковника и
майора сразу же расслабились, рука выскользнула из-под мышки, опустилась
мягко на широкую коленку и принялась барабанить по ней пальцами. И в это
самое мгновение Роман поверил, поверил всему, что сказал сейчас полковник.
И не потому, что эта информация исходила от такого высокопоставленного
чина, и не потому, что он уже был морально к ней подготовлен - к чему-то
подобному он был подготовлен всегда, с самого своего рождения, с той
минуты, когда его эго, импульсивное и жадное, утвердилось здесь, в этом
мире, своим физическим материальным воплощением. Он сам не смог бы
объяснить, почему он поверил. Это была мгновенная вспышка, озарение,
озарение ослепительное и обнажающее, озарение долгожданное - закономерный
результат непрерывного и, казалось, бесплодного трения бесформенных пластов
эмоций и ассоциаций. И осмысление причин этого озарения никак не могло быть
сиюминутным. Оно требовало многих часов, быть может дней, и оно требовало
полного, безоговорочного одиночества. Сейчас же нужно было продолжать
беседу. Его уже не удивляло присутствие этих странных людей. Что-то Они
знали о нем, что-то такое, о чем он пока лишь смутно догадывался. И эта
тайна неудержимо разжигала его любопытство, побуждала изливать вопросы, но,
подчиняясь какому-то внутреннему наитию, он решил не торопиться. Не он
пришел к ним, а они к нему. Не он от них ждет чего-то, а они от него. Пусть
они и ведут игру, а он форсировать события не намерен.
- Я вижу, вы в затруднении, - сказал полковник. - Конечно, трудно сразу
вот так принять все это, но... Неужели у вас нет ни одного вопроса?
Роман внутренне усмехнулся и, тщательно подбирая слова, сказал очень
тихим голосом:
- Допустим... Допустим, я поверил во все это... Допустим, все сказанное
вами - правда, прошу прощения. И все эти непонятные убийства и выводы о
катастрофе, на мой взгляд, изрядно преувеличенной. Все это теоретически
возможно. Теоретически, если уж на то пошло, все возможно. Кстати, газеты
трещат об этом уже третий месяц. Вторжение из космоса и конец света - их
излюбленные темы... Но вот что мне, Андрей э-э... Валентинович, очень бы
хотелось знать - какое я, рядовой обыватель и скромный учитель физики, могу
иметь ко всему этому отношение? Я вот сижу тут, соображаю своим скудным
умишком, и ничегошеньки мне в голову, окромя банальной фразы "спаситель
человечества", не лезет. Но, честно говоря, природная скромность не
позволяет мне заноситься столь высоко. Да и, признаться, превращаться в
участника дешевого боевика тоже не возникает особой охоты... Может, вы меня
просветите всетаки в нужную сторону?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13