Ей почему-то подумалось, что это облачко – весточка от Игоря, и мгновенно в уголке глаза скопилась горячая влага… Семен Никифорович погладил руку дочери, поднялся и вышел. Бекасов лежал в медицинской комнате, он был очень плох, в лице ни кровинки, на губах выступила пена стального оттенка. Уже несколько часов он был в глубоком обмороке. За это время весь облик его страшно изменился, кожа начала шелушиться, волосы потеряли цвет и выпадали пучками, ногти сделались ломкими и слоистыми. Дышал Бекасов судорожно, с громким сипением. Похоже было, что он умирает.
В углу на носилках лежал, прикрытый простыней, пилот. Он умер еще на поле, но перед смертью успел сказать… Шустров предал Медведя. Он отдал распоряжение пилоту доставить генерала на заброшенный аэродром и устроить все так, чтобы генерал не мог выбраться оттуда до конца комариной заварушки. И тогда все лавры победителя достанутся Бабакину и иже с ним… Каким глупцом он был, что согласился на эту аферу!.. Наверняка и двигатели вышли из строя не сами по себе…
Семен Никифорович вышел в зал ожидания, где в креслах сидели Филипп, няня и Настя… Он вернулся к Марише и тут увидел, как на взлетное поле беззвучно один за другим спускаются огромные черные вертолеты. Он стоял и смотрел, как отваливаются в стороны овальные люки и из них, как горошки из стручков, сыплются люди в защитной форме. Прибыл академик из Москвы.
– Вам крупно повезло, генерал. – Полковник поковырял пальцем в зубах и придирчиво осмотрел ноготь. – Когда мы прибыли в окружной штаб, там уже почти никого не осталось. Сплошная серая масса. Комар. Во всем здании один генерал, да и тот обгадился от страха. Этот… как его… Бабкин?.. Бабаев?.. заместитель ваш… додумался засыпать окрестные леса инсектицидами, и это плохо закончилось. Сам-то он, конечно, унес ноги, а вот люди его… Из медицинской комнаты вышел, стягивая на ходу резиновые перчатки, военный врач… Он присел на корточки, привалившись спиной к стене, и закурил.
– Как он? – спросил Семен Никифорович…
– Я бы сказал, что это железодефицитная анемия.
– Анемия? Малокровие?
Врач кивнул и добавил:
– Редкая форма. Я никогда о такой даже не слышал. – Он словно бы размышлял вслух. – При железодефицитной анемии резко снижается содержание железа в организме и нарушается образование гемоглобина в крови…
– Дальше, – потребовал Семен Никифорович.
– Дальше все просто, – оживился врач. – Железо является наиболее распространенным микроэлементом в организме и одним из двух наиболее часто встречающихся в природе. В то же время в виде свободного иона оно очень токсично, а поэтому всегда находится в связанном состоянии и защищено белковой оболочкой… Теперь смотрите, что получается. С одной стороны, в крови нашего подопечного железа почти не осталось, отсюда – все типичные проявления железодефицитной анемии: бледность, сердцебиение, одышка, сухость кожи, ломкость ногтей, выпадение волос. С другой стороны, наблюдается избыток железа в виде свободных ионов, идет сильнейшая интоксикация организма. Конечно, все анализы проведены в полевых условиях, в мини-лаборатории… – Он вдруг замолчал и поднялся.
Семен Никифорович обернулся. Перед ним стоял молодой подтянутый майор.
– Академик ждет вас, генерал, – козырнул он.
Академик оказался низеньким, сухоньким старичком с зализанной на сторону серебристой челкой на узкой, бледной голове, в штатском костюме, с мелкими, быстрыми движениями…
– Вы сами видели его? – спросил он и очень огорчился, узнав, что Семен Никофорович сам на болоте не был. – Я бы мизинец отдал, чтобы побывать там.
Семен Никифорович ничего не сказал. После известий о предательстве Шустрова и о том, что случилось с его штабом, он чувствовал себя глубоким стариком. Словно бы кто-то выкачал из него жизненные силы.
Академик между тем продолжал:
– Ваш зять весьма предусмотрительно снабдил нас фотографиями. Весьма предусмотрительно. Но теперь вы уже вряд ли чем способны помочь. Это дело ученых. Да вы и беды наделать можете. Вот как с этими вашими инсектицидами. Ну кто, скажите на милость, надоумил вас опыливать болота инсектицидами? Не посоветовавшись! Ай, как неосторожно! В результате мы имеем дополнительную головную боль.
Семен Никифорович не стал уточнять, что приказ опыливать болота инсектицидами отдал не он. Он поглядел на детскую челку с бешенством. Академик вызывал у него острейшую антипатию.
– Головную боль мы имеем в результате ваших дьявольских экспериментов!
Академик засмеялся – как будто кузнечик застрекотал.
– Вы наделяете нас инфернальными чертами, Семен Никифорович. На самом деле все гораздо проще. Можно сказать, будничней. Это не более чем трагическая цепь случайных совпадений. Я слышал, ваши болота богаты бурым железняком… Ну кто бы тогда, в конце шестидесятых, мог предположить?…Теперь уже многое не секрет. В истории нашей космонавтики бывали весьма презабавные, если уместно так выразиться, случаи… – Он улыбнулся, словно забавные случаи в истории космонавтики доставляли ему физиологическое удовольствие. – Вот возьмите Марс… Что и говорить, он нам дорого обошелся. А что толку? Почти все сделали американцы. Это было время больших поражений. И большой лжи. Но были, конечно, и у нас успехи. Все же мы первые совершили мягкую посадку на поверхность Марса, да. Или возьмите этот проект, – он кивнул ручкой на снимки: – Ведь это уму непостижимо! Американцы только сейчас всерьез задумались об «оживлении» Марса, а мы занимались этим уже в конце шестидесятых. Говорил академик не без вдохновения, но Семен Никифорович слушал его рассеянно…
– Это был сверхсекретный проект, и даже сейчас о нем мало кто знает. Мы работали совместно с лабораторией по разработке биологических видов оружия. Нашими советскими биологами были созданы генетически модифицированные земные микробы, из тех, что привыкли жить в экстремальных условиях. Железобактерии, получающие энергию за счет восстановления металлов. Их-то мы и планировали запустить на Марс. Атмосфера Марса состоит из углекислого газа, озона в ней нет, и на поверхность падает мощный поток ультрафиолетового излучения. Жить там, можете мне поверить, весьма неуютно: сухо, очень холодно и мало света. Перед нашими маленькими друзьями стояла непростая задача – насытить атмосферу кислородом и извлечь из марсианского грунта углекислый газ и азот. Уже потом, на подготовленную таким образом почву, мы планировали пересадить генетически модифицированные земные лишайники, деревья, насекомых…
– …людей, – язвительно добавил Семен Никифорович.
– Как, как вы сказали? – не сразу расслышал академик. – Да вы, генерал, шутник!…
– Я одно не могу понять, – проговорил он, – зачем это было нужно?
– А приоритет?
– И теперь этот ваш приоритет лежит у меня на болоте и плодит комара. И никакой дуст его не берет.
– А вот это совершенно верно! – поднял палец вверх академик. – Традиционные инсектициды нашему комарику нипочем. Даже, напротив, служат ему питательной средой. Подтверждено лабораторными испытаниями.
– И что прикажете теперь с ним делать?
– Ничего, дорогой генерал. Со временем он сам вымрет. От голода. Сейчас главное – прекратить размножение железобактерий. Честно говоря, я плохо представляю себе, как это сделать. Не забывайте, что они были созданы для преобразования целой планеты, причем гораздо более суровой, чем наша ласковая старушка Земля. У них нет никаких естественных врагов, и размножаются они с чудовищной скоростью. При этом учтите, что вся их жизнедеятельность построена на восстановлении металлов, прежде всего железа. А железо – важный строительный материал любого растения, любого организма. Вы уже видели, как воздействуют железобактерии на человека. Вот почему важно как можно скорее найти «Зонд» и изолировать его. Возможно, нам придется забетонировать болота. Я уже говорил с Москвой. В самом скором времени сюда будут посланы грузовые вертолеты.
– Что же вы, сволочи, делаете? – с горечью сказал Семен Никифорович. – Такую красоту – в марсианскую пустыню? А Игорь? – неожиданно вспомнил он Маришу. – Как же Игорь?
Академик только руками развел. Семен Никифорович разгорячился:
– Вы же сами говорили, что мизинец бы отдали, только чтобы взглянуть!.. Да куда вам! Вы прокисли в своем кабинете и никогда не наберетесь смелости взглянуть в глаза вами же созданному чудовищу!
Они оставили вездеход на обочине рядом с джипом и дальше пошли пешком. Сухой, подвижный академик на зависть бодро шагал впереди, в ярко-желтом с черной полосой спецкостюме он напоминал осу. В прорезиненном костюме было жарко и душно, прямоугольное окошечко напротив лица не позволяло смотреть под ноги, и Семен Никифорович часто спотыкался. Все кусты были облеплены комаром, он вяло копошился, при случайном прикосновении обваливался серыми комьями. Было очень странно оказаться в пораженном болезнью лесу. Зелени почти не осталось, она сделалась пепельно-серой и рассыпалась в пальцах, как сгоревшая бумага…
Семен Никифорович слышал только свое шумное дыхание, оно отдавалось в наушниках, и ^огло показаться, что дышит кто-то другой. По мере приближения к болоту комар становился возбужденней и злобней. Он налетал на спецкостюм, разбивался об окошко, оставляя на нем кровь и кишки. Семен Никифорович попробовал протереть стекло рукой, но только размазал грязь. Он прибавил шагу, догоняя академика… Желто-черная спина академика мелькала далеко впереди. Семен Никифорович заметил, что вся вода между кочками белая, как будто здесь разлили молоко. Повсюду валялись птичьи трупы. Комара в воздухе стало особенно много. Он суматошно мельтешил перед окошком, отвлекал, раздражал. Семен Никифорович принялся отмахиваться от него рукой, но это мало помогало. Вдобавок он вдруг обнаружил, что совсем отстал и потерял из виду академика. Он хотел было включить переговорное устройство, но вспомнил про язвительный тон академика и передумал.
…Посреди болота торчал островок, на котором росло несколько березок. Академик вышел к нему почти случайно. Он раздвинул голые кусты боярышника и сразу увидел эту огромную, вросшую в землю, красную от окалины металлическую трубу. Это была она!.. Оступаясь на крутом склоне, поминутно опускаясь на четвереньки, как богомолец на Синае, академик приблизился к трубе. Перед ним были слава и позор человечества. Торжество разума и торжество безумия. Алчный молох, пожравший тысячи человеческих судеб, и невинный агнец, принесенный в жертву случайности. Перед ним была автоматическая марсианская станция, некогда белоснежно-прекрасная, а теперь обгоревшая и покореженная, с пустым приборно-парашютным контейнером, насквозь проеденным тормозным конусом и погнутой соединительной рамой, сквозь которую проросла чахлая березка.
Один бок металлической трубы был пробит, и через прореху вытекла белая коллоидная жидкость, загустевшая и ставшая комковатой, как жирный кефир. Она стекла по берегу в болото, отравила воды, напитала растения. Генетически модифицированные железобактерии, привыкшие выживать в экстремальных условиях. Только вместо суровой, гибельной пустыни Марса – попавшие в живительное, богатое бурым железняком южнороссийское болото…
Комар бесновался над островком. Он бесновался над всем болотом. Весь лес шевелился комаром. Небывалым, не имеющим естественных врагов, жадно уничтожающим птиц, зверей, при случае – людей. И он тоже был порождением человеческого разума и человеческого безумия.
Академик обошел покореженную трубу вокруг. И вдруг его нога провалилась в какую-то яму. Чьи-то пальцы вцепились в его лодыжку. Кровавые, обмотанные тряпьем руки тянулись к нему из-под земли. В этом было что-то инфернальное, и академик закричал высоким кроличьим голосом…
…Семен Никифорович, задыхаясь и обливаясь потом, брел по болоту. Что он здесь делает? Ну ладно – академик. Академик чувствует вину за случившееся… В конце концов, его привело сюда любопытство. Ведь он же ученый. «А я-то? Я-то что здесь делаю? Ради чего я здесь? Ради человека, которого не люблю и презираю?.. Что я сильнее какого-то там жалкого комара? Но разве с комаром приходится бороться? С самим собой! Только так, – с внезапной отчетливостью подумал он, – только так – с самим собой! Только так и можно победить его!» Откуда-то долетел слабый крик. Семен Никифорович остановился, прислушиваясь. Крик доносился со стороны острова. Он продрался сквозь кусты и увидел борющегося с Игорем академика.
Красавчик Игорь прятался от комара в заброшенной землянке геодезистов. Голова и руки у него были обмотаны обрывками рубашки, щеки ввалились и поросли седой щетиной, взгляд сделался какой-то безумный. Они вытащили Игоря из землянки и быстро натянули на него запасной спецкостюм.
«Вот и все», – сказал самому себе Семен Никифорович.
1 2 3 4
В углу на носилках лежал, прикрытый простыней, пилот. Он умер еще на поле, но перед смертью успел сказать… Шустров предал Медведя. Он отдал распоряжение пилоту доставить генерала на заброшенный аэродром и устроить все так, чтобы генерал не мог выбраться оттуда до конца комариной заварушки. И тогда все лавры победителя достанутся Бабакину и иже с ним… Каким глупцом он был, что согласился на эту аферу!.. Наверняка и двигатели вышли из строя не сами по себе…
Семен Никифорович вышел в зал ожидания, где в креслах сидели Филипп, няня и Настя… Он вернулся к Марише и тут увидел, как на взлетное поле беззвучно один за другим спускаются огромные черные вертолеты. Он стоял и смотрел, как отваливаются в стороны овальные люки и из них, как горошки из стручков, сыплются люди в защитной форме. Прибыл академик из Москвы.
– Вам крупно повезло, генерал. – Полковник поковырял пальцем в зубах и придирчиво осмотрел ноготь. – Когда мы прибыли в окружной штаб, там уже почти никого не осталось. Сплошная серая масса. Комар. Во всем здании один генерал, да и тот обгадился от страха. Этот… как его… Бабкин?.. Бабаев?.. заместитель ваш… додумался засыпать окрестные леса инсектицидами, и это плохо закончилось. Сам-то он, конечно, унес ноги, а вот люди его… Из медицинской комнаты вышел, стягивая на ходу резиновые перчатки, военный врач… Он присел на корточки, привалившись спиной к стене, и закурил.
– Как он? – спросил Семен Никифорович…
– Я бы сказал, что это железодефицитная анемия.
– Анемия? Малокровие?
Врач кивнул и добавил:
– Редкая форма. Я никогда о такой даже не слышал. – Он словно бы размышлял вслух. – При железодефицитной анемии резко снижается содержание железа в организме и нарушается образование гемоглобина в крови…
– Дальше, – потребовал Семен Никифорович.
– Дальше все просто, – оживился врач. – Железо является наиболее распространенным микроэлементом в организме и одним из двух наиболее часто встречающихся в природе. В то же время в виде свободного иона оно очень токсично, а поэтому всегда находится в связанном состоянии и защищено белковой оболочкой… Теперь смотрите, что получается. С одной стороны, в крови нашего подопечного железа почти не осталось, отсюда – все типичные проявления железодефицитной анемии: бледность, сердцебиение, одышка, сухость кожи, ломкость ногтей, выпадение волос. С другой стороны, наблюдается избыток железа в виде свободных ионов, идет сильнейшая интоксикация организма. Конечно, все анализы проведены в полевых условиях, в мини-лаборатории… – Он вдруг замолчал и поднялся.
Семен Никифорович обернулся. Перед ним стоял молодой подтянутый майор.
– Академик ждет вас, генерал, – козырнул он.
Академик оказался низеньким, сухоньким старичком с зализанной на сторону серебристой челкой на узкой, бледной голове, в штатском костюме, с мелкими, быстрыми движениями…
– Вы сами видели его? – спросил он и очень огорчился, узнав, что Семен Никофорович сам на болоте не был. – Я бы мизинец отдал, чтобы побывать там.
Семен Никифорович ничего не сказал. После известий о предательстве Шустрова и о том, что случилось с его штабом, он чувствовал себя глубоким стариком. Словно бы кто-то выкачал из него жизненные силы.
Академик между тем продолжал:
– Ваш зять весьма предусмотрительно снабдил нас фотографиями. Весьма предусмотрительно. Но теперь вы уже вряд ли чем способны помочь. Это дело ученых. Да вы и беды наделать можете. Вот как с этими вашими инсектицидами. Ну кто, скажите на милость, надоумил вас опыливать болота инсектицидами? Не посоветовавшись! Ай, как неосторожно! В результате мы имеем дополнительную головную боль.
Семен Никифорович не стал уточнять, что приказ опыливать болота инсектицидами отдал не он. Он поглядел на детскую челку с бешенством. Академик вызывал у него острейшую антипатию.
– Головную боль мы имеем в результате ваших дьявольских экспериментов!
Академик засмеялся – как будто кузнечик застрекотал.
– Вы наделяете нас инфернальными чертами, Семен Никифорович. На самом деле все гораздо проще. Можно сказать, будничней. Это не более чем трагическая цепь случайных совпадений. Я слышал, ваши болота богаты бурым железняком… Ну кто бы тогда, в конце шестидесятых, мог предположить?…Теперь уже многое не секрет. В истории нашей космонавтики бывали весьма презабавные, если уместно так выразиться, случаи… – Он улыбнулся, словно забавные случаи в истории космонавтики доставляли ему физиологическое удовольствие. – Вот возьмите Марс… Что и говорить, он нам дорого обошелся. А что толку? Почти все сделали американцы. Это было время больших поражений. И большой лжи. Но были, конечно, и у нас успехи. Все же мы первые совершили мягкую посадку на поверхность Марса, да. Или возьмите этот проект, – он кивнул ручкой на снимки: – Ведь это уму непостижимо! Американцы только сейчас всерьез задумались об «оживлении» Марса, а мы занимались этим уже в конце шестидесятых. Говорил академик не без вдохновения, но Семен Никифорович слушал его рассеянно…
– Это был сверхсекретный проект, и даже сейчас о нем мало кто знает. Мы работали совместно с лабораторией по разработке биологических видов оружия. Нашими советскими биологами были созданы генетически модифицированные земные микробы, из тех, что привыкли жить в экстремальных условиях. Железобактерии, получающие энергию за счет восстановления металлов. Их-то мы и планировали запустить на Марс. Атмосфера Марса состоит из углекислого газа, озона в ней нет, и на поверхность падает мощный поток ультрафиолетового излучения. Жить там, можете мне поверить, весьма неуютно: сухо, очень холодно и мало света. Перед нашими маленькими друзьями стояла непростая задача – насытить атмосферу кислородом и извлечь из марсианского грунта углекислый газ и азот. Уже потом, на подготовленную таким образом почву, мы планировали пересадить генетически модифицированные земные лишайники, деревья, насекомых…
– …людей, – язвительно добавил Семен Никифорович.
– Как, как вы сказали? – не сразу расслышал академик. – Да вы, генерал, шутник!…
– Я одно не могу понять, – проговорил он, – зачем это было нужно?
– А приоритет?
– И теперь этот ваш приоритет лежит у меня на болоте и плодит комара. И никакой дуст его не берет.
– А вот это совершенно верно! – поднял палец вверх академик. – Традиционные инсектициды нашему комарику нипочем. Даже, напротив, служат ему питательной средой. Подтверждено лабораторными испытаниями.
– И что прикажете теперь с ним делать?
– Ничего, дорогой генерал. Со временем он сам вымрет. От голода. Сейчас главное – прекратить размножение железобактерий. Честно говоря, я плохо представляю себе, как это сделать. Не забывайте, что они были созданы для преобразования целой планеты, причем гораздо более суровой, чем наша ласковая старушка Земля. У них нет никаких естественных врагов, и размножаются они с чудовищной скоростью. При этом учтите, что вся их жизнедеятельность построена на восстановлении металлов, прежде всего железа. А железо – важный строительный материал любого растения, любого организма. Вы уже видели, как воздействуют железобактерии на человека. Вот почему важно как можно скорее найти «Зонд» и изолировать его. Возможно, нам придется забетонировать болота. Я уже говорил с Москвой. В самом скором времени сюда будут посланы грузовые вертолеты.
– Что же вы, сволочи, делаете? – с горечью сказал Семен Никифорович. – Такую красоту – в марсианскую пустыню? А Игорь? – неожиданно вспомнил он Маришу. – Как же Игорь?
Академик только руками развел. Семен Никифорович разгорячился:
– Вы же сами говорили, что мизинец бы отдали, только чтобы взглянуть!.. Да куда вам! Вы прокисли в своем кабинете и никогда не наберетесь смелости взглянуть в глаза вами же созданному чудовищу!
Они оставили вездеход на обочине рядом с джипом и дальше пошли пешком. Сухой, подвижный академик на зависть бодро шагал впереди, в ярко-желтом с черной полосой спецкостюме он напоминал осу. В прорезиненном костюме было жарко и душно, прямоугольное окошечко напротив лица не позволяло смотреть под ноги, и Семен Никифорович часто спотыкался. Все кусты были облеплены комаром, он вяло копошился, при случайном прикосновении обваливался серыми комьями. Было очень странно оказаться в пораженном болезнью лесу. Зелени почти не осталось, она сделалась пепельно-серой и рассыпалась в пальцах, как сгоревшая бумага…
Семен Никифорович слышал только свое шумное дыхание, оно отдавалось в наушниках, и ^огло показаться, что дышит кто-то другой. По мере приближения к болоту комар становился возбужденней и злобней. Он налетал на спецкостюм, разбивался об окошко, оставляя на нем кровь и кишки. Семен Никифорович попробовал протереть стекло рукой, но только размазал грязь. Он прибавил шагу, догоняя академика… Желто-черная спина академика мелькала далеко впереди. Семен Никифорович заметил, что вся вода между кочками белая, как будто здесь разлили молоко. Повсюду валялись птичьи трупы. Комара в воздухе стало особенно много. Он суматошно мельтешил перед окошком, отвлекал, раздражал. Семен Никифорович принялся отмахиваться от него рукой, но это мало помогало. Вдобавок он вдруг обнаружил, что совсем отстал и потерял из виду академика. Он хотел было включить переговорное устройство, но вспомнил про язвительный тон академика и передумал.
…Посреди болота торчал островок, на котором росло несколько березок. Академик вышел к нему почти случайно. Он раздвинул голые кусты боярышника и сразу увидел эту огромную, вросшую в землю, красную от окалины металлическую трубу. Это была она!.. Оступаясь на крутом склоне, поминутно опускаясь на четвереньки, как богомолец на Синае, академик приблизился к трубе. Перед ним были слава и позор человечества. Торжество разума и торжество безумия. Алчный молох, пожравший тысячи человеческих судеб, и невинный агнец, принесенный в жертву случайности. Перед ним была автоматическая марсианская станция, некогда белоснежно-прекрасная, а теперь обгоревшая и покореженная, с пустым приборно-парашютным контейнером, насквозь проеденным тормозным конусом и погнутой соединительной рамой, сквозь которую проросла чахлая березка.
Один бок металлической трубы был пробит, и через прореху вытекла белая коллоидная жидкость, загустевшая и ставшая комковатой, как жирный кефир. Она стекла по берегу в болото, отравила воды, напитала растения. Генетически модифицированные железобактерии, привыкшие выживать в экстремальных условиях. Только вместо суровой, гибельной пустыни Марса – попавшие в живительное, богатое бурым железняком южнороссийское болото…
Комар бесновался над островком. Он бесновался над всем болотом. Весь лес шевелился комаром. Небывалым, не имеющим естественных врагов, жадно уничтожающим птиц, зверей, при случае – людей. И он тоже был порождением человеческого разума и человеческого безумия.
Академик обошел покореженную трубу вокруг. И вдруг его нога провалилась в какую-то яму. Чьи-то пальцы вцепились в его лодыжку. Кровавые, обмотанные тряпьем руки тянулись к нему из-под земли. В этом было что-то инфернальное, и академик закричал высоким кроличьим голосом…
…Семен Никифорович, задыхаясь и обливаясь потом, брел по болоту. Что он здесь делает? Ну ладно – академик. Академик чувствует вину за случившееся… В конце концов, его привело сюда любопытство. Ведь он же ученый. «А я-то? Я-то что здесь делаю? Ради чего я здесь? Ради человека, которого не люблю и презираю?.. Что я сильнее какого-то там жалкого комара? Но разве с комаром приходится бороться? С самим собой! Только так, – с внезапной отчетливостью подумал он, – только так – с самим собой! Только так и можно победить его!» Откуда-то долетел слабый крик. Семен Никифорович остановился, прислушиваясь. Крик доносился со стороны острова. Он продрался сквозь кусты и увидел борющегося с Игорем академика.
Красавчик Игорь прятался от комара в заброшенной землянке геодезистов. Голова и руки у него были обмотаны обрывками рубашки, щеки ввалились и поросли седой щетиной, взгляд сделался какой-то безумный. Они вытащили Игоря из землянки и быстро натянули на него запасной спецкостюм.
«Вот и все», – сказал самому себе Семен Никифорович.
1 2 3 4